Вторая молния не раздумывала, рухнула в землю за Останкиным. Город с каждой вспышкой проявлялся, как негатив – светло серые улицы и здания, черные окна.
– Это не депрессия, сэр. Это просто старость. Мне двадцать шесть…
– Мне тоже…
– Не перебивай, пожалуйста. Мне двадцать шесть, и пора прощаться с иллюзиями. Скажешь рано? Верно. Вот эти пограничники и археологи, с которыми я пробыл два месяца, вот они будут жить иллюзиями еще долго. Один ищет пришельцев, а может богов, а может древних титанов, он сам не разобрался, у него вот такая лысина и очки, но он счастлив. Другой надеется сделать карьеру, нет, он честный, он на далекой заставе, но он именно так и хочет – не уронив чести дослужиться до генералиссимуса таможенной службы. Этого всего у них не будет, но они‑то этого не знают, и они счастливы… О, гляди, дождик…
Мелкие капли дождя коснулись вытянутой вверх ладони. Дождь не накрапывал, он оседал туманом и казался довольно теплым.
– Смысла во всем этом мало, – сказал Принц: – Мне‑то не нужно делать карьеру. Мне не нужно доказывать себе, что я умный, красивый и богатый. И что мне делать? Мы с тобой прошли по верховьям Амазонки и взяли того наркобарона. Мы спасли Огненную Землю от экологической катастрофы. На меня вешаются девчонки во всех странах, даже не зная, сколько будет у папы на счету, когда он все‑таки уйдет в отставку. И что? И зачем мне эти генномодифицированные осетры, если после них все будет также, как и до?
– Сплин, – с мрачным отвращением, как смертельный диагноз, выговорил Вихорь: – у тебя опять сплин, и это не музыкальная группа. Ты не можешь забыть Анжелу, ты помнишь Анжелу, ты хотел бы начать жизнь с чистого листа, и желательно с девятого класса. Было, уже много раз было. Ладно, хорошо. Вот тебе пропуск. Хочешь, езжай к профессору Файнбергу. Хочешь, в кабак, только оттуда ты припрешься к Отцу еще унылее и будешь жаловаться, что та девица, которой ты подарил мой "Харлей", далека от идеала…
Он нервно расстегнул молнию на рукаве, и оттуда посыпались бумажки, визитные карточки, кредитки. Найдя среди них универсальный пропуск по городу Москве, Вихорь нервно протянул его Принцу. Тот взял и некоторое время наблюдал, как с проклятиями застегивается молния.
– А что это там было?
– Пропуск вот! – сказал Вихорь угрюмо, тыкая пальцем: – и не потеряй его. Только не хватало, чтобы тебя вместо Кремля отвезли в милицейский обезьянник.
– Нет, а вот там что за фотография, у вас в кармане, сэр? Вот там, где ты лица маркером обводил?
Вихорь оглянулся. На расстоянии пяти метров он уже не взялся бы разглядеть газетный заголовок.
– Тебя в твоих Гималаях в темноте видеть научили? – неприязненно осведомился он.
– В Тибете, – поправил Принц. – Да нет, просто молния была.
Как бы подтверждая его слова, над Москвой снова сверкнуло. Раз, два, три, четыре, пять – сухо раскатился гром. Недалеко уже, а дождя практически нет.
– Ну чего спрашиваешь? Раз спрашиваешь, значит узнал. Школьная фотография.
– А зачем ты там маркером обводил?
Не дождавшись ответа, принц прикрыл глаза и стал похож на восковую фигуру из музея Тюссо. На самом деле он просто задержал дыхание, потому что прилив крови к голове обостряет работу мысли.
Тоже из Тибетских фишек, подумал Вихорь. Он знал, что сейчас Принц восстанавливает изображение на фотографии по памяти. Не бог весть какая работа. Их класс фотографировали только однажды и, конечно, с Шарлоттой Карловной посредине. Бывшая разведчица уже не крысилась за то, что ее превратили в классную даму по настоянию каких‑то там чиновников администрации (Отец и Папа тогда еще не были Отцом и Папой, просто одному пришло в голову сплавить сыночка в элитную школу, а другой сразу послал доченьку во Францию).
Девчонки так и льнули к прокуренной и стройной седовласой классной. Парни держались поосторожнее, поэтому на фотке они по краям. Рядом с Сережей Вихорем стоит российский флаг. Раньше там стоял Принц, но при выдаче школьных альбомов над фотографиями поработали ретушеры, Отец уже тогда предпринимал некоторые меры безопасности, обычные для кадрового разведчика. Поэтому Принц не раз говорил знакомым девушкам, что далай – лама обучил его секрету превращения в национальный флаг.
– Ты обвел маркером лица мальчишек, – сказал Принц, – кроме своего, и ни одной девчонки. Соскучился, что ли? Так вроде бы сайт "Одноклассники" работает бесперебойно, Папа лично посещают. А ты, так, по старинке… Логично предположить, что ты их искал, собирал о них какую‑то информацию, и одного за одним вычеркивал не подходящих. Сэр, вам позвонил кто‑то?
Вихорь помолчал. Глаза его в прорези шлема были глубокомысленны и глуповаты:
– Никто мне не звонил, – сказал он наконец: – просто, Принц, я соскучился. Я, как ты верно заметил, целыми днями сижу в "Одноклассниках". Веду блоги. Чалюсь в "Контакте". А почему? Прошлое вспоминаю. Ушедшее безвозвратно прошлое. Я же старый, Принц. Мне уже скоро двадцать семь…
Он не договорил, потому что получил удар в челюсть, и не просто, а ногой с разворота, но в мотоциклетном шлеме это так, легкий щелчок.
Зато в ответ он подсек прыгающего под оба колена, и не позволил захватить себя ногами за шею. Принц упал на ладони, оттолкнулся мотоциклетными перчатками и тут же стал в низкую стойку, потому что боялся не удара, а захвата. От удара можно уйти, а вот когда тебя обхватит Сережа Вихорь, тяжелей тебя в два раза, это плохо, это кранты. Ну, вот они и настали, эти кранты.
Вихорь выкрутил первому жениху страны запястье, потом перехватил за ворот, украшенный шипами, как и подобает малолетнему мотоциклисту, не ведающему, что такое двадцать шесть лет. Свободной рукой извлек из бездонного кармана цифровой диктофон, отряхнул руку от крошек сахара и нажал воспроизведение:
– Я, собственно, Сергею звонил. Но неважно. Так даже лучше. Принц. Ты меня, наверное, не помнишь. А мне помощь нужна… Я понимаю, это для тебя ерунда, школьные воспоминания. Одноклассники и все такое. Но ты помоги… Это гибель, Сергей. Это опасность для всех. Армагеддон.
– Сэр, вы сволочь! – сказал весело Принц: – свинтус поросячий.
– О приятном позже. Узнаешь голос?
– Нет. Не узнаю. Ты думаешь, я хоть одну фамилию с той фотки помню?
– Ну, одну‑то по крайней мере…
– Заткнись…
– Я всех проверил, понимаешь, всех…
– А сейчас проверим еще раз. И с Папиным пропуском.
– А Файнберг?
– Плевать на Файнберга! Плевать на мировой заговор против генной инженерии! В кои‑то веки позвонил человек, попросил помочь! Поехали, и руку отпусти, сломаешь!
Мотоцикл взревел и две темные, пригнувшиеся на нем фигуры растаяли в ночи. И тут на Воробьевых горах полило, как из ведра.
"Пуща". Фельдъегерская почта. Входящий 141/…
Из поздравления в связи с назначением на должность главы национального проекта "Север"
…Напомню, что на плечах нашей компании лежит огромная ответственность за экономическую безопасность страны.
При этом российская корпорация нанотехнологий после завершения процедуры акционирования будет рассматривать различные варианты привлечения новых инвестиций в отрасль нанотехнологий. И закономерным станет вопрос, в какие регионы нашей Родины будут направлены эти инвестиции. И зная вас, Принц, как преданного друга…
Генеральный директор госкорпорации РОСНАНО
– Силинский!
Лицо появилось на проекционном экране, напоминающем старинный, без долби – сурраунда и три – дэ кинотеатр. В здании на улице Большая Дмитровка все оборудование было очень большое, надежное, и лет на десять морально устаревшее. Здесь очень гордились, например, тем, что проектор можно подключить к ноутбуку Принца. Благодаря пропуску, подписанному Отцом, в просмотровый зал спустился загорелый, моложавый генерал при полном параде. И рядом с ним блестящие байкерские кожанки (у Принца с шипами и заклепками) выглядели по меньшей мере странно.
– Федор Силинский, закончил школу с медалью, Военно – медицинская академия с красным дипломом, ординатура, диссертация, еще одна. После смерти Хоменко – старшего заведует кафедрой.
С экрана улыбался Федька, кучерявый и пухлощекий. Он уже тогда – в десятом – знал, что будет заведовать папашиной кафедрой. Фотографии стали сменять одна другую. Присяга. Курсантская форма. Свадебный костюм. Шапочка бакалавра. Белый халат с галстуком. Даже глядя на последнюю фотографию, трудно сказать: знает ли Федька слово Армагеддон.
– Блат, – лениво протянул Принц, – жизнь расписана на две жизни вперед, идет ровно, сбивается редко. Сейчас доживает остаток – спокойные тридцать лет до пенсии.
Вихорь ничего не сказал, только замычал себе под нос песню Юрия Шевчука. Принц покраснел, но в темноте кинозала загорелый генерал этого заметить не мог.
– Дальше? Елисеев.
Василий Елисеев улыбался подозрительно, с наглецой, из под коротко постриженных волос. Фотографий тут оказалось много больше.
– Факультет менеджмента. Отчислен со второго курса. Безработный. Охранное предприятие. Безработный. Задержание в составе ОПГ. По делу проходит свидетелем. Пулевое ранение в плечо. Третья группа инвалидности. Задержание за кражу со взломом. Четыре года колонии. Еще два. Туберкулез верхушки левого легкого. Вышел на свободу в прошлом году. Южное кладбище Петербурга.
На экране осталась рентгенограмма легких Василия Елисеева. Она смотрелась, как надгробие.
– Мы вырождаемся, – сказал Принц, посерьезнев. – Это уже третий. У одного передозировка…
– Другой на машине разбился, – напомнил Вихорь. – и еще про хронических алкоголиков не забывай. Элитная школа с углубленным изучением математики и языков. Давай дальше.
– Консторум Ефим.
– Это понятно, – пробурчал Принц: – небось министр в Телль – Авиве.
– Нет, почему, – генерала было не сбить, но фотография последовала только одна. Какая‑то яхта в маленькой бухточке с кирпичными домами на берегу.
– Это Чикаго, – сказал Вихорь. – Из Чикаго через Питер в Беларусь не звонят.
– Не факт, – сказал генерал индифферентным голосом: – сейчас у нас довольно большой поток репатриации. И частенько с криминальным прошлым.
– Да звонил я Фиме, – нехотя пробурчал Сергей: – я через него этот "Харлей" покупал. Короче, у Фимы сейчас все пучком. Дальше давайте.
– А это все, товарищ подполковник.
В зале зажегся свет и трое мужчин, как всегда слегка обалдело, поглядели друг на друга. Одиннадцать человек из бывшего десятого класса, одиннадцать мальчишек, стоящие по краям фотографии, лежащей тут же на столике, прошли перед ними. В живых восемь. На свободе семеро. Один актер больших и малых театров. Один работает в заполярье оперуполномоченным. Еще трое – представители среднего класса. То ли белые воротнички, то ли безработные, в зависимости от экономической конъюнктуры.
– Ну? – спросил Принц. Была в нем такая милая, непосредственная черта. Когда идеи исчерпаны, он величественно предлагал остальным проявить себя. И в такие минуты чувствовалось, кто здесь титулованная особа. Почувствовал это и моложавый генерал.
– Я за версию Тимченко, – сказал он. С женой развелся, в данное время без работы, детей нет.
– А я за Лаврентия, – мрачно сказал Вихорь. – Лаврентий Титов, работает в милиции города Окладинска. А мы туда очень скоро поедем, вернее, нас повезут. Хоть будет с кем поговорить.
– Лаврентий Титов находится в долгосрочной командировке, – напомнил загорелый генерал: – мы отправляли запрос. Начальник гормилиции Кравченко пишет…
– Никуда не поедем, – небрежно обронил Принц и, закинув ногу на ногу, сказал: – вот что, джентльмены. Действовать будем так. Мы отбрасываем тех, с кем все более – менее ясно. Оставляем двоих или троих и просто, тупо, элементарно сравниваем голоса. Сколько вам нужно, чтобы пробить эту запись?
Генерал замялся, не зная по какому званию обращаться к Принцу, и снова обернулся к Вихорю:
– У нас отличные эксперты, товарищ подполковник. Но ведь сначала людей надо найти. Записать на пленку их голоса. Мы, разумеется, мобилизуем все силы, но…
– Два дня? – спросил Принц.
– Два дня, – обреченно ответил генерал.
– Это долго.
Генерал покорно склонил голову, как бы размышляя, не пора ли стреляться, потом осторожно спросил:
– А может быть спросить учительницу? Вот эту, в центре стоит? Если она еще жива, конечно…
"Пуща". Фельдъегерская почта. Входящий 209/…
Из поздравления в связи с назначением на должность главы национального проекта "Север"
…В крупнейшей компании мира по добыче алмазов давно следят за вашими успехами… Ваш талант руководителя, Принц, позвольте называть вас так же, как близкие друзья… Совместными усилиями…
Глава "Де Бирс Консолидейтед Майнс" (De Beers Consolidated Mines, Ltd)
– Я вам конфет привез, – сказал Принц. – Конфеты китайские, с добавлением лотосного меда, в фантиках из рисовой бумаги. И не сильно отличаются в полиэтиленовом пакете от купленных на рынке где‑нибудь под Краснодаром.
Лотта Карловна вытащила из буфета три блюдца с рубиновыми звездами и три чашки с изображениями кремлевских башен. Сухаревскую – треснутую поставила себе, остальное расставила по клеенке. Злые языки утверждали, что фамилия Шарлоттиного папы Карла была Либкнехт, и за это ему дали квартиру в московской высотке. Но это неправда.
– Я помню всех своих учеников, – сухо сказала Лотта: – слава богу, жалоб на память в истории болезни не записано. По милости твоего отца, я, профессиональный разведчик, вынуждена была вести физику в четырех параллелях. К счастью, этот ад закончился быстро. Но я даже не знаю…
Этого Принц и опасался. Он, если очень захочет, мог войти в любое министерство, и потом еще в оставшейся за спиной очереди шушукались бы – слушайте, это тот самый или не тот? Он мог ворваться в генеральный штаб в разгар учений, и ему кротко объяснили бы, какого потенциального противника сейчас топит вот тот ракетоносец. Пройти по коридорам парламента было бы трудно от повисших на руках, которые "просто поздороваться подошли, но вот кстати у нашей фракция есть вопрос…".
Зато если Лотта Карловна Коган решит, что мальчику рановато знать, как размножаются дождевые черви, она этого Принцу не скажет.
– В твоей школе учились разные дети, – сообщила она сурово, как будто выдавала государственную тайну: – И большей частью вовсе не дети с обеспеченным будущим.
– Ну, все‑таки гимназия… – с преувеличенным смущением развел руками Принц, но Лотта Карловна с учениками шутить не имела обыкновения.
– Гимназия, это при царе. Сейчас двадцать первый век, юноша. Сейчас не каждому названию можно доверять. Ты бывал в "Макдональдсе"? Тоже вот ресторан.
– Я бывал в "Макдональдсе", – сознался Принц.
– Будущее далеко не всех твоих друзей по школе могло оказаться столь безоблачно, как твое! – учительница смотрела в окно, затянутое поверху марлей, чтобы комарье не налетело.
Принц очень хорошо видел, что прогулка с Верой Чагиной, съевшая на прикаспийском аэродроме лишние полчаса, еще не забыта и вряд ли забыта будет.
– В том‑то и дело, Лотта Карловна. Я потому и хочу найти…
– Нельзя найти прошлое! – строго сказала учительница, и Принц испугался, как бы она не потребовала назвать автора цитаты: – нельзя преодолеть барьеры, социальные, мировоззренческие, возрастные. Дети похожи друг на друга, потому что лишены ответственности. Но тебе было бы трудно окунуться в жизнь обремененного заботами о семье, карьере, благосостоянии человека. Многие ребята из вашего класса были намного зауряднее даже, чем Сережа Вихорь! – покачала головой учительница и тут же спохватилась: – Извини, Сережа!
– Да чего уж я, – сказал Вихорь. Ему стульев в кухне не хватило, и он сидел на маленькой табуреточке возле плиты, почти упираясь себе коленями в подбородок: – да я же ничего и не говорю…
За окошком громыхнуло, но где‑то далеко, в Химках.
– Странный год, – сказала бывшая разведчица: – и недобрые предчувствия в воздухе. В наш дом молния позавчера ударила. Не будь я атеистка, сказала бы, что скоро конец света. К счастью, Бога нет.
Это уже был знак добрый. Лотта Карловна неизменно упоминала о своем материалистическом мировоззрении перед тем, как начать рассказывать на уроке истории об оккультных воззрениях египтян, или на уроке физики об опытах с намагниченной водой.
– Мой старый знакомый, профессор гидрометеорологии Оюшминальд Бутов, утверждает…
– Швед что ли? – неосторожно уточнил Вихорь.
Лотта посмотрела на него так, как смотрела обычно на последнюю парту, где кто‑то во время урока изволил играть в "плантации" на листе клетчатой бумаги. Воспользовавшись этим, Принц тут же сказал:
– Давайте мы послушаем запись еще раз?
Лотта Карловна подняла блюдце на тонких артистичных пальцах и беззвучно втянула горячий чай сморщенными, но аккуратно подведенными губами. Потом сказала:
– Еще раз смысла не имеет. Это не голос одного из моих учеников.
– Да… – тактично согласился Принц: – но может вы, Лотта Карловна, если еще раз послушаете…
Блюдце опустилось на клеенку, на него с легким звоном встала треснутая чашка.
– Я поняла вас, молодой человек. Вы не доверяете старухиной памяти. Извольте следовать за мной.
Она легко поднялась и вышла в коридор. Кухонька маленькая, а коридор широкий, даже, скорее, холл. Там были поставлены книжные стеллажи, вделан в стену турник и висела боксерская груша, на которую все время косился Вихорь. Ну, не мог он спокойно видеть спортинвентарь, чтобы на руку не прикинуть.
Сам Принц шел вдоль стеллажа и тихонько вел пальцами по пыльным корешкам книг – Кристи, Стаут, Гарднер. Потертые томики хотелось одолжить на пару ночей и вернуть на следующее утро. Троица миновала одну запертую дверь, другую, третью, а стеллаж все не кончался.
Принц давно отметил, что комнат в квартире Лотты девять, но бывал до сих пор только в крохотной кухоньке (чай), в кабинете ("Отец велел тебе передать этот конверт, но ты сначала послушай старуху, она тебе плохого не посоветует…"), и комнате с балконом ("Позволь обратиться к тебе, как к специалисту. Объясни старухе, почему из четырех спутников Юпитера, этот телескоп – рефрактор показывает только два?).
На сей раз Шарлотта Коган возложила свою сухонькую ладонь на бронзовую ручку угловой комнаты.
– Давайте сюда ваш диктофон, – велела она непререкаемым тоном. Вихорь вздохнул и покорно полез за пазуху обширной куртки. Беспрекословное послушание ученика произвело самое выгодное впечатление: – Ладно, заходите. Тут у меня архив. Обувь снимите.
Но вместо картотечных ящиков до потолка, Сергей увидел веселенькую комнатку вроде детской. Толстый ковролин на полу, и даже на стенах, низкий столик из лакированной березы.
– Изоляция. Шумо и вибро, – небрежно кивнула Лотта.
В комнате было довольно светло, и все же хозяйка привычным жестом нажала выключатель у двери. Ярче не загорелось, зато где‑то знакомо заурчало и запищало. Только сейчас Вихорь разобрал, что под вышитой салфеткой рядом со столом стоит не коробка с игрушками и даже не горка с посудой.
– Кластер! – в подслушанной у кого‑то из учеников манере, сообщила Лотта: – шесть четырехядерных процессоров, всего навсего. Собирал Кишкурно. Ну, вы должны помнить Витю Кишкурно, он на два года позже вас школу закончил…