После того как они выпили по очередной рюмочке коньяку, Тамара принялась за поданную к столу рыбу "Хвост дьявола", приправленную артишоками, маслинами и кусочками лимона. Всё это рыбное хозяйство было запечено под французским соусом "Марешаль". Ни девушка, ни её приятель ещё не сталкивались с таким кушаньем, но в Одессе чего только не бывает! На то она и Одесса.
Анатолий не стал пока налегать на кушанье. Он закурил и, глядя на подружку, уплетающую морскую диковинку, начал вспоминать:
- Я действительно никому не рассказывал, а тебе расскажу, потому что у меня ещё не было такого друга, который за мной на любой край земли, на любое дело, да и отмажет от ментов, если понадобится. Даже мой корифан Сеня Шварцберг на это не способен.
- А где он сейчас? - вставила Тамара.
- В Кишинёве. И мы отсюда туда мотанём. Там есть "яма" клеевая. Можно отсидеться. Так вот, - продолжил Толя. - Здесь, в Одессе, какое-то время паханом был Толя Черкас - законник, который не сломался на воровском расколе в пятидесятых, и на Хрущёва с горки плевал. Он был учеником самого Бенечки Крика, а я, выходит, стал учеником Черкаса. Чуешь, к чему я тебе это рассказываю?
- Да, - кивнула девушка. - Ты считаешь себя вором в законе, а у законников не может быть ни семьи, ни дома, ни родины. Это ты хотел мне сказать? Но я сама воровка и уважаю воровские законы. Я буду всегда с тобой, пока нужна, а любить до гроба… кто ж до гроба любить сможет?
- Вот ты как раз и сможешь, - уверенно сказал Толя, разливая коньяк по рюмкам. - Мне такая и нужна. Но то, что меня трудно поймать, вовсе не Черкеса заслуга, а его половинки, которая жива ещё и также занимается чёрной магией. Мы к ней пойдём прямо отсюда.
- Ты хочешь сказать, что на тебе какое-то заклятие есть? - не поверила Тамара. - По-твоему, чернокнижники ворам помогают?
- Ещё как помогают! На то они и чернокнижники. Это как раз нам на руку получилось, когда в семнадцатом году один лысый материалист прокричал с броневика, мол, ничего нематериального нет и быть не может, потому что не может быть. Оказывается всё может и всё есть. Нужно всего лишь согласие человека на овладение непонятными энергиями, то есть непонятными только для других. Согласна?
- Ещё как! Ты же сам сказал, что я за тобой - в огонь и в воду! Давай выпьем!
- Давай, - беззаботно кивнул Толя. - Сейчас ко мне два корифана сюда заглянуть должны, я им стрелку забил. Их в Одессе Галимзянчиками кличут. А потом мы с тобой к бабе Циле в гости заглянем.
Не успели Толя с Тамарой осушить ещё по стопочке, а к ним уже присели недавно помянутые братья Мехтиевы, то есть Галимзянчики. Братья поздоровались и не отказались осушить по рюмочке "со свиданьицем". Но, то ли спешили куда, то ли мешать застолью не хотели, а очень быстро откланялись, сказав только:
- Ты, Бес, нас здесь не ищи пока. Завтра мы с Валеркой сваливаем в столицу, - произнёс, закусывая, Виталик. - Там, говорят, дело грамотное нарисовалось. Если что, тебе маяк кинем. Ты в Кишинёве будешь?
- Ага, где обычно, пишите малявы, - и Толя обнял братьев на прощание. - Но глядите, не спалитесь в Москве. Там, говорят, после Олимпиады ментуры - как собак нерезаных.
- Ну, ты даёшь, Толя, - вставила Тамара. - Назови мне место, где ментов сейчас нет?
- И то верно, - согласились братья.
После этого Толя с Тамарой тоже долго засиживаться не стали. Надо было успеть на Лонжерон пока трамваи ходят. Баба Циля жила недалеко от пляжа, но трамвайный путь туда проходил возле чумного могильника, засыпанного ещё во времена царя Гороха толстым слоем земли. Одесситы всегда обходили это место стороной, а вот дом бабы Цили стоял совсем недалеко от этого места. Никто из городских властей даже не собирался предлагать жителям этого жуткого района снос старых домов и постройку современных небоскрёбов. Да, одесситы иногда бывают отрывными, но почти каждый их них помнил, что Вторая Мировая началась первого сентября 1939 года. Именно в этот же день археологи вскрыли могилу Тамерлана!
Ничего в этом мире просто так не происходит, поэтому одесский чумной могильник старались не трогать. Более того - не замечать! Как обычным людям жилось по соседству с таким опасным курганом - это уже другой вопрос. Важно, чтобы никто не нарушил покоя свирепой болезни!
Всё это Бес успел пересказать Тамаре на пути к дому бабы Цили. Дворовый пёс издали учуял гостей и заливался бешеным лаем. Баба Циля оказалась дома и вышла посмотреть, кого это несёт, на ночь глядя?
- Баба Циля, это я, - подал голос Анатолий. - Второй день в Одессе и никак зайти не мог.
- А! Бесёнок! - обрадовалась хозяйка. - Ты не один?
- Нет, не один. Это моя половинка.
- Половинка, говоришь, - хозяйка подошла к забору, загнала пса в конуру и открыла гостям калитку. - Тебе половинкой обзаводиться, всё равно, что шаланде удирать от очуров со сброшенным якорем.
- Удеру, как-нибудь, с помощью бабы Цили, - парировал Анатолий. Сможешь её причастить к трапезе нашей?
- Ух ты, чего захотел! - заворчала хозяйка. - Слушай меня, стой там. А ты у девахи-то спросил? Таки, может, она не захочет.
- Я захочу, - поспешила успокоить бабу Цилю девушка.
- Таки судьба у неё такой, - Бес произнёс это, грассируя, и даже голос попытался сделать похожим на голос хозяйки.
- Не дразнись! - грозно прикрикнула на него баба Циля. - А то я тебе яйца обрежу, и ты никакой девахе не нужен будешь.
- Я не откажусь от него, - попыталась уверить хозяйку Тамара. - Я сама воровка.
- Вот этим, девочка, не кичись, - вскинула указательный палец вверх баба Циля, - вор вору рознь. Но, коли так, пойдём в дом, мне переодеться надо.
Пока баба Циля переодевалась, Тамара с Бесом примостились в углу на мягком диванчике, попивая кофе. Девушка тем временем с любопытством оглядывала логово настоящей колдуньи. Именно в разряд этих особей она скоропостижно записала хозяйку.
А дом был действительно любопытен. Под потолком висела люстра в виде шара, склеенного из кусочков зеркал. Видимо, во время сеанса хозяйка включала где-то моторчик, и шар начинал вертеться, рассеивая по комнате шаловливых зеркальных светляков. На противоположных стенах висели иконы Христа Спасителя. Но над каждой был прикреплён настоящий череп с двумя скрещенными костями. То есть, всё равно, что два креста, перевёрнутых вверх ногами - догадалась Тамара. Дверь в комнату, похоже, находилась с южной стороны, значит окна - с северной и между ними прибито изображение огромной летучей мыши с расправленными крыльями.
Ещё в комнате находился любопытный шкаф, в котором на полках видны были через стеклянные дверцы множество разных склянок, бутылок и глиняных горшков. Эти вещи хозяйка явно использовала для колдовства. Было это истиной или Тамаре просто так хотелось, останется неизвестным, поскольку баба Циля вернулась в комнату, одетая в костюм Пьеро, только чёрного атласа и спадающим на спину капюшоном.
- Ну, пора идти, - произнесла баба Циля замогильным голосом. - Подумай, девочка, готова ты молиться этому светозарному богу, имя которого Люцифер. Ты будешь знать, как овладеть энергией денег, то есть, энергией управления миром.
- Значит, всем миром управляют воры, только разных весовых категорий? - удивилась Тамара.
- А ты как думаешь! - усмехнулась баба Циля. - Человек, поклоняющийся власти денег, всегда доступен. Но если ты полностью сможешь овладеть энергией финансов, то она будет слушаться тебя без всяких там институтов.
- Хорошо, я согласна, - кивнула девушка. - Что нужно делать?
- Пойдём пока.
Хозяйка вышла на улицу, прихватив в сенях карбидный фонарь. Она шла впереди и шаркающая походка у неё куда-то исчезла. Но вскоре Тамара заметила, что тропинка сворачивает к тому самому чумному могильнику, про который Бес так подробно рассказывал на пути к Циле. Может быть, просто запугать хотел? - прокралась в голову девушке крамольная мысль, но она тут же отогнала её, потому что верила в своего друга, как в бога.
Тропинка заканчивалась на вершине. Но, если есть тропинка, значит, сюда кто-то всё-таки наведывается. Или человека постоянно тянет к чему-то запретному, или же баба Циля не одинока в своём искусстве чернокнижничества. Это уж как пить дать.
- Раздевайся, - властный голос бабы Цили прозвучал, как выстрел пистолета. - Раздевайся, кому говорю!
Больше повторять не пришлось. Тем более, что Бес стоял рядом и согласно кивал.
- Совсем раздевайся! - скомандовала хозяйка, когда девушка скинула одежду и стояла, ёжась от холода.
Пока жертва стаскивала с себя оставшуюся одежду, баба Циля накинула на голову чёрный капюшон, подобрала с земли палку и принялась очерчивать место, где они стояли. Затем взяла девушку за руку, повела прямо в центр получившегося круга и толкнула. Девушка непроизвольно сделала шаг вперёд и упала - в центре нарисованного круга оказался провал. Яма была неглубокой, но при слабом свете карбидового фонаря, который держал уже Толя, стали видны стенки могилы, куда её столкнула колдунья. Могилы? Да, настоящей могилы, и только что кем-то услужливо откопанной. Сознание Тамары вдруг захлестнул подлый животный страх, и девушка даже тихохонько пискнула. Её не услышали, но страх, к счастью, испарился. Послышались голоса.
Это баба Циля говорила что-то на непонятном для человеческого уха языке, а Бес автоматически всё повторял. И вдруг почва вздрогнула! Тамара на сей раз действительно подумала, что проваливается в чумной могильник и судорожно ухватилась за край могилы. Но толчки больше не повторялись, и Тамара убедила себя, что это ей только показалось. Однако трезво соображать девушка уже не могла. Она смутно помнила ещё конец ритуала, но как добралась до постели - это было уже выше восприятия. Самое важное, что навсегда запомнились слова бабы Цили:
- Ты наша, доченька! Теперь уже наша. И отныне будешь слышать свою половину даже из другой части света.
3
- Итак, - вернулся Сухарев к разговору, когда Надежда Соколова оставила их наедине. - Итак, что мы можем узнать о Веронике, как там её? Пордеа?
- Вы поймите, начальник, - неожиданно зачастил Добкявичус. - Я влюбился, как последний дурак! Вероника обещала меня с собой во Францию забрать! Она давно уже оформила фиктивный брак и свой выезд за рубеж в любое время. А мне она обещала при выезде на жительство, устроить во Франции выставки моих картин с участием знаменитых продюсеров. Слава Миши Шемякина мне покоя не давала, вот я и подумал, что если будет несколько европейских выставок, то вполне возможно стать настоящей величиной на обмельчавшем фоне западных художников! Но я же не просто так! Я действительно влюбился и готов был для неё…
- Постой, постой, - одёрнул художника Алексей. - Ты познакомился с девушкой, влюбился, показал ей свои работы, и она предложила сделать несколько выставок в европейских галереях?
- Нет, всё было совсем не так, - замотал головой Добкявичус. - Она увидела здесь в лаборатории мои фотографии драгоценностей Людмилы Ильиничны и заставила меня…
- Заставила?!
- Нет, я сам! Но она такая… Я никогда таких не встречал…
- Значит так, - вернулся к исходной позиции Сухарев. - Твоя знакомая увидела фотографии драгоценностей, расспросила где такое чудо, в каких руках и попросила, скорее всего через постель, проникнуть в квартиру под видом ассистентки. Так?
Фотограф молча кивнул и затравлено взглянул на допрашивающего оперативника:
- Знаете, вынудила меня даже план ограбления составить. Я сделал это. Но потом Вероника сказала, что у меня ничего не получится, что у меня шарма не хватает. Притом и домработница, и хозяйка квартиры меня отлично знают. Она сказала, что попросит Лёню Слепака помочь.
- Это кто ещё такой? - с деланным равнодушием спросил Алексей.
- Он москвич, из приблатнённых, но, думаю, у него для ограбления тоже ума не хватило бы. Скорее всего, Лёня из Одессы кого-то пригласил.
- Откуда ты знаешь?
- Так он прямо отсюда, из мастерской, в Одессу кому-то звонил, - пожал плечами фотограф. - Там воров хватает, и кто-то действительно клюнул на нешухерную наводку.
- Какую наводку? - поперхнулся Сухарев.
- Ну, то есть, без шухера и кипеша.
- Да ты и сам в приблатнённые метишь, - ехидно улыбнулся Алексей. - А художник - погоняло как раз для тебя. Так что суши сухари.
- Меня посадят? - вскинул глаза на Сухарева фотограф. - Но я ведь не принимал участия в ограблении!
- Да? А кто Веронику ассистенткой устроил? А кто план ограбления составлял?
То есть, готовил для себя дорогу на запад, рассчитывал на долю за безоговорочное и добровольное участие.
- А если как-нибудь по-другому? - поднял глаза Добкявичус. - Я ведь тоже добровольно вам всё рассказываю.
- Что ж, можно и по-другому, - согласился Алексей. - Только давай мне Веронику Пордеа и её друга…
- Лёня Слепак.
- …да, Лёню Слепака прямо сейчас. Вот тогда можно будет рассчитывать на реальные два года условно. Впрочем, это только суду решать. От меня же будет доклад о явке с повинной - это реальная помощь.
- Я хочу "по-другому", - обрадовался фотограф. - Дело в том, что оба они обещали приехать прямо сюда. Я ведь им здесь целый фотоальбом показывал: где и что в квартире находится. Лёня даже сам интересовался - где и что находится. Если он участвовал в ограблении, то неудивительно, потому что подробно всё изучал, хоть и по фотографиям. А сейчас они опять ко мне собирались приехать, только немного позже.
- Что-о-о? - взревел сыскарь. - И ты до сих пор молчал!! Где у тебя телефон? Где телефон, спрашиваю? Надо наряд вызывать.
Добкявичус проводил Сухарева к телефону, а тот по дороге обдумывал и анализировал полученную информацию. Видимо, грабители - не москвичи. Таких хватает, выезжают на скок в Москву или Ленинград. Если это одесситы - таких быстро обнаружим. Потому что в горячих точках, где собирается цвет воровского мира, у МУРовцев есть свои "наседки". А в Одессе даже кое-кто из законников информацией делится. В общем, поработать есть над чем. Но цепочка потянулась реальная и крепкая. Важно, чтобы не порвать эту цепочку. С другой стороны у оперативников есть пока покров невидимости. Если Слепак участвовал в ограблении, то пока что он уверен в своей безопасности, иначе слинял бы куда-нибудь на периферию или просто на дно упал бы.
Оперативники прибыли раньше предполагаемых участников ограбления, но те тоже не заставили себя ждать и оба явились к Добкявичусу, ничего не подозревая. Задержание прошло, в основном, довольно буднично. Лишь Лёня Слепак не сдержался и прошипел, обращаясь к фотографу:
- Я тебе, латышский стрелок, глаз на жопу натяну!
Такое заявление много о чём говорило. Однако Слепак никак не вписывался в словесное описание грабителей. Что же делать?
Но удача никогда не отворачивается от тех, кто много, усиленно и плодотворно работает. Неважно, в какой ситуации, под каким ракурсом и над каким предметом проводилась работа, но если в работе присутствовала творческая искра, то можно на девяносто девять процентов быть уверенным в успехе.
Слепак несколько дней упрямился, на допросах вёл себя вызывающе, но это ничего не изменило. Впрочем, изменило, только не в его пользу. Когда на очередном допросе он снова стал обвинять Добкявичуса в продажности и стремлением свалить всё на другого, Сухарев в специально замедленном варианте стал раскладывать перед Лёней фотографии, сделанные Добкявичусом на квартире Алексея Толстого.
- Ну и что, - посмотрел исподлобья на сыскаря Слепак. - Я уже говорил вам, что не раз видел эти фотографии у Добкявичуса в лаборатории. Он сам всё фотографировал, всё обмозговал, даже меня сблатовать пытался, но он просто рамсы попутал.
- Рамсы попутал, говоришь? - усмехнулся Сухарев. - Значит, ты картёжник?
- Ну, допустим, - нахмурился Лёня. - Но причём тут дело, которое вы мне шьёте в нагляк?
- А вот причём, - продолжал усмехаться Сухарев. - Тебе этот стос с обрезанным краем знаком?
Сыскарь аккуратно выложил перед Лёней колоду карт с особо обрезанным краем. Так делали только настоящие "игровые". По обрезанному особым образом краю, игровой мог определить наощупь - что за карта у него в руках. Исход игры зависел только от того, какой партнёр перед ним сидит. Если лох, то быть тому обутым, разутым и обыгранным в пух и прах. Если попадался такой же игровой, то оба расходились после первой игры - игрок игрока чует издалека.
- Так вот, Лёня, заначку дома надо было устраивать не в старых прохорях. Это уже вышло из моды. Во всяком случае, эти цацки там точно не к месту были, - Сухарев бросил на стол перед Слепаком пару серёжек с изумрудами и золотую заколку мужского галстука с бриллиантом.
Лёня сидел перед сыскарём, ничего не говоря, просто уставившись остекленевшими глазами на спрятанные в старый сапог золотые безделушки и подмётную колоду карт.
- Видишь, Лёнечка, твоя версия не канает. У фотографа рыльце в пушку - не отрицаю, но откуда у тебя в заначке некоторые из золотых цацек взялись, которые Добкявичус раньше отснял, ещё в квартире Людмилы Ильиничны? Или будешь утверждать - мы подбросили?
Значит так, Лёнечка, пора колоться. Или ты на всю оставшуюся жизнь в Ванинский порт под фанфары загремишь. Уж я, будь уверен, постараюсь тебя устроить. Выбирай!
Сухарев давно заметил, что когда перед преступником возникает реальный выбор, то практически никто не желает страдать за идею: воровство - это не политика и своя шкура дороже, чем какой-нибудь корифан по нарам.
Так получилось и на этот раз.
- Не я брал эту хату, начальник, зуб даю! - поклялся Слепак. - Я в натуре, только на стрёме у подъезда был, за что и получил цацки. А тех корифанов я даже не знаю. Они меня сами нашли.
- Кому ты звонил по этому номеру? - сыскарь бросил на стол перед Лёнечкой карточку с обозначенным на ней телефонным номером.
Тот прочитал номер и удивлённо взглянул на Сухарева:
- Откуда у вас этот номер, начальник?.. Ах, да… вы же - МУР!
- Правильно мыслишь, молодец. Мы туда сами пока звонить не стали. Решили - ты можешь ещё раз позвонить. Что скажешь? - сыскарь выжидательно уставился на Лёнечку.
- Галимзянчикам? - ужаснулся Слепак. - Нет уж, вы сами как-нибудь. Причём, на хазе их не было. Это какие-то залётные, но крутые.
- Хорошо, - согласился сыскарь. - Базара нет, завтра продолжим.
Собственно, Лёня Слепак сыскарю был уже не нужен, потому как тот непроизвольно проболтался и выдал тех, кто приглашал истинных исполнителей ограбления.