И дом Марино бесхитростно описал Тарчинини встречу Анджело с Нино.
- То, что вы мне сейчас рассказали, очень серьезно, падре, - вкрадчиво заметил комиссар.
- Серьезно? Ma que! Это еще почему?
- В шесть или семь часов вечера Анджело угрожает убить Нино… а в полночь полицейский патруль находит бездыханное тело берсальера…
- Надеюсь, вы все-таки не думаете, что парня прикончил Анджело Дани? Я знал его еще ребенком, от меня он принял первое причастие. Да это же самый славный малый во всем приходе!
- Все преступники когда-то были очень милыми детьми, падре. А где живут Дани?
- На виа Леванна… дом сто семьдесят девять… Но вы же не…
- Пока я хочу просто поговорить с ними, падре… Вы думаете только о человеке, выросшем у вас на глазах, и хотите его защитить. Я же не могу забыть тело берсальера, распростертое на мраморном столе… и все это очень невесело как для вас, так и для меня.
Дом Марино протянул веронцу руку.
- Простите, но и дожив до седин, я все никак не привыкну к человеческой мерзости… Анджело так и не женился, чтобы как следует опекать сестру… Смешно, правда? И еще тянет на себе такой тяжкий крест, как старая тетка, совершенно выжившая из ума бывшая учительница, - парень категорически отказывается отдать ее в приют для умалишенных… А родители у них давно умерли. Да, Анджело очень хороший мальчик, синьор комиссар.
- Но ведь он нежно любит сестру, а еще больше - заботится о чести семьи, верно?
- Я думаю, да, - немного поколебавшись, вздохнул священник.
Все в том же отвратительном настроении Алессандро Дзамполь явился в парикмахерский салон "Ометто" на виа Барбарукс. Завитый и жеманный молодой человек тут же подлетел к нему с легкостью балерины.
- Синьор! Синьор! Вы, наверное, зашли сюда по рассеянности! Здесь не место мужчинам!
Полицейский окинул собеседника брезгливым взглядом.
- Это я уже понял, взглянув на вас, - буркнул он.
Молодой человек покраснел.
- Вы что, пришли сюда меня оскорблять?
- Нет, поговорить с некоей Тоской Фьори!
- Тоска не имеет права в рабочее время приглашать сюда приятелей!
Дзамполь угрожающе шагнул к нему.
- Я что, похож на кавалера?
Молодой человек с тревогой взглянул на странного посетителя.
- Нет, синьор… нет… не думаю… А что вы… хотите… от То… Тоски?
Алессандро сунул ему под нос полицейский значок.
- Полиция!
- Полиция?.. Ma que! Но ведь Тоска не…
- Нет, только свидетель.
- Ну ладно… Per favore, проходите сюда… Сейчас я вам ее пришлю, синьор инспектор…
Вскоре Тоска вбежала в комнату, где ее ждал полицейский, и со свойственными ей энергией и бесстрашием тут же перешла в наступление.
- Это еще что такое… Ой, я вас узнала…
- Не важно! Садитесь напротив меня, вот тут…
- Но я сейчас…
- Я сказал вам: сядьте!
Девушка явно не привыкла, чтобы с ней разговаривали таким тоном.
- Нет, послушайте, да за кого вы меня принимаете? Некогда мне вести разговоры с грубиянами вроде вас!
- Замолчите!
Резкость приказа несколько смутила Тоску. А Дзамполю казалось, будто он наконец получил возможность расквитаться с воскресшей Симоной.
- Не заставляйте меня, синьорина, тащить вас в участок!
- А по какому праву? Думаете, раз вы полицейский, можно…
- По-моему, я уже велел вам придержать язык, синьорина Фьори! Где вы были вчера вечером?
- Ma que! А вам какое дело?
Дзамполь встал.
- Ну, если вы не желаете отвечать, синьорина, я вас арестую!
- Арестуете? Меня?
Тоска схватила со стола зеркало с длинной ручкой и, замахнувшись, уже хотела опустить его на голову полицейского, но тот совершенно спокойно продолжал:
- Чтобы вы могли дать исчерпывающие объяснения насчет одного убийства…
Последнее слово как будто остановило порыв Тоски, и рука с зеркалом бессильно опустилась.
- Убийство? Вы обвиняете меня в убийстве?
- Не обвиняю, а подозреваю.
- Вот как?
Горячая кровь Тоски снова закипела.
- Господи вечносущий! Просто не знаю, что бы я сделала с такими, как вы!
- Может быть, упокоили бы навеки?
- О Боже! Ну что он пристал ко мне со своими покойниками?! Так кого же я, по-вашему, отправила на тот свет?
И Дзамполь, глядя ей прямо в глаза, отчеканил:
- Берсальера Нино Регацци!
Ему показалось, что девушка слегка пошатнулась, как от удара, но смысл слов еще не вполне дошел до ее сознания.
- Это… это неправда…
- Вчера около полуночи его закололи кинжалом.
И тут гордая, кокетливая Тоска Фьори вдруг превратилась в маленькую, убитую горем девчушку. Несчастная тяжело опустилась на стул.
- Нино… Нино… Нино… - горестно бормотала она.
Инспектор понял, что Тоска не имеет ни малейшего отношения к убийству берсальера, и немного устыдился своего поведения. Он встал.
- Простите меня, синьорина… Я и не подозревал… короче, совсем наоборот… И потом, так или этак вы все равно бы узнали…
Тоска не ответила - она целиком ушла в тот тайный мир, куда не было доступа никому, кроме нее и Нино. Девушка даже не заметила, как полицейский выскользнул из комнаты.
Тарчинини долго стучал в дверь обиталища Дани, пока наконец чей-то надтреснутый голос не предложил ему войти. Комиссар толкнул дверь и оказался в чистенькой, бедно обставленной комнате, вероятно служившей одновременно и столовой, и спальней. В высоком кресле сидела аккуратно причесанная седая старуха в строгом темном платье. Комиссар отвесил изысканный поклон, но не успел произнести ни слова, как услышал вопрос:
- Опять опаздываешь, а?
Мало что могло смутить Тарчинини, но на сей раз он просто окаменел. А старуха, воспользовавшись его молчанием, продолжала:
- Насколько я тебя знаю, снова шалил по дороге? Ну-ка, покажи руки!
- Простите, что?
- Покажи руки, или я тебя хорошенько отшлепаю!
В последний раз Ромео Тарчинини грозили такой карой добрых лет пятьдесят назад, и у комиссара невольно мелькнула мысль, уж не грезит ли он наяву. Сначала священник… теперь эта старуха… пожалуй, многовато на один раз!.. Он машинально протянул руки, и пожилая дама, внимательно осмотрев их, с удовлетворением кивнула.
- Ладно… Хорошо, что ты их вымыл… А уроки выучил?
Нет, этот нелепый разговор не мог продолжаться до бесконечности! Тарчинини взял себя в руки.
- Послушайте, синьора, тут какое-то недоразумение…
- Так я и знала! Ну, что ты еще выдумал в оправдание собственной лени, а? В жизни не видела другого такого бездельника! Слышишь? Сейчас же встань в угол!
- Но, синьора…
- Ну, сам пойдешь или тебя отвести?
И тут Тарчинини вдруг вспомнил, что говорил ему священник о тетке Дани - полупомешанной старой учительнице. Ромео побрел в указанный ему угол, но, прежде чем успел обернуться, снова услышал голос старухи:
- Прошу прощения, синьор, я не заметила, как вы вошли.
Комиссар вздрогнул, решив, что в комнате есть кто-то еще, но нет, они по-прежнему были вдвоем и разговаривала с ним больная тетка Стеллы и Анджело.
- Я уже имел честь приветствовать вас, синьора, - чуть-чуть удивленно заметил он.
- Прошу вас, не сердитесь на меня, синьор, у меня случаются какие-то провалы памяти… Чем я могу вам служить?
Ага, значит, на нее только временами находит…
- Я хотел бы поговорить с вашей племянницей Стеллой…
- Она еще не вернулась, но теперь уже скоро придет… Хотите, подождем вместе?
- С удовольствием.
- Тогда садитесь вот тут, рядом, и…
- И?
Тарчинини увидел, как лицо старухи преобразилось. С него как будто сняли серое газовое покрывало. Молодой задор, бьющий изнутри, настолько оживил его черты, что тетка Анджело и Стеллы, казалось, сбросила много лет в считанные секунды. Она схватила со стола линейку и погрозила Тарчинини.
- А теперь расскажи-ка мне таблицу умножения! И постарайся не сбиться, иначе - береги пальцы!
Сворачивая на виа Неукки, где работала Валерия Беллато, инспектор Дзамполь чувствовал себя немного не в своей тарелке. Перед глазами у него все еще стояла Тоска, как громом пораженная вестью о смерти человека, которого, видимо, и вправду любила. Из-за нее Алессандро стал думать о своей Симоне с меньшей горечью. В конце концов, возможно, он сам отчасти виноват, что они не поняли друг друга и семейная жизнь так и не сложилась? Но инспектор настолько веровал в собственную непогрешимость, что сразу же с возмущением отмел крамольную мысль. И с тем удивительным отсутствием логики, что так характерно для людей, не желающих терзаться угрызениями совести, Дзамполь вдруг воспылал одинаково праведным гневом и против несчастной Тоски, и против певца радостей бытия Ромео Тарчинини. Тем не менее, не желая снова попасть впросак, он решил допрашивать Валерию со всей осторожностью, на какую только способен.
В колбасной "Фабри" свежие и румяные личики продавщиц радовали глаз покупателя ничуть не меньше, чем разложенные среди бумажных фестончиков и цветов деликатесы. Дзамполь сразу заметил невозмутимо спокойную Валерию. Девушка тонкими ломтиками резала мортаделлу для клиента, внимательно наблюдавшего за этой операцией. Одна из девушек тут же подошла к полицейскому и спросила, что ему угодно.
- Поговорить с Валерией Беллато.
- Ma que! В такой час это совершенно невозможно, вы ведь сами должны понимать, а?
- Для меня все возможно, синьорина. Я из полиции!
Девушка так смутилась, что, оставив инспектора, побежала к кассе и что-то зашептала на ухо внушительной матроне, которая показалась Алессандро живой рекламой своих товаров. Кассирша и не подумала выйти из кабинки, где она царила, как некая Юнона колбасно-паштетно-ветчинного Олимпа, а лишь послала к Валерии эмиссара. Девушка тут же вскинула голову и улыбнулась инспектору, как старому знакомцу. Если берсальера прикончила синьорина Беллато, то, похоже, содеянное ничуть не нарушило ее душевного равновесия. Алессандро увидел, как она отошла от прилавка и скрылась за дверью. Девушка, подходившая к полицейскому раньше, отвела его к Валерии. Та стояла у стола в просторной кладовой и на сей раз резала салями, правда, такими же тонкими ломтиками. Можно подумать, она вообще не умела делать ничего другого!
- Вы хотели поговорить со мной, синьор инспектор?
- Да… А не могли бы вы хоть ненадолго остановиться?
- Синьора Фабри терпеть не может, когда мы теряем время попусту.
- Я вижу, вы привыкли ловко орудовать ножом!
- Да я уж почти пять лет тут работаю…
Памятуя о реакции Тоски, Дзамполь думал, как бы помягче сказать девушке о смерти берсальера. А Валерия с четкостью метронома продолжала резать салями, и, казалось, ничто не может нарушить размеренного ритма ее движений.
- Синьорина Беллато… Вы очень любили Нино Регацци?
- Нет.
- Вот как? Однако вчера…
- Это безумица Тоска подбила нас на совершенно дурацкий поступок!.. А мы с Изой ни в чем не можем ей отказать. А что до Нино… в какой-то момент я поверила, будто он и впрямь хочет на мне жениться, ну а потом, в кино, все поняла…
- И вы на него больше не сердитесь?
- Нет… В первую минуту я ужасно разозлилась, но Тоска и Иза куда красивей меня… А уж коль он и вправду сделал ребеночка Стелле, так и вообще говорить не о чем, так ведь?
- Да, как вы верно сказали, говорить больше не о чем…
- Не понимаю…
- Нино Регацци мертв.
Нож почти с той же равномерностью продолжал стучать по доске, и ухо инспектора уловило лишь чуть заметный сбой. Наконец, отрезав еще десяток кусочков салями, Валерия проговорила:
- А отчего он умер?
- Его закололи кинжалом.
- О! Бедный Нино… Мы-то болтали, что хотим его убить, но скорее для смеху… А может, еще какая девушка, которой он морочил голову, так и не смогла простить?
- Где вы провели вчерашний вечер, синьорина?
Вопрос нисколько не смутил девушку.
- У синьоры Ветуцци. Мы там готовились к празднику Сан-Альфонсо. Я ушла только в двенадцать часов, и домой меня провожала Лоретта Бонджоли.
Для порядка Дзамполь записал имена и адреса людей, названных Валерией, но заранее не сомневался, что алиби окажется вполне надежным. Теперь ему оставалось поговорить только с Изой Фолько.
- До свидания, синьорина… И желаю вам удачи…
Валерия не ответила. На пороге Алессандро оглянулся: она продолжала механически резать салями, и только на один аккуратный ломтик упала слезинка.
С того дня как она поняла, что беременна, и особенно после вчерашнего разговора с Нино, когда ей открылся весь его отвратительный эгоизм, Стелле было совсем не до смеха, и все же, войдя в дом и узрев пожилого синьора, под угрозой линейки старательно рассказывающего тетушке таблицу умножения, девушка невольно расхохоталась. Раскаты ее звонкого смеха привели тетку в чувство.
- Ma que! Стелла! - возмутилась она. - Как ты себя ведешь? А вы, синьор? Что вам понадобилось здесь, у самых моих ног? И как вы сюда вошли? Я не заметила…
Немного успокоившись, Стелла подбежала к Тарчинини.
- О, синьор, простите нас… простите меня… Но я еще ни разу в жизни не видела такого ученика… Я вам все объясню насчет тети…
Больная еще больше рассердилась.
- Что это ты собираешься объяснять, Стелла? Здесь все объясню я, и никто другой!
Ромео собирался без обиняков выложить все, что думает о таком обращении с комиссаром полиции, но, покоренный нежным очарованием Стеллы, промолчал. Паскуднику берсальеру явно не составило особого труда соблазнить эту хрупкую, большеглазую блондинку - такие девушки верят каждому слову. Стелла подхватила тетушку под белы руки и заставила встать.
- Пойдемте на кухню, zia mia. Вам придется помочь мне с ужином, иначе Анджело страшно рассердится!
- Анджело - хороший мальчик… - пробормотала больная и ушла на кухню, к плите и кастрюлькам. Стелла закрыла за ней дверь.
- Синьор, прошу вас еще раз простить нас, но бедная женщина…
- Я знаю, синьорина… синьорина Дани, так? Стелла Дани?
- Да, синьор… Вы хотели поговорить со мной?
- С вашего позволения, синьорина.
Девушка предложила комиссару сесть. Ромео она все больше и больше нравилась, так что симпатия к красавцу берсальеру почти угасла - и как он мог не оценить по достоинству такое сокровище! Веронец совершенно позабыл и о том, что ему надлежит расследовать преступление, и что прелестное создание, сидящее напротив, вполне может оказаться убийцей. Вечный влюбленный, Тарчинини без всякой задней мысли, а лишь ради удовольствия говорить о любви, восторгаться и таять от умиления, принялся ухаживать за слегка изумленной Стеллой. А девушку этот поток слов совершенно сбивал с толку, хотя странный синьор казался ей добрым и славным человеком.
- Только что ваша бедная тетя живейшим образом напомнила мне детство, приняв за одного из своих прежних учеников, но когда вошли вы, синьорина, - Santa Madonna! - я подумал, что вижу фею!
- Фею, синьор? Будь я феей, умела бы творить чудеса…
- Ma que! Так вы и сотворили чудо!
- Я?
- Ну да, вы вернули мне мои двадцать лет!
Стелла подумала, уж не ухлестывает ли за ней этот господин. Во всяком случае, он делает это совсем не так, как Нино… И кроме того, совершенно невероятно, чтобы он явился сюда просто наговорить любезностей…
- Но, синьор…
Нежный грудной смех Тарчинини походил на воркование.
- Я смутил вас, дитя мое? В таком случае мне нет прощения! Я ведь себя знаю… И мне бы следовало осторожнее относиться к словам… Но это сильнее меня! Как только вижу красивую девушку - не могу не говорить о любви! Ну, и в результате так смущаю девичьи души, что бедняжки только и мечтают властвовать надо мной безраздельно… Но это лишь мечта… дивный, прекрасный сон… Забудьте, дитя мое! Ромео Тарчинини умеет отличать действительность от грез! Вы вернули мне мои двадцать лет, но я не имею права их сохранить! И потом, я не свободен! Любовь навеки сковала Ромео Тарчинини с его Джульеттой, у меня шестеро детей, и старшая дочь - такая же красавица, как вы, синьорина!
Стелле стало страшновато. Судя по всему, незнакомец не менее безумен, чем тетушка Пия. Что ему надо? И почему он то говорит о любви, то рассказывает о своем семействе? И как бы его выпроводить до прихода Анджело? В последние дни брат и так в отвратительном настроении. И вдруг девушке пришло в голову, что, возможно, гость - самый обыкновенный коммивояжер и воспользовался таким необычным трюком, надеясь заставить ее слушать. Стелла привстала.
- Я должна вас сразу предупредить, чтобы вы попусту не теряли время: мне ничего не нужно!
Ромео, которого перебили на середине великолепной тирады, настолько поэтичной и трогательной, что у него увлажнились глаза, на мгновение застыл в совершеннейшей растерянности.
- Ma que! Чем вызвано это прозаическое замечание, синьорина?
- Разве вы не представитель какой-нибудь фирмы?
- Представитель? Честное слово, вы правы… Как вы верно угадали, я и в самом деле кое-что представляю… Carissima! Но неужели вы и впрямь вообразили, будто я нарочно болтаю о Ромео и Джульетте, чтобы всучить вам мыло, пылесос или воск для паркета?
- Но, в таком случае, кто же вы, синьор?
- Я вам повторяю это уже добрых пятнадцать минут, graziossima! Ро-ме-о! Я - Ромео Тарчинини!
- И что вы представляете?
- Закон, bellissima!
- Закон?
- Да, я комиссар полиции.
- Dio mio! Полицейский - у нас в доме? Но почему?
- Ну… это - вопрос куда более деликатный… и касается он берсальера…
Девушка сразу встревожилась:
- Нино?.. Он что-нибудь натворил?..
- Да вообще-то он… Но… давайте по порядку. Мне шепнули на ушко, синьорина, будто вы ждете ребенка от не в меру ретивого воина. Это правда?
Стелла покраснела.
- Нино сам вам сказал?
- Не совсем… Допустим, передал через третье лицо.
- Вам?.. Но почему?
- Какая разница, синьорина? Для меня главное - узнать, так это или нет.
- Да…
- И вашему брату Анджело это совсем не по вкусу, верно?
- Мне тоже, синьор комиссар, но я уверена, что Нино на мне женится. Он не захочет, чтобы его сын был незаконнорожденным…
- Так или иначе, но он уже сирота.
Смысл последнего слова как будто ускользнул от Стеллы, по крайней мере девушка совершенно не представляла, какое отношение оно имеет к ее будущему ребенку. Это не укладывалось в ее голове. Внезапно тетушка Пия распахнула кухонную дверь и, поднеся к губам свисток, пронзительно свистнула.