* * *
Капитан Чагин даже не повернул головы на звук. Потому что рядом с ним из за стола поднимался важный секретный государственный генетик Щукин. Он медленно переводил взгляд с экрана, где его жена целовалась с первым, к тому же только что объявившим о своей помолвке, женихом государства на тропинку между кустами. Где его жена уже била этого самого жениха по лицу. Генетик Щукин полез рукой под пиджак и сделал шаг по направлению к тропинке.
Чагин шагнул к генетику и стиснул, словно в объятиях. Капитан отчетливо ощущал твердость кобуры под мышкой Щукина. Капитан прекрасно знал, что пока палец человека не на спусковом крючке, оружие для него самого опасность, гадость, необузданная тварь, от которой неизвестно чего ждать.
Только слившись со спусковым крючком в единое целое, человек забывает обо всем и готов нажимать, нажимать, пока не кончатся патроны. Вдвойне это относится к салагам. Чагин не раз и не два отбирал у браконьеров обрезы, спокойно лежащие в лодке. Но знал и цену стволу, уже нацеленному в грудь.
Его движение словно послужило сигналом для остальных. Черная тень в мотоциклетном шлеме метнулась вдоль стола, но латышский консул с удивительным проворством вскочив на ноги, преградил дорогу бегущему. А когда тот, помешкав не больше полусекунды, выхватил из кармана кожанки пистолет, жена латышского консула, взвизгнув, повисла на этой руке и тут же впилась в нее зубами. Бессмысленно, но эффектно.
Именно тут и прогремел выстрел, пуля отрикошетила от каменной эстрады и ушла в крону ближайшего клена. Гедгаудас Зиедонис врезал прямым справа по голове мотоциклиста, но тот был в шлеме, и удара почти не почувствовал. Рванувшись, он высвободил руку с оружием.
– Они же его убьют! – в президиуме вскочил Валерка Бондарь.
Инцидент с террористами, которые покушались на его жизнь весной (так писали газеты, Вихорь же неизменно прибавлял "дюймовой гаечкой") явно благотворно сказался на умении сего государственного мужа действовать в реальной ситуации. Если и не приказ, то вопль у Валерки получился вполне связный и понятный: – Дзюба!
Генерал Хромов успел усадить Валерку, но адмирал Дзюба, весь праздник до того просидевший с одинаковой горделивой усмешкой, поднялся, как хорошо отлаженный робот, и полез рукой во внутренний карман. Такой человек, как Дзюба вполне может таскать наградной пистолет с парадной формой.
А капитан Чагин уже вытащил из кармана генного инженера оружие, не что‑нибудь, а "Кольт – Ламу", крупнокалиберный и точного боя револьвер. Крутанул барабан, нюхнул ствол, и обнаружил, что хотя из пистолета сегодня не стреляли, в обойме отсутствует один патрон.
Конфисковав револьвер, капитан обернулся и увидел, как, повиснув на плечах байкера, бывшая террористка, а ныне посольская жена, вцепилась в забрало мотоциклетного шлема и медленно тянет его назад.
Байкер сделал выпад вперед коленом, назад локтем, и оба латыша легли на разбросанные по траве салфетки, каждый согнувшись пополам. Бывшая террористка прижимала к животу мотоциклетный шлем.
– Это Поляков! – закричал Вихорь. Хлопок выстрела застал его на импровизированной сцене с разъемами в руках: только что отключил трансляцию. – Это Поляков! Не стрелять!
Последнее, видимо, относилось к адмиралу Дзюбе, который, положив маленький пистолет на сгиб белоснежного рукава, прищурил левый глаз и стал похож на мальчика в тире. Но вот глаз разжмурился, и пораженный адмирал выговорил столько слов, сколько ни один штатский не слышал от него еще с советских времен:
– Это Поляков! Это каперанг Поляков с моего флагмана! Позор флота. Пират. Предатель. Негодяй!
Рыжий стоял посреди шарахнувшейся от него толпы. Снова в родном городе. Но по сути это был уже другой человек. Свежие шрамы на лбу и скулах говорили о тяжелых, совсем недавно пережитых испытаниях. Но главное, что погас насмешливый огонек в глазах. Исчезла уверенность в себе на сегодня, завтра и на обозримое всегда. Рыжий волк, затравленный зверь. И один единственный шанс на победу. Патрон в обойме. И Цель.
Рыжий обернулся и увидел, что цели нет. Принц исчез, только девочка из космоса, Анжела, известная в миру, как Екатерина Щукина, сидела на дорожке парка и горько плакала.
Дзюба снова поднял пистолет, но сидевшая рядом Лотта Карловна Коган точным ударом по запястью обезоружила адмирала. Маленький пистолет проехал по красному бархату мимо закрывшего лицо ладонями Валерки, мимо генерал – майора Хромова, мимо…
– Князь! – негромко позвал Рыжий. Он вдруг почувствовал себя на арене. Полотняный шатер, зрители, музыка. И он – клоун у ковра – Рыжий. Выход не удался, номер со снайперски точной стрельбой провален. Но ведь он же клоун! И любое поражение может быть залогом успеха: – Кня – азь!
Из рукава байкерской кожанки выпал в ладонь шприц, доверху наполненный прозрачной жидкостью. Сергей Вихорь бросился со сцены, вскочил на стол и, кроша тарелки, ринулся бежать прямо по крахмальной скатерти. Рыжий посмотрел на него с улыбкой, и покачал головой. Не – а, не успеешь.
– Ап!
Игла шприца вошла в шею справа, как раз над кожаным заклепанным воротником. Покрытый веснушками палец вдавил шток. И Рыжий разом впрыснул себе все два кубика прозрачной жидкости в яремную вену.
* * *
– Он умер сразу, без мучений, без кошмаров: – Алик Щукин попытался развести руками, но вспомнил, что одет в наручники. Безнадежно резюмировал: – это не спорынья. Они уже собрали что‑то новое. И я им больше был не нужен.
– Мы знали, что тебя завербовали, – как лучшему другу улыбнулся Вихорь. – Мы выяснили, что противоядие ты дал Принцу не по своей воле. Предполагалось, что Принц сломается, когда вокруг сойдут с ума его друзья, а он ничего не сможет сделать со связанными руками. Наверное, то, как Принц сломается, хотели записать и вывесить в твиттере. Но принц освободил руки себе и нам. И там, на корабле, Принц допросил Файнберга, и стало известно, что тобой командуют.
– Я приехал из Америки, – сказал Алик, опустив голову: – я узнал, чем занимается Файнберг. Я не хотел. Но я ничего не мог сказать. Ко мне пришел этот Рыжий, и сказал, что национальная безопасность требует… Что если я выдам потенциальному противнику отечественную разработку… Я уехал домой. Я думал, что здесь мне скажут, и объяснят. Но здесь было еще хуже. Никто со мной не говорил. Никто не принимал. Я понял, что я без работы, без денег, и что я единственный в этой стране, кто знает технологию. Я позвонил тебе, Принц. Но не успел ничего сказать. А потом я увидел человека, мертвого человека. Рыжий подошел, и насильно усадил меня в машину. И сказал, что они знают про Катю.
Уже другим, равнодушным голосом Серж приказал будто из‑под земли выросшим беретам:
– Принц распорядился не трогать Щукина, снимите наручники. Принц сказал, что Щукин боролся за свою женщину, как умел, до последнего. Принц это уважает.
– Когда я увидел, как они целуются…
– Я не целовалась, – поморщилась Екатерина Щукина.
– Ну что ты! Зато ты устроила сцену ревности, скандал и трезвон, – фыркнул Вихорь, которому выросшая из‑под земли охрана подчинялась беспрекословно. – А как иначе?
– Много ты знаешь, о моей ревности, Сережа! – зло отрезала Катя и поглядела туда, где на краю эстрады все еще в плавках, как спасатель с пляжа, сидел Принц и успокаивал Тамару.
Плачущую, но успевшую однако же накинуть на плечи купальный халат. Праздник завершился, гости расходились, опасливо косясь на заполнивших парк краповых беретов. Шатер свернули, тем более, что стало ясно: дождь сегодня опять не пойдет.
На эстраду взошла, неодобрительно покачивая головой, Лотта Карловна. Ни слова не говоря, подошла к беседующим и положила рядом стопку чистой, выглаженной одежды. Рубашка с коротким рукавом. Джинсы. Сандалии. Принц вздохнул и принялся одеваться. Потом обнял за плечи двух женщин, старую и молодую, и подвел к группе людей, сидевших на краю поляны у подножья белоснежного Есенина.
* * *
– Ну вот, джентльмены и дамы, – сказал Принц, улыбаясь, – вот теперь начнется настоящий день рождения. Оюшминальд Федорович, что вы там индивидуально бродите. Гедгаудас!
Так бывает на детском дне рождения, подумал капитан Чагин. На таком, куда вместо приятелей дочки, скажем, позваны взрослые. Пьют водочку, закусывают балычком, разговаривают о работе. Потом родители вспоминают о дочке, и просят – а где твой подаренный фотоаппарат? Почему бы не сделать общее фото? И дочка отвечает: потому что я его продала. И взрослые, неплохие в общем‑то люди, тут же начинают говорить о другом. О чем угодно, лишь бы не смотреть на мрачные лица родителей и дочку, которая уже ничего хорошего от оставшейся после тринадцати лет жизни не ждет. Мне Вера про такое рассказывала.
Только здесь именинник был в хорошем настроении. А гости старались не смотреть на супругов Щукиных.
– На приглашении Полякова подпись Дзюбы. Дзюбу взяли, когда он садился в машину! – крикнул Вихорь издали, получив очередной экспресс – доклад от краповых билетов. – Подробности через пару часов привезет Валерка.
– Кто бы мог подумать, что это адмирал Дзюба? – покачал головой Хромов.
– Я мог бы, джентльмены, – признался Принц. – и вы могли бы. Как только узнали, что адмирал зачем‑то утопил "Майю Плисецкую" и так прошелся снарядами по африканскому дейтериевому заводу, что даже инспекция МАГАТЭ не смогла там найти повышенной концентрации дейтерия.
– Насчет свадебного путешествия, это конечно был треп? Тонкая дезинформация противника на полгорода в микрофон?
– Я сказал правду, Тамара, – пожал плечами Принц: – я не говорил слова "свадебное". Но я приглашаю тебя и всех присутствующих поехать на Лондонский саммит. Я уверен, что это достойнее и интереснее, чем банальная перестрелка в Таврическом саду. И я очень расстроюсь, если вы с Ленечкой не составите мне компанию.
– Значит треп, – грустно подытожила Тамара. – да бог с ней, с твоей инопланетной девочкой. Пусть идет. Я ее понимаю. Может быть, получше других понимаю.
Катя взяла своего мужа за руку, и они, не оглядываясь, пошли по дорожке. Мимо памятника Есенину. Мимо крутого поворота в густых кустах и парковых скамеек. Домой.
Принц некоторое время смотрел вслед женщине с волосами цвета осени. Зажмурился, будто отгоняя наваждение. Профессор Курамов положил руку на плечо, а потом дружески протянул стеклянные шарики. Но Учитель не взял.
– Прошу меня простить, джентльмены и леди, что собрал вас здесь столь сложным и утомительным способом, – сказал он: – но дело в том, что мне теперь снова потребуется помощь. А вы, пожалуй, единственные люди на земном шаре, которым я на сегодня могу доверять…
Глава 13
Лондонский протокол. Туман
Когда говорится, что на Валерке Бондаре нет лица, это значит, что пухлые и мягкие щеки потеряли цвет спелой малины. И не столько обвисают вниз, сколько помогают глазам с опаской щуриться.
– Блин, я опять собьюсь. Опять скажу, что Россия в целом поддерживает, но просит не забывать о. Что мы блюдем, но приветствуем. Что уважаем, но просим не забывать. Может, все‑таки ты вместо меня, Принц? Честное слово, тошнит.
– А меня не стошнит? – вежливо осведомился Принц.
Зал был великолепен. Малиновые ковровые дорожки отсюда убрали после того, как не только в Каннах, но и на Парижских неделях моды, стали стелить бархат прямо по улицам. Не к лицу Британской академии, про которую еще Свифт писал, равняться на гламурных лицедеев – решил прошлый премьер – министр и выделил средства на постройку сверхсовременного здания у подножья Лондонского Большого Глаза . Идею убрать дорожки поддержала королевская семья. Ведь Академию посещают принцы, а лицам королевской крови лучше не видеть девиц, которые ходят по малиновым дорожками, проверено.
Теперь зал стал черный, но черный по – разному. Плюш под ногами не только пружинил, но и слабо фосфоресцировал под статическим зарядом того же знака, что и ионизаторы, увлажняющие воздух. И пыль не пристает, и полезно. Стены украсили традиционные панели мореного дуба, не одну идущую под снос лавочку распотрошили реставраторы, чтобы отыскать под обоями драгоценную моренку.
Короче, конференц – зал отстроили на славу, и теперь в зале конференций Академии наук проводятся международные форумы. И, право же, бывать на них одно удовольствие. Не хочешь слушать, просто глазей по сторонам. Вот и потолок тут глубокого черного цвета: не зеркало, и не комната после пожара, а бездна, символизирующая бесконечность познания. Казалось, что это ночное небо, такое же глубокое и ровное, без единой звезды.
– А это чего такое? – спросил Ленечка довольно громко. Громче, чем обычно разговаривают британские академики в ложе для принцев королевской крови.
Сегодня ложу уступили гостям из России, благодаря чему Тамаре пришлось отвечать на благосклонные улыбки из соседних лож. Принц и Валерка Бондарь топтались сзади, как гусары в бельэтаже Мариинки. Валерка нервно листал конспект выступления, и канючил объяснить сложные термины. Ленечка шастал у всех под ногами, хотя это и не дело для одиннадцатилетнего парня.
Эмблема Лондонской комиссии по сбросам изображала канализационную трубу на фоне земного шара. Силою воображения неизвестного художника труба извивалась вопросительным знаком, словно задавая безмолвный вопрос: "Доколе?"
– От нас требуют неукоснительного соблюдения протокола. Но надо ли нам это? – вздохнул Принц, пытаясь найти место для ног так, чтобы колени не высовывались над барьером ложи. Очень не хочется чувствовать себя пьяным подростком на балконе кинозала.
Слово держал делегат от Бангладеш, а гости по преимуществу подремывали. Это была старая, успевшая уже всем порядком осточертеть разборка между государствами, через территорию которых протекала Матерь Вод, река Меконг. Покрывающаяся льдом на севере и населенная крокодилами на юге, эта река в четырех разных странах была похожа не четырех неродных сестер, и ревнивые женихи, то бишь правительства, все никак не могли ее поделить. Кому‑то нравятся каскады электростанций, кому‑то рыбная ловля, а кому‑то заливные поля риса. И ни одна из этих суверенных, поднаторевших в борьбе с гнетом колониализма и международных судебных дрязгах стран не желали уступать свою часть Матери Вод.
– К сожалению мы лишены возможности поддержать решения мирового сообщества, связанные неприемлемым и неприкрытым экономическим шантажом со стороны ряда государств, называющих себя демократическими. Мы заявляем очередное серьезное предупреждение…
– Вычеркнуть их к дьяволу из протокола, – нервно шелестя бумагой, огрызнулся Валерка. – не станут они ограничивать промышленные стоки, пока не получат доступа на свинофермы соседа, а этого не случится никогда… Да кому нужны ваши свинофермы… Тоже мне, стоки, угрожающие природе…
– Ты вообще видел, как прорывает плотину свинофермы? – поинтересовался Принц.
– Это не мой профиль, – ядовито огрызнулся Валерка.
– Запомни, – повторял Принц с тем же терпением, с каким объяснял Ленечке правила завязывания морских узлов: – Твоя задача не блеснуть эрудицией. Не поразить всех ораторским талантом. Главное, чтобы прозвучало: Россия не отказывается. Россия готова подписать. Россия подпишет, даже если все остальные снова начнут тянуть резину и мычать, как стельные коровы.
– Какие коровы? – переспросил Валерка, готовясь сделать пометку в конспекте.
– Неважно, какие коровы. Пока нет большинства, наш одиозный товарищ с Ближнего Востока может наложить вето. А будет большинство, его вето потеряет юридическую силу.
– Один голос России большинства не сделает, – под нос буркнул глава нацпроекта "Север". И воровато оглянулся, будто прячется от донимающих приглашениями на корпоративную рыбалку представителей "Газпрома", "Лукойла" и "Алросы".
– Не сделает. Но если еще четыре страны…Не надо таких глаз. Это сложно, но если речь дойдет до мозгов, до печенок, если она им вмажет по башке…
– Слушай, давай ты им сам вмажешь по башке! – взмолился Валерка.
– Не могу. Кто я для них такой? Сын своего отца? Тот, из за кого Дзюба расстрелял мирную африканскую деревню? А ты, как‑никак возглавляешь Русский Север.
– Проект "Русский Север", – поправил Валерка. – Все классно, Принц. Все круто. Но что скажет геноцвале с Ближнего Востока? Он скажет, что отказывается он нашего завода. И Отец…
– Двадцать раз тебе объяснял. Отец в курсе. Отец все знает. Он сам говорит, что этот ближневосточный шайтан его достал.
"Шайтан" сидел в такой же ложе, только по другую сторону зала. Человек средних лет, с густой небритостью на подбородке и независимым взглядом только что вернувшегося из мест заключения хулигана. Однако же, он был лидером мощной и влиятельной державы, мощь и влияние которой объяснялось удивительной легкостью, с которой она могла перекрыть доступ к Персидскому заливу.
Небритый лидер любил саммиты любого уровня, любой тематики. Он даже не пропускал экологические форумы, в то время, как европейские политики обычно светиться на таковых воздерживались. Собственно потому и воздерживались. Кому же охота ни с того ни с сего уклоняться от летящего ботинка. Или выслушивать точные сроки, когда, обычно до конца ближайшей недели, города и веси твоей страны обратятся в дымящиеся руины. И это станет наконец‑то торжеством справедливости на земле. Небритого лидера приходилось терпеть на заседаниях ООН, или Олимпийских играх. Но уж экология – увольте. Тут уж он пусть сам.