Мы живо принялись обсуждать полученную информацию. Все соглашались, что это Памела вчера была в ателье, она тут рылась, а не Падальский.
– Я им доложила и о вчерашнем появлении кого-то неизвестного в ателье, который средь бела дня там рылся, а потом что-то уронил и сбежал, – рассказывала Алиция. – Не знаю, поверили ли они мне, но расспрашивали, не пропало ли чего в доме. И еще я сказала, что мы думаем – это была Памела.
– Поверить-то они тебе поверили, ведь они датчане, но могли думать, что ты сама ошибаешься, – предположила я. – В чем, в чем? Да в том, что сама не заметила, сперли ли у тебя что-нибудь.
Павел сидел притихший, непривычно для него задумчивый.
– Ты что, Павлик?
– Не знаю, какой версии придерживаться: конкуренты они были или одна шайка? Памела вместе с Падлой или Памела – контра Падлы?
– Да, тут возможно и то и другое.
– В таком случае какую роль играют все эти искатели – Зенончик, Прохиндей?.. И стоит ли о них говорить полиции?
– Нет! – запретила разозлившаяся Алиция. – Не то примутся обыскивать весь дом, и меня кондрашка хватит. Так что притворитесь идиотами, глухими и слепыми, ничего не знаете, ничего не видели, ничего не слышали.
– И тебе придется купить новый бачок. Стыдно же перед посторонними, когда это устройство так ревет. Что о тебе полицейские подумают?
– Отстань, злыдня!
Беата вдруг в приливе вдохновения внесла предложение:
– Если уж очень привяжутся, скажем – злоумышленники ищут драгоценные шахматы. Это бесспорная собственность Алиции, она знает, где они спрятаны, не придется делать обыск.
Алиции настолько понравилась Беатина идея, что она официально пригласила приезжать ее к ней в любое время, когда той захочется, добавив, что любит находиться в обществе умных людей.
– Ну ладно, – согласился Павел, – мы можем притвориться глухими и слепыми, а идиота из себя строить мне ничего не стоит. Но мне хотелось бы все же знать, что здесь произошло на самом деле. Пока нам известно лишь сообщение собаки о том, что Памела средь бела дня закралась в дом и рылась в ателье. И вытащила кошачий мешок. А Зенончик, как ты сама говорила, по углам шарил и опять же кошачьи мешки высматривал. И Падальский рылся где мог. Можно считать, что Памела ничего здесь не нашла, потому опять сюда направилась, на этот раз вечером, чтобы продолжить поиски…
– Да не обязательно сюда, она могла идти в любое другое место и с любой другой целью.
– Алиция, хватит прятать голову в песок! Взгляни правде в глаза. Куда она могла идти по этой улице да еще поздно вечером? На прогулку? Свежего воздуха и зелени ей хватает и рядом с собственным домом.
– Хватало…
– Хватало. Пусть будет так. В магазин? Их здесь нет, да и закрыты они в такое время. Автострадой хотела полюбоваться? Нет, она шла к тебе, чтобы опять копаться в вещах у тебя дома, и кто-то радикально лишил ее этой возможности. Кто?
– Не я.
– Не ты, – подтвердила я. – Мы сидели тут все вместе, сначала с Анитой и Маженой, а потом вдвоем. Да и твой гениальный пес на нас не показал. Не мешало бы поприжать Аниту…
– Опять я стала ее не любить, – призналась Алиция. – Помните, ведь это она накаркала, в недобрый час пожалела, что у нас ничего особенного пока не произошло.
– А я даже слышала, как он со свистом пролетел мимо нас.
– Анита? Иоанна, ты в порядке?
– Не Анита, а недобрый час. Может, теперь, когда произошло убийство, она заставит себя сказать правду, которую до сих пор скрывает. Полицию мы не можем напустить на нее, тогда это и в самом деле закончится генеральным ремонтом твоего дома, но одно мы просто обязаны сделать. Ох как неприятно говорить…
– И вовсе тебе не так уж неприятно, – вмиг поняла меня Алиция. – Я и без тебя знаю, что ты скажешь. Кофе хочется. И поскорее, сейчас эти легавые нам помешают.
Похоже, упомянутый недобрый час продолжал носиться над нами и злорадно хихикать. Буквально тут же полицейские постучали в дверь.
***
На этот раз они пришли со своим переводчиком. Зная датские языковые возможности, мы с нетерпением уставились на переводчика, ожидая появления его польского слова, но были глубоко разочарованы. Переводчик оказался поляком, самым настоящим, приехавшим из Польши и осевшим в Дании подобно Алиции или Памеле. И школу окончил в Дании. Его мама была датчанкой, а бабуля – полькой, причем в Польше работала учительницей польского языка в средней школе. Никаких шансов поразвлечься за счет переводчика у нас не оставалось. Да, сто раз вспоминали мы незабвенного инспектора Мульдгорда…
Но и этот переводчик оказался хорошим парнем. Первым делом он познакомился с нами и честно предупредил, что по-польски понимает, и не советует в его присутствии обсуждать на родном языке какие-то свои тайны. А лучше и вовсе ничего от полиции не скрывать, потому как датские легавые, насколько он мог убедиться, – люди справедливые, а главное, настырные, не отстанут, пока не добьются своего, и водить их за нос – себе дороже. Звали переводчика Даниэль Меллер.
– В мои обязанности входит лишь перевод. Работу здесь получить не просто, и я свою ценю, учтите. И вообще здесь Дания, а полицейский – тоже человек. Ну вот, первый допрос. И первым допрашивать будут того, кто обнаружил труп.
– Я, – признался Павел.
– Можно, я буду обращаться к тебе на "ты"?
– Можно, валяй, – согласился Павел, да и нам всем этот польско-датский Данек показался парнем симпатичным.
– Во сколько тебя понесла нелегкая в сад?
– О, холера! – смутился Павел. – Сразу начинаются трудности. Девочки, во сколько могло меня туда понести? Беата, может, ты помнишь?
Беате удалось сохранить хладнокровие.
– Довольно поздно. Мы вернулись с прогулки, и, помню, я еще посмотрела на часы, потому что есть хотелось. И мы гадали – они уже спят или нет. И часы показали без двадцати одиннадцать. А ты сразу расстроился, что наверняка останемся без ужина, поздно уже.
Павел согласился с ее враньем не моргнув глазом.
– Точно! Без двадцати одиннадцать мы подъехали к дому. Кто они? Да дамы же, Алиция и Иоанна. Они еще не спали, сидели за столом, и ужином нас накормили. Ну, мы ели, разговаривали. Сколько просидели? Дайте подумать…
Тут я решила, что настала моя очередь внести свою лепту в показания главного свидетеля.
– У меня как раз часы были под носом, вон те, кухонные. До двенадцати мы досидели, потом стали расходиться…
– Пока дает показания Павел, – укорил меня Даниэль.
– Ах, извините, молчу, молчу.
Умница Павел подхватил эстафету.
– Начали расходиться, но без особой спешки. А в сад я пошел минут через десять.
– Зачем?
– Выбросить мусор в компост.
Тут полицейские в количестве трех человек, считая переводчика, взяли тайм-аут и принялись оживленно что-то обсуждать. Алиция слушала с непроницаемым лицом, хотя наверняка все понимала. Наговорившись, обратились к нам.
– Поясни, пожалуйста, – попросил свидетеля переводчик. – В десять минут пополуночи ты выбрасываешь мусор в компост. Что это означает?
Павел с большим удовольствием прочел лекцию о компосте, его роли в развитии пригородного сельского хозяйства, продемонстрировал второе ведерко, уже наполовину заполненное компостными составляющими. А вчерашнее к ночи было совсем переполнено, его требовалось непременно вынести и содержимое выбросить в первую компостную яму. Знаете, как компост удобряет землю! Получше любого удобрения. И Алиция велела ему вынести объедки немедленно, а то утром некуда будет складывать новые объедки. Видите, второе уже почти полное, а ведь утро только началось, а ведерко уже пришлось заполнять. Два компостных ведерка у нас, на смену. Смотрите, ведро почти полное.
Полицейские серьезно пялились на второе ведерко, почти доверху заполненное яичной скорлупой, половинками выжатых лимонов, обрезками салатной зелени, помидоров, огурцов и прочего. Ведерко опорожнялось по мере надобности, и не обязательно было выносить его в полной темноте, но так уж у нас получилось…
Полицейские слушали, а Павел вдохновенно продолжал. Итак, хозяйка велела вынести ценный мусор, он послушно взял ведерко, прихватил фонарик и направился к компостным кучам. Шел серединой лужайки, там светлее, а еще боялся что-нибудь затоптать, хозяйка этого очень не любит, каждое растение ценит. И еще он боялся при этом залезть в крапиву, поэтому время от времени подсвечивал себе фонариком и вдруг увидел что-то необычное. Посветил. Это оказались волосы женщины, лежавшей на земле лицом вниз. Это так потрясло его, что он не помнит, куда подевал ведерко, и ему очень жаль.
– Так это у вас называется… – переводчик ткнул в ведро с объедками…
– Это у нас называется компостным ведерком, – вежливо ответила хозяйка.
– А спитой чай сверху – это я высыпала только что, – опять не выдержала я.
Легавые с каменным спокойствием выдержали весь компост и продолжили допрос свидетелей. Или потерпевших? Пока мы не знали.
Затем Даниэль опять обратился к Павлу:
– Звонок в полицию был сделан в ноль часов пятьдесят минут. Без десяти час. Чем вы занимались все это время?
– Ничем, – не подумав, брякнул Павел. И спохватился: – То есть, того… Ну, сначала я вернулся домой. И они мне не поверили. Подумали, что я их разыгрываю. Алиция так и вовсе… поднялась и удалилась… – извините, в туалете засела.
– А ты так часто разыгрываешь людей?
– С чего ты взял? Может, в молодости мне и случалось, но давно прошло. Вот, Иоанна подтвердит.
Хорошо, полицейские не смотрели на меня, мне наверняка не удалось бы спокойно отреагировать на это заверение Павла. Не далее как в прошлом году на собственных именинах Павел отмочил такое… нет, у меня язык не повернется описать поистине дьявольский номер, который он отколол, потому как очень уж крепко он сидел в политике. Номер, не Павел. Я наверняка вздрогнула, но пронесло.
– Ну ладно, не поверили, и что?
– И мне пришлось их уговаривать пойти самим посмотреть. В конце концов пошли, посмотрели. Иоанна опознала Памелу. Нет, не прикасалась. Она низко нагнулась и попыталась увидеть ее лицо, но всего лица не увидела, зато в ухе заметила… как это… Да, сережку, которую и раньше видела у Памелы. И эту сережку опознала.
А что потом? Потом мы вернулись в дом и заставили Алицию тоже пойти посмотреть, которая до тех пор сидела в ту… А, об этом я уже донес. И Алиция пошла, хотя в темноте она г… видит… не скажу как, не хочу выражаться, словом, плохо видит. Потом мы с Алицией вернулись, и Иоанна принялась искать коньяк, чтоб подкрепиться. На нас будто какое оглушение нашло, подкрепиться очень даже требовалось, особенно женщинам. А потом Алиция все же позвонила в полицию. Два раза ошибалась, набирая номер, нет, не коньяк, очень уж она волновалась… Не знаю, что она говорила вам, я по-датски ни бум-бум.
– А где вы были до этого? Ты сказал – возвращались поздно.
– Да везде были. Где попало. Беата приехала в Данию первый раз, причем ненадолго, и я взялся показать ей окрестности, мы тут, почитай, все объездили. И озеро хотел показать, но запутался и не смог найти, где дорога… ну, съезд к озеру. И спохватился, что темнеет, пора возвращаться. А что касается того, видел ли нас кто, так, ясное дело, видели. Толпы людей видели, куда ни поедешь – везде люди, пропасти на них нет! Но лично я их не знаю.
Тут я очень хорошо поняла, зачем этим двоим понадобился укромный уголок Алициного сада. Особенно привлекала поросшая мягкой травой грядка с одичавшей клубникой…
Да и до полиции, кажется, что-то дошло. Даниэль как-то очень внимательно пригляделся к Беате, что-то сказал работодателям, и на этом допрос Павла закончился. Я думаю, главную роль и здесь сыграла собака, исключив участие этих двух молодых людей в убийстве Памелы.
Потом они взялись за Алицию. Тут переводчик не требовался, и Даниэль молчал всю дорогу.
Мною, слава богу, совсем пренебрегли, узнав, что я бываю тут всего раз в год, а с Памелой была очень мало знакома и виделась не больше трех раз, так что ничего не могу сообщить об образе жизни погибшей женщины. Разумеется, о ее мамуле я ни словечка не проронила и очень боялась, как бы не проговориться невзначай. Беату вообще оставили в покое, так что, можно сказать, мы отделались легко.
***
Когда полиция удалилась, Павел с тревогой поинтересовался у Алиции, какие она дала показания.
– Такую чушь несла, что у самой уши вяли, – очень довольная собой информировала нас Алиция. – И считаю, заслужила кофе. Сделайте кто-нибудь. Сдается мне, у них закрались подозрения… – сбивчиво заговорила Алиция, – во всяком случае, так мне показалось…
– Что?
– Раз Памела пыталась ко мне забраться тайком, считают они, значит… мне как-то неудобно об этом говорить…
– А ты скажи!
– Но я и в самом деле считаю это сущим кретинизмом…
– Что именно?! – заорала я ужасным голосом, с треском поставив перед ней банку растворимого кофе.
– Раз она так настырно и тайно пробиралась в мой дом, считают они, значит, хотела свистнуть мою керамику, – с трудом выдавила из себя Алиция.
Алиция даже покраснела от неловкости, но мы заставили ее выдать нам версию полиции целиком.
– Я не желала ничего продавать из своих поделок, а дарить их Памеле мне не хотелось, ну они и решили… Да вы не подумайте чего, я вовсе не хвалилась своими поделками, вообще не я заговорила о керамике, а они сами, ну и выдумали такую вот глупость. Вы уж извините, я ни сном ни духом…
Давно мне не доводилось видеть Алицию в таком смущении. С одной стороны, она радовалась, что ни о чем не проговорилась, с другой – не знала куда глаза девать от стыда: а вдруг мы подумаем, что она так высоко ценит свои изделия.
Я сделала попытку успокоить подругу:
– Да не могут они твою керамику считать мотивом убийства, раз убийца не ты. Собака на тебя не показала. И вряд ли ты нанимаешь охранника для своих черепков, оставляя в то же время двери дома незапертыми.
– Но я же не говорила, что и ночью не запираю двери, а днем здесь вообще никто не запирает. Кроме того, у нормальных людей трудно копаться в вещах, если дом полон народу, да и вообще здесь пока еще мало крадут.
– А о чем тебя еще спрашивали?
– О знакомствах Памелы. Я отвечала, что мы с ней – люди разных поколений и вращаемся в разных кругах. Так и сказала – вращаемся, пусть думают, что и я вращаюсь. Да я почти и не соврала, если не считать Зенончика… и Прохиндея… и Аниты… и Паразита, не говоря уже о том, что все они – не ее знакомые, а мои, ею лишь присвоенные.
– И как вы думаете, что теперь? – заволновался Павел.
– Ну откуда мне знать, что теперь будет?
Тяжко вздохнув, я нагнулась над столом, выбирая, чего бы выпить – кофе, чаю, пива? Решила кофе, благо чашка стояла под рукой, а Беата упорно готовила новую порцию.
– Алиция, а сейчас я вынуждена тебе сказать то, что мне так неприятно говорить, – угрюмо начала я, но договорить не дали. В комнате появилась Мажена, такая вздрюченная, что влетела без стука.
– Что происходит, Езус-Мария? Везде полиция…
– Еще тут сидят? – удивилась я.
В панике обведя всех глазами и с трудом пересчитав нас, Мажена немного успокоилась.
– Вроде все тут. А я уж не знала, что и думать. Да говорите же, что у вас происходит?!
– Да ничего особенного, просто у нас появился труп, – ответил Павел, стоя за моей спиной. – Алиция хотела удобрить свой сад, а им не понравилось…
– Что?!
– Говорят, лучше всего удобрена земля на кладбищах…
Беата попыталась сунуть Павлу чашку кофе.
– Выпей, пожалуйста. И тебе могу сделать, хочешь, Мажена? Как раз воду вскипятила.
– Ты лучше сядь, – предусмотрительно посоветовала я гостье. – Холера, из-за этого расследования не могла поехать в магазин и купить еще коньяк. Погодите, я мигом смотаюсь…
– Сиди! – удержала меня Алиция. – То есть не сиди, а встань и залезь в самый дальний угол внизу шкафчика, там, в правом углу…
– Пусть Павел залезет, он помоложе, ему согнуться в три погибели ничего не стоит. Павел, шевелись!
Беата все же поставила перед Маженой чашку кофе. Павел что-то уронил, чем-то грохнул, выругался сквозь зубы и триумфально водрузил на стол бутылку.
– Ого, хеннесси! Ты гений, Алиция!
– Открой и налей Мажене.
– Я с репетиции сбежала, – лихорадочно заговорила Мажена, все еще стоя у притолоки двери. – Было какое-то такое дурное предчувствие. Сажусь, сажусь… Скажите, я правильно поняла – кто-то убил Памелу? Совсем убил, насмерть? Вы не шутите? Это ужасно.
Совместными усилиями нам удалось объяснить Мажене, что произошло в этом доме, причем большую помощь в объяснении оказал алкоголь. Бедная гостья то отпивала глоток укрепляющего, то качала головой, то всплескивала руками и восклицала: "Быть этого не может!"
Наконец, осознав весь ужас случившегося, вздохнула так же тяжело, как я незадолго до этого.
– Что ж, Алиция, теперь у тебя нет выхода. Ты просто обязана обыскать весь дом. В жизни можно многим пренебречь, но когда начинаются убийства… Это серьезно. Я не знаю, кто прикончил Памелу, но мне ее жаль. Если помните, вчера я уехала с Анитой. И по дороге она не молчала. Они действительно пытаются что-то найти у тебя. Так что отставь свои глупые отговорки – и за дело. Мы все тебе поможем. Перенесем тяжелые вещи, передвинем, что скажешь, а в свои тайные углы, или как их там… в тайники будешь заглядывать сама, никто из нас не собирается подглядывать за тобой. Ты не имеешь права медлить, это смертельно опасно! Иначе и в самом деле с тебя начнется удобрение твоего же сада.
От счастья я чуть не захлебнулась глотком замечательного спиртного.
– Да благословит тебя Господь! – с чувством поблагодарила я Мажену. – С самого утра собираюсь сказать эти слова своей любимой подруге, да язык не поворачивается, а слова застревают в глотке. Боялась услышать в ответ ее всегдашнее "г…" или чего похуже. Рассчитывать на культурное "разбежалась" я и не надеялась. Она могла и вовсе со мной рассориться, ты ее еще не знаешь.
– Нет у меня тайников, – пробурчала Алиция.
– Мы не настаиваем на тайниках, пусть будут закоулки, каморки, закутки, что угодно, – пошел на уступки Павел, – все, куда можно что-то спрятать. Иоанна с Маженой правы, хотя я и не знаю, что требуется найти.
– Г… – по привычке выразилась Алиция.
Гневная отповедь не смутила Павла.
– Пусть даже и так, пусть найдут и перестанут убивать.