- Ты тоже был тогда великолепен, - цедит Морозова, поглаживая край чашки. Пожалуй, кофе недостаточно горяч. Лучше его допить.
- Поэтому я хотел бы не вдаваться в прошлое и обсудить настоящее, - Монгол с удовлетворением выруливает на старую дорогу. - Ты слишком хороший профи, чтобы работать в этой своей Фирме. И ты слишком хороша, чтобы мы обошлись без тебя. Поэтому меня уполномочили…
- Эта моя Фирма… Ты так много знаешь о ней, чтобы делать выводы? Я сомневаюсь.
- Ты права, - соглашается Монгол. - Я просто знаю, что это довольно сомнительный бизнес… И рискованный.
- Любой бизнес основан на риске, - говорит Морозова. - Вспомни, что случилось с "Интерспектром", где мы с тобой имели удовольствие работать. Точнее, где ты имел несчастье трудиться под моим руководством. И это не давало тебе покоя тогда, и это не даёт покоя тебе сейчас, это просто сводит тебя с ума…
- Тихо, - морщится Монгол. - Успокойся.
- Легко, - говорит Морозова. - У меня-то нет комплексов по этому поводу.
- То есть ты признаешь, что у тебя есть комплексы по другим поводам, - пытается пошутить Монгол, но тут же по лицу Морозовой понимает, что шутка не удалась. - Ладно, к чёрту комплексы и старое доброе время.
- К чёрту.
- Я сделал тебе предложение, - говорит Монгол, и Морозова ухмыляется. Тогда он добавляет: - Деловое предложение. Твой ответ?
- Мой ответ… Видишь ли, после того как "Интерспектр" пошёл ко дну, у меня было много предложений. Все хотели трудоустроить Морозову, потому что у меня была и есть определённая репутация. Все эти предложения были примерно одного типа. Поэтому я выбрала то, где давали больше денег. В принципе я довольна. Я привыкла к этой работе, к людям, хотя идиотов там тоже хватает. Ты мне предлагаешь все бросить и уйти в какое-то другое место, которое отличается только тем, что там работаешь ты, и тебе твоё начальство велело перетащить меня в вашу контору. Я бы назвала это обменом шила на мыло. Тем более что я уже практически пожилая женщина, и бегать туда-сюда мне совершенно несолидно.
- Разница есть, - говорит Монгол. - И ты её поймёшь. Я не могу тебе вот так в лоб об этом говорить…
- Это значит, что тебе просто не о чём говорить. Это значит, что нет никакой разницы.
- Морозова, - Монгол пытается поймать её взгляд, но Морозова умело ускользает. - Я же знаю… Ты заслуживаешь большего.
Она поднимает глаза.
- Интересно, - произносит Морозова, и её голос ничем не выдаёт боли и бешенства, как кислотой обжёгших все внутри её. - Тогда мне очень интересно, почему ты не захотел мне дать этого большего. Когда ты действительно мог мне это дать.
Монгол молчит, и Морозова молчит тоже, потому что не ждёт ответа и не видит смысла в дальнейших словах. Монгол берет газету со стола и молча встаёт. Морозова не реагирует.
Монгол выходит из-за стола и уже направляется было к дверям, но останавливается и произносит едва слышно, будто бы разговаривая сам с собой:
- Все равно смени работу. Полезно для здоровья.
Он выходит из кафе на улицу, а Морозова ещё некоторое время сидит за столиком. Так до конца и не проснувшаяся официантка разочарованно осматривает пустое кафе, после чего пускается в долгий путь к Морозовой, чтобы спросить "Ещё кофе?" и получить отрицательный ответ. Официантка нехотя оборачивается, оценивает продолжительность обратного пути к стойке, оценивает его целесообразность и трудоёмкость, а потом садится за соседний с Морозовой столик и засыпает.
Морозова смотрит на спящую молодую женщину и думает, - а ей кто-нибудь когда-нибудь говорил: "Ты заслуживаешь большего"? И если спрашивал, то что она ответила этому подонку?
Морозова выходит из кафе, попутно перевернув табличку на двери с "Открыто" на "Закрыто". За дверью её встречает хмурое утро. Морозова поёживается, пока идёт к машине, и вспоминает, что так и не задала Монголу главный вопрос. То есть вчера он ей казался главным. Сейчас все уже немного иначе.
Потому что, судя по последним словам Монгола, он всё-таки кое-что знает о той организации, в которой трудится Морозова. Как это он сказал - смени работу? Он сказал - полезно для здоровья?
Высокомерный, зазнавшийся дурак. Странно, что у такого мерзавца могут быть такие замечательные пальцы.
10
В то время как Морозова медленно едет домой, решительно гоня из памяти всякие ненужные воспоминания, Алексей Белов стоит посреди пустой однокомнатной квартиры и рассматривает связку ключей в своей ладони.
Вопрос с жильём решился быстро - Харкевич ещё с вечера куда-то позвонил, объяснил, что нужно, и рано утром за Алексеем заехала решительная дама плотного телосложения. Они поехали смотреть варианты, и Алексей, недолго думая, согласился уже на вторую из предложенных квартир. Дама как-то странно посмотрела на него, но ничего не сказала, отдала ключи и объяснила, что все формальности будут улажены через Фирму. Алексей не возражал.
Квартира ему понравилась полным отсутствием мебели, что создавало ощущение простора, свободы. А ещё там был приятно поскрипывающий под ногой паркет. Алексей снял обувь и босиком ступил на нагретый утренним солнцем пол. Это было приятное ощущение, так же приятно было держать в руке ключи от собственного жилья. Ну почти собственного. Жаль, нельзя было рассказать об этом маме - та была бы довольна. Была бы довольна, но только она об этом ничего не узнает.
"Возврата назад уже быть не может", - вспомнил Алексей слова, произнесённые будто бы годы назад, хотя на самом деле прошло лишь несколько дней. Однако дни эти вместили в себя очень много всего - Дон Педро, деньги, Морозова-стерва, казино, художник Миша, Карина, деньги, Фирма, деньги, дом Левши, снова деньги… Приехав в Москву, он словно оказался посаженным на стремительную и очень опасную карусель, закружившую его на таких безумных оборотах, что только держись. И вот только сейчас сеанс закончился. Можно было сойти на твёрдую землю, отдышаться, оглядеться. И принять решение - стоит ли снова забираться на эту бешеную карусель.
Алексей вспомнил то первое утро в Москве, вспомнил листок с текстом, который потом бесследно исчез с бумаги, но перед этим намертво впитался в память Алексея.
"Тебе предстоит войти в доверие к преступной группе торговцев оружием, установить её состав, масштабы деятельности, каналы поставок, тайные склады и прочую важную информацию".
Если бы сейчас потребовалось отчитаться в выполнении задания, то Алексей мог бы сказать, что в доверие он вошёл, состав установил лишь частично (Морозова, Харкевич, Мамонт…). Что касается остального, то… Пока глухо.
Алексей сел на пол, прислонился к стене и тут понял, что больше всего на свете он хочет спать. Использовать момент и уснуть, не имея в голове никаких неразрешённых задач и головоломных планов, никаких великих завтрашних дел и никаких оставшихся со вчерашнего дня долгов. Чистый беззаботный сон, которого уже не будет завтра, которого вообще может не случиться в ближайшие недели, потому что карусель продолжает функционировать…
Отсутствие постели его ничуть не смутило, он просто положил под голову сложенную джинсовую куртку и растянулся на паркете. На работе - он думал о Фирме уже как о работе - все равно считали, что Алексей будет заниматься квартирным вопросом целый день, так что…
Он закрыл глаза и в следующий миг уже открыл их, потому что кто-то тронул его за плечо. Алексей резко вскочил и уставился на человека, невесть откуда взявшегося в запертой квартире.
- Много спишь, - сказал хорошо одетый мужчина в очках, насмешливо глядя на Алексея сверху вниз. - Так и вся жизнь пройдёт.
- Вы… - хрипло выговорил Алексей, всматриваясь в лицо человека, встречи с которым были настолько странными, что иногда Алексей сомневался в реальности этих встреч и в существовании самого этого человека.
- С мебелью у тебя бедновато, - сказал Дюк. - Зато это настраивает на деловой лад.
- Я… - сказал Алексей, поняв слова Дюка как предложение отчитаться. - Я работал…
Он стал рассказывать, стараясь придерживаться чёткой последовательности событий и не упустить ничего важного.
- Ну вот, - сказал он в конце. - Я работал… Я кое-что смог…
- Да, - согласился Дюк, усмехнувшись. - Именно - "кое-что".
Алексей резко поднялся, выпрямился и взглянул Дюку в посмеивающиеся глаза.
- Я не справился? - спросил он напрямую. - Я провалил дело?
Дюк все ещё усмехался, и Алексей вдруг захотел снять с этого высокомерного козла очки и… Скажем, крепко зажать ему двумя пальцами ноздри. Алексей понял, что больше не боится людей из своих кошмарных снов. В конце концов, это были просто люди.
- После всего, что со мной было, - медленно и угрожающе произнёс Алексей, - я не хочу, чтобы со мной играли во всякие там игрушки…
Дюк пожал плечами:
- А что такого особенного с тобой случилось? Пожалуй, что ничего. Мелкие неприятности.
Гнев ударил Алексею в голову - память с неимоверной быстротой прокрутила калейдоскоп лиц, обрывки слов, остатки эмоций… Алексей не считал это мелкими неприятностями. Он собрался выкрикнуть это в лицо Дюку, но тот опередил его. Он сделал неожиданную и странную вещь.
Он приобнял Алексея за плечо и по-отечески одобрительно сказал:
- Не волнуйся. Пока ты всё сделал правильно.
Злость внезапно ослабла и ушла, сдулась, как спущенный воздушный шарик. Алексей растерянно смотрел на Дюка, испытывая лёгкое головокружение от столь быстрой смены противоположных чувств.
- Мы в тебе не ошиблись, - сказал Дюк, и когда он это сказал, то и Алексей понял: он тоже не ошибся. Он тоже сделал правильный выбор.
- То есть все хорошо? - спросил Алексей, чтобы ещё раз услышать одобрение этого странного человека. Однако Дюк в ответ почему-то с задумчивым видом почесал переносицу и произнёс:
- Вообще-то не совсем… Хотя ладно, неважно. Расскажи-ка мне поподробнее о том ящике из подвала…
Глава 26
Бондарев: профиль и анфас
1
Это был рейс "Альиталии", и на протяжении всего рейса Бондарева душила усталость пополам с сознанием своего бессилия что-либо предпринять. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Голоса в ушах звучали ровным, ничего не значащим фоном, словно льющаяся из крана вода. Слова, слова и опять слова. Или это уже не был рейс "Альиталии"?
- Минутку, - хрипло произнёс Бондарев.
От последней услышанной фразы он встрепенулся, как от хлопка ладоней гипнотизёра. Бондарев убрал ладонь от лица и перестал прикидываться спящим.
- Минутку… Как это - не знаю? Как это?!
- А вот так, - Директор, чьё загорелое лицо выделялось на фоне белоснежных жалюзи, как мандарин на снегу, развёл руками. Бондарев посмотрел на разложенные по столу документы, добытые ими на Сардинии, посмотрел на Директора, потом - на Лапшина, ожидая поддержки своего справедливого гнева, но Лапшин осторожно помалкивал. Он придерживался такой тактики ещё с момента вылета с Сардинии.
- Вы же Директор, - сказал Бондарев.
- Да, я в курсе, - сказал Директор.
- Вы должны знать, где он.
- Есть небольшая, но ощутимая разница между мной и господом богом, - сказал Директор. - От меня можно скрыться.
- А! Так он сбежал!
- Нет, никуда Дюк не сбегал. Так мне кажется.
Бондарев недоверчиво фыркнул.
- Слушай, - Директор заговорил с явным раздражением. - Я не знаю, где он, потому что в последнее время я никаких поручений ему не давал. Я предполагаю, что он занимается этим вашим мальчиком…
- Каким ещё нашим мальчиком?
- Которого вы с Дюком вытащили в Москву и запустили на поиски того самого склада с оружием. Ты хотя бы про склад помнишь? Про очень большой склад с оружием - так ты мне говорил. Или ты по пути домой стукнулся головой и все забыл?
- Это я головой стукнулся, - подал голос Лапшин.
- Прекрасно, - отозвался Директор. - Очень рад за тебя.
- Как это "мы запустили на поиски склада"? - продолжал недоумевать Бондарев. - Разве это не вы поставили эту задачу?
- Задачу ставил я, парня привезли вы, контролировал его Дюк. Между прочим, уже есть кое-какие результаты. Это называется коллективная работа, и я не понимаю, с чего ты так разнервничался.
- Как с чего? Вот с этого! - Бондарев подался вперёд, вместе с креслом подъехал к столу Директора и с силой ткнул пальцем в разложенные снимки. - Этого что, мало?
- Чтобы так разнервничаться - мало. И тем более мало, чтобы думать всякие глупости про Дюка.
- Я не понимаю, - сказал Бондарев.
- Бывает, - кивнул Директор.
- Вы мне сами сказали, что Воробей и Дюк весной этого года вместе работали в Чехии.
Директор подтвердил.
- Вы сказали, что они друг другу сильно не понравились.
- У тебя хорошая память.
- Теперь мы достали съёмки камеры слежения - на них Дюк и Воробей.
- Это, скорее всего, пражские съёмки, - согласился Директор. - По дороге на объект Дюк и Воробей должны были пройти через подземную автостоянку. Одну из видеокамер они не заметили.
- Эти снимки потом оказались в кейсе у людей Акмаля. Два человека на снимках - и один из них уже мёртв. А другой жив и здоров.
- Это ни о чём не говорит.
- А это о чём-то говорит? - Бондарев лихорадочно переворошил снимки и наконец вытащил нужный. - Вот это. К этому снимку нужны какие-то комментарии?
- Хорошо, - сказал Директор. - Может быть, у меня проблемы со зрением и я не вижу того, что видишь ты. Расскажи мне, что там такого ужасного на снимке.
Лапшин тяжко вздохнул, потому что бондаревскую трактовку снимка он успел выслушать уже раз десять.
- Объясняю, - сказал Бондарев. - На всех снимках Воробей смотрит куда угодно, но не в камеру. Он её не видит. Он не знает о её существовании. Дюк смотрит в камеру. На одном этом снимке, но смотрит. Он знает про камеру.
- И что это значит?
- Он знал про камеру, он специально подвёл Воробья под камеру, чтобы люди Акмаля его засняли и смогли потом опознать. В Милане у них были эти снимки, они узнали Воробья, выдернули его из очереди, пытали и убили.
- Он хочет сказать, что Дюк продался, - подвёл итог Лапшин.
- И он хочет бежать на поиски Дюка, - добавил Директор. - Чтобы потом отомстить ему за Воробья, за измену и так далее… Так, что ли? Прямо детский сад какой-то.
- Что это вы называете меня "он"? - насторожился Бондарев.
- Потому что ты ведёшь себя по-дурацки и забываешь, что ты не героический мститель-одиночка, ты работаешь в команде. Ты работаешь со мной, с Лапшиным и с другими людьми, в том числе с людьми с Чердака…
- Я знаю, но…
- Должен тебе сообщить - извини за шокирующую правду, - что ты не самый информированный, и не самый умный, и не самый опытный человек в этом здании. Не ты будешь решать, что тебе делать с Дюком. Понятно?
- Но…
- Громко и отчётливо.
- Понятно.
- Вы с Лапшиным добыли ценную информацию - спасибо. Она будет изучена и использована с максимальной пользой.
- Это переводится на нормальный язык - "спасибо и пошёл вон"?
- Нет, не пошёл вон, а пошёл готовиться к закупкам оружия. Чемоданчик тебе скоро приготовят.
- Что ещё за чемоданчик?
- Вот видишь, ты уже заинтересовался. Значит, ты не совсем потерянный для нас человек.
- Пфф, - сказал Бондарев, толкнулся ногами и отъехал в кресле в дальний конец кабинета, в тень рослого фикуса. Директор сложил все снимки в пластиковый конверт, а конверт забросил в сейф и демонстративно повернул ключ. Это означало, что разговор окончен.
2
Директор поймал его в столовой, где Бондарев сосредоточенно пытался разрезать бифштекс на десять одинаковых частей.
- Собственная техника управления гневом? - спросил Директор, присев напротив.
- Ага, - буркнул Бондарев.
- Помогает?
- Нет.
- Слушай, - Директор положил голову на ладонь и мягко улыбнулся, будто у них намечались задушевные посиделки с участием солёных огурчиков, половинки "Бородинского" и холодной поллитры. - Тебе в таком виде нельзя отправляться на закупку оружия.
- Я переоденусь, - сказал Бондарев.
- Дело не в одежде, а в твоей физиономии.
- Я побреюсь.
- У тебя физиономия усталого, разочарованного и злого человека. С такими типами не ведут серьёзных дел.
- Вы же знаете, почему я усталый, почему я разочарованный, почему я злой. - Бондарев яростно тряхнул бутылку с кетчупом, и расчленённый бифштекс с верхом накрыла густая красная масса. Словно вулканическая лава. Или словно кровь.
- Только не начинай заново эту песню про Дюка, - попросил Директор. - Его нет.
- Как это?
- Для тебя он сейчас не должен существовать. У тебя другое задание, и Дюк - даже если мы предположим, что он кого-то кому-то продал, - не имеет к этому заданию никакого отношения. Забудь. Выспись. Набери пару килограммов веса. У тебя должна быть не вот эта озабоченная морда неугомонного мстителя, а холёная, упитанная физиономия самоуверенного, обеспеченного, удачливого коммерсанта. Раньше у тебя это получалось. Кстати, я никак не пойму, почему ты проторчал две недели на Средиземном море и вернулся бледный, как не знаю что. Нервы? Спишь плохо?
- Плохо, - согласился Бондарев.
- Кошмары?
- Вроде того.
- Воробей, что ли, снится?
- Слава богу, нет, - сказал Бондарев. Его кошмары были довольно оригинального свойства, и Бондарев сомневался, стоит ли кому-то о них рассказывать. Потому что далеко не все смогли бы понять глубинный ужас этих снов.
3
Было так. Когда Бондарев перебрался в Москву и стал сотрудником "Московского отделения международного комитета по междисциплинарному прогнозированию" (он же "Научный институт агрохимических исследований"), он прыгнул в работу как в бассейн с десятиметровой вышки - ушёл с головой и не скоро выбрался на поверхность.
Когда он всё-таки вынырнул, отдышался и осмотрелся, то вспомнил, что все старые знакомства, все родственные связи для него как бритвой отрезаны. Он был один в большом городе, у него была классная и очень важная работа, но у человека что-то должно быть и кроме работы. Так поначалу думал Бондарев, а затем естественный ход вещей подтолкнул его к мысли - зачем? Зачем нужно это "что-то кроме"? Чтобы приятно проводить свободное время? Но у него были классные парни с работы - Лапшин, Воробей, другие… С ними было здорово и на работе, и за городом на шашлыках, и на стадионе, и где бы то ни было. Для секса? Но всегда были лёгкие на подъем девчонки, с которыми даже не нужно было знакомиться - наутро Бондареву не было дела до них, а им не было дела до Бондарева. Для душевной теплоты? Хм-м… Во-первых, ощущения теплоты в душе можно было достигнуть и парой рюмок коньяка. Во-вторых, для подлинной душевной теплоты следовало к кому-то накрепко привязаться. "Допустим", - подумал Бондарев и на всякий случай, ещё не имея никого на примете, осторожно проконсультировался у Директора. У того на правой руке имелось кольцо, весьма похожее на обручальное, и Бондарев попросил прояснить политику Конторы относительно личной жизни сотрудников.
Директор вот так же положил голову на ладонь, подумал и сказал: