Выскочив в коридор, он побежал к входной двери, перепрыгнув через ребенка, выползшего из комнаты. Сбежав вниз по ступенькам, остановился и посмотрел на часы. Шесть часов две минуты. Деньги остались в сумке, брошенной в гостинице. Значит, добраться до книжного базара на такси он не сможет. Придется на своих двоих. Но в этом случае Колчин не поспеет к сроку. Его время кончилось.
И тут под лестницей он увидел черный допотопный велосипед.
Стамбул. Район книжного базара. 20 августа
На площади возле мечети Баязида, во дворе которой и располагался книжный базар, было, как всегда, многолюдно.
Колчин издали разглядел посольский черный "сааб". Поставил велосипед у стены, зашагал в нужном направлении. Теперь он видел, что возле автомобиля топчутся двое мужчин в элегантных серых костюмах. Тот, что помоложе, Василий Ушаков. Второго мужчину, с седой шевелюрой и бородкой клинышком, Колчин видел впервые.
Ушаков, заметив Колчина в толпе, помахал ему рукой. Когда до автомобиля оставалось десять метров, на дороге появились двое турецких полицейских. Тот, что постарше, остановил Колчина движением руки и попросил предъявить документы.
- У меня нет при себе документов, - ответил Колчин по-английски.
- Вам придется пройти с нами в участок.
Сквозь толпу к полицейским пробились Ушаков и его спутник. Они слышали последнюю реплику полицейского и тут же, представившись русскими дипломатами, ввязались в разговор.
- Этот человек сотрудник российского консульства в Стамбуле, - сказал Ушаков. - Вы не имеете права задерживать его и доставлять в участок.
- Я юрист из русского консульства, адвокат, - сказал спутник Ушакова. - Моя фамилия Розовский.
Полицейские нахмурились.
- Он фигура неприкосновенная для полиции, - Розовский показал пальцем на Колчина, - поскольку на него распространяется дипломатический иммунитет. Если вы все-таки его задержите, будет международный скандал. Это я вам обещаю.
Полицейские переглянулись. Затем посмотрели на Колчина. Брюки запылились, на форменной светлой рубашке темные разводы грязи, волосы слиплись от пота. Как-то не верилось, что из-за человека в грязных штанах и несвежей рубашке может разразиться международный скандал. Этот тип похож на матроса, списанного с корабля за беспробудное пьянство и самовольные отлучки на берег.
- Вы говорите, он дипломат? - переспросил старший полицейский и усмехнулся. - Вы можете доказать свое утверждение?
Теперь переглянулись сотрудники посольства.
Колчин стоял, как провинившийся школьник, запустив руки в карманы, склонив голову. Он подумал, что турецкая тюрьма не самое приятное место, а здешние законы не щадят иностранцев. Сейчас его задержат, проводят в управление полиции. Примерно через год состоится суд, ему пришьют жестокие убийства, совершенные в гостинице "Аксарай". Свидетелей наберется столько, что живая очередь выстроится в два ряда. Обвинительный приговор, - и долгое, возможно, пожизненное заключение, можно сказать, у него в кармане. Однако, перед тем как отправиться в участок, Колчин должен передать кому-то из дипломатов письмо Людовича. Полицейские не сумеют ему помешать.
- Он - сотрудник российского консульства, - повторил Ушаков. - Игнатьев Николай Иванович. Вот...
Ушаков посмотрел в глаза Колчина и повторил:
- Игнатьев Николай Иванович. Помощник консула по связям с общественностью.
Он полез во внутренний карман пиджака, вытащил дипломатический паспорт, протянул его полицейским.
Стражи закона долго разглядывали фотографию Колчина, вклеенную в документ, сравнивая карточку с оригиналом. Сомнений быть не могло, перед ними был действительно Игнатьев.
- Просим прощения. - Старший полицейский вернул документ Ушакову, приложил ладонь к фуражке. - Мы только что получили описание одного жестокого убийцы. Ваш дипломат по приметам похож на преступника. Простите.
- До свидания, - ответил Ушаков.
Через несколько секунд полицейские потерялись в толпе.
- Садись в машину. - Ушаков похлопал Колчина по спине. - Что-нибудь получилось?
Колчин вытер пот рукавом рубашки:
- Получилось, черт побери. Получилось.
Глава двадцать четвертая
Москва, Ясенево, штаб-квартира
Службы внешней разведки. 20 августа
Генерал Антипов получил шифровку из российского консульства в Стамбуле в одиннадцать утра по московскому времени. Шифровка состояла из краткого, в несколько строк, донесения майора Колчина и полного текста письма Людовича. Копия шифровки ушла в ФСБ.
Антипова вызвали к руководству, первому заместителю директора СВР, который курировал операцию "Людоед". Генерал вернулся в свой кабинет только через полтора часа. Сев за стол, коротко переговорил по телефону с генералом ФСБ Иваном Павловичем Шевцовым. Положив трубку, прошелся по ковру вокруг стола - и только сейчас понял, что теперь, когда в игру вступили контрразведчики, ему остается только ждать известий, очень хороших или очень плохих. Антипов вызвал к себе своего помощника, подполковника Беляева.
Когда Беляев зашел в кабинет, Антипов усадил его за стол для посетителей, сам сел напротив. Раскрыл перед подполковником красную папку с документами, с которыми полчаса назад поднимался к руководству.
Беляев дважды перечитал бумаги, поднял глаза.
- Что скажешь? - спросил генерал.
- Ясно: наши соседи, - Беляев имел в виду контрразведчиков, - несколько ошиблись. Все соображения их умных аналитиков, выстроенная, отточенная версия о террористическом акте на одной из атомных станций - ерунда. Только одно непонятно, с чего бы вдруг Людович, как говорится, взялся за перо.
- Ну, в конце концов, он ведь все же человек, хоть и озлобленный на всех и вся, а не людоед, не каннибал какой-то. Он совершил самую большую в своей жизни ошибку. А потом ужаснулся тому, что сделал. Видимо, совесть заела Людовича еще в Польше. Но путь к отступлению был уже отрезан. Хорошо хоть успел составить свое покаянное письмо.
- А почему он оставил его под кроватью в чужом доме? - спросил Беляев.
- Ты знаешь столько же, сколько знаю я, - сказал Антипов. - Делай выводы. В Варшаве Людовича день и ночь охраняли громилы Зураба Лагадзе. Не было возможности позвонить в наше посольство или бросить письмо в почтовый ящик. В Стамбуле в доме Самбулатова он воспользовался суматохой. Возможно, Зураб на время оставил Людовича. Тот сел за письмо, но не успел его дописать, запечатать в конверт. Вернулись Зураб и Смыр. Людович в спешке бросил письмо под кровать... Логично?
- Пожалуй, - кивнул Беляев. - Наверное, так оно и было. Людович хотел при первой же возможности дописать свое послание и отправить его. Но пришлось в срочном порядке переезжать с квартиры в гостиницу. Потому что так приказал Зураб. Недописанными остались лишь слова раскаяния. Людович сообщил главное: указал место проведения террористического акта, его цели. И, наконец, назвал имя Стерна.
- Кстати, твое мнение об этом Стерне?
- Все это невероятно, - сказал Беляев.
- Что невероятно?
- Что один человек способен провернуть такое, - ответил Беляев. - Путь Стерна протянулся через Махачкалу, Дербент, Москву, Чебоксары... Он всех обвел вокруг пальца, не попался ни на один крючок. И, я думаю, Стерн способен довести начатое до конца, достанься ему хоть чайная ложка удачи. Сотни специалистов из внешней разведки и ФСБ днем и ночью работали, чтобы взять его, в затылок дышали... И оказались бессильны против жалкого одиночки.
- Ну, во-первых, он не одиночка, - возразил Антипов. - Ему помогали. Контрразведку наводили на ложный след. Кто-то делал ему документы. Кто-то доставлял до места взрывчатку. Кто-то арендовал строительную базу этой ПМК, где сейчас торчат Стерн и Ватутин. Мы еще очень многого не знаем, но в одиночку Стерн ничего бы не смог сделать. Ни-че-го!
- Возможно, - пожал плечами Беляев. - Не мне судить. А во-вторых?
- По твоему тону можно понять, что ты чуть ли не восхищаешься этим терминатором. А ведь он отброс общества и вообще редкий подонок.
Слова "отброс" и "подонок" генерал произнес как-то вяло, без нажима.
- Да, разумеется, подонок, - поспешил согласиться Беляев. - Но сейчас я не рассматриваю Стерна как человека, как личность. Я говорю лишь, что с профессиональной точки зрения его работа... Она достойна уважения. Когда Стерна возьмут, думаю, мы получим возможность плотно пообщаться с ним в СИЗО.
- Я так не думаю, - покачал головой Антипов. - Я только что говорил с Шевцовым. В Перми весь личный состав ФСБ поднят по тревоге. Сейчас, когда мы с тобой душевно беседуем, Стерна уже обкладывают со всех сторон. И ему не уйти. К делу подключилось МВД. У этих ребяток приказ при малейшей опасности стрелять на поражение, не брать ни Стерна, ни Ватутина живыми. Как-никак у них около полутора тонн тротила. Поэтому в ФСБ решили не рисковать.
- Жаль, - сказал Беляев, споткнулся на этом слове и развил мысль: - Жаль, что не удастся допросить Стерна. А может, мы слишком рано его хороним?
- Все может быть. Стерну дадут шанс спасти шкуру. Другой вопрос, воспользуется ли он этим шансом.
Глава двадцать пятая
Пригород Перми. 20 августа
В три часа передали краткий выпуск местных новостей. Женщина-диктор сообщила, что последний преступник, бежавший минувшей ночью из колонии строгого режима, в настоящее время обнаружен. Он находится в подвале недостроенного многоквартирного дома в районе Бахаревки. Возможно, преступник вооружен. Милиционеры вступили в переговоры с беглецом и надеются, что он проявит благоразумие и сдастся.
- Ну наконец-то! - Ватутин вытащил из пачки сигарету.
Стерн, отлежавший бока, сел на кровати, сунул ноги в сапоги.
- Выезжаем? - спросил Ватутин.
- Подождем еще полчаса. На всякий случай.
- По радио передают, что милицейские посты с дорог уже убрали.
- Я сказал: подождем полчаса.
Стерн разложил на столе карту, поводил по бумаге пальцем, пока не нашел район Бахаревки.
- Это другой конец города, - сказал Стерн. - Всех пермских ментов перебросили туда. Зэка из подвала выковыривать.
Сложив карту, Стерн бросил ее на подоконник. Вскрыл ножом банку тушенки, воткнул в розетку штепсель электрического чайника. Ватутин, привстав, отдернул занавеску. Подперев подбородок кулаком, стал меланхолично глазеть в окно. За немытым, забрызганным грязью стеклом был виден обнесенный бетонным забором двор, запертые на замок железные ворота в рыжих проплешинах ржавчины. С внешней стороны забора шумели листвой высокие березы и мрачные серые осины.
Бензовоз и груженный тротилом "МАЗ" стояли в дальнем конце двора, метрах в ста пятидесяти от бытовки. Солнце спряталось в низких облаках, снова зарядил мелкий дождик.
- Осенью тянет, - сказал Ватутин. - А вчера по радио солнце обещали.
- Черт с ней, с погодой! - рявкнул Стерн. - Ждать дольше мы все равно не можем. Сегодня вот беглых зэков нашли, а завтра... Может, этот дождь теперь до самой зимы не кончится. Потом белые мухи полетят. А мы будем сидеть у окошка?
Минуту Ватутин о чем-то размышлял, глядя куда-то вдаль. Глотать холодную тушенку не хотелось, а на сердце было тяжело, как-то неспокойно.
- Что будет, когда рванет фура с взрывчаткой? - спросил он.
Стерн долго не отвечал. Он взял ложку, вытер ее носовым платком, отрезал кусок подсохшего хлеба и начал есть. Ватутин повторил вопрос.
- Мы ведь договорились, что не будем касаться этой темы, - сказал Стерн. - Ну, всплывет в речке немного рыбы. Тебя это скребет?
- Мне плевать, - сказал Ватутин.
Подняв чайник, Стерн налил в кружку кипятка, бросил в воду пару кусков сахара. Встав, Ватутин подошел к двери, щелкнул выключателем. Под потолком вспыхнула лампочка в сто свечей. Он снова сел на стул, стал раскачиваться на задних ножках. Стерн наклонился над столом, утопил в банке с консервами ложку. Уже открыл рот.
И тут раздался такой звук, будто на пол уронили стакан тонкого стекла. Стерн, не поняв, что случилось, поднял глаза и увидел, что Ватутин, задрав ноги кверху, полетел на пол. Стерн решил, что его молодой помощник доигрался, задние ножки стула подломились и теперь он упал на пол и больно ударился задом. Глянув в окно, Стерн увидел все ту же унылую панораму двора: лужи, грязь, мокнущие под дождем грузовики.
И дырку с неровными краями в треснувшем стекле.
В следующую секунду он, упав на пол плашмя, растянулся на досках. Падая, смахнул рукой со столешницы пустую бутылку из-под пива. Посудина покатилась по полу. Стерн перевернулся на спину, вытянул руку, ухватил бутылку за горлышко. И запустил в лампу, горящую под потолком. Во все стороны разлетелись мелкие осколки стекла, свет погас.
Стерн снова перевернулся на живот. Он подумал, что невидимый снайпер занял хорошую позицию за забором, замаскировавшись в ветвях деревьев. Когда в бытовке загорелся свет, тщательно прицелился и выстрелил, метя Ватутину в сердце.
Выстрела не было слышно, только тихий звон пробитого пулей стекла. Значит, за Стерном пришли не менты, у которых нет на вооружении комплексов для бесшумной и беспламенной стрельбы с хорошей оптикой типа "Винтореза". Пришли контрразведчики из ФСБ. Стерн подполз к парню. Тот смотрел в потолок, моргал глазами, зажимая ладонью рану в левой части груди, выше сердца.
Он, видимо, так и не понял, что случилось. Пуля укусила его, сбросила со стула. Ватутин посмотрел на Стерна ясными, осмысленными глазами.
- Ну, все, блин! - Ватутин попытался улыбнуться. - Душите меня плоскогубцами. Хана? Так?
- Да, похоже, нам не выбраться.
Стерн уперся локтями в пол, прислушался.
Стало слышно, как где-то неподалеку тяжело пыхтит двигатель то ли грузовика, то ли трактора. Стерн подполз к кровати, дернул на себя ремень спортивной сумки, расстегнул "молнию", вытащил и рассовал по карманам пистолет, деньги и молдавские паспорта. Выложил на пол заряженный карабин.
План сложился в голове за несколько коротких мгновений.
Стерн отползет в глубину бытовки. Оттуда, невидимый снайперу, успеет несколько раз прицельно выстрелить в бензовоз. Солярка примется легко, ветер на дворе переменчивый, густой черный дым от пожара расползется по всей округе. Под прикрытием этого дыма Стерн, глядишь, сумеет добраться до соседней бытовки, оттуда побежит к бетономешалке, стоящей в глубине двора за руинами склада. А там дернет к забору, перемахнет его...
Дальше - как бог пошлет.
Тем временем огонь перекинется на "МАЗ" с тротилом. Загорится тент, сделанный из прорезиненного брезента, через три-четыре минуты огонь подберется к взрывчатке. Взрыв будет такой силы, что его услышат за десятки километров отсюда. А Стерн, оторвавшись от преследователей, успеет углубиться в лес.
Встав на корточки, Стерн, вытянув шею, выглянул в окно. Движок работал где-то рядом, совсем близко.
И тут прокатился глухой тяжелый удар, будто по листу жести долбанули огромной кувалдой или молотом. Обе створки ворот сорвались с петель, взлетели вверх, будто были сделаны из картона, а не сварены из металлических листов. Описав в воздухе дугу, упали в грязь. Протаранив ворота, на полном ходу во двор въехал тягач с прицепом, груженным бетонными стеновыми панелями, установленными вертикально.
Машина встала на месте, загородив собой всю панораму. Видимо, водитель под прикрытием снайперов выбрался из кабины и добежал до укрытия, опасаясь получить пулю в спину. Стерн крякнул от досады: бензовоз и "МАЗ" с тротилом теперь были отгорожены от бытовки стеной из бетонных блоков.
План спасения развалился. Теперь пуля не достанет бензовоз. Так или иначе, из бытовки нужно выбираться. Дверь и окно под прицелом, но малый шанс прорваться сквозь снайперский огонь еще остается.
Стерн лег на пол, снова подполз к сумке, запустил в ее нутро обе руки, вытащил тротиловую шашку и кусок предохранительного шнура сантиметров сорок длиной. Эту шашку Ватутин, остановив бензовоз на одной из городских улиц, должен был подложить под цистерну, зажечь шнур и убежать подальше. Теперь взрывчатка пригодится для другого. Стерн пополз к двери, подтягивая за собой карабин.
Ватутин лежал на том же месте, глазел в потолок, будто разглядел на его закопченной поверхности священные письмена. Он был еще в сознании, перевел взгляд на Стерна и прохрипел не своим, а каким-то низким, с хрипотцой, голосом:
- Я так и не успел... Не рассказал тот анекдот... Ну, про зеленую собаку.
Грудь Ватутина жгло огнем, а сил совсем не осталось. Он хрипел и захлебывался кровью.
- Ничего, - ответил Стерн. - Потом расскажешь. Прощай.
- Прощай, - прошептал Ватутин.
Он повернул голову, плюнул кровью на пол и заплакал. Стерн дополз до двери, ведущей в тесную прихожую. И тут услышал металлический голос, доносившийся из мегафона:
- Стерн, сопротивление не имеет смысла. Сдавайся и выходи с поднятыми руками. У тебя три минуты на размышление. По истечении этого времени...
Голос был совсем близким, впечатление такое, что человек с мегафоном стоит по другую сторону порога. Видно, штурмовая группа уже подошла на максимально близкое расстояние. И теперь бойцы ждут команды "фас".
- Повторяю: по истечении этого времени...
Стерн не дослушал, - ясно, что случится по истечении трех минут. По бытовке откроют шквальный огонь из автоматического оружия. Превратят вагончик в решето. Чекисты знают его кличку и конечно же мечтают взять живым.
Наверняка за забором притаился не один снайпер. Когда Стерн неподвижно сидел за столом, освещенный яркой лампочкой, он представлял собой прекрасную мишень. Стрелки могли запросто срезать его прицельными выстрелами. Но пристрелили одного Ватутина. Видимо, это не случайность, потому что случайностей в таких делах не бывает. Где же он облажался? Когда допустил ошибку? Каким образом контрразведчики взяли его след? Стерн обернулся. Ватутин лежал на полу, повернув голову к двери, глядел на него пустыми стеклянными глазами. Из раскрытого рта вывалился язык. Парень больше не стонал и не кашлял.
Стерн выполз в тесную прихожую, заваленную коробками и сырыми тряпками, растянулся на грязном полу. Он не стал тащить за собой карабин, воспользоваться им все равно невозможно. Стерн вытащил тротиловую шашку, кусочком проволоки просунул в отверстие предохранительный фитиль, достал зажигалку и посмотрел на часы. Из отмеренных трех минут одна минута уже прошла.
Он поднес огонек зажигалки к кончику фитиля.
За дверью слышались голоса, но слов нельзя было разобрать. Стерн смотрел, как горит начинка шнура - черный порох. Медленно, пуская едкий серый дым, тлеет текстильная прокладка и наружная водонепроницаемая оболочка. Оранжевый огонек медленно, сантиметр за сантиметром, приближается к тротиловой шашке.