Блондин, не ответив, рывком поставил Зои на ноги. Она отбивалась, кричала, лягалась. Ей никто ничего не сказал. Ее отвели в дом, в ту же самую комнату, и толкнули на кровать. Ноги связали в двух местах широкой и прочной клейкой лентой. Блондин, засунув за пояс пистолет, схватил ее за руку. Схватил так, что у нее едва кости не захрустели. Лязгнули наручники. Прежде чем Зои успела опомниться, ее пристегнули к кровати. Сначала за одну руку. Потом за другую.
Она пыталась сопротивляться.
- Чего вы от меня хотите? Отпустите! Что вам нужно?
Той же лентой ей заклеили рот. По лицу потекли слезы, и она ничего не смогла с этим поделать.
Блондин вытащил из-за пояса пистолет и приставил ей к виску. Зои зажмурилась и попыталась уклониться.
Он вдруг улыбнулся и убрал оружие. Все четверо отступили и теперь смотрели на нее. Бороться больше не было сил. Никак не удавалось отдышаться, а к горлу уже подступала рвота.
Женщина, понаблюдав за ней, подбоченилась и скупо улыбнулась.
- Оставьте ее пока. Мне нужно позвонить. Поработаем потом.
- Что вам нужно? - глухо прокричала Зои через кляп.
Никто не ответил. Один за другим все вышли из комнаты. Последним был блондин. У порога он задержался и с ухмылкой произнес:
- Жду не дождусь, когда ж возьмусь за тебя по-настоящему.
7
Оксфорд
Тот же день
Бен вырвался наконец из липких объятий мрачного, заполненного пугающими видениями сна и постарался сосредоточиться. Он лежал на кровати в своей новой квартире. Вообще-то Оксфорд вовсе не был для него незнакомым городом, но осознание того, что он снова живет здесь после двадцатилетнего отсутствия, давалось с трудом. Домой, в Ирландию, Бен не собирался раньше декабря.
Отгоняя отупляющую апатию, борясь с желанием свернуться комочком и зарыться под одеяло, он спустил ноги с кровати, натянул спортивный костюм, прошел через гостиную, перешагнул через наполовину разобранный багаж и завернул в кухню. Квартира находилась в тихом доме в самой спокойной, северной части города. Современная, компактная, она разительно отличалась от его старого жилища в Ирландии - на берегу океана, с вечно стылыми полами и сквозняками из каминов.
Готовя кофе, Бен слушал бодрый щебет птиц и далекий шум. Ни молока, ни сахара, ничего другого. Радио молчало. Бена не интересовало, что происходит в мире. Какое-то время он сидел за столиком в кухне, держа в руках горячую кружку, стараясь ни о чем не думать. И прежде всего, не думать о двух бутылках десятилетнего "Лафройга" в чемодане и о том, как было бы легко достать их оттуда и открыть одну. Слишком легко. Он знал, что доберется до них в минуту слабости, когда из тьмы придут демоны. Пока это время еще не настало.
Без трех восемь Бен поднялся, вышел в гостиную, отыскал оставленный накануне в кресле тяжелый матерчатый пакет из "Теско", перенес к столу и вывалил содержимое. Несколько книг упали на пол.
В огромной куче было больше двадцати учебников и пособий по теологии, и он уже поставил перед собой задачу перечитать их все за ближайшие дни. Помимо них его ждали огромные труды на иврите и латыни, тысячи страниц серьезных философских сочинений. Аристотель. Спиноза. Витгенштейн. А еще многочисленные эссе и толкования Священного Писания. Девятнадцать лет - слишком много, чтобы наверстать за один присест.
Проработав шесть часов без перерыва, Бен потянулся, поднялся и прошел в крохотную ванную. Быстро принял душ, надел джинсы, белую рубашку и съел сэндвич с тунцом, купленный накануне на бензоколонке. В начале третьего он вышел, прогулялся до центра города, потратив на дорогу двадцать минут, и направился в Бодлианскую библиотеку, самую большую и старейшую библиотеку Оксфордского университета.
Припекало. Бен снял пиджак и перебросил его через плечо.
И вот, когда он шел через старый город под безоблачным голубым небом, случилось странное. "Что это?" Он остановился.
"Я самый обыкновенный, нормальный человек. Студент колледжа. Иду в библиотеку. Я - обычный человек и ничего больше".
Внезапно, на один лишь короткий чудесный миг все это показалось возможным. Что он сумеет жить простой жизнью, о которой всегда мечтал, в стороне от жестокости и ужасов, среди которых пришлось провести целую вечность. Что в один прекрасный день он снова познает счастье, что боль уйдет навсегда.
То был всего лишь мимолетный вкус благополучия, ощущение нормальности и свободы, обещание некой иной жизни. Бен знал, что впереди еще много трудных дней, дней, когда жизнь покажется невозможной, но здесь и сейчас, впервые за несколько месяцев, он почувствовал солнце на лице и радость оттого, что жив. Может быть, худшее позади. Может быть, он на пути к выходу.
Она бы этого хотела. Ее лицо встало перед ним, и он ощутил глубоко в себе пустоту потери и острую боль вины. Захотелось протянуть руку и дотронуться до нее, а потом она улыбнулась, и ему захотелось плакать, но и улыбаться тоже.
"Ох, Ли, как мне жаль, что так случилось".
"Знаю", - прозвучал у него в голове далекий голос.
Он еще улыбался, грустно, про себя, проходя через каменные ворота Бодлианской библиотеки. В главных читальных залах пахло старой кожей и полированным деревом. Бен подошел к столу и показал библиотекарше свою карточку.
Двадцать лет назад женщины за столом славились тем, что одним лишь взглядом могли отпугнуть студента. Не остались ли они там до сих пор, поседевшие, располневшие и еще более грозные?
Библиотекарша мило улыбнулась. Лет двадцать восемь-двадцать девять, песочные кудряшки забраны в хвост, лицо - милое, открытое - обрамляют маленькие завитки. Посмотрев его имя в карточке, она еще раз улыбнулась. Он назвал требуемую книгу, и библиотекарша тихонько сообщила, что придется подождать, потому что ее нужно доставить из хранилища.
Бен поблагодарил и следующие полчаса листал журналы в кабинке напротив стола выдачи. Несколько раз он чувствовал ее взгляд. Потом уже другой служитель принес заказанную книгу, и ту библиотекаршу Бен больше не видел.
Он вышел из библиотеки ближе к вечеру и окунулся в жаркую, потную жизнь городского центра, такую не похожую на прохладную тишину читального зала. Он глубоко вдохнул запах старого города и негромко, обращаясь только к себе, сказал:
- Ну вот я и вернулся.
8
Греция
День четвертый
- Линия надежная? Мне нужно с вами поговорить.
- Надежная. Почему не доложила раньше, Каплан?
- У нас проблема.
Пауза.
- С девушкой?
- Боюсь, что да.
- Вы ее убили? Вам же было дано четкое указание взять ее живой.
- Она жива.
- Тогда что?
- Жива, но для нас бесполезна.
- Хочешь сказать, вы облажались?
- Мы нашли ее, ясно? Она была у нас в руках. Но взять оказалось непросто. Она была на скутере. Мы гнались за ней больше трех миль, от виллы до холмов. Дороги там извилистые, много деревьев. Попытались прижать ее к обочине, а она запаниковала, съехала на проселок, куда мы проехать не могли. Я оставила Росса и Паркера в машине и взяла с собой Хадсона. Преследовали ее пешком.
- И она ушла.
- Нет. Мы ее взяли. Далеко она не уехала, свалилась с мопеда.
- Есть серьезные повреждения?
- Внешних нет. Ушибы и ссадины, не более того. Но она получила травму головы. Больше тридцати часов находилась без сознания. Очнулась только вчера. У нее что-то вроде травматической амнезии. На наши вопросы ответить не может.
- Ты уверена, что взяли того, кто нам нужен, а не ошиблась?
- Я уверена на сто процентов.
- В каком она состоянии?
- Трудно сказать. Амнезия бывает и скоротечной.
- Будем надеяться. Есть представление, насколько серьезна ситуация?
- Все под контролем.
- Звучит не слишком убедительно, Каплан. Если память не восстановится в самое ближайшее время, придется переправить ее сюда, где возможности другие.
- Есть еще одна небольшая проблема.
- Хочешь сказать, что ситуация ухудшается?
- С виллы исчезли ее вещи. Мы побывали там, хотели все забрать. Так вот, сейчас там ничего нет. Ни бумаг, ни записей, ни багажа. Все пропало. Она должна была оставаться на вилле до утра. Пришлось срочно менять план. Прежний вариант с несчастным случаем не проходил.
- Отличная работа, Каплан.
- И еще одно. На вечеринке был один парень, наверное, какой-то ее бойфренд. Он и раньше там появлялся, только мы его в расчет не принимали. А потом, уже на вечеринке, он опрокинул бокал с вином, в которое Хадсон подсыпал снотворное. И похоже, сделал это намеренно.
- Значит, ему что-то известно. Кто такой?
- Насколько мы знаем, местный. Один из ее приятелей, а их у нее много. Возможно, женат, потому и держался осторожно. К вилле пристроен гараж, так он всегда оставлял свой "мерседес" в гараже, где мы его не видели. Думаем, что это он и вывез ее вещи. Вывез еще раньше, на "мерседесе". Скорее всего, к нему она и поехала на скутере.
- Тогда нельзя исключить, что ему известно все.
- Возможно. Но тогда мы такой сценарий предусмотреть не могли.
- У вас есть какая-то информация по этому человеку?
- Мы над этим работаем.
- Ситуацию нужно исправить как можно быстрее. Время дорого. Ее скоро хватятся.
- Мы его найдем.
- Да уж постарайтесь. И когда найдете, сделайте так, чтобы хвостов больше не оставалось. Может быть, нам еще удастся разгрести дерьмо без лишней вони. А пойдет вонь - вам крышка. Понятно?
9
Оксфорд
День шестой
После двух дней напряженных занятий Бен понял, что нужно взять паузу и немного расслабиться. В окно уже заглядывало солнце, и его потянуло из дому. В Ирландии он взял за привычку каждый день пробегать десять миль.
Бен надел шорты и футболку, вышел на улицу и, миновав заполненный покупателями Корнмаркет, направился к своему старому колледжу, Крайст-Черч. Пройдя главные ворота, оказался перед большим прямоугольным двором и, остановившись на секунду, глубоко вздохнул.
Со всех четырех сторон его окружали сложенные из песчаника величественные здания, позолоченные косыми лучами солнца. Снова нахлынули давние воспоминания. В центре двора, в окружении аккуратных лужаек и вознесшись над каменным фонтаном, стояла знакомая статуя крылатого посланца богов, Меркурия. Бен прошел мимо, взбежал по ступенькам на другой стороне двора и направился к арочному входу, за которым скрывался самый маленький в Англии собор, служивший также университетской церковью. Вообще-то он не собирался заходить, но что-то потянуло его к приоткрытой двери.
Шла утренняя служба. Священника за кафедрой Бен не узнал, хотя и не сомневался, что рано или поздно познакомится с ним в процессе занятий. Мягким и торжественным голосом он читал из святого Матфея, и слова отражались эхом от каменных колонн тринадцатого века и улетали к узорчатому потолку. Прихожан было немного, и все они, собравшись впереди, внимательно слушали проповедь.
Осторожно ступая по мозаичному полу, Бен прошел к ближайшей от входа скамье, чтобы понаблюдать и послушать издалека. Он попытался представить себя за кафедрой - с пасторским воротником на шее, серьезным и искренним выражением лица, проникновенно читающим проповедь. Именно такое будущее он назначил для себя, именно к такой роли готовился, и нечто подобное всегда, пусть и нерегулярно, было частью его жизни.
Сейчас что-то не срабатывало. Да, он хотел этого, даже видел себя во сне на этом месте, но по силам ли ему воплотить мечты в реальность?
Бен посидел еще несколько минут, склонив голову, впитывая тепло льющихся через мозаичное стекло солнечных лучей, проникаясь торжественно-благостной атмосферой. Потом тихонько поднялся и бесшумно выскользнул за дверь, в теплый и светлый мир.
Повернув влево, Бен направился к зеленой поляне за Крайст-Черч и с полчаса бегал по бечевнику вдоль реки, пока не почувствовал жжение в икроножных мышцах. Довольный тем, что не позволяет себе растренироваться, он повернул к колледжу.
Погрузившись в глубокие раздумья и никого не замечая, Бен шел через двор, когда за спиной у него прозвучал знакомый голос.
- Так и думал, что наткнусь на тебя здесь.
Бен обернулся и увидел высокого седоволосого мужчину, в котором узнал профессора Тома Брэдбери. Последний раз они виделись шесть недель назад, когда его вызывали на заседание приемной комиссии факультета.
- Здравствуйте, профессор. Как вы?
Брэдбери улыбнулся.
- Зови меня просто Том. Думаю, мы знакомы достаточно давно, чтобы обходиться без церемоний.
Том Брэдбери и отец Бена, Алистер Хоуп, дружили в те далекие времена, когда учились в Кембридже. Кому-то дружба между убежденным теологом и студентом-правоведом казалась странной, но она выдержала испытание временем и оборвалась лишь со смертью отца Бена. Тогда же Бен забросил занятия, ушел из колледжа и вступил в армию. И хотя воспоминания о том времени сохранились не самые лучшие, он не позабыл Тома Брэдбери, хотя никакой связи с ним во все последующие годы не поддерживал. В школьную пору Бен воспринимал его скорее как дядю - внимательного, спокойного, всегда готового выслушать и поддержать. Профессор неизменно приносил с собой теплый аромат впитавшегося в одежду трубочного табака. Его семинары были самыми живыми и интересными. Он специализировался на Ветхом Завете, писании столь древнем, туманном и трудном для понимания, что оживить его удавалось немногим. Одним из этих немногих был и профессор Брэдбери, пользовавшийся у студентов заслуженной популярностью и любовью.
- Хотел поговорить с тобой, - сказал профессор. - Завтра в полдень свободен? Приглашаю на ланч.
- Вообще-то я назначил свидание Декарту, - улыбнулся Бен. - Но ради ланча его можно и перенести.
- Мудрое решение. Должен сказать, этот философ не из моих любимцев. Придешь к нам?
- Вы по-прежнему в Саммертауне?
Брэдбери кивнул. Они договорились о времени, и профессор, выжав из себя улыбку, продолжил путь.
Бен проводил его взглядом. Обычно энергичный, подвижный, бодрый, несмотря на то что ему исполнилось шестьдесят три, с лукавым огоньком в глазах, сегодня Брэдбери выглядел другим. Старым, уставшим, подавленным. Как будто с ним что-то случилось. Болен? Но больные люди не приглашают к себе на ланч. Нет, здесь определенно что-то не так.
10
Греция
Нож был складной, многофункциональный, производства известной фирмы "Бак", и блондину нравилось его точить. Сидя на балконе под жарким солнцем, потягивая узо и приглядывая за пленницей, он часами правил лезвие смоченным маслом точильным камнем. В результате банкнота, оставленная на ночь лежать на раскрытом лезвии, к утру оказывалась разрезанной на половинки под давлением только лишь собственного веса.
Подходя к кровати, блондин вынул нож из кармана и одной рукой выбросил лезвие. Глаза у Зои округлились, из-под ленты вырвался сдавленный крик. Пленница лежала на матрасе с привязанными к кровати руками, и по тому, как сжимаются и напрягаются пальцы, было видно, что она отчаянно пытается вырваться.
Блондин сел на край кровати, наклонился и поднес лезвие к лицу. От нее разило страхом.
- Острый? - Он осторожно провел лезвием по подушечке больного пальца, рассекая первый, верхний слой кожи. - Ты даже не представляешь, насколько острый. Хотя, может быть, скоро узнаешь.
Он повернул лезвие плашмя и прижал к ее щеке. Пленница охнула и сжалась. На горле затрепетала нервно жилка.
- Слушай внимательно. Сейчас я сниму ленту, и ты больше не будешь кричать. Ты будешь говорить. Отвечать на мои вопросы. Ты расскажешь мне все. А если не расскажешь, я вырежу тебе глаза. Вот так…
Стоявшая у дальней стены комнаты темноволосая женщина наблюдала за происходящим с непроницаемым лицом. В какой-то момент она собралась было вмешаться, однако сдержалась и снова сложила руки на груди.
Блондин сорвал ленту. Зои с усилием сглотнула и попыталась перевести дыхание, но вскрикнула, когда он, играючи, провел лезвием по виску, потом прочертил линию под глазами.
- Я не помню, - выдохнула пленница.
- Помнишь, помнишь. Не лги нам.
- Клянусь, я ничего не помню.
- Все, что надо, это чуть-чуть надавить. Самую малость, вот так, и твой милый голубой глазик просто вытечет. Ты когда-нибудь видела лопнувшее глазное яблоко? Похоже на сырое яйцо.
Он улыбнулся, еще раз пощекотал ее кончиком лезвия и убрал нож.
Зои дрожала от ужаса.
- Я не знаю, что вам сказать, - всхлипнула она. - Не знаю.
- Кливер. Ты ведь помнишь мистера Кливера? Помнишь, что ты с ним сделала?
Она покачала головой.
- Нет.
- Где оно?
- Где что?
- Где оно? - сорвался на крик блондин.
- Да не знаю я ни хрена! - крикнула в лицо ему она. - Не знаю, какого черта вам от меня нужно! - Глаза у нее блестели как у сумасшедшей, пряди растрепанных волос прилипли к мокрым от слез щекам. - Да поверьте же мне! Я ничего не знаю! Вы ошиблись. Вы взяли не того, кто вам нужен. - Слезы потекли обильнее, голос задрожал. - Пожалуйста, прошу вас. Отпустите меня. Я никому ничего не скажу. Обещаю.
Темноволосая женщина шагнула к блондину и положила руку ему на плечо.
- Надо поговорить.
Он напрягся, буравя пленницу тяжелым взглядом, потом вздохнул и вышел из комнаты в коридор. Брюнетка плотно закрыла дверь, чтобы Зои Брэдбери не услышала ни слова.
- Это не срабатывает.
- Она притворяется, Каплан, - прошипел он, брызжа слюной.
- Откуда ты знаешь?
- Оставь меня на полчаса с этой сучкой, и я все из нее вытащу.
- Как? Выколешь ей глаза?
- Да ты только дай мне шанс.
- Мы и раньше ее не гладили по головке. Почему ты думаешь, что сумеешь что-то узнать?
- Узнаю. Дай только время.
Брюнетка пожевала губу. Качнула головой.
- Нет. Ее нельзя здесь оставлять. У нас нет нужных средств. Думаю, ее надо вывозить.
- Позволь мне побыть с ней хотя бы десять минут.
- Нет.
- Пять минут. Поверь, я сумею развязать ей язык.
- Тебе слишком это нравится, Хадсон.
- Я выполняю свою работу.
- А если ты ее убьешь? Тогда конец нам всем.
- Не убью. Я дело знаю.
Она фыркнула.
- Неужели? Ну так послушай меня. Убери ножичек. Увижу его еще раз, прострелю башку. Ты хорошо меня понял?
Блондин молчал и только угрюмо посматривал на нее исподлобья.
- Пускай забирают ее отсюда, - сказала брюнетка. - У них свои методы.