– Раненого студента и сбежавшего из-под стражи Хасимова я увожу. А преподавателя подбросьте в лагерь. Пешком тут долго.
– Конечно, подвезем. А с Заколовым вы что хотите делать?
– Завтра. Обо всем завтра. Сегодня дел еще невпроворот.
– А вдруг он сбежит?
– Ему же хуже будет, – убежденно произнес Федорчук. – Тогда игры в бирюльки закончатся.
– А где Заколов? – услышал разговор вышедший на крыльцо Карасько.
– Только без суеты! Я его временно запер здесь для его же блага. Вы меня понимаете?
Карасько кивнул.
– Не беспокойтесь, до лагеря вас отвезет мой водитель, – поспешил сменить тему председатель колхоза.
Сержант уехал в город, увозя Хасимова и Евтушенко. На полпути он вспомнил, что пистолет Петелина остался у председателя колхоза. Ведь тот сам говорил, что забрал оружие из машины, чтобы ненормальному студенту не досталось. "Ладно, Шакенов – человек серьезный, вернет позже", – подумал Федорчук.
Карасько тем временем нашел комнату, где был заперт Тихон, и сумел переговорить с ним через открытую форточку. Полученная информация привела его в шок и заставила глубоко задуматься. Придя в себя, Владимир Георгиевич хотел спросить еще что-то, но вздрогнул от неожиданности.
На его плечо легла широкая смуглая ладонь.
– Профессор, я за вами! – Узкие глазки водителя Ильяса дружелюбно осматривали молодого преподавателя.
– Я не профессор, – в очередной раз зарделся Карасько.
– Приказано вас отвезти. Идемте, мне некогда. – Ильяс настойчиво подтолкнул Карасько. Щелки его глаз стрельнули в окно, где за решеткой виднелось лицо Заколова.
– Да, конечно, – согласился Карасько.
Всю дорогу он был погружен в невеселые мысли, обдумывая то, что успел услышать от Заколова.
ГЛАВА 64
Летающие велосипеды
Олег Григорьев бежал быстро. Толстый Славян пыхтел как паровоз, из последних сил стараясь не отставать от шустрого Грига. Он неуклюже обрушивал вес тела поочередно на каждую ногу, жирная грудь тряслась, пот застилал глаза.
– Григ! – взвыл Славян. Его колени больно ткнулись в жесткий песок. – Я больше не могу!
Олег Григорьев обернулся. Недружелюбные бараки игрушечными домиками виднелись далеко позади. От них отъехало маленькое желтое пятнышко милицейского уаза.
– Ложись! – крикнул Григорьев и повалился на землю. Но для Славяна такая команда была уже излишней. Он распластал руки, упав щекой на песок. Жирные бока раздувались и откатывались внутрь с частотой хронометра, перед раскрытым ртом выдулась ямка. Григ осторожно следил за машиной. Милиционер быстро удалялся в другую сторону. Когда уазик полностью скрылся, Григорьев присел.
– Повезло! Они нас не заметили, – сказал он.
– Ничего себе – повезло! Какой-то полоумный козел связал, обокрал и чуть не шлепнул нас. Потом милиция прикатила. Ну что за тухлые места здесь! Давай уедем в Москву, – заныл Славян.
– А мы что делаем? На водовозке тоже в Москву ехали. – Григ скептически осмотрел безвольную тушу Славяна. – Или одному дальше рвануть? Пусть с тобой менты разбираются. Ты и джинсы проворонил, и ребенка украл. Я-то тут при чем?
– Григ, ты что? – В глазах Славяна застыл неподдельный ужас, он даже дышать перестал. – Мы же все вдвоем делали.
– Вот этого не надо! Скажешь еще, что и товар я профукал?
– За товар я расплачусь. Только в Москву меня забери. Григорьев встал и огляделся. Его цепкий взгляд выхватил что-то важное вдалеке, лицо просветлело.
– Подъем! Кажется, у нас есть вариант, как побыстрее выбраться отсюда.
Славян впопыхах поднялся, даже не стряхнув со щеки налипшие песчинки. Он благодарно, как верный пес, смотрел на Грига.
Олег Григорьев сделал знак шагать тихо. Вскоре они осторожно подошли к реке. В воде шумно плескались двое казахских подростков. Григ пригнулся и глазами показал на велосипеды, лежащие на берегу.
Полковник Василий Тимофеев возбужденно грохнул телефонной трубкой после разговора с Федорчуком и сразу стал набирать номер дежурного по аэродрому.
Беззвучно, словно тень, выплыла из комнаты дочь Люба. Ее красные, воспаленные от слез и бессонницы глаза смотрели с болью и надеждой:
– Что? – прошептала она.
Вслед за дочерью появилась жена. Она остановилась на пороге комнаты, держа руку на сердце. Осунувшееся лицо выражало немой вопрос. Полковник положил трубку на рычаг. Крепкие мужские руки мягко обняли увядшую жену и убитую горем дочь.
– Цел наш Ванька. Все обошлось. Он сейчас у Толика.
Плечи дочери затряслись в частых рыданиях. За сутки было выплакано столько, что слез уже не могло остаться. Полковник лишь чувствовал теплое дыхание дочери на груди. Она тихо скулила. Жена одной рукой обняла дочь, другая ее ладонь угнездилась на плече мужа. Хор плачущих удвоился.
– Отставить рев! Сколько можно. – Полковник мягко отстранил женщин, смахивая навернувшиеся слезы. – Даю вам машину с водителем, едете за Ванькой. Но сначала меня на аэродром забросите. Отставить, я сказал! Три минуты на сборы!
Женщины, получившие четкую команду, стряхнули оцепенение и бросились собираться. "Как он там, бедненький?", "Что взять с собой?", "Он же не ел ничего", – слышались их мечущиеся из комнаты в кухню голоса.
Полковник набрал телефон дежурного офицера на аэродроме:
– Говорит полковник Тимофеев. Вертолет с экипажем подготовьте.
– Товарищ полковник, никак нельзя, – встрепенулся дежурный. – Все вертолеты заняты в поисково-спасательной операции по приземлению спускаемого космического аппарата. Международный экипаж сажаем – Йена из ГДР.
– Черт! Скоро еще вьетнамцев с кубинцами начнем в космос запускать. – Тимофеев нервно застучал пальцем по аппарату. – Тогда готовьте моего "ястребка".
– Никак нельзя. Все полеты до завершения поисково-спасательной операции запрещены. Вы же знаете, сколько начальства понаехало из-за этого немца.
– Черт! Передай моему механику Егорычу что я хочу посидеть в кабине ястребка. Очень хочу! И все! Так и передайте. А ты меня не слышал.
– Слушаюсь, товарищ полковник.
Через полчаса Василий Тимофеев был уже на взлетном поле в полной экипировке.
– Все готово? – тихо спросил он механика, на ходу поправляя высотно-компенсирующий костюм.
– Да. Как положено, – заговорщицки подтвердил Егорыч. – Только топливо невозможно было заправить. Баки неполные, учтите.
Полковник быстро взобрался по тонкой лесенке. Через полминуты МиГ-25 стремительно разгонялся по взлетной полосе. Делая привычный вираж-разворот после набора высоты, полковник услышал в наушниках торопливый голос диспетчера:
– Ноль первый! Ноль первый! Срочно вернитесь на базу! Все полеты запрещены!
– Повторите, вас не слышу! Повторите, вас не слышу! – монотонно пробубнил Тимофеев и отключил связь.
Он летел на средней высоте в сторону рисоводческого колхоза. Вот в открытой степи показались два вытянутых барака – студенческий лагерь. Полковник снизился и виртуозно покачал крыльями. Там внизу зять с внуком, должен увидеть. Может, Ваньке деда покажет. Губы полковника под кислородной маской растянулись в мягкую улыбку и сразу же резко сжались. Теперь можно начинать поиски бандитов.
Военный истребитель МиГ-25 планомерно прочесывал большой квадрат между рекой, аулом и железной дорогой. Степь лежала как на ладони, лента реки блестела холодной сталью, издалека по рельсам, пыхтя дымной струйкой, полз длинный товарняк.
В центре поискового квадрата Тимофеев заприметил верблюдицу и верблюжонка. Полковник напряг внимание и снизился. Белые сахарные горбы, равнодушная, уставшая от жизни морда, поднятая вверх, и проницательный взгляд больших темных глаз – все это он уже видел несколько дней назад. Значит, не привиделось, и никакого проникновения сквозь время не было. А как же огромное войско в древних одеждах?
Полковник не успел обдумать эту мысль. Его внимание привлек человек с ружьем, шедший прямо к верблюдице. Самолет пролетел над головой путника, молодое казахское лицо с любопытством поглядело на боевую машину. Нет, это не тот, кто нужен полковнику.
Самолет зашел на новый круг.
Два велосипедиста, сверху похожие на жучков из мультфильмов, тащатся по дороге. Устало крутят педали по направлению к станции, не больше километра им осталось. Синие джинсовые костюмы! Полковник пошел на снижение. У одного волосы прихвачены в пучок, другой – толстый, испуганно таращится вверх. Он! Вот вы где, голубчики!
Василий Тимофеев включил связь с землей.
– База, вызывает ноль первый! Срочно передайте в милицию: у станции Джусалы обнаружены двое преступников, похитивших грудного младенца. Ориентир – мой самолет. Пусть выезжают, я их задержу.
– Ноль первый! Немедленно вернитесь на базу. Все полеты запрещены! – звенел резкий голос диспетчера. – Я вынужден сообщить о вашем самоуправстве.
– Да отстань ты! – ругнулся полковник. – Эти подонки моего внука украли! Ему еще месяца нет, ты понимаешь?
– Ноль первый! – Голос диспетчера стал мягче. – У вас заканчивается топливо.
Полковник взглянул на показания приборов. Диспетчер не ошибся, надо уходить на базу. Но ведь велосипедисты скоро доедут до станции, а там – поезда. Милиция не успеет. Вон товарняк подходит. Уйдут! Нет, боевой летчик этого не допустит.
Машинист тепловоза с удивлением смотрел на странные виражи боевого самолета.
Двухвостая блестящая птица на небольшой высоте пролетает над проселочной дорогой, идет по дуге резко вверх и делает мертвую петлю – у машиниста аж голова закружилась. Самолет с ревом несется прямо в землю, на головы двух обычных велосипедистов. Летчик не успевает выровнять машину!
Сейчас произойдет страшный взрыв! Машинист зажмуривает глаза.
Рев достигает невиданной силы – совсем не слышно стука железных колес, тепловоз вздрагивает не на стыках, а от воздушной ударной волны.
Машинист приоткрывает краешек глаза.
Самолет в последний момент чудом выходит из пике, нижняя точка его траектории почти касается путников, воздушная струя поднимает оба велосипеда в воздух. Ноги велосипедистов тупо крутят облегченные педали, их парящие тела заваливаются в стороны, все скрывается в облаке пыли.
Проделав это маневр, Тимофеев еще раз взглянул на остаток топлива. Теперь и до аэродрома дотянуть проблематично. Что предпринять? Катапультироваться? Из-за двух ублюдков гробить такую дивную технику? Нет. Не пойдет. Полковник быстро оценил ровность степной поверхности. Была не была!
Разворот, заход на посадку.
Через две минуты колеса самолета плавно касаются земли, боевая машина с мелкой дрожью мчится по степи, сзади раздается хлопок тормозного парашюта, реактивные двигатели глохнут. Горючее закончилось.
Славян поднимает взлохмаченную голову. Рука застряла между спиц велосипеда. Тело, кувырком летевшее по земле, отдается болью со всех сторон. "В какое чертово место нас занесло, – в двадцатый раз за сутки хнычет он. – Когда это все закончится?!"
Славян протирает запыленные глаза. Что это? На него катится черная шина на железной ноге, под ней жутко хрустит сухой песок. Острая тень от клюва истребителя наползает на безвольную тушу. Славян визжит.
Колесо замирает перед носом Славы Пивкина. Его глаза туманятся, голова в обмороке валится на песок.
– База, вызывает ноль первый. У меня вынужденное приземление. Вышлите топливозаправщик в квадрат 32–94.
– Ноль первый! Цел! Уф-ф! А мы потеряли вас на локаторе, товарищ полковник.
ГЛАВА 65
Возвращение к могиле
Тихон Заколов примостился на стульчике рядом с громоздким сейфом в небольшой комнатушке. Железная дверь и крепкая решетка на единственном окне не оставляли иллюзий, что отсюда можно выбраться. Да он и не собирался этого делать. Сашка спасен, и теперь Тихон готов был ответить за любой поступок.
Формально, конечно, старший сержант Федорчук был прав. Нападение на сотрудника милиции, завладение его оружием и так далее, и тому подобное. Любой следователь, если понадобится, раскрутит на полную катушку. А сержант оказался нормальным мужиком, не стал мстить. Запер, утихомирил. Завтра на свежую голову можно и разобраться.
Только вот чересчур легкомысленно он отнесся к словам Тихона о найденном захоронении. Мимо ушей пропустил. А там есть над чем подумать. Останки четырех человек! Неужели это все дело рук колдуна? И зачем? Бр-р-р! Дрожь берет, когда вспомнишь зловещее лицо с изуродованным носом. А как докажешь? Колдун съехал. Теперь и место, где его юрта стояла, точно не определишь. Да и что это доказывает? Поставил где придется, надоело – переехал. Одно слово – кочевник.
Хорошо хоть успел рассказать Карасько о находке. Тот отнесся серьезно. Завтра вместе подумаем, как изобличить колдуна-убийцу. А ведь с ним Мурат живет. Возможно, парень что-то знает? Только захочет ли свидетельствовать против деда?
Размышления Заколова прервал резкий стук в стекло. Уже давно стемнело. Черный прямоугольник окна притаился за белыми квадратиками решетки. Тихон взглянул на часы – полвторого ночи. Кто бы это мог быть?
Неизвестность и темнота пугала. Заколов выключил свет. Теперь ситуация изменилась. Снаружи стало чуть светлее, чем внутри, и в сером прямоугольнике проявился черный силуэт.
Стук повторился, на этот раз более сдержанный, чем прежде.
– Тихон, ты здесь? – услышал Заколов сдавленный голос. – Это я, Мурат.
Тихон подошел к окну. Он хорошо различил Мурата. Тот был взволнован, нервно озирался и сипел:
– Тихон. Это Мурат!
– Слышу я, слышу, – отозвался Заколов и прильнул к решетке.
– Я только недавно узнал, что ты заперт, – сказал Мурат, словно оправдываясь. – Представляешь, я ее убил!
– Кого? – встревожился Тихон и отшатнулся от окна.
– Два раза в голову выстрелил. Она долго хрипела.
– Кого… ты убил? – еле выдавил Тихон.
В его голове промелькнули женские образы, которые он видел здесь, но всех заслонили по-детски распахнутые глаза Лили, лукаво блестящие под пружинками кудряшек.
– Кого? – испуганно повторил он.
– Как кого? Шиху!
Заколов не сразу понял, о ком идет речь, настолько сильным была его тревога о девушке.
– Зачем? – справившись с волнением, спросил Тихон. Он ясно вспомнил, как губки голодного малыша чмокали под животом белогорбой верблюдицы.
– Она во всем виновата!
– В чем? Объясни подробнее, – Тихон пытался говорить то через одну ячейку решетки, то через другую, будто от этого что-то могло измениться.
– От нее все зло!
– Почему?
– Мне дед рассказал, – веско произнес Мурат и потупился.
– Про что? – Тихон замер в напряжении.
– Про тайник! Он решил, что ты про него знаешь, и поэтому тебе грозит опасность.
Мысли Заколова смешались:
– Подожди, какая опасность? Дед намерен признаться?
– Он многое мне рассказал, и я… я не знаю, что делать.
– Все очень серьезно, – заговорил Заколов и потряс решетку. – Черт! Эта решетка! Можешь открыть дверь?
– Попробую. Я знаю, что у секретарши должны быть ключи от всех кабинетов на случай пожара.
– Только свет не включай. Не будем привлекать внимания.
– Угу, – согласился Мурат и направился в обход длинного здания. Его размытая тень скользнула по окну.
Главный вход располагался с другой стороны. Очень скоро в замочной скважине неприятно заскрежетал ключ.
Тихон удивился, что Мурат успел так быстро пробраться в правление.
– Ну? Получается? – нетерпеливо спрашивал Тихон.
– Угу, – ответили снаружи.
Щелчки внутри замка стихли, тяжелая дверь медленно отворилась. Тихон радостно шагнул в темный коридор.
В следующий момент голова разорвалась взрывом боли, в глазах вспыхнул ярко-красный сгусток пламени, тело безвольно обмякло. Густая мертвая темень как черная дыра медленно поглотила свет и звуки.
Очнулся Заколов от зуда в носу. Голова равномерно билась обо что-то мягкое и теплое, жесткие пахучие щетинки настойчиво толкались в глаза и ноздри. Тихон попытался устранить неприятную щекотку, но руки оказались связанными за спиной. Полноценного чихания тоже не получилось, во рту торчала противная тряпка, набухшая от слюны.
Заколов с трудом сообразил, что его тело перекинуто через спину верблюда. Отяжелевшая голова в такт шагам животного тыкалась в один шерстяной бок, ноги в другой. Рядом слышался тихий разговор на казахском языке.
Мурат! Тихону показалось, что он слышит именно его голос. Как же наивно он доверился ему! Теперь очевидно, что Мурат заодно с дедом-колдуном.
– Шайтан задери эту ленивую скотину! – неожиданно выругался на русском один из говоривших. – Почему мы не поехали на машине?
Казахи часто, особенно когда требовалось выругаться, незаметно для себя переходили на русский язык.
– Машину слышно и видно, а лишние глаза и уши нам сейчас не нужны, – спокойно разъяснил второй собеседник.
Когда путники заговорили по-русски, Тихон узнал голоса. Первый принадлежал водителю Ильясу а второй – председателю колхоза Шакенову. Теперь Заколов понял, что спутал голос Ахана Шакенова с голосом Мурата. У отца и сына, как часто бывает, интонации были одинаковые.
Тихон повернул голову. В ночной темноте он различил фигуру Ильяса, который вел за поводья верблюда. Шаги Шакенова слышались с другой стороны животного.
– А что с Муратом будем делать? – осторожно поинтересовался Ильяс, повернув лицо к собеседнику.
– Отправлю его к родственникам, подальше, – после долгого раздумья тяжело произнес Ахан. – Пусть успокоится.
– А вдруг он проговорится?
– Он мой сын, он будет молчать!
– Ненадежный он, – усомнился Ильяс и вновь уткнул взор под ноги. Некоторое время слышался лишь мягкий хруст шагов по песку да редкий храп верблюда. – А студенты все съехали?
– Да. Я срочно вызвал медслужбу они проверили воду и пригнали автобусы. У некоторых уже проявились признаки дизентерии. Дрищут!
– Правильной водицы я им в бочку подлил, – захихикал Ильяс. – Я видел их кислые поносные рожи, когда привез туда преподавателя.
"Вот так дела! – задумался Тихон. – В лагере уже никого нет! Куда же они меня везут? Да еще тайно, ночью!" Ни одна из версий не внушала даже малейшего оптимизма. Он расслабил уставшую шею. Густые шерстинки вновь ткнулись в нос, Тихон не выдержал и дважды чихнул сквозь ноздри.
Ильяс обернулся:
– Ой, ба-а! Да наш гость проснулся. Может, ему глаза завязать?
– Незачем! Достаточно, что пасть заткнули. Скоро полюбуется на приятных соседей. Они, я думаю, будут рады новичку.
Ильяс громко рассмеялся. Тихон не понял смысла последних фраз, но они ему очень не понравились. Он заизвивался всем телом и рухнул вниз. Падая, успел поджать голову, сгруппироваться и приземлился боком на плечо.
– Ишь ты, задергался, – обернулся Ильяс.
– Посмотри, шею не свернул? – равнодушно поинтересовался Шакенов.
Тихон открыл глаза. Над ним склонилось ухмыляющееся лицо Ильяса.
– Живой, глазами хлопает, – сделал медицинское заключение водитель.
– Глаза, может, и хлопают. А ноги-руки шевелятся? Вдруг он теперь парализованный? Тогда придется вызвать инвалидную коляску, – усмехнулся Ахан.
Тихон испугался такой перспективы и задергал всеми конечностями.