В коридоре царила подозрительная тишина, которой я не верил ни на йоту.
Я медленно повернул ключ в замочной скважине и плавно открыл дверь.
Они ошиблись…
Сказалось отсутствие надлежащего опыта и выдержки. Едва дверь отворилась, как на пороге, тесня друг друга, выросли телохранители Тимохи.
Наверное, они надеялись на свою силу и боялись попасть в шефа, так как у первых двоих пистолеты смотрели в пол. А возможно, уповали на отменную реакцию – люди такого склада всегда имеют повышенное самомнение.
Но, как бы там ни было, а мне задачу они значительно облегчили.
Не мудрствуя лукаво, я зацепился руками за резную обналичку и резким ударом двумя ногами вышвырнул их за порог и снова заперся на ключ.
Я слышал, как в коридоре заорали и заматерились. А затем на дверь посыпался град тяжелых ударов.
Я только ухмыльнулся – дубовые резные плахи толщиной не менее семи сантиметров могли выдержать даже удары тарана.
– Тимофей Антонович, Тимофей Антонович, отзовитесь! Вы живы?! – орали за дверью, не переставая пинать ее чем попало.
Не беспокоясь за свои тылы, я подбежал к окну, снял рубаху и помахал.
В ответ из рощицы на пригорке заалел приличных размеров лоскут, позаимствованный Эрнесто у местной модницы.
Значит, он на месте и готов к решительным действиям, как и запланировано.
Прыжок со второго этажа был, что называется, делом техники. Едва приземлившись, я мгновенно откатился в сторону.
И вовремя – раздались выстрелы, и через парадное вывалили пестро одетые аборигены, охранники гасиенды из местного сброда. Этой шушеры я не боялся. Стрелять, как следует, они не умели. Их основной целью большей частью было небо, куда они палили из всех видов оружия во время свадеб или праздников.
Я успел ответить им только дважды, как заработал пулемет Эрнесто и на мою голову посыпался дождь из битого оконного стекла.
Как мы и договаривались, он только уложил охранников на землю, не давая поднять голову. Я не стал любоваться их задницами, и что было мочи припустил по аллее к выходу с территории виллы.
Пулемет трещал, не переставая…
Я перевел дух только в машине, которую мы спрятали в кустах. Едва я запустил двигатель, как появился и запыхавшийся Эрнесто.
– Ну как? – спросил я.
– Нормально. Они еще минут десять будут глотать пыль, пока придут до памяти.
– Такие дела… Тиша… – пробормотал я, когда вилла скрылась из виду.
– Что ты сказал? – поинтересовался Эрнесто, в это время открывавший банку пива.
– Время разбрасывать камни, и время собирать… – ответил я своим мыслям. – А-а…
Эрнесто сделал вид, что понял, и стал жадно глотать пенящийся напиток. Билия явно не была его настольной книгой. Не в чести у моего приятеля было и библейское смирение.
А день и впрямь выдался жарким, даже чересчур…
Опер
Странно, но меня оставили в покое. Стояло какое-то грозное и непонятное затишье.
Саенко при встрече улыбался, как сфинкс – невозмутимо и загадочно. На оперативках он был сдержан больше обычного, немногословен, но в его глазах временами мелькал страх.
Нет, это не был страх, иногда посещающий рядового обывателя, например, когда с него снимают шубу или в доме пожар.
Это была смесь боязни, отчаяния и обреченности, присущая только чиновничьей касте, когда под ними начинает шататься казавшийся совсем недавно незыблемым трон или пусть небольшое, но "хлебное" креслице.
Иногда я даже жалел таких людей. Ни к чему не приспособленные, разве что к пустозвонству и бумагомаранию, они при любых переменах испытывали трепет, сравнимый с ужасом варваров, когда рушились их идолы.
А такие перемены как раз и наступили – сменился премьер-министр. И новый хозяин был на ножах с "отцом" области Шалычевым.
Теперь и Саенко наконец понял, что с перепугу поставил не на ту лошадку. А я тоже уразумел, откуда в свое время подул ветер, когда мне дали задание собирать компру на губернатора…
Баранкин все-таки разыскал Плешнева.
Он жил уже не на Цветочном бульваре, а в новом "престижном" доме из кирпича улицей ниже, на берегу пруда. И трудился все в той же "конторе", которая так милостиво обошлась с ним в свое время.
Звали его Никифор Петрович. А звание он имел никак не ниже майорского, хотя этот вопрос пока оставался открытым – мы не хотели раньше времени ворошить осиное гнездо.
Выяснили мы и еще одно, весьма интересное обстоятельство. Плешнев состоял в приятельских отношениях с Журкиным и особенно с его начальником охраны, бывшим сотрудником КГБ, попавшим под сокращение, когда проводилась реорганизация службы безопасности. Они даже дружили домами.
Несколько раз Плешнева и Журкина видели в компании девиц сомнительного поведения. Но материалы такого рода без соответствующего подтверждения не представляли оперативной ценности, а скорее служили фоном расследования.
И все же мне это затишье не нравилось. Я чувствовал, что главные события впереди и пока моя жизнь под угрозой.
По-прежнему я не мог как следует ни защитить себя, ни дать ход материалам на Шалычева. Того, что официально фигурировало в деле губернатора и хранилось в моей папке, для полной "раскрутки" не хватало.
А другие оперативные наработки, предъяви я их моему непосредственному начальнику Саенко, как этого требовала субординация, означали одно – мою гибель. Притом практически мгновенную – уж я-то знал возможности Шалычева и его наемных убийц.
Почему меня оставили в покое?
Думаю, по единственной причине – я был, что называется, прикноплен к планшету, как букашка, и весь на виду. Но пока я особо не трепыхался и не гнал волну, угроза от меня исходила минимальная.
Ведь никто, даже Саенко, не мог поручиться, что в случае моей насильственной смерти "разработкой" губернатора не займется кто-либо из центра. А там были весьма грамотные и подкованные в своем деле спецы.
Но я понимал и другое – если Шалычеву удастся выйти сухим из воды, мои дни будут сочтены.
И я решился…
Помог мне встретиться с генералом в неофициальной обстановке не кто иной, как Палыч. Я совершенно выпустил из виду, что в свое время генерал проходил практику под руководством моего бывшего шефа, хотя Палыч как-то рассказывал мне об этом.
Они и сейчас поддерживали отношения. Правда, в основном на уровне телефонных звонков – поздравлений с Новым годом или, например, Днем милиции.
Поэтому, уже четыре дня спустя после того, как я поплакался Палычу в жилетку на предмет невозможности скрытного рандеву с начальником УВД области, а старик только сокрушенно покачал головой – мол, садовая ты башка, Ведерников, – я сидел с березовым веником на верхнем полке сауны и усердно трудился над широченной генеральской спиной.
Встретились мы в бане общества "Динамо". Естественно, не в той, где парились спортсмены, а в отдельной, куда имели доступ только важные шишки.
Все было продумано и исполнено в лучших традициях секретных служб: я уже сидел в парилке, когда в сауне появился генерал, внезапно для своих шаркунов пожелавший на этот раз посетить сауну вне графика и в одиночестве.
Впрочем, в этом не было ничего необычного – такое случалось и раньше. И даже если кто и следил за передвижениями начальника управления внутренних дел, то рассмотреть меня через стены конечно не мог.
А я уж постарался, чтобы за мной не было не только "хвоста", но даже намека на нечто подобное. -…Интересно, интересно… – бормотал генерал, временами покряхтывая от удовольствия. Я старательно охаживал его веником и вполголоса рассказывал о своих перипетиях. – Значит, Саенко все-таки купили… – задумчиво сказал генерал.
В его голосе я почему-то не услышал осуждения.
– И этот тоже… – Генерал огорченно крякнул.
– В этом не мне разбираться. Я в такие эмпиреи не лезу. Меня больше волнует та ситуация, в которой я очутился. – Да, ситуация и впрямь хреновая… Хорошо, хорошо, левее… спасибо…
Генерал забрал веники и занял мое место.
– Давай теперь ты, капитан. Не смущайся – в бане нет начальников и подчиненных.
Он отдраил меня веником от души.
В чем, в чем, а в банном деле генерал знал толк. Когда мы, завернувшись в свежие простыни, наконец уселись за стол, чтобы почаевничать, я впервые за последние три месяца почувствовал себя так, словно только что на свет родился. – Рекомендую…
Генерал разливал по чашкам духмяную жидкость темно-зеленого цвета. – Что это? – спросил я. – Травяной чай. Моя старушка – что твой врач-гомеопат. Как чаек? – Блеск! За душу берет.
– То-то… Здесь сбор из двенадцати трав. И еще какие-то корешки и ягоды. Бодрит и снимает усталость. После баньки лучше не придумаешь. Так, говоришь, видеоматериалы при тебе?
– И не только. – Отлично. Тогда не будем откладывать задуманное в долгий ящик…
Он ненадолго умолк, погрузившись в размышления. А потом сказал:
– Завтра я вылетаю в столицу. Мне, как ты, наверное, и сам понимаешь, тоже требуется поддержка. – Понимаю…
– Думаю, через три-четыре дня это дело мы у Саенко изымем, а значит, выведем тебя из-под удара.
– Спасибо, товарищ генерал. Это предел моих мечтаний. – Что, поджилки трясутся? – Не так, чтобы очень… Но уж больно обидно получать удар в спину, притом от своих. – Какие они свои…
По лицу генерала пробежала тень.
– Таких нужно выжигать каленым железом, – сказал он морщась, будто от боли.
– Интересно, чем у нас занимается служба внутренней безопасности?
Мне не хотелось, чтобы в моих словах прозвучал праведный гнев. Но, похоже, эта тема для генерала была весьма злободневной и не очень приятной.
– Тем, чем нужно! – отрезал он с неожиданной злостью.
Я тут же сделал крутой вираж и постарался выйти из пике, задав совсем невинный вопрос:
– А кто будет заниматься этим делом?
– Я буду настаивать, чтобы была создана специальная следственная группа со столичным подчинением.
Я понимал генерала – в этом деле ему светиться не с руки.
– Кроме Шалычева у тебя есть еще что-нибудь? – спросил генерал, отставив пустую чашку.
– Я в бригаде по расследованию убийства Саши Грузина.
– Ну вот и ладушки. Расследуй.
– Если они узнают о моих оперативных наработках, то, боюсь, все вернется на круги своя.
– А ты все-таки трусишь, капитан…
– Я всего лишь человек, а не робокоп.
– Не обижайся, я тебя понимаю.
– Не в трусости дело, товарищ генерал. Я хочу, чтобы вся эта история пришла к своему логическому завершению. Вам лучше, чем мне, известно, как сейчас бывает – много шума, а в конечном итоге получается пшик. Обидно.
– Еще как обидно… Но ты можешь быть спокоен – утаенные тобой от Саенко оперативные материалы будут представлены как результат работы специальной следственной группы.
– А видеоматериалы?
– Да, здесь все обстоит сложней. Даже не знаю, как мне быть…
– Выход есть, товарищ генерал. Он, конечно, не панацея, но все же.
– Ну-ну, – подбодрил он меня. – Выкладывай. – Вы должны вызвать меня к себе, как сотрудника, занимающегося делом губернатора. – Проще простого. – Но только когда Саенко не будет в управлении.
– И это сделаем. Завтра с утра. Саенко я найду куда услать на это время. Что дальше?
– А дальше вы, ознакомившись с материалами, что в папке, весьма строго спросите меня: а что же это ты, капитан Ведерников, не предоставил в мое распоряжение видеоматериалы?
– Откуда мне о них стало известно?
– Это не суть важно. Об этом думать – не наша задача. Главное, чтобы наш разговор происходил в присутствии какого-нибудь вашего зама, который тут же сообщит о нашей беседе кому нужно…
Я запнулся, но потом все-таки спросил: – У вас есть такой?
– Есть, – нехотя признался генерал.
– То, что мы по нему работаем, притом с подачи верхов, Шалычеву уже известно. Так что наш предстоящий разговор для него неожиданностью не будет.
– И это все?
– Нет. Вы должны меня вывернуть наизнанку, пока я не признаюсь. Мечите в мою голову громы и молнии, грозите отдать под суд… Короче, сделайте так, чтобы я едва не плакал.
– А у тебя башка варит, капитан… – с невольным уважением посмотрел на меня генерал. – Но тогда тебе придется сдать Саенко. А мне, соответственно, сделать оргвыводы, так как он нарушил закон.
– Ни в коем случае! О Саенко я даже не заикнусь. Все возьму на себя. Представлю события таким образом, что очень уж хотел отличиться и не доложил по инстанциям только из-за желания накопить материалы стопроцентной убойной силы.
– А что, может, и сработает твоя задумка… Но вот только не могу понять, зачем ты выводишь из-под удара Саенко?
– Скажем так – до поры до времени. Если я его сдам, он сразу же попадет в "раскрутку". А у Саенко рыло уже в таком пуху, что для своего спасения ему первым делом нужно будет устранить главную опасность – меня. Ведь если дело дойдет до суда, мои свидетельские показания – что нож ему под сердце.
– Логично. И если Саенко останется в стороне, то он должен будет оберегать тебя как зеницу ока.
– Именно. В противном случае след сразу же приведет к нему. Ведь он не может быть уверен на все сто процентов, что я не оставил где-нибудь эпистолярное наследие с описанием, как все было на самом деле.
– А как ты предлагаешь поступить с Плешневым?
– Я о нем первый раз слышу.
– Ты, оказывается, большой интриган, капитан Ведерников, – вытаращил на меня глаза восхищенный генерал.
Если бы он только, ЧТО я от него утаил… – Просто опыт оперативной работы… Я сделал вид, что смутился.
– Если мы с тобой выпутаемся из этой истории без последствий, возьму тебя под свое крыло. Мне, скажу честно, ох как не хватает толковых и порядочных работников…
Я промолчал.
И подумал: поживем – увидим.
Обещания власть имущих – тот же дым: перегорели поленья, и снова небо чистое. Лови момент.
Чему я так и не научился.
А что касается самого генерала, то кто знает, под чью он дудку пляшет. Нельзя сказать, что я до конца поверил в искренность его намерений.
Но, увы, иного выхода у меня просто не было.
Киллер
Волкодав встретил меня улыбкой до ушей. – Наслышаны, наслышаны…
Он подмигнул мне и пожал руку. – Шухер был что надо. – Старался… – Шеф от нежданного счастья расчувствовался, как старая дева. – Мне его "счастье" по барабану. – Ну, не скажи. Когда он в хорошем настроении, с него можно веревки вить.
– Тебе, может быть, и можно. А я ведь к вашей "конторе" не имею никакого отношения. Это чтобы не сказать больше…
– Брось! Не наводи тень на плетень. Мой тебе совет: оставь свои сомнения и используй ситуацию на всю катушку. – Как именно?
– Сегодня, завтра, а может, и послезавтра он сделает все, – или почти все – что ты пожелаешь. Проси. Но не тяни резину. Будь понастойчивей. Иначе через неделю о тебе он просто забудет. И тогда до него дотянуться будет тяжелее, чем до луны.
– Похоже, твой шеф не умеет держать слово.
– Напрасно так говоришь. Еще как умеет. Только у него хватает и других забот. Служба, Ерш, служба… – Добро. Поступлю так, как ты советуешь. – Вот это другой компот. Все будет в ажуре, за базар отвечаю… – Как там жена и сын? – перебил я его бесконечный треп.
– Лучше не бывает. Устроены, как и оговаривалось. Тебе, кстати, куча писем. Естественно, от супруги.
– Где?! Каким образом?..
– Все очень просто – я их три раза навещал. Задание есть задание, а я привык все выполнять на "отлично". – Ну, рассказывай, рассказывай!
– Жена у тебя – прелесть. Умница. Поправилась, похорошела. Ей теперь больше восемнадцати не дашь. А сын – весь в батю. Молчун. Крепкий парень. – Где письма? – Письма? В твоей комнате, на тумбочке. – Все, я убегаю. – Постой! А ключи? Держи… К шефу – через час.
– Спасибо. Понял. Кстати, что с Сидором?
– То есть, с Акулой. Жив-здоров. Проверено – мин нет. Зачислен в штат инструктором. Заважничал, сукин кот.
– Где он сейчас? – На объекте.
Заметив недоумение на моем лице, он поспешил объяснить: – Это учебный полигон. Что сие значит, тебе известно.
– И что он там делает?
– Отрабатывает с нашими ребятами методику снайперских засад – "кукушек". Маскировка, запасные позиции, тренировки на скорость лазания по деревьям и прочая. У него, кстати, есть чему поучиться. – Эт точно, – сказал я.
И, не дослушав разъяснений Волкодава, развернулся и едва не бегом направился к своему домику.
– Так не забудь – к шефу через час! – прокричал он мне вслед.
Меня ждали письма…
Полковник и впрямь благодушествовал: – Отличная работа. Профессиональная…
Как я понял, это была высшая степень похвалы.
– Особая благодарность – за документы. Насколько я понимаю, за них мы еще с тобой не рассчитались…
Да-а, у шефа Волкодава мозги действительно были на положенном месте. Он с удивительной прозорливостью вычислил мои замыслы.
Документы я передал им раньше, когда вышел на запасную связь. Этот связник должен был обеспечить меня в случае каких-либо неприятностей новым паспортом и билетом на самолет. И только.
Но билеты я купил сам. А вот документы, позаимствованные мною из сейфа Крученого, тащить через несколько границ не решился.
Да и не хотел.
Поэтому и вручил бумаги связнику, который, похоже, переправил их полковнику быстрее, чем добрался я сам.
Деньги, чуть больше двух миллионов долларов, я поделил пополам.
Эрнесто, когда я ему всучил его половину, на некоторое время лишился дара речи. А потом до самого моего отъезда надоедал клятвами в вечной любви и признательности и вопросами: не намечаю ли я еще гденибудь подобное мероприятие?
Конечно, о деньгах полковнику я говорить и не собирался. – Я на это надеюсь… – Опустив глаза, я невольно затаил дыхание – что ответит полковник? Мне поневоле пришлось поначалу поскромничать в ответ на предложение полковника.
– Можешь не сомневаться – я не забывчивый, – сказал полковник веско.
Это точно. Но мне очень хотелось, чтобы и в моем случае у него не случился провал памяти…
– Итак, – продолжал шеф Волкодава, – мы свою часть договоренности выполнили.
– Я бы не сказал, что в полном объеме…
Он посмотрел на меня, как рублем одарил.
– У кого не бывает накладок? По крайней мере, в той части, которая касается твоих передвижений туда и обратно все было чисто.
– Да, – вынужден был согласиться я.
– Осталось последнее – чтобы ты отработал ВСЕ свои обязательства.
Черт! Если бы кто знал, как мне не хотелось больше связываться с "конторой" полковника.
– По-моему, вы только что говорили о своей благодарности за документы. А ведь они не входили в наш договор.
– В ощем-то, да… – осторожно ответил полковник.
– Поэтому я надеялся, что мы квиты. – Ну, если ты настаиваешь…
Полковник нехорошо ухмыльнулся.
– Однако ты еще кое-чего не знаешь. Тебе известен Груздь?
Я немного помедлил и ответил:
– Приходилось встречаться…
– И, похоже, придется еще раз.
– На кой… он мне?