- Верю, - пожал плечами Реаниматор. - Только... если серьезно... Сказки это, туфта, забава для толпы. Поверь мне, я последние семь лет не в яслях сторожем работал, кое-что знаю... С Каменного еще никто и никогда не возвращался. Даже мертвым. Там даже кладбище специальное есть. Ни крестов, ни фамилий. Только деревянная табличка - номер такой-то... Я уже умер, навсегда, как ты понять не можешь!
- Знать бы еще, кому именно нужно дать на лапу, с кем лучше начинать разговор, - не сдавалась Алена, пропустив слова Реаниматора мимо ушей.
- В таком случае лучше начинать сразу с президента, - с сарказмом усмехнулся Леха. - Или с писателя Анатолия Приставкина, который у него в штате помилованиями убийц занимается. Отмаксаешь сколько попросят... Достанут дело из архива, подчистят, а потом поднимут хай и отправят на дополнительное расследование. Глядишь, и получится. Если, конечно, ФСБ раньше не остановит...
Леха медленно провел ладонями по лицу. В голосе Алены было столько решимости во что бы то ни стало добиться поставленной цели и выкупить его буквально с того света, что он вдруг почувствовал, что мало-помалу начинает проникаться этой бредовой, но такой пленительной идеей. Кажется, у медиков это называется паранойей? Стремление во что бы то ни стало достигнуть поставленной, заведомо невыполнимой цели... Ярчайшие клинические примеры этой болезни давали вожди мирового пролетариата. И где они сейчас, вкупе со своими красивыми с виду, благородными идеями?! В заднице.
Дверь камеры с лязгом открылась, и на пороге возник Томанцев. Выглядел он, прямо скажем, не блестяще. Майор знал, что этим любящим друг друга людям прямо сейчас суждено расстаться навеки. А ему, невероятно рискующему сейчас не только своими погонами, но и свободой, ему, отнюдь не безвозмездно согласившемуся устроить встречу напористой девчонки с осужденным смертником, выпала незавидная роль паромщика Харона, перевозящего души умерших на другой берег Стикса.
- Время. - Майор постучал пальцем по циферблату своего "лонжина". - Мне очень жаль...
- Я что-нибудь придумаю, Лешенька! - воскликнула Алена, поднявшись с нар и сверху вниз взглянув на как-то странно напрягшегося Реаниматора. С ним явно что-то происходило. - Ты веришь, что у меня получится, любимый?! Может, не сразу. Ведь на все надо время, не так ли?!
- Я верю, - стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, сказал Реаниматор. Он в последний раз посмотрел на самое близкое ему в той, оставшейся в прошлом, жизни человеческое существо и закончил: - Я верю, что ты сделаешь все возможное... И не слишком огорчайся, если узнаешь, что ничего изменить нельзя. Прощай, Алена.
- Можно! Можно!
- Девушка, - снова посмотрев на часы, уже с металлом в голосе заговорил Томанцев. - Не отвечайте черной неблагодарностью на доброе дело.
- Что ты сделаешь, если я окажусь права?!
Майор и смертник понимающе переглянулись. Томанцев, за спиной которого выросли сразу двое вооруженных автоматами угрюмых контролеров в камуфляже, цокнул языком, ткнул себе в грудь пальцем и многозначительно провел ребром ладони по шее.
- Считаю до пяти, потом - не обижайтесь! Раз...
- Так что ты сделаешь?! - настойчиво требовала ответа Алена, пожирая Леху горящими глазами.
- Два...
- Если ты найдешь вариант, как вытащить меня с Каменного, я... - со снисходительной усмешкой нехотя начал Реаниматор. "Какой бред я несу?! О чем вообще мы говорим?! Клиника!"
- Три!
- ...я женюсь на тебе, малыш, и у нас будет пятеро замечательных детишек.
- Меня это вполне устраивает, Лешенька! - осветилось улыбкой лицо Алены. - Только если обманешь - держись! До скорого свидания, любимый!
- Ага, - кивнул Реаниматор.
Алена в последний раз посмотрела на Леху таким лукавым взглядом заговорщицы, от которого у повидавшего всякое бригадира по спине пробежали мурашки. Ну и девчонка!..
Развернувшись, цокая каблучками по бетону и грациозно виляя стянутыми эластичной тканью узкими бедрами, дочь крестного отца с видом победительницы вышла из камеры и скрылась за поворотом ярко освещенного коридора блока смертников. Один из контролеров, заметно расслабившись и опустив АКСУ, направился следом за Аленой по эхом отражавшей стук каблучков галерее.
- Дурдом, - усмехнулся Томанцев.
- Как знать, - на удивление себе самому, вполне серьезно парировал бывший бандит, а ныне - пожизненно заключенный Алексей Гольцов.
- Может, так оно даже лучше. Без страха. Ладно, братан... Бывай, что ли.
- И ты тоже не кашляй, майор. Береги себя.
Томанцев только махнул рукой.
Дверь камеры с грохотом захлопнулась, щелкнул замок. Осталось только облачко сигаретного дыма.
Леха тяжело упал на нары, закрыл лицо ладонями и крепко, до боли в скулах, сжал зубы. И не сразу понял, что беззвучно плачет.
После визита Алены и ее бредовой идеи, почерпнутой из "желтой" прессы, угасшая в Реаниматоре после решения суда жажда жить - во что бы то ни стало! - безо всяких на то реальных оснований вдруг взыграла, закипела с новой силой! И от этого становилось еще паскуднее, потому что Леха не хуже Томанцева знал: ничего у девчонки не получится. Это просто желание красиво сыграть финальную сцену расставания со своим первым мужчиной после незабываемого для каждой женщины акта перехода в другую, взрослую жизнь.
Мы все - просто актеры в огромном театре под названием жизнь...
Спустя пять дней Алексей Гольцов покинет питерский следственный изолятор и двинется по спецэтапу. Сначала в отдельном купе вагонзака его доставят в Вологду, а затем в специально оборудованном автофургоне, в сопровождении четырех вооруженных конвоиров, перевезут на затерянный в северных лесах, посредине живописного озера, остров Каменный - в тюрьму особого назначения, в которую, по злой иронии судьбы, после большевистского переворота был превращен древний мужской монастырь.
Часть вторая
ОХОТНИК ЗА ИКОНАМИ
Глава 29
В просыпающемся рано Париже уже вовсю кипела жизнь, а тихий пригород мегаполиса, называемый в шутку его жителями и таксистами "кубиком Рубика", был окутан туманом и тишиной. Идеальный квадрат, застроенный шикарными виллами с разноцветными крышами и разделенный на клеточки сетью тенистых улочек, с высоты птичьего полета действительно как две капли воды напоминал игрушку-головоломку. А с высоты человеческого роста в этот предрассветный час квартал более смахивал на город-призрак из романа Стивена Кинга в одночасье покинутый сразу всеми его обитателями.
Из окутанных тлеющим саваном предрассветных сумерек домов не доносилось ни звука, ни шороха. На улочках с гладким асфальтовым покрытием и выложенными плиткой тротуарами, вдоль которых росли раскидистые каштаны, не было ни души. Даже не лаяли собаки...
Впрочем, смуглокожего мужчину в сером костюме и надвинутой на глаза шляпе, сидевшего за рулем графитового цвета "ситроена", плавно свернувшего с оживленного шоссе на каштановую аллею, здешнее безмолвие совершенно не удивляло. В этом заповеднике для богатеев он был частым гостем. В отличие от других элитных поселений здесь нельзя было увидеть шумных вечеринок с жуткими попойками, фейерверками и массовыми ночными оргиями в открытых бассейнах. Здешние тихие обитатели редко покидали дома раньше десяти часов утра. Ранний подъем считали едва ли не дурным тоном...
Золотой "Ролекс" на жилистом запястье сыщика показывал лишь четверть седьмого. Если в такую рань кто-то и не спал, то это мог быть лишь его патрон, месье Дидье Боярофф, человек исключительной судьбы...
Сын еврея-лавочника из Петербурга, в дни большевистского переворота в ужасе бежавшего за границу с зашитыми в сапог бриллиантами, обосновавшегося в Нормандии и вскоре женившегося на мужеподобной вдовушке с приличным приданым, маленький, болезненный, большеносый (из-за чего Бояроффа-младшего постоянно дразнили сверстники) Дидье был начисто лишен голубых кровей, бегущих в венах у большинства его нынешних соседей. Но благодаря фанатичной целеустремленности и жажде самоутверждения гадкий носатый утенок, страдающий к тому же врожденной хромотой, смог к сорока годам стать известным на всю Францию юристом. До конца восьмидесятых патрон был едва ли не самым высокооплачиваемым криминальным адвокатом в стране. Специализацией Бояроффа были гиблые "стопроцентные" убийства, когда вина подследственного еще за час до начала процесса не вызывала у судей никакого сомнения. Но тут в игру вступал "нормандский ангел-хранитель", как окрестили удачливого адвоката журналисты, и ситуация, только что совершенно безнадежная для подсудимого, менялась кардинально.
Однако карьера Бояроффа-юриста уже давно была в прошлом. Уйдя на покой и покинув шумный Париж, сколотивший огромное состояние адвокат осел в этом тихом пристанище уставших от суеты большого города миллионеров и целиком посвятил себя пронесенному через всю жизнь увлечению.
Вот уже больше десяти лет смыслом существования разменявшего девятый десяток экс-адвоката, прикованного после второго инсульта к электрической инвалидной коляске, были древние православные иконы. Ради возможности подержать в руках очередную почерневшую от времени доску с выцветшим печальным ликом святого месье Боярофф был готов на все! За самыми ценными экземплярами он вел настоящую охоту...
Сидевшего за рулем "ситроена" мужчину звали Жак-Ив Гийом, и в кармане его пиджака лежала лицензия частного детектива. Именно он оказывал старику помощь в розыске новых раритетов для коллекции. Масштабы поисков простирались далеко на восток от привыкшей к комфорту и порядку Франции.
Проехав каштановую аллею, сыщик свернул налево и, сбросив скорость, притормозил перед коваными воротами белоснежной виллы адвоката.
...Для дела, которым Жак вплотную занимался в данный момент и первые результаты которого вез дряхлому параноику, слава богу, не потребовалось, как было однажды, надевать вместо модных тупоносых ботинок от Паоло Росси стоптанные валенки и заснеженными дремучими тропами пробираться в санной упряжке к затерянному в бескрайней Сибири староверческому скиту.
Час назад самолет Жака, следовавший рейсом Санкт-Петербург - Париж, прибыл в аэропорт Орли. Гийом сразу позвонил с мобильника патрону и сообщил о мягкой посадке, после чего, повинуясь желанию старика, сел в поджидавший его на подземной стоянке автомобиль и, вместо того чтобы взять курс домой, направился прямо к Дидье.
Открыв кованые ворота виллы с пульта и припарковав похожий на акулу "ситроен" на площадке перед фонтаном в виде обвитой змеем бронзовой Евы с надкусанным яблоком в руке, детектив поднялся по ступенькам парадного входа и распахнул массивную входную дверь...
Адвокат, как и следовало ожидать, уже находился в каминном зале первого этажа. И хотя в доме было очень тепло, высохший старик сидел в инвалидной коляске, закутавшись до пояса в шерстяной плед. Коляска стояла напротив высокого окна с задернутой прозрачной шторой, и Боярофф не отрываясь смотрел в него невидящим взглядом. В правой руке коллекционера была неизменная дымящаяся черная сигара.
Как всегда, он заговорил с Жаком лишь спустя минуту после того, как сыщик пересек зал и молча опустился в плетеное кресло. Голос коллекционера звучал подчеркнуто спокойно, но детектив знал, что бесстрастный вид хитрого собирателя древних русских икон обманчив и под изношенной телесной оболочкой немощного старца сейчас кипит вулкан необузданной страсти...
- Как успехи, сынок? - ровный бархатный и одновременно властный голос коллекционера мало соответствовал его дряхлому виду. - Как там погода, на моей безвозвратно потерянной родине?.. Наверное, опять дождь? - надменно фыркнул Боярофф, пожевав губами.
- Вы правы, патрон, - улыбнулся Жак. - Все три дня с неба лило как из ведра. И лишь когда я уже улетал, сквозь облака проступило солнце.
- Это хороший знак, сынок, я верю... - выпустив облачко ароматного дыма, тихо пробормотал коллекционер. - Насколько я понял по твоему голосу, ты нашел нашу Тихвинскую Богородицу в добром здравии? И полностью уверен, что это тот самый подлинник, который завещал Русской Православной Церкви старый граф Гаев. - Лицо старика перекосило брезгливой судорогой.
- Ну, провести экспертизу, сами понимаете, не мог, - усмехнулся детектив. -Однако мое субъективное мнение, как бывшего полицейского, таково: липой там даже не пахнет! Икона после пышного возвращения в Петербург выставлена в храме Святой Троицы, откуда исчезла восемьдесят лет назад, когда ваш земляк вывез ее из страны...
- Все возвращается на круги своя, как ни печально, - нахмурив и без того морщинистый лоб, бесцветно обронил адвокат, щелкнув костяшками пальцев и протянув сыщику пораженную артритом руку.
- Вот только охранная техника не стоит на месте, - счел нужным предупредить сыщик. - Доска под сигнализацией и за бронированным стеклом. Да и сам храм в ночное время охраняется нарядом милиции. Что, в общем, неудивительно, учитывая страховую стоимость только этой иконы - два с половиной миллиона долларов!.. А там есть на что глаз положить... кроме этой доски. Мне бы, патрон, на безбедную жизнь и домик на Лазурном берегу точно хватило! - ухмыльнувшись, Жак быстро достал из внутреннего кармана пиджака три сделанных им в Троицком храме цветных снимка и вложил в протянутую клешню адвоката.
Старик алчным взглядом впился в фотографии.
- Если вы готовы идти до конца, нанять банду головорезов и организовать вооруженное похищение среди бела дня... - задумчиво пробормотал Жак, - я - пас. В случае с этой драгоценной деревяшкой мои таланты, увы, неприменимы. В идеале здесь нужен суперпрофессиональный вор. Гений! - подвел черту детектив, благодаря щедро оплаченным трудам которого адвокат уже стал обладателем нескольких раритетов. Однако ни один из них не шел ни в какое сравнение с бесценным старинным списком с Тихвинского образа Пресвятой Богородицы, прославившегося на Руси многими чудесами. По преданию, Тихвинская икона была написана самим святым евангелистом Лукою... Бдительно охраняемая доска из Троицкого храма могла стать венцом всей бесценной коллекции старика, насчитывавшей более двухсот единиц. Еще два года назад, увидев хорошо известную ему икону XVII века по телевизору, адвокат дал себе слово во что бы то ни стало завладеть ею. Любой ценой, не считаясь ни с какими затратами.
- Это подлинник, я чувствую, - дрогнувшим голосом процедил сквозь зубы старик, жадно вглядываясь в снимки и гладя их подрагивающими кончиками пальцев. - Я хочу получить ее, Жак... Мне плевать, что произойдет после моей смерти. Я тридцать семь лет собирал свою коллекцию, и сегодня она лучшая в мире! Только мало кто об этом знает... - Боярофф нервно бросил фотоснимки на столик. - Но прежде чем уйти на небеса, я хочу украсить свою коллекцию самым ценным бриллиантом из всех, что мне приходилось видеть! Ты поможешь мне, Жак, сынок?
- Кажется, на протяжении последних трех лет я только этим и занимаюсь, патрон, - напомнил сыщик. - Надеюсь, вы простите мне прямоту?
- Говори, хотя я и так догадываюсь, что ты сейчас скажешь, - недовольно буркнул адвокат. - Это легко прочитать в твоих глазах...
- Такой крепкий орешек может сломать нам зубы, - словно не расслышав реплики старика, сказал Жак, медленно покачав головой, и закурил сигарету. - Как бывший полицейский, я искренне убежден, что у нас не больше одного шанса из десяти, однако...
Брови Бояроффа лукаво дрогнули. Он, прищурившись, выжидательно взглянул на Жака и в который раз подумал, что не ошибся, выбрав в компаньоны Гийома, с треском вылетевшего три года назад из полиции и едва не угодившего за решетку. Лучший сыщик Парижа, он специализировался на поиске украденных произведений искусства и случайно погорел на присвоении одной плевой ювелирной безделушки.
- Пожалуй, я готов пойти на риск свернуть себе шею исключительно из чувства профессионального азарта и за солидный гонорар, - небрежно произнес Жак, - но лишь в том случае, если у вас, патрон, появится приближенный к реальности план, который я сочту выполнимым...
- План уже существует, сынок, - хитро прищурившись, улыбнулся коллекционер. - Мы заключим контракт с русской мафией! Заплатим кому следует, и тот человек наймет профессионалов. А после ограбления всех исполнителей - в расход, и концы в воду. Пусть ищут! Что же касается переправки через границу... не думаю, что у нас возникнут проблемы. Наш человек в Печорах по-прежнему в деле и к тому же совсем недавно повышен в должности. Ну, что скажешь, мой мальчик?!
- Рискованно, - поиграв скулами, ответил Жак. - При таком лобовом варианте нужно иметь выходы на главарей, контролирующих рэкет. В России, я знаю, они называются ворами в законе и в отличие от простых гангстеров знают цену своему слову. Но в Петербурге таких авторитетных людей - единицы, а со мной, чужаком, никто из их окружения даже разговаривать не станет! Боевики из личной охраны вообще могут принять за агента ФСБ и тихо похоронить на дне ближайшего озера. Так, на всякий случай...
- Значит, тебе придется серьезно поработать, сынок, чтобы эта беда случилась с кем-нибудь другим, - с обескураживающей прямотой сказал коллекционер. - Ты, кажется, хотел купить дом в Каннах, на берегу океана? Отлично, я готов подарить его тебе. Вместе с чеком на миллион швейцарских франков. Но Тихвинская икона должна принадлежать мне одному! И наплевать, сколько никчемных шкур аборигенов придется положить на алтарь!
- Это очень опасная затея, патрон. - Губы Жака сжались в прямую линию. - Но я не привык отступать. Особенно когда слышу шелест больших денег.
- Вот и славно, сынок, - едва слышно прошептал старик, снова отвернувшись к окну. Его тихий голос долетал до Жака словно из глубины глубокого высохшего колодца: - Отдохни пару дней, а потом возвращайся назад. Знаешь, у меня хорошее предчувствие. Тебе обязательно повезет. А я очень, очень редко ошибаюсь, Жак.
Открыв глаза, сын петербургского лавочника искоса взглянул на своего преданного пса и с мечтательной улыбкой закончил мысль:
- А чтобы ты не попал в неприятности, я, пожалуй, дам тебе телефон одного моего старого знакомого из той самой ужасной русской мафии. Помнится, в восемьдесят девятом году я за кругленькую сумму спас его от обвинения в организации убийства алжирского наркодилера. Это было одно из последних моих дел. Конечно, по нему заслуженно плакала стенка... Когда с него сняли наручники и выпустили прямо в зале суда, он кинулся ко мне с поцелуями, - адвокат поморщился, - бил себя кулаками в грудь и клялся, что, если я когда-нибудь надумаю приехать в Ленинград, он примет меня не хуже арабского шейха...
- Чего стоит обещание бандита, данное десять лет назад?! - скривил губы Жак, однако на его смуглом лице явственно проступил интерес. - Может, его уже замочили давно или в тюрьме гниет... В России ужасные тюрьмы, четвертое место с конца. Пишут, что хуже только в Сомали и Афганистане.
- Да-а, с тех пор много воды утекло, и телефон мог устареть. Однако не все так печально, сынок. Не так давно я скуки ради включил одну из русских программ - передают через спутник - и вдруг увидел знакомое лицо. И не где-нибудь, а на открытии шикарного казино, в самом центре города! Поднялся мой счастливчик, заматерел... Огромные деньги крутит. А мафия, как ты знаешь, своих людей не отпускает до гробовой доски. Это дорога в один конец.