– Мне видится шляпа, – предположила Вероника.
– А мне – крыша, – возразил Глеб.
Бальбоа прищурился и, почесав подбородок, выдал собственную версию:
– Крыша? Пожалуй. Но не дома, а мира. Полагаю, речь идет о небе. Не так ли, сеньор Медина?
– Да будет вам! – едва сдерживая смех, сказал папиро-лог. – Неужели вы не видите, что это вылитая буханка хлеба?
Священник снова всмотрелся в иероглифы.
– По правде говоря, нет.
– И тем не менее, представьте, по большей части эту пиктограмму использовали именно для обозначения хлеба.
– А еще для чего?
– А еще, например, в качестве краткой формы слова "отец".
Бальбоа оживился:
– Ну вот, видите? Значит, я не зря упомянул про небо. Может, это "отец небесный"?
Медина покачал головой:
– Боюсь, сами египтяне были бы нимало удивлены, услышь они такой перевод.
– А вы в курсе, какова эзотерическая трактовка этого знака? – спросил Глеб.
– Да, то, что вам представлялось шляпкой или крышей, тайные доктрины традиционно связывают с Изидой и ее… э-э… лоном.
– Любопытно. Вы можете сказать об этом иероглифе что-нибудь еще?
– Строго говоря, правильнее трактовать не разрозненные элементы, а всю надпись целиком. Таким образом, речь идет о Сотис – так называли самую яркую звезду небосвода сами египтяне и традиционно ассоциировали ее с Изидой.
Глеб на мгновение задумался.
– Сеньор Медина, вам ведь не хуже меня известно, что греки и римляне частенько заимствовали чужеземных богов? И что храмы, посвященные Изиде, были не только в Афинах и в Риме, но по всему Средиземноморью. В этой связи мне вспомнился один пассаж из Плутарха, где сказано, что греки называют душу Изиды "собакой", то есть kvcqv. Но ведь именно так они называли и Сириус. А существует ли, в свою очередь, какая-то связь между Изидой и собакой?
Медина задумчиво улыбнулся:
– Есть мнение, что некое разрушительное воздействие, которое оказывала на жизнь египтян эта звезда, связывали с повадками волка или дикого пса.
На этом папиролог развел руками и виновато улыбнулся.
– Боюсь, это все, чем я могу вам помочь.
* * *
Попрощавшись с Мединой, они снова взяли такси и направились на вокзал. В машине Бальбоа спросил у Глеба:
– Позвольте полюбопытствовать, с чего это вы так налегли в разговоре на эзотерику?
– Знаете, падре, я вот о чем подумал. Пергамент, который мы нашли у Рамона, датирован четырнадцатым веком, так? В то время смысла иероглифов уже никто не помнил. Но это вовсе не означает, что всякие астрологи да алхимики не пытались найти свое объяснение таинственным пиктограммам.
– То есть вы полагаете, что копаться в древнеегипетской истории нам с вами резона нет?
– Вот именно.
– Ну что ж, в таком случае я знаю, кто будет следующим из тех, к кому мы обратимся за советом.
– Кто же это?
– Специалист по геральдике Марио Ортис.
– По геральдике?
– Ну да. Эмблема, которую вы зарисовали, красовалась на калитке, не так ли?
– Думаете, это герб?
– Похоже. И если я прав, то Ортис именно тот человек, который нам сейчас нужен. Ведь о средневековой символике он знает абсолютно все. Вот только был бы здоров.
– А что с ним такое? – участливо спросила Вероника.
– Возраст, – с грустью в голосе ответил Бальбоа. – Наихудший из всех недугов.
* * *
Поздно вечером, сидя на своем любимом диване перед телевизором с выключенным звуком, Лучко раскладывал по полочкам то, что удалось узнать нового в деле за последнее время. В ходе проверки гостей столицы, прибывших из Испании, было установлено, что через трое суток после приезда Рамона Гонсалеса в Москву рейсом из Мадрида прибыл человек, подозрительно похожий на фоторобот, сделанный со слов Стольцева. Человека звали Алехандро Хиль. Он приехал не один, а в компании некоего Серхио Хиля. Брат?
Если верить компьютеру, оба испанца посетили Россию впервые. Получая визу, и один и другой в графе "Цель визита" указали "Туризм", а также предъявили документ о том, что ими забронированы два номера в гостинце. Однако в отеле эта парочка так и не появилась – бронирование было отменено. Так где же они остановились? Известно только, что через сорок восемь часов после смерти Гонсалеса оба испанских туриста улетели на родину, так что расспросить их, увы, уже не удастся.
Заварив себя чаю, капитан, проникнувшись диетологическими заветами Дедова, вместо сахара бросил в чашку две ложки только что купленной фруктозы. Получилось и несладко, и невкусно.
Затрезвонил телефон. В столь поздний час звонить мог только кто-то из своих. Лучко взглянул на экран. Так и есть, Семеныч.
Прокашлявшись долгим, хриплым кашлем закоренелого курильщика, судмедэксперт, похоже по неосторожности, сплюнул куда-то не туда, потом пару раз чертыхнулся и, некоторое время посопев в трубку – видимо ликвидируя следы своей промашки, – наконец перешел к делу:
– Витя, ты бы заехал на днях. Разговорчик есть.
– На какую тему?
– Касательно Гонсалеса.
Глава 25
Время тоже рисует
Придя на службу и первым делом выпив кофе, Рохас немного поспорил с Маноло о том, как все же правильнее будет называть грядущий футбольный матч: ¿El derbi español? ¿El clásico? ¿El partido del siglo?
Дебаты, к обоюдному неудовольствию спорщиков, были прерваны телефонной трелью. На звонок ответил Маноло и тут же прикрыл трубку рукой.
– Звонит сотрудник почты. Хочет сообщить что-то важное тебе лично. Говорит, ты оставил ему визитку.
– Да, было дело.
Инспектор потянулся к телефону:
– Алло.
По мере того как Рохас слушал говорившего, его круглое лицо постепенно стало вытянутым.
– Ну что? – не выдержав, спросил Маноло, как только инспектор повесил трубку.
– Ну и дела. Помнишь ту бандероль, которую Дуарте послал Гонсалесу? Она была отправлена до востребования. Так вот, сменщик парня, с которым я говорил, вспомнил, что за пару дней до моего прихода бандеролью кто-то интересовался.
– И кто же?
– Человек представился… Гонсалесом.
– Ну и ну. А приметы есть?
– Надвинутая на лоб соломенная шляпа и темные очки. Это все, что запомнил служащий.
– Негусто. И что же этому человеку ответили?
– Что сеньор Гонсалес, видно, забыл, что уже получил бандероль в тот же день, как она поступила в отделение.
– А еще сеньор Гонсалес, видимо, начисто позабыл о том, что уже давно умер, – сострил Маноло, на что Рохас даже не улыбнулся.
* * *
Марио Ортис, специалист по геральдике, о котором говорил Бальбоа, жил в небольшом городке под Мадридом. Никому за руль садиться не захотелось, так что троице снова довелось прокатиться на скоростном поезде. И без того быструю поездку скрасили приобретенные прямо в вагоне бутерброды с сыровяленым окороком и бутылка красного вина. Раскрасневшийся Бальбоа неожиданно продемонстрировал недюжинный комический дар и изрядно посмешил Глеба с Вероникой, рассказав в лицах несколько анекдотов про священников и их прихожан. Сытые и веселые, они пересели в такси и указали адрес геральдиста.
Марио Ортис принял их дома. Как и предполагал Бальбоа, старик, похоже, чувствовал себя неважно – за все время их разговора он так ни разу и не встал с дивана. Вопреки дикой жаре на Ортисе были шерстяной свитер и толстые вязаные носки. При этом он все равно зябко поеживался, будто в квартире стоял холод. Однако, несмотря на хворь, речь старика была твердой, а взгляд – ясным.
Самым же замечательным в хозяине дома было его лицо. Косой свет от стоящего сбоку торшера живописно высвечивал бесконечно глубокие рельефы тонкой желтоватой кожи, через которую просвечивалась полупрозрачная сетка розовых капилляров, еще более усиливая ощущение объема и сходство с горным пейзажем.
А еще весь облик хозяина, пожалуй, мог бы служить живой иллюстрацией того, что философы-экзистенциалисты именуют "бытием-к-смерти". И дело было даже не в постоянном ознобе и вязаных носках, прикрывавших исковерканные болезнью суставы. Нет, "бытие-к-смерти" скорее читалось во взгляде, уже мутнеющем, но все еще полном любопытства к жизни, протекающей вокруг.
Как обычно, поначалу со вступительным словом выступил Бальбоа, введя Ортиса в курс событий. Внимательно выслушав рассказ, старик, не запивая водой, сунул в рот какую-то таблетку и принялся ее разжевывать.
– Сириус? Любопытно.
Священник поднял вверх указательный палец, как бы прося внимания.
– Причем этот Сириус еще и должен нам что-то сказать. Вот только что?
Ортис задумался.
– Вы ведь русские? Не так ли? – спросил он у Глеба и Вероники. – А ведь по этому поводу высказывалась еще ваша соотечественница мадам Блаватская. Сейчас постараюсь найти. Я, помнится, когда-то даже заложил это место. Анна! – позвал старик. – Принеси-ка мне с полки Блаватскую в черном переплете.
Послышались тяжелые шаги, и в комнату вошла полная пожилая женщина с книгой в руках. Нацепив очки, Ортис с минуту шелестел страницами.
– Нашел! Вот послушайте: "Сириус обладал и по-прежнему обладает мистическим и управляющим влиянием по всем живым небесам и связан почти с каждым богом и богиней…" А еще Блаватская отмечает, что Сириус почитается тайными науками, потому что он мистическим образом связан с Тотом-Гермесом, богом мудрости. Вот вам и ответ.
– И что мы должны из всего этого заключить? – с недоумением переспросила Вероника.
– Как это что? – оживился старик. – Ни одна крупная мировая религия или тайная доктрина не прошли мимо главного светила ночи. Я не знаток истории, но знаю, что у египтян вокруг этой звезды вообще крутилась вся жизнь. На Сириус ориентировали входы в храмы и пирамиды, восход звезды в лучах солнца предвещал разлив Нила, что сулило урожай.
Тут на помощь Ортису пришел Глеб:
– Подтверждаю. В "Авесте" – собрании священных текстов зороастризма – тоже прославляется Сириус. В Ведах его называют вождем звезд. Многие толкователи Библии сходятся на том, что именно Сириус упоминается под именем Вифлеемской звезды. В Коране в качестве одного из титулований Бога упоминается ни много ни мало "Господь Сириуса". Что касается моей специализации – Древнего мира, то у римлян, к примеру, существовали такие праздники, как робигалии, флоралии и виналии, которые имели прямое отношение к появлению Сириуса на небе.
– Вот-вот, – подхватил Ортис. – Я уже не говорю о новейшей истории. Сириус нынче такой же элемент поп-культуры, как формула E = mc или фото ее автора с высунутым языком. Или как портрет Мерилин Монро кисти Энди Уорхола. Мало того, как специалист по символике, скажу, что знаменитое Всевидящее око чаще изображается вместе с Сириусом, а не Солнцем! А взять, к примеру, теорию о том, что Сириус каким-то образом связан с идеей освобождения.
– Что вы имеете в виду? – спросила Вероника.
– Ну как же? Есть мнение, что целая череда праздников дней независимости огромного числа стран – от США, Франции и Канады до мелких государств Азии и Африки – приходится на "собачьи дни" совсем не случайно.
– Ну, не знаю, – неуверенно сказала Вероника. – Мне кажется, это уже слишком.
Ортис сглотнул, отправив в желудок так и недожеванный остаток снадобья.
– Хорошо, давайте вернемся собственно к геральдике и Средним векам. Ведь, как я понял, вас интересует именно этот период? Кстати, а вы можете показать значок, о котором мне говорил отец Бальбоа?
Глеб вынул из кармана коробочку со значком и, подойдя к дивану, положил его перед Ортисом.
Повертев значок перед глазами, Ортис поднял очки на лоб и обвел гостей взглядом.
– Изящная штучка.
– А вы видели когда-нибудь похожие знаки на гербах? – спросил Глеб.
– Именно такого, может, и не видел. Но обязательно сверюсь с картотекой. Хотя уже сейчас могу сказать, что символику Сириуса широко используют самые разные тайные общества.
– Тайные общества? – переспросила Вероника.
Глеб счел необходимым выдать очередную справку:
– С пришествием христианства языческие доктрины переместились в тайные культы и организации: от ассасинов до масонов.
– Вы совсем забыли о тамплиерах, – добавил геральдист. – Разве не за это они понесли заслуженное наказание? – спросил он, глядя на священника.
По выражению лица Ортиса стало понятно, что старик сильно утомился. Гости поблагодарили его за помощь и направились к выходу.
* * *
Шагая по длинному, мрачному коридору морга, Лучко услышал сердитый голос Семенова, доносившийся из-за двери:
– Плохая собака! Не смей трогать! А ну-ка неси обратно! Сиська, ко мне!
Воображение капитана тут же дорисовало ужасную картину: вечно кормящая мать, а потому вечно голодная Сися в поисках лакомства проникла в святая святых – секционный зал и, ухватив шмат мертвой плоти, теперь пытается удрать от возмущенного судмедэксперта.
Приоткрыв тяжелую дверь, следователь заглянул внутрь. Послышалось громкое, злобное рычание. Затем, заметив щель в двери, Сися попыталась прошмыгнуть в коридор, проскочив между ногами капитана. Лучко оказался проворнее и успел схватить собаку за задние ноги. Сися заверещала, но добычу не отпустила.
Рассмотрев то, что было намертво зажато в пасти, Лучко не смог сдержать смешка – все оказалось не так страшно, Сися с самым зверским видом всего лишь трепала зубами тапок судмедэксперта – тот не признавал иной обуви на рабочем месте. Вскоре, тяжело дыша после погони, подоспел и сам Семенов в одном тапке и принялся выговаривать собаке:
– Вот видишь? От меня-то удрать еще можно, а вот от Лучко не убежишь. Знаешь, что тебе теперь светит за воровство?
Почувствовав себя в центре внимания, Сися еще пуще разъярилась.
Судмедэксперт беспомощно развел руками:
– Витя, объясни хоть ты ей, пожалуйста.
Капитан грозно навис над Сисей:
– Статья сто пятьдесят восьмая: кража, то есть тайное хищение чужого имущества. Значит так: если тапок левый, есть шанс отмотать срок условно. Ну а если правый, тогда кранты. Семеныч, какой тапок-то?
– Да правый, правый, сам видишь.
– У-у-у, минимум два года.
Будто вникнув в смысл слов капитана, Сися враз перестала рычать.
– Но если ты чистосердечно раскаешься и вернешь мне тапок, то капитан… – начал вкрадчивым голосом Семенов.
– Так и быть, засчитает тебе явку с повинной, – закончил фразу Лучко.
Сделав разумный выбор в пользу свободы, собачонка нехотя выплюнула тапок и с громким лаем кинулась по коридору к выходной двери навстречу новым приключениям.
Обувшись, Семенов пригласил следователя в кабинет.
– Спасибо за содействие. Чай будешь?
– Нет, спасибо.
– А бутерброд?
– Издеваешься?
– Ничуть, время-то обеденное. Ну как знаешь.
Заварив себе крепчайшего чаю, судмедэксперт развернул целлофановый пакет со съестным и стал мастерить бутерброд из имеющихся в распоряжении ингредиентов. Движения его пальцев были точны и выверены, а сам бутерброд являл собой образец идеальной симметрии, причем по всем трем осям сразу.
Лучко не терпелось ознакомиться с новостями.
– Ну, рассказывай, что нашел.
Откусив кусок бутерброда и отхлебнув чая, цветом и крепостью не уступавшего кофе, Семенов указал на лежащую на столе папку.
– Я тут на досуге целую гору старых дел перелопатил. Мне уже во время вскрытия Гонсалеса показалось, что я когда-то встречался с чем-то похожим, но только очень давно. И смотри-ка, память не подвела. Вот взгляни. Это старый отчет, аж девяносто седьмого года. Занимательное чтиво.
Полистав отчет, капитан поднял удивленный взгляд на судмедэксперта.
– Оба-на! У жертвы такие же рассечения на лице, как у Гонсалеса! И точно такие же следы от ожогов утюгом!
Неторопливо отпив еще чаю и продолжая с легким чавканьем дожевывать бутерброд, Семенов склонил седую голову в знак согласия.
– Я и говорю – занимательное чтиво.