Агента Абвера нужно было видеть – он сжался в комок, покрылся синими пятнами, закашлялся, глаза чуть не вылезли из орбит. Но то, что произошло в следующий момент, никто не ожидал. Особенно этот рыжий немец.
Со словами "хватит из нас дураков строить, пора кончать с ними" Пешкова выстрелила сначала в колено Гейнцу, отчего тот даже не заорал, а сразу потерял сознание. А потом радистка следующим выстрелом продырявила рыжему плечо.
Хельмут заверещал, но, увидев ствол, направленный в другое плечо, застонал и с мольбой посмотрел на девушку.
– Пешкова, ты че творишь? – Машков рванул было к радистке выхватить оружие, но она навела и на него пистолет.
– Стоять! – грозно крикнула она. – Я знаю, что делаю. Хватит сюсюкаться с этими гнидами. Они там, на мельнице, не церемонились, сжигая заживо наших… наших товарищей. Они не задумывались, а ржали, пытая и убивая наших сестер, детей, стариков в оккупированных землях. Они грязь на этой земле! Они зараза, которую нужно выводить их же методами. Стой, сержант, я сама все сделаю!
– Вась, не лезь, а! – поддержал радистку Шишкин.
– Старшой? – отозвался Селезень.
– Хорошо, девонька, продолжай! – вдруг смилостивился Машков, даже ехидно улыбнулся, что тоже заметил напуганный до смерти пленный.
– Говори, паршивая овца! – сказала на ломаном французском Пешкова, направляя пистолет прямо в лицо пленного. – Про литерный, про то, как раздобыть рацию, про возможные склады и ангары СС в этом районе. Какую информацию ты нес из Ставки Гитлера. Кстати, где она находится? Позывной и фамилия крота в НКВД, про что ты заикался вчера, видимо, вымаливая у нас дополнительные часы жизни. Говори, выродок, иначе я начну сдувать тебе все колеса, пока не истечешь кровью или не умрешь от болевого шока.
И немец заговорил. Похоже было, что он не лгал в надежде, что диверсанты все равно погибнут, а из-за несуществующей рации доставить сведения пленного на Большую землю невозможно, но информация действительно ошарашила разведчиков. Теперь бледнеть и пучить глаза настала их очередь.
– Про склады СС не знаю, я карты не видел. Как раздобыть рацию, тоже не могу сказать. "Волчье логово" находится в Мазурских озерах, под Растенбургом. Фюрер бывает там нечасто, у него десяток Ставок по Европе и даже под Винницей. На карте могу показать. Литерный, согласно переписке агентуры Абвера, не существует вообще. Это блеф, Гиммлер придумал хитрый ход, чтобы пустить пыль в глаза Советам, озлобить и напугать русских, заставить их стянуть в этот район больше военных сил и ресурсов: авиации, агентов глубинной разведки, диверсионных групп. Для этого за пару месяцев сколотили деревянный макет сверхтяжелого танка "Крыса" и пустили его крейсировать по Восточной Европе для слета мух на мед… Простите! Для концентрации ваших сил в этом регионе. Разработку настоящего танка фюрер и Шпеер запороли Круппу. Такой танк невозможно создать. Ну… ну, а крыса в вашем логове… – пленный на секунду замялся, но выстрел Лизы над его головой снова вернул рыжего агента в рамки правдивости… – Это агент московского направления Абвера "Йод", офицер в НКГБ Советов… некто…
Рыжий назвал фамилию, которую ни Пешкова, никто из разведчиков РДГ Неупокоева не слышали. Видимо, этот "крот" имел высокое звание и весомое положение в силовых органах, чтобы рядовые диверсанты знали его на слух.
– Сведения достоверные? Есть доказательства или это очередной финт Абвера по дезинформации органов контрразведки СССР? Я ведь отстрелю все твое хозяйство, так и знай! – Лиза навела ствол оружия на живот рыжего.
– Я клянусь, клянусь, фрау… Мадемуазель… Товарис-ч… – запричитал Хельмут, елозя связанными ногами по траве.
– Ни хрена себе фамилия! – Шишкин открыл рот, все еще соображая над всеми словами пленного.
– Информация – бомба! Если это так, колите дырки в гимнастерках, да и погоны, думаю, поменяем, – пролепетал Машков, почесывая голову. – Лиза, ты ничего не перепутала? Литерный – фуфло фанерное, Гитлер прячется в озерах полста кэмэ отсюда, а крыса в Москве – некий "Йод" с той фамилией, что назвал этот черт рыжий?!
– Так точно, товарищ сержант! – Лиза кивнула немцу и позволила себе расслабиться, устало отвалилась спиной к дереву и закрыла глаза. Строгие черты ее лица разгладились.
Бойцы начали долго и горячо обсуждать новости немецкой разведки, споря и чуть не ругаясь, проклиная Гитлера и умных фрицев, хваля Пешкову и озорно попинывая пленного агента. Потом от радости они хлопали друг друга по плечам, водили хоровод и пританцовывали, шурша хвоей и лежалыми листьями.
И вдруг замерли как по команде. Наступила гробовая тишина, на которую среагировала и Лиза. Все навострили слух и стали всматриваться в сумерки леса. Руки поползли к оружию. Потому что сквозь ольховый кустарник, как медведь через сухостой, в их сторону кто-то шел…
* * *
Бойцы по жесту сержанта бесшумно и мгновенно распределились по секторам, замаскировались и залегли так, чтобы снизить поражаемость себя огнем противника. Селезень ухнул два раза совой. Потом еще. В ответ только хрустели ветки и шелестели прошлогодние листья. Этот "косолапый" даже высморкался, бредя через кусты. Машков недовольно покачал головой, знаком показал Селезню взять незнакомца, а сам осторожно перекатился влево от полянки и вновь застыл с автоматом наизготовку.
Сергачева чуть кондратик не хватил при виде лешего, выскочившего, будто из-под земли. Лохматое существо с пистолетом в руке выросло перед ветераном и быстрым ловким приемом оседлало пожилого мужчину.
– Ме-едлен-но-о, дядя, сел и не дергаешься! – прошептал в ухо Семену Степановичу разведчик, вдавливая ствол "парабеллума" ему в щеку. – Тихо-о, без концертов.
– Свои… Свой я! – проворчал Сергачев, опускаясь на колени под тяжестью насевшего тела. Он даже забыл сказать пароль, которому его учил Судоплатов при виде похожих на него лесных духов.
– Свои в Мухосранске картошку окучивают, – ядовито ответил Селезень, – они очень далеко, папаша. А вот кто ты такой на чужой далекой земле?
– Я с Урала, я свой, парень…
– … Вышла с милым из Тагила – пришла брюхатою опять?! Ты че, дед, адресом ошибся? Мимо Челябы в Пруссию промазал?
– А ты что, тоже уральский будешь? – удивился Сергачев, пытаясь рассмотреть парня.
– Допустим. Что значит "тоже"? Откуда ты, грибничок?
– С Чебаркуля. А ты, сынок?
– С Миасса я. Ты че, в натуре, свой?!
– Ясен перец! Ой, я пароль-то и не сказал от испуга. Порядком сдрейфил при твоем появлении. Это… Крысолова заказывали? Я приехал и даже сыр привез для грызуна.
– Ого. Заказ отменяется – мы сами могем!
– Свои-и!
– Папаня-я-а!
Они стали обниматься, даже целоваться, будто отец, давно не видевший с фронта сына, наконец-то встретил его. На свист Селезня примчались остальные, кроме Лизы, охранявшей пленных. Начались расспросы, объятия, восклицания. Радости не было предела.
Но больше всего разведчики обалдели от рации, увиденной на теле пожилого диверсанта, непонятно каким образом и кем засланного в тыл врага.
– Братуха, это случаем не "северка" у тебя в коробе? – Шишкин похлопал Сергачева по прямоугольному вещмешку.
– Рация. А что?
– Батя-я! Да ты… ты золото… ты, блин, человечище-е! Ты не представляешь… Лизка-а, тебе гостинец на мильон поцелуев из Москвы, – крикнул Шишкин в сумерки.
Спустя четверть часа бойцы все еще сидели плотным кружком, заканчивая трапезу и слушание новоявленного разведчика. Правда, опытные диверсанты сразу раскусили, что Центр направил к ним не аса разведки и террора, а специалиста узкого профиля. Узнав о профессии ветерана и личном командировании его самим наркомом, бойцы стушевались и затихли.
– Степаныч, а ты ненароком не особист или мобильная "тройка" для чистки партийных рядов глубинной разведки? – спросил Машков, облизывая лезвие ножа от тушенки.
– Ага, меч правосудия, выкованный лично Лаврентием Павловичем на кузницах Златоуста, – громогласно съязвил Сергачев, затем покрутил ус и шутливо добавил, – идите вы в жопу, сынки, со своими подозрениями. Извини, дочка! Стар я и никогда не был замечен в таких делах.
– Уф-ф.
– Слава богу!
– Ешь давай, наворачивай, солдат! Поди, голодный от страха? Натерпелся столько, зуб на зуб не попадает, – Машков протянул гостю краюху хлеба с куском колбасы, – вот маненько разжились у пруссаков на селе. Угощайся сельскими харчами. Ты скажи, кто теперь за главного в группе будет? Ты в каком звании, папаша?
– Техник-лейтенант. А у вас кто здесь старшой?
– Ого! Я сержант, они рядовые. Стало быть, ты командиром у нас будешь?
Семен Степанович заметил, как все напряглись и замерли, ожидая ответа. Кое-что он все же соображал в жизни.
– Формально да. Фактически будешь руководить ты, сержант. Так сказать, зам по боевой части.
Машков сразу расслабился, его довольная физиономия выдала скрытые чувства с потрохами.
– Степаныч, ты как нас нашел-то? – спросил Селезень.
– Шел-шел и нашел. А если серьезно, – Сергачев улыбнулся, потер усы, – квадрат 4Ж с карты не сложно найти наяву, отдаление от железки до полукилометра, дальше вам невыгодно маскироваться, потому что нужно наблюдать за рельсами и литерным. А услыхав выстрелы и потом мат-перемат, я понял, откуда и чей ветер дует.
– Гм… логично. Вот так, друзья-товарищи, гундеть в лесу и палить почем свет! – с укором промолвил сержант, глядя на Лизу.
Пешкова покраснела, вспоминая, как с пристрастием допрашивала пленных. Васюкова школа! Земля ему пухом…
– Нужно выработать план, стеречь литерный или ждать указаний Центра, но сначала связаться с ними, поведать, что живы и какой информацией владеем, – предложила Лиза, – а сведения у нас – бомба! Вы, Семен Степанович, не представляете, что мы нарыли за эти сутки и о чем узнали вон от тех "языков"!
– Девонька моя, да уж догадываюсь! – Сергачев снова залихватски расправил усы, оглядел всех с победоносным видом и обескуражил бойцов знаниями. – Про то, что литерный и танк ненастоящие?
– Ого!
– Ничего себе!
– Степаныч, ты случаем не того… Не провидец?
– На днях на совещании у Берии я высказался по этому поводу, теоретически доказав, что "Крыса" наша – совсем не танк и не зло. И район его точного нахождения сужен до двадцати квадратных километров.
– Как это? Отец, ты это как установил? – спросил ошарашенный Машков, соломинка изо рта которого выпала от удивления.
– Потом расскажу, некогда лясы точить, братцы-кролики! – Сергачев зашевелился, стал вынимать какие-то бумаги, свернутые в рулончик вокруг фальшфейера, но, заметив недоуменный взгляд Селезня, пояснил: – Это чтобы в случае засады или пленения можно было дернуть колпачок и мигом сжечь важные документы, чтобы они не достались фрицам.
– А-а-а…
– Хрен на-а! – передразнил парня Шишкин и ехидно улыбнулся. – А то ты такое не видел ни разу?
– Не-а.
– Эту штуку наш лейтенант носил в планшете… э-э… типа пиропатрона, – сказал Машков грустно, – дернув шнурок такого, не то что бумаги и карты спалишь, а сам окурком станешь. Страшное дело!
– Жаль ребят! Всех… И Димку с Иваном, погибших там, у аэродрома, и Неупокоева со старшиной, и Матвеича с Петро Захарченко. Почитай, половины группы нет уже, – печально пробурчал Шишкин, ковыряя мозоль на ладони.
– Сынки, нехай земля хранит их тела, а небо – души! – шепотом сказал Сергачев. – Вижу, крепкая связь у вас с ними. Хочу сказать, окромя ваших товарищей боевых много других полегло в этих землях. Несколько групп накрылось, сведений о них нет в Москве, да и у вас, видать, тоже?
– Не знаем про смежников, Степаныч. Ничего не слышали.
– Да ты что-о? Серьезно?! Все погибли? Так никто и не вышел на связь? – Селезень даже привстал, горечь душевной боли исказила его лицо.
– Видать, все, паря!
Через минуту скорбного молчания тишину нарушила Лиза, поведав ветерану информацию от пленного агента Абвера. Сведения действительно оказались ценными и нуждались в срочной отправке в Центр. Сергачев кивнул, что-то погонял в голове, большим пальцем приглаживая ус и этим помогая зубам кусать его. Чувство переполненности мозгов различными ЦУ и инструкциями, которыми его напичкали перед отправкой в тыл врага силовики, рвалось наружу – нужно было быстрее выдать бойцам все распоряжения и новости, а затем начинать действовать. Не на курорт все-таки прибыл!
Семен Степанович поднялся, хотя ноги и стали ватными после долгой ночной ходьбы по пересеченной местности, почти незаметно крякнул и обратился к разведчикам:
– Сынки… гм… бойцы, стройся. Короткая вводная и в путь.
Диверсанты переглянулись, по лицам пробежали легкие, без злого умысла ухмылки – типа сразу видно, папаша не из разведки, тыловик и простачок. Но уже то, что согласился и смог добраться до глубокого тыла противника, взять себя в руки, одно это вызывало похвалы и положительные эмоции бойцов. Они построились. Рослый угрюмый сержант Василий Машков с перебинтованным плечом, схлопотавшим два пулевых ранения, в жандармской форме. Чумазый, заросший щетиной рядовой Алексей Шишкин, постоянно сутулившийся по причине, видимо, долгой езды в тесной кабине бронемашины. Молодой, с озорной искоркой в глазах рядовой Селезень Сергей, светловолосый, с выцветшими на солнце ресницами и бровями снайпер в маскхалате "Шаман". Симпатичная, круглолицая, с веселыми веснушками радистка-переводчица Лиза Пешкова.
Степаныч огляделся вокруг – туман окутал низинку, поросшую ольхой и вербами, двое пленных смиренно лежали у сосенки, поодаль жевала листья с ветки привязанная к кусту лошадь, рядом с разведчиками свален в кучу замысловатый военно-походный скарб: боезапасы, оружие, сидоры, амуниция, рация. Сергачев проглотил ком в горле, унимая волнение в конечностях, потоптался на месте, сжал кулаки.
– Разведчики. Нам предстоит закончить то, что не успел выполнить ваш командир, лейтенант Неупокоев. И чтобы его дело, его миссия не выглядела пустой и бессмысленной, операцию с кодовым наименованием "Крысолов" нужно выполнить в кратчайший срок и полностью. Пока немцы не проснулись, а я хорошо помню их привычки и режим сна и отдыха… работая когда-то машинистом здесь, в Пруссии, в тридцатых годах… пока они спят и попивают кофе, нужно максимально подобраться к литерному и мне, как специалисту по паровозам, установить его… как сказать… настоящность. В этом мне очень нужна ваша помощь, как опытных и бывалых разведчиков. Офицеры, сопровождавшие меня, погибли с самолетом, поэтому теперь меня некому, кроме вас, охранять и довести до объекта. Но, учитывая новые обстоятельства в связи с допросом пленных и получением важной информации по Ставке Гитлера, фальшивости литерного и наличию "крысы" в органах НКГБ, сначала нужно сообщить в Центр эти сведения.
– Разрешите, товарищ техник-лейтенант?
– Да, Лизавета.
– Чего же мы тянем? Нужно срочно связаться с Большой землей… У нас же теперь есть "северка"!
– Согласен. Но есть "но"… – Сергачев нахмурился, оглянулся, вновь уставился на радистку… – Сколько времени тебе, красавица, нужно, чтобы сообщить в Центр все три… гм… три сведения?
– Минуты две-три, учитывая наиболее емкий текст.
– А сколько времени можно выходить в эфир, будучи, например, в окружении немцев и их пеленгаторов?
Пешкова изменилась в лице, вспомнив одно из положений инструкции радиста-разведчика, о котором сама же недавно говорила Неупокоеву.
– Максимум тридцать секунд короткими знаками текста с минимальным размером слов.
– Вот то-то же и оно! – Сергачев кивнул. – А пеленгатор неподалеку есть, я сам видел, когда брел по лесу. Вон в той стороне. С километр отсюда. Катается вокруг лесополос и по просекам. Да и мобильных патрулей фрицев кругом полно.
– Даже если отправим все сведения сразу, – сказал Шишкин, – накроют нас как пить дать. Смертничками станем, сами себе подписав приговор.
– А мы сюда что, в бирюльки прибыли играть?! – Лиза сжала губы, глаза засверкали гневом, кулачки сжались. – Боишься пасть смертью героя? Во имя Родины, во благо советского народа… Как наш командир… как лейтенант…
– Лиза, прекрати! – Селезень толкнул девушку, на глаза которой навернулись слезы.
– Комсомолка – она и есть комсомолка, блин! – проворчал Шишкин, ехидно усмехнувшись.
– Не тебе чета, беспартийный! – буркнула Пешкова, утирая щеку.
– Отставить, бойцы! – грозно рыкнул Машков, выглянув из шеренги. – Чай, не на политзанятиях. Вводная вообще-то! Продолжайте, Семен Степанович.
– Нет, сразу все сведения мы докладывать в Москву не станем. У нас еще кроме этого задание важное, для которого нужно жить и действовать. Литерный. Нужно мне самому удостовериться, а не только верить словам этого вашего рыжика Ганса.
– Он Хельмут, – поправила радистка.
– Мне все равно.
– Что предлагаете, Семен Степанович? – спросил Машков.
– Можно просто "Степаныч". Разрешаю. Не командный голос и положения устава отрабатываем. Давайте определим наиболее важные сведения и поочередно из разных точек и в разное время сбросим их в Центр. Радиопеленгаторы не должны засечь выход в эфир шифровки Лизы, если каждая из них будет короче тридцати секунд. Так?
– Степаныч, ну, ты прям не паровозник, а матерый диверсант РДГ! – недоуменно усмехнулся сержант. – Когда успел так поднатореть?
– Меня два дня такие спецы мучили и не давали спать, что я, наверное, в самом Берлине смог бы арбайтен, – выпалил Сергачев и засмеялся.
Бойцы тоже захохотали, пока серьезная Пешкова не вставила свое:
– Только не выход в эфир, товарищ техник-лейтенант, а место выхода могут засечь фрицы, успев сузить круг допуска. Извините!
– Точно, девонька. Именно так. Какая информация наиболее ценная и первоочередная? "Крот" в Москве, бутафория литерного или координаты Ставки Гитлера? Ваши мнения.
– Конечно, логово этого хрена! – сразу выпалил Шишкин. – Чего тут обсуждать, когда наша авиация уже сразу сможет после сообщения вылететь и разбомбить его бункер в пух и прах?!
– Верно, боец! Литерный еще подождет, потому что я должен своим глазом удостовериться в его бесперспективности, да и бомберы наши пока больше не прилетят, выбросив меня, – рассуждал вслух Сергачев, похаживая перед шеренгой разведчиков.
– Дык… они, видать, теперича вообще успокоятся, думая, что ночным налетом уже уничтожили грызуна. А это всего-навсего оказалась мельница горящая! – предположил Машков.
– Так оно. Насчет времени выхода в эфир и некоторых условностей мы с Судоплатовым договорились еще на Большой земле, – Сергачев посмотрел на Пешкову, – я тебя, Лиза, посвящу в них сейчас. Слава богу, что не мне теперь придется работать с рацией! "Крыса" в недрах НКГБ подождет, никуда не денется.
– А сколько этот враг успеет нанести вреда, вы об этом подумали? – неугомонная Пешкова вновь проявила свою патриотическую чуткость. – Пока мы тут думаем да рассуждаем, этот предатель может много плохого сделать. Ведь так?
– Хм, девочка моя, угомонись! Мы сегодня же сообщим о нем Центру, но в третьем сообщении. И так. Первое – Ставка Гитлера, второе – литерный, третье – "крыса" в Конторе. Всем ясно?
– Так точно.
– Понятно.