Его "логово" на втором этаже было менее официальным, чем комнаты внизу, и выглядело как гостиная богатого холостяка. Кресла обтянуты темной кожей, ковер - откуда-то восточнее Самарканда, и множество серебряных призов, отполированных, но используемых для карандашей, трубок и прочего. На шератоновском столе - графины с напитками и свежий кофе. Фотография в серебряной рамке была единственным намеком на то, что эта комната принадлежит женатому человеку - бледная белокурая дама в окружении черных ретриверов и детей, одетых в стиле Лауры Эшли, смотрела в объектив холодно и близоруко. Хотя это была старая фотография, было похоже, что женщина значительно моложе своего мужа. Большой рабочий стол, три телефона, факс и автоответчик, строгий шкаф с картотекой и компьютер "Appl-LCIII" показывали, что это еще и рабочее место. Полковник указал Адлер на одно из кресел.
- Кофе?
- Да, пожалуйста. Черный, без сахара.
Финчли-Кэмден разлил черную жидкость по крошечным китайским чашкам и сел за стол.
- Поскольку я консультант по безопасности... - в его улыбке был какой-то неприятный оттенок, хотя назвать ее злой было трудно, - ...я самый настоящий параноик во всем, что касается безопасности. Почему вы пришли к нам?
- Вас очень хорошо отрекомендовали. Прима Фуэрца в Мадриде полагает, что вы можете помочь нам.
Она имела в виду правую (некоторые говорили - фашистскую) организацию деловых людей, политиков и военных Испании и Латинской Америки. В прошлом Волкодав имел с ними дело.
- Прекрасно, прекрасно. Но, несомненно, кто-нибудь поближе мог бы сделать это...
- Не обязательно, полковник. - Она облокотилась на ручку кресла, поставив почти пустую чашку на стол. Движения Адлер были не очень грациозны, но уверенны и экономны. - Мы весьма обеспокоены в отношении этого проекта из-за нашей специализации. Мы хотим удержать эту часть операции возможно дальше от дома. Это вторая причина. Мы ищем лучшего.
Он ждал.
- Мой предшественник организовал операцию, желая достичь того же, на что нацелен и этот проект, который, как мы надеемся, вы поддержите. Операция была проведена почти пять лет назад с использованием местных ресурсов.
- Против той же цели?
- Да.
Финчли-Кэмден откинулся назад и сплел пальцы под подбородком. Теперь можно было сказать, что в его улыбке есть нечто злое.
- Они были настороже?
- Совсем нет. Работа, которую мы заказывали, была частично выполнена. Мы не выжидали бы пять лет, если бы это было не так. Но это стоило четырнадцати жертв, и все они попали под огонь своих же.
- О, вот как.
- Так что, вы понимаете, в этот раз мы должны действовать лучше. Вдвое лучше.
- Я не вполне понимаю вас.
- Что ж. САС лучше всего. Но они не совсем подходят нам.
- Я полагаю, вы найдете, что мы подходим значительно лучше. Кроме того, в Соединенном Королевстве гораздо больше людей, которые работали на САС, чем тех, которые работают на них теперь. - Он снова подался вперед. - Я считаю, вы должны рассказать мне об этом деле все.
Это заняло у нее почти час. В конце он задал только один вопрос.
- Сколько вы заплатите?
Адлер нахмурилась, но заготовленный ответ последовал незамедлительно.
- Разовый платеж через швейцарский банковский счет ЕФТ на счет по вашему выбору. Важно, чтобы был произведен только один общий платеж. Он будет включать ваш гонорар, плату тем, кого вы наймете, и все расходы. Я полагаю, вам понадобится около недели, чтобы подсчитать?
- Нет необходимости. В прошлом мы проводили операции такого рода, и не один раз, не более чем в тысяче миль от того места, о котором мы говорили. Но если оплата будет производиться авансом, без дополнений, то рассчитывайте, что я буду подстраиваться под непредвиденные обстоятельства, например, неожиданные сдвиги на рынке оружия и тому подобное.
- Разумеется.
- Что ж, прекрасно. Мисс Адлер... - Финчли-Кэмден нажал на кнопку, поднялся и протянул ей руку. - Волкодав счастлив иметь с вами дело.
- Благодарю вас, полковник...
- А, Дункан, - пожилой шотландец уже стоял в дверях. - Мисс Адлер уходит. Не будете ли вы так любезны вызвать для нее такси?
Некоторое время после ее ухода он размышлял, затем набрал номер из своего личного справочника - номер, который связал его непосредственно с кабинетом председателя одного из самых престижных коммерческих банков Лондона.
- Арчи? Это Финчли-Кэмден. У меня есть одно дело, в котором ты мог бы помочь мне. У Международной пищевой ассоциации есть большая работа для меня, которую они оплатят через Швейцарию. Всю сумму сразу. Они хотят заплатить мне сейчас, но я не думаю, что это реально...
- Ты хочешь, чтобы я придумал прикрытие для этого их платежа? - голос был низкий, с легким бирмингемским акцентом, с простонародно-городским упором на гласные - так говорит большинство деловых людей, скрывающих свое происхождение из довольно богатого класса, чтобы произвести впечатление селфмэйдмена. - Они на самом деле сильно заинтересованы, не так ли? Я имею в виду, они не пришли бы к тебе, если бы могли обойтись без этого, разве не так?
- Я тоже так полагаю.
- Речь идет о большой операции?
- По крайней мере двадцать человек, чтобы захватить защищенную позицию на другом конце мира.
- Большое дело. И они должны знать, чего это будет стоить. Я сейчас посмотрю кое-что об их специализации, прогоню пару программ на компьютере. Подожди пятнадцать минут.
Финчли-Кэмден набрал другой номер - его он помнил наизусть, - и когда замурлыкал сигнал, взглянул на часы. Одиннадцать пятьдесят семь. Черт, он не думал, что еще так рано.
- Сэм? Это Финчли-Кэмден.
- Дики? Чем могу помочь? Бокситы все еще ниже номинала, ты знаешь? Я могу устроить тебе весьма надежный фьючер на бокситы.
На сей раз голос был спокойный, но хрипловатый, - Уимблдон, облагороженный Голдерс Грин, но чувствовался Уайтчепель двумя поколениями раньше.
- Ну-ну, Сэм. Я никогда не забуду, как ты устроил мне олово десять лет назад. И бросил выпутываться самостоятельно. Нет, мне нужен Ник, но я полагаю, что он внизу. Я не думал, что еще так рано. Попросишь его позвонить мне, как только он освободится?
- Конечно, Дик. Нет проблем.
Сэм Дорф, лоснящийся мужчина в жемчужно-сером двубортном костюме, с галстуком от Сесиля Ги - подарок внучки на шестидесятилетие, - откинулся на спинку большого кресла, глядя на сделанные в виде солнца часы на стене напротив, и подождал, пока минутная стрелка догонит часовую. Раздался короткий резкий звонок. Дорф поднялся на ноги и вышел в кольцевую галерею. Он посмотрел через изогнутое стекло на биржу внизу.
Торговля в те три минуты, когда Дорф отыскивал взглядом Ника Паркера, шла вяло. Худой, едва за тридцать, невысокий, с темными волосами, падающими на правую бровь, Паркер рыскал с краю, совершая короткие сделки там и сям, покупая и продавая, ничего важного, но внимательно следил за повышением курса на десяток пунктов или падением на два. Дорф отметил обходительную улыбку, которая была столь же очаровательна, сколь и ядовита, и темные, похожие на бусины, глаза, внезапно вспыхнувшие, как у кота, готового прыгнуть, и он понял, что Паркер ждал, ждал именно этого момента. Поднялась рука. Одна минута. Тридцать секунд. Затем последовал сигнал, который подала ему высокая женщина в черном костюме и короткой блузе, сидевшая в третьем ряду, и он сразу приступил к делу - один дилер, затем другой начали быстро писать, отрывать страницы и обмениваться ими - не менее четырех за двадцать секунд, и снова звонок прервал все это.
Покупал он или продавал? Вероятно, и то, и другое. Для начала купить, благоразумно используя свою репутацию, чтобы понизить цену на рынке на эту самую пару пунктов, затем взволновать, отдав указание о крупной покупке.
Он встретился с Дорфом, едва выйдя из зала. Ник Паркер был на взлете, глаза горят, капли пота на лбу. Вполне возможно, это было нарочитым, хотя самого по себе возбуждения от очень быстрой удачной операции могло быть достаточно. Он отдал свой блокнот и те записки, которыми он обменивался с другими дилерами, одному из клерков Дорфа, вытер ладони платком и ухмыльнулся - так же, как тринадцать лет назад, когда ему случалось побить рекорд по прыжкам в высоту на школьных занятиях.
- Сэм, это он. Один из Сабахов. Четверть миллиона. Но он не купил бы, если бы я не смог понизить на пару пунктов. И я сделал это!
- Ник, однажды они соберутся и разорвут тебя на части.
Он имел в виду других дилеров.
- Ты всегда так говоришь, Сэм. Но у меня всегда есть пара штучек, которые дадут мне знать, когда наступят мои мартовские иды. Что еще?
- Дики хочет, чтобы ты позвонил ему. Я думаю, у него что-то есть для тебя.
- Черт. Я думал, ты собираешься купить мне ланч после моей маленькой удачи.
- Не могу позволить себе ланч того сорта, какой ты любишь.
Он позволил младшему открыть дверь в кабинет и кивнул на телефоны.
- Если это означает, что ты отправляешься на каникулы - скажем, на месяц, я не возражаю. Бесплатно, разумеется.
- Сэм, как ты мог? Ты знаешь, как утереть мою сияющую физиономию.
Он взялся за телефон, начал набирать номер, потом остановился. Его глаза приняли мечтательное выражение, предвкушающее, но мучительное - как у алкоголика, который полгода мог только мечтать, чтобы ему досталась унция чистого за разумную цену. Затем он снова ухмыльнулся.
- Но ты знаешь, я действительно могу устроить "каникулы".
Финчли-Кэмден снова разговаривал с Арчи из коммерческого банка. У его уха гудел бирмингемский говор.
- Это все вопрос ликвидности, - сказал он. - Даже крутые парни, даже янки, не любят оставлять слишком много наличных лежать без дела. И они не захотят реализовывать активы, чтобы выполнить твои презренные требования. Однако я думаю, что ты можешь запросить миллион. Стерлингов.
- Я не хочу подталкивать их так далеко. Ты знаешь, торговаться, участвовать в датском аукционе, разыгрывать слабоумного мерзавца вроде этого.
- Конечно нет. Но поскольку они, вероятно, сильно волнуются, и учитывая качество результата, которое ты обеспечиваешь, и трудность в получении их в другом месте, я не думаю, что они будут размышлять, платить ли этот миллион.
Когда Арчи повесил трубку, зазвонил другой телефон. Финчли-Кэмден делал все возможное, чтобы голос не выдал улыбку, которая расплылась от уха до уха по его лицу.
- Ник? Да. Верно. Внезапно обнаружилось кое-что... ве-есьма крупное. И я решил, что было бы хорошо, если бы ты, Гудалл и Беннет могли сорваться во Врайкин-Хит на этот уик-энд. Скажем, ты приедешь в пятницу к чаю, а остальные - в середине дня в субботу. Да? Прекрасно.
Но когда он положил трубку, мысль о миллионе заставила его улыбку застыть. Он должен получить по крайней мере четыреста тысяч. И это было ровно столько, сколько он был должен синдикату Ллойда, к которому принадлежал. Прилив, грозивший потопить его, мог в последний момент смениться отливом.
2
- Послушайте, отец не оскорблял меня, да и прочего дерьма я не могу припомнить. Того, что вы называете сексуальным. Так?
- Но ваша сестра говорит...
- Черт побери мою сестрицу! Ну, он порол нас, но это было не оскорбление. Не то, что вы зовете оскорблением в Уоллсенде, а? - Тим Гудалл позволил себе усмехнуться собственному остроумию.
- Но, Тим, многие люди считают, что бить маленьких детей ремнем - оскорбление.
- Я был не так уж мал, - сказал он упрямо и непокорно.
- Тим, любое насилие оскорбительно.
Большой, тяжелый, с некогда рыжими, а теперь слегка потемневшими и сильно поредевшими волосами, со светлой веснушчатой кожей, Тим Гудалл взглянул искоса на женщину в паркеровском кресле, которое было развернуто вполоборота к его креслу. Она была одета не в белый халат, как он ожидал, а в твидовый костюм того типа, который, по его мнению, носят жены викариев - хотя он встречал не так уж много жен викариев за свои сорок три года. По-видимому, она была образованным человеком. Но у нее было не много здравого смысла.
- Тогда черт с ним, с оскорблением.
Психотерапевт положила ногу на ногу и вздохнула.
- Так это должно выглядеть для вас.
- Но не для вас?
Снова перейдя в атаку, он позволил своему акценту усилиться, сделав его заметней, чем обычно.
- Слушайте, голубушка. В вашей жизни может быть не так много насилия или оскорблений, но почитайте газеты. Серийные убийства в Глочестере, массовые убийства по всей Боснии. Вы вытянули из меня мою историю, вон она у вас на коленях. Так прочтите ее.
- Я прочла.
- Прекрасно.
Он откинулся назад и ждал следующей порции бессмыслицы.
Обстановка комнаты была простой и довольно скудной, но давала ощущение тепла - оранжевые занавески, желтые стены, толстый ковер, стол и два кресла. Не самое плохое времяпрепровождение для сырого ветреного утра в Тайнсайде.
Психотерапевт постучала пальцами по коричневой папке, лежавшей у нее на коленях, и припомнила кое-что из ее содержания. Горнорабочий с шестнадцати лет, спустившийся в забой со своим отцом в восемнадцать лет. Шахта закрылась перед самым его двадцатым днем рождения - это была первая волна ликвидации за спиной правительства Галлахана в середине семидесятых. Армия - стрелковый полк герцога Ньюкастла, тройной срок в особых частях. Не будучи в этом уверена, она предположила, что таково значение сокращения САС. Когда ему было тридцать восемь, его полк был слит с тремя другими для формирования Королевских "коричневых беретов", и ротный старшина Гудалл вернулся в Тайнсайд в поисках работы. Он растратил свое выходное пособие, купив акции траулеров Гримсби, которые не могли выдержать конкуренции новых супертраулеров. Армейская пенсия и то, что его жена училась на платных курсах уходу за больными, лишали их пособия, оставляли просто бедными.
Ее интересовало, как скука некогда весьма деятельного человека содействовала трагедии, которая привела его сюда.
Вскоре после ухода в армию Гудалл женился на девушке из Уоллсенда, за которой некоторое время стойко ухаживал, и у них было два сына - Джек и Боб, в честь Чарлтонов. А неприятности начались с того, что Тим Гудалл уложил старшего, шестнадцатилетнего парня, в госпиталь со сломанными ребрами и серьезными ушибами головы и лица. И не только своего сына, но и его лучшего друга тоже. В участке полицейский сержант сказал, что это был ужаснейший случай родительского рукоприкладства, с которым он когда-либо встречался.
- Так у вас были хорошие отношения с вашим отцом?
- И сейчас хорошие.
Старикан умирал от диабета, ожирения и эмфиземы, вызванной угольной пылью, в муниципальном приюте. Тим навещал его по крайней мере дважды в неделю и время от времени брал его в короткие поездки на своем потрепанном "капри".
- Тогда, возможно, для вас было вдвойне ужасно, что он бил вас. Вроде предательства.
Тим подвинул свое тяжелое сильное тело в низком, слишком мягком кресле.
- Может быть. Только я всегда знал, что у него бывали веские, по его разумению, причины.
- Что я собираюсь, что я хотела бы с вами обсудить, так это возможность того, что побои, которые вы нанесли юному Джеку, были чем-то вроде мести за те побои, которые вы получали от своего отца.
Это было так глупо, что Тиму потребовалось некоторое время на обдумывание.
- Послушайте, вы! Коли б я даже хотел врезать моему старику, так я бы ему башку и свернул, а не Джеку.
Психотерапевт вздохнула, посмотрела на часы и положила папку на стол.
- Наше время истекло, Тим. Продолжим в это же время на следующей неделе, хорошо?
Он поднялся, посмотрел на нее сверху вниз и почувствовал замешательство, слишком часто нападавшее на него с тех пор, как началось все это дело.
- Чего я понять не могу, - сказал он, - так это почему никто не может принять, что у меня были все причины так поступить и из-за них я сделал то, что сделал.
"Возможно, - подумала психотерапевт, бросив на него обеспокоенный задумчивый взгляд. - Но вы не говорите нам, что это за причины, разве не так?"
Десять минут спустя Гудалл зашагал прочь от медицинского центра Уоллсенда через загаженную собаками лужайку. Он поднял воротник непромокаемой куртки, но капюшон натягивать не стал. Он любил ощущение холодного дождя, омывающего столпившиеся холмы, тускло-коричневые террасы над такими же террасами, унылые муниципальные строения, любил чувствовать его ожог на своих худых щеках и шее. В этом было очищение, и именно в очищении он нуждался после этих сеансов с психотерапевтом. Всегда казалось, что она хочет найти какую-нибудь отвратительную грязную маленькую тайну между ним и его отцом, между ним и его сыном. Но ее не было, и не имело значения то, что могла сказать его сумасшедшая сестра. Он ощутил комок в горле и закусил губу, потому что если и было в его жизни что-то, чем он на самом деле дорожил, что значило для него больше, чем все остальное, то это были хорошие деньки сначала с отцом, потом с сыном на террасах в Рокер-парке, ловля макрели с парнями из Витби-Бей, охота на зайцев в торфяниках и тому подобное. Вот почему он сделал это. Вот почему был вправе сделать.
Теперь он дошел до ТОГО места. Дорожный перекресток, узкий тротуар вдоль низких оливково-серых стен и бетонный фонарный столб, все еще прислоненный под углом в семьдесят пять градусов. Туда еще клали печальные небольшие букетики цветов - на сей раз это были хризантемы, обернутые промокшей бумагой.
Именно здесь "порш", на котором Джек и его дружок гоняли по Джесмонду, потерял управление, вылетел на тротуар и впечатал в стену детскую коляску. Хотя все в этом районе, включая мать ребенка, а возможно, и полицейских тоже, знали, кто был в машине, парни оставались на свободе.
Полиция никак не могла пришить это дело ребятам без свидетельства или признания, но не смогла получить ни того, ни другого. Однако было такое ощущение - не столько чье-то личное, сколько общественное, будто что-то должно быть сделано. И Тим сделал это. Полицейские знали причину - оттого и давили. Если он сломается и плюнет на все, они обвинят Джека в убийстве, хотя тот был в автомобиле не один.
Если бы не он, этого бы никогда не случилось. "Старина Джек может водить машину, - подумал Тим с оттенком гордости, - хотя ему еще не хватает месяца до семнадцати".
Пятью минутами позже он свернул в железную калитку, прошел пять ярдов до парадной двери и вошел внутрь. Он едва заметил запотевшие окна и запах капусты.
- Тим? Тебе письмо.
Мэри, его жена, была в крошечном коридоре и собиралась уходить - сумка через плечо, плащ поверх униформы няни-практиканта.
- Да еще срочная доставка. Пока, милый.
Она клюнула его в щеку и ушла. Ей не нравилось, как он обошелся с ее Джеком, и она знала, что ей понадобится год или два, чтобы преодолеть это. Если не вечность.
Тим обнаружил конверт на кухонном столе. Он был проштемпелеван "Лондон-SW3". Это должно было означать, что оно от Ника Паркера. Грянул духовой оркестр, и яркие тюльпаны зацвели перед мысленным взором Тима. Бывший ротный старшина Тимоти Гудалл почувствовал себя лучше, гораздо лучше, еще до того, как вскрыл конверт.