– И давно он у тебя так? – поинтересовалась я. – В прошлом году такого не было. Протекал, правда, малость, но вода лилась почти беззвучно, людей не пугала.
– С зимы, – ответила Алиция. – Течь перестал и начал вдруг реветь. Но не каждый раз, не очень часто.
– Зато преимущественно по ночам, – дополнила Алицин отчет Мажена.
А Беата все никак не могла успокоиться после пережитого и в поезде, и в Алицином туалете. Нервное напряжение изливалось в словах, и девушка не могла остановиться, по десятому разу описывая свои несчастья. И вдруг она увидела валяющуюся на столе белую даму. Глазам своим не веря, схватила шахматную фигурку и принялась разглядывать, вмиг позабыв обо всех несчастьях. Мы только и слышали: "Великолепно", "Потрясающая работа", "В жизни такого не видела!"
– Алиция, откуда это у тебя? Я не ошибаюсь, шахматная королева? Супер! Экстра! Аж мурашки по телу… И такая бесценная вещь валяется у тебя на кухонном столе?!
Мажена тут же воспользовалась присутствием специалиста.
– Как ты считаешь, из чего она сделана?
Еще раз внимательно осмотрев ферзя и даже взвесив его в руке, специалист заявил без тени сомнения в голосе:
– Платина. Отличная работа! Хозяйка все же пожелала увериться:
– А не серебро? Мы думали…
– Какое там серебро, оно намного легче. И не белое золото…
– А ты откуда знаешь?
– Еще бы мне не знать, как-никак я золотых дел мастер. Профессия у меня такая. Правда, с платиной редко приходилось иметь дело, лишь раз в жизни довелось делать платиновую брошь, у меня в мастерской нет необходимых условий, ведь нужна очень высокая температура, платина начинает плавиться, начиная с тысячи семисот градусов. А вот с серебром и золотом я постоянно имею дело. И вот еще алмазики, они же ошлифованы, поэтому так и блестят. Фантастика!
Такая ценная шахматная королева, похоже, вполне удовлетворила Алицию. Она не преминула заметить:
– А кто говорил, что это не серебро?
– Но и до платины ты не додумалась. Мажена радовалась не меньше Беаты.
– Ну, в таком случае я еще больше горжусь собой! – смеялась она. – Ведь принимала непосредственное участие в открытии этого чуда. Беата, а ты уверена, что это не подделка? Не обижайся, но вдруг, как ее, имитация? Хоть ты и специалистка…
Специалистка ничуть не обиделась и охотно согласилась проверить свое заключение.
– Алиция, у тебя в доме найдется уксус? Или капустный рассол? Или сернистое мыло? Или…
– Эво, чего вспомнила, капустный рассол, – вздохнула Алиция, с трудом поднимаясь со стула. – Да я бы сама его давно выпила, а квашеной капусты уже целый век не видела. Вот мыло, кажется, найдется. А что-нибудь другое сернистое подойдет?
– Вполне. Если в твоей аптечке завалялась мазь от молодежных прыщей…
Хозяйка скрылась в коридорчике, откуда сразу же стали доноситься стуки и бряки. Я же с запозданием вспомнила, что мы собирались припрятать шахматы, и обратилась к оставшимся дамам:
– Слушайте, о шахматах никому ни гу-гу. Беата, ты должна понять, у самой ведь хранятся в доме ценности, о которых лучше никому не знать. А нам даже неизвестна стоимость этого шедевра. Мажена, вот представь, что о нем прознает Падла…
– И не говори! – ужаснулась Мажена. – А то брякнешь в недобрый час… А это кто?
Беата была всецело солидарна с нами.
– Не знаю я вашей падлы, но догадываюсь, что ей лучше не знать о сокровищах. Обязательно скажите Алиции, чтобы прятала шахматы подальше. Хотя, с другой стороны… не попадись они мне случайно, вы бы так и не узнали, какую огромную ценность они представляют.
– Твое счастье, что не знаешь Падлу, он может украсть просто потому, что попалась под руку красивая вещь.
– Не будут валяться, – пообещала Мажена. – Уж я об этом позабочусь.
– Покажите же мне все шахматы, – жалобно попросила Беата. – Я никакая не падла, клянусь!
Мы принесли шахматы и обе с наслаждением слушали восторги специалистки, правда далеко не все понимая. Но вот "какое разнообразие технических приемов декора", а также "богатую орнаментацию" и прочие лестные выражения – поймет каждый.
– Так это литье или что? – хотелось знать наверняка.
– Литье и пышная рельефная чеканка в сочетании с тонкой резьбой по металлу, – с нескрываемым восторгом провозгласила специалистка.
Вернулась Алиция с кучей пузырьков, тюбиков, кусков мыла и прочей мелочи. Я сразу догадалась – всё из кошачьих мешков, и почувствовала, как во мне явственно тает прежняя неприязнь к этому увлечению подруги. Вот, опять пригодилось.
Беата приступила к проверке, которая на сто процентов подтвердила правильность ее первоначального заключения. Шахматы оказались платиновыми. Осмотрев все фигурки, Беата определила возраст комплекта лет в сто – сто двадцать. Отсутствие специальной литературы не давало возможности установить изготовителя, наша экспертка могла лишь утверждать, что сделал их какой-то выдающийся европейский мастер, поскольку на шахматах не было замечено никаких признаков того, что их сделали в Индии, Китае, Персии или на каких-то других континентах.
Все мы как-то не сразу осознали огромную ценность, которую представляла наша находка. Езус-Мария, платиновые шахматы, да мы никогда и не слышали о таких! Они бесспорно являлись собственностью Алиции. Каждый нормальный человек себя бы не помнил от радости, став обладателем такого богатства, но не Алиция. Она больше всего радовалась тому, что сразу усомнилась в их серебряном происхождении. Мысль о том, чтобы продать их и уже безбедно доживать свой век, ей и в голову не пришла. Впрочем, не буду ее критиковать. Кому вообще придет в голову продавать такую прелесть даже под угрозой смерти от голода? Да нет, пусть наслаждается сознанием, что у нее они есть, и незачем впадать из-за этого в эйфорию. Главное, не проболтаться посторонним.
Погасив эйфорию и в себе, мы немного успокоились. Нам даже удалось отговорить хозяйку от намерения разместить шахматных коней среди остальных лошадок ее любимой коллекции, украшавшей книжную полку в большой комнате. После чего мы запаковали шахматы в их книгу-футляр и на время забыли о них. Как и о том, что не мешало бы продолжить каталогизацию библиотеки.
***
Тем временем датские железные дороги не дремали. Нам позвонили.
– Твоя сумка уже едет, – сообщила Беате Алиция, положив телефонную трубку. – Они обнаружили ее в последний момент перед въездом поезда на паром и ближайшим поездом отправили обратно.
– И куда мне теперь ехать? – обрадовалась и забеспокоилась счастливая Беата.
– На станцию. Она отправлена хельсингорским поездом, а в Биркерод будет… Сейчас соображу. В восемнадцать тридцать будет в Копенгагене… восемнадцать пятьдесят… должна прибыть поездом в девятнадцать двадцать. Обратишься к железнодорожнику в первом вагоне. Ты на каком говоришь?
– На английском.
– Ну, тогда справишься.
– Я ее подброшу, – вызвалась я. – Зачем ей опять тащиться пешком, если захочет погулять – завтра погуляет.
– О, какие вы добрые! – до слез расчувствовалась Беата. – От сердца отлегло.
– Тогда, пожалуй, я воспользуюсь оказией и тоже поеду, – обрадовалась Мажена. – Нужно же мне когда-то вернуться домой, тем более что завтра концерт. Алиция, умоляю тебя, спрячь шахматы как следует и, пожалуйста, не забудь, куда спрячешь!
Беата предложила:
– Пусть спрячет после того, как мы все три уедем – не возникнет подозрения, что подглядываем.
– Совсем голову мне заморочили! – махнула рукой Алиция.
Судя по тому, что вечером, когда я укладывалась спать, в моей комнате не было заметно ни малейшего следа пребывания там шахмат, Алиция их действительно спрятала. Надеюсь, с умом…
***
А вот сумки Беата не получила. Тот железнодорожник в первом вагоне, к которому мы обратились, не знаю, начальник поезда или машинист, вежливо заявил нам, что ни о какой сумке не слышал и на Центральном вокзале ему ничего в руки не сунули. По-английски он говорил неплохо, внимательно выслушал объяснения Беаты и высказал предположение, что, по всей видимости, с нужным поездом он разминулся на какую-то минуту. Теперь нам надо позвонить в Ховетбанегард.
Совет был правильным, но звонить нам никуда не пришлось. Оказывается, сразу после нашего отъезда Алиции позвонили с Центрального вокзала и, извиняясь тысячу раз, сказали то же самое: не удалось отловить нужный поезд из-за какой-то минуты. Беатина сумка в данный момент находится у дежурного по вокзалу и будет отправлена нам, уж вы извините, только завтра, в десять утра.
– Они хотели отправить ее первым поездом, в шесть утра, – похвасталась Алиция, – но удалось убедить, что это "не будет удобно для нас". Не волнуйся, раз она в Копенгагене, теперь уже ни с каким поездом не разъедется. Ну что, ужинаем?
***
Ужасающий рев вырвал меня из объятий сна поздней ночью. Похолодев, я ожидала – сейчас рухнет дом, не иначе как в Дании землетрясение. Прошло несколько минут, дом не свалился мне на голову, и, окончательно проснувшись, я поняла: проклятый бачок. Вот приспичило кому-то по ночам в туалет! Мог бы и не спускать воду! Ладно, раз не землетрясение, можно спать.
А утром все же предложила:
– Давайте по ночам воздерживаться от спуска воды. Что скажете? В ночной тишине, Алиция, твой ошалелый бачок ревет с удесятеренной мощью.
– Я уже давно воздерживаюсь, самой неприятно, – не возражала хозяйка. – А кто сегодня спускал?
– Не знаю, ты или Беата.
– Клянусь, не я, – отреклась Беата. – Во-первых, я спала мертвым сном и даже не слышала, как он, по твоему уверению, ревел, а во-вторых, чувствую себя в этом доме непрошеным гостем, что хуже татарина, и стараюсь вести себя тише воды. После того как вчера напугалась, я бы ни за что не стала раздражать ночью проклятый бачок.
– А ты не чувствуй себя татарином, – посоветовала ей хозяйка, – не то и в самом деле будешь излишне выделяться на общем фоне. Тут каждый чувствует себя хозяйкой. Так, говоришь, не ты? И не я. Иоанна, да, верно, ты сама?..
– Не думаю, – оскорбилась я. – К тому же технически затруднительно спускать воду в туалете, лежа в своей постели.
– А ты уверена, что это именно вода грохотала?
– Уж в этом я не ошибусь, ведь моя комната совсем рядом. А что, никто из вас не слышал?
– Я не слышала, – подтвердила свои слова Беата.
Алиция была не совсем уверена.
– Вроде бы меня что-то разбудило, – рассуждала она. – Возможно, и бачок, да я уснула, прежде чем сообразила, что же гремело. А сама спуститься она не могла? Хотите яйцо?
Я отказалась от яйца на завтрак, Беата тоже. Яйцо (в единственном числе) было любимым и постоянным завтраком Алиции.
– К сожалению, могла, – со вздохом ответила я на вопрос Алиции насчет воды. – Да отстань ты от меня со своим яйцом! Много, много лет назад… – произнесла я, вероятно, каким-то интригующим голосом, судя по тому, что все замерли и перестали жевать, – …в моем доме создалась неприятная ситуация. Вода в бачке нашего единственного туалета вдруг принялась спускаться сама по себе, когда ее никто не вызывал. Правда, без такого оглушительного шума, зато регулярно. И это, надо сказать, было невыносимо! Из чего я делаю вывод, что данное явление – не прецедент, и не относится к области сверхъестественного.
– Кончай издеваться! – замахнулась на меня черенком ложечки хозяйка. – Как ты справилась со своим неестественным прецедентом?
– Очень просто, вызвала сантехника, и он сменил бачок. Что-то в нем раскрутилось, так что исправить было нельзя. Балда, чего скалишь зубы? Я о бачке, а не о сантехнике.
Алиция, похоже, вспомнила о предстоящих расходах и перестала улыбаться.
– Исправить можно все, ладно, поглядим, как он будет вести себя и впредь.
– Если примется рычать сам по себе – сразу уезжаю, – решительно заявила я. – Со слухом у меня всегда были проблемы, но я не глухая и долго такого не выдержу. Да и ты, попомни мое слово, быстро спятишь, если вообще не сбежишь из дома.
– Подумаю…
Беата не вмешивалась в наш разговор, не отрывая взгляда от часов. Все ее мысли были о сумке. Она наверняка торчала бы с раннего утра на перроне, если бы я опять не предложила довезти ее до станции на машине, поскольку мне снова требовалось ехать за покупками. Пешком я тут по магазинам не ходила, хотя до них было не больше километра, но не хотелось таскать тяжести, а продукты сами почему-то отказывались самостоятельно добираться до дома. Мне бы пришлось тащить картошку для Алиции, бутылки с пивом для всех, а также для всех молоко и овощи, для себя – любимую рыбу, так что продуктов набиралась целая гора, к тому же некоторые в стеклянной таре, а это делало их еще тяжелее. Можно было, конечно, воспользоваться любимой Алициной сумкой на колесиках, которую она мне всякий раз подсовывала, да как-то не лежало у меня к ней сердце.
***
На сей раз Беата наконец получила свою сумку. Когда подъехал поезд, из первой двери головного вагона высунулся железнодорожный служащий с большой целлофановой сумкой в руке, спросил у нас фамилию, услышал ее, с улыбкой вручил нам сумку, с улыбкой же принял благодарственное пожатие руки, и поезд двинулся дальше. Ошалевшая от счастья Беата готова была обнять весь мир и с радостью согласилась сопровождать меня по магазинам.
– Нет, ты посмотри, ведь ничего же не пропало! – твердила она, роясь в сумке, пока мы ехали с вокзала. – Абсолютно ничего! Ну что за страна! Почему не украли сумку, когда она валялась без присмотра?
– Ничего удивительного, просто честный народ, – объясняла я со знанием дела. – Конечно, понемногу портится национальный характер, деморализуется, но не сразу, хотя мы делаем всё, что можем. И другие народы, повалившие в Данию с юга. Но ведь повалили недавно, всего лет тридцать с небольшим прошло, а к честности людей приучали больше трехсот пятидесяти. Так что сама сосчитай.
– Испаскудить характер куда проще, чем воспитать в человеке порядочность, – возразила девушка.
Правильно, потому он и портится в ужасающем темпе, но до нас им еще далеко. Что же касается твоей сумки, думаю, сыграло роль и то обстоятельство, что на вокзале в Копенгагене пассажиры сменяются, многие выходили вместе с тобой, другие входили. Выходящие не обратили внимания на твою торбу, а вновь вошедшие считали – хозяин сумки рядом с ней, в вагоне. Во время хода поезда вообще трудно украсть сумку на глазах присутствующих, а на остановке ею уже с нашей подачи заинтересовались служащие дороги, так что если какой-нибудь вор и положил на нее глаз, было уже поздно.
– Выходит, мне повезло! – радостно вздохнула девушка. – Странно, обычно не везет…
Возвращаясь с продуктами, я решила заглянуть в свой любимый магазинчик со всевозможными инструментами. Был такой недалеко от дома Алиции, в котором я не один десяток лет закупала не только маникюрные принадлежности, но и всевозможные причиндалы для шлифовки янтаря, разнообразный дачный инвентарь, начиная с секаторов десяти размеров и кончая копалками и мотыжками. В магазине, как правило, я заставала лишь хозяина, никогда не видела покупателей, так что можно было вдоволь пообщаться со сведущим человеком, советуясь с ним по любому вопросу. Алиция как-то обмолвилась, что хозяин интересовался, что это меня давно не видно, похоже, и ему было приятно беседовать с такой любознательной клиенткой.
Беата, пребывающая в состоянии эйфории – я так и слышала, как трепещут крылья у нее за спиной – согласилась зайти в магазин. Она бы на все согласилась, пригласи я ее даже на минутку заглянуть в пекло.
Вошла она в магазин – и надо же, с ходу наткнулась на какой-то инструмент, который искала всю сознательную жизнь, очень необходимый при твердой обработке металла. Не скажу какой, с металлом я никогда не работала, так что и инструмента назвать не могу, но поняла – очень редкий. Хищной львицей набросилась девушка на давно разыскиваемую редкость, и представьте ее разочарование: это оказался лишь макет инструмента. Хозяин положил его, чтобы возможный покупатель знал – имеется таковой, и по требованию клиента хозяин выпишет его с центрального склада в столице. Но для этого потребуется дня два. А инструмент редкий, это я поняла из разговора Беаты с владельцем магазина, за ним к нему приезжали ювелиры даже из других стран, не только со всей Дании. Не помня себя от радости, что наконец получит столь нужное ей орудие производства, Беата согласилась бы ждать и двадцать лет. Потом вспомнила об Алиции. Нет, не будет стеснять ее, прямо сейчас поедет в гостиницу, благо и деньги, и кредитные карточки вернулись к ней.
Гостиница оказалась забитой до отказа, ближайший номер освобождался лишь через две недели. Ничего не попишешь, начинался туристический сезон.
Беата опять впала в отчаяние.
– Чувствую себя последней идиоткой, – ныла она. – Хотела только повидаться с Алицией, но не садиться ей на шею! А тут сваливаюсь, как смерч какой.
– На смерч ты мало похожа, – успокаивала я ее. – И не отчаивайся так. Поездим с тобой по ближайшим окрестностям, поищем в гостиницах и мотелях в Лингби или Холте.