Карина вытащила из паспорта голубую бумажку и отдала ее капитану "Санта Марины".
- Когда отбываем, сэр?
- Как только заберем Дельфа.
- Я могу занять свою каюту?
Еремеев предусмотрительно распахнул овальную дверцу, и девушка протащила за собой дорожную сумку.
- Так покупочку-то надо обмыть, - пришел в себя Артамоныч. - А то рассохнется лодка-то.
- Обмоем. Но сначала сдай оружие вместе с распиской.
Помощник по особым поручениям с большим облегчением расстался с "браунингом".
- А теперь тебе еще одно боевое задание. Съездишь в Хотьково, отвезешь по адресу письмо, которое я напишу, расскажешь человеку все, что ты сейчас видел и привезешь его завтра сюда, если он согласится.
- А если не согласится?
- Переночуешь у него и вернешься сюда сам к пятнадцати ноль-ноль.
Еремеев присел за столик, вырвал еще одну страничку из следовательского блокнота и стал писать:
"Салам тебе, достопочтенный Николай-бек! Прежде всего накорми моего гонца и выслушай его с полным доверием к нему и к моему душевному здравию. Да, он говорит правду: я продал квартиру и купил яхту, между прочим - с хорошим двигателем. Собираюсь идти на ней по Волге - Дону сначала в Ростов, а потом в Севастополь. Возможно, и того дальше… Собираю команду. Был бы очень рад видеть тебя на борту в любом качестве. Но для начала в роли старпома. Из тебя выйдет великолепный пират Джон Сильвер, тем более что деревянная нога у тебя уже есть, а попугая мы купим.
Коля, без дураков, жду тебя для серьезного разговора, Артамоныч приведет тебя в район базирования.
Крепко жму стаканодержатель!
Твой О. О. Е.
P.S. О политике - ни полслова. Обещаю!
Котловое и денежное довольствие приличное. Форма одежды - походно-полевая. При себе иметь: документы, личное оружие и зубную щетку, трусы, часы, усы".
Запечатав послание в конверт и рассказав, как отыскать в Хотькове бывшего майора Тимофеева, Еремеев проводил гонца до железных ворот с якорями.
- Да, вот еще! Сдашь билет до Ростова. Деньги возьми на леденцы.
- Есть.
Вчерашний бомж, похоже, с удовольствием вживался в новую социальную роль.
На обратном пути Еремеев встретил начальника яхт-клуба.
- Так, значит, на сорока сторговались? - спросил энергичный малый лет сорока в бело-синей бейсболке.
- На сорока.
- Вообще-то ей красная цена - двадцать пять.
- Может быть, - пожал плечами несколько огорченный Еремеев. - Я не каждый день покупаю яхты.
"В конце концов, - сказал он себе в утешение, - я не спортинвентарь приобрел. Иногда за дверь в стене тоннеля можно и полжизни отдать. За идеи надо платить".
- За идеи надо платить, - повторил он вслух.
- Идеи носятся в воздухе, - усмехнулся начальник яхт-клуба.
- Радиоволны тоже носятся в воздухе. Но чтобы ловить их, нужен приемник. А радиотехника нынче в цене.
- Ну-ну… - усмехнулся хозяин тихой гавани. - Вы раньше в каком клубе состояли?
- В СК ВМФ, - небрежно бросил Еремеев и постепенно перевел разговор на другую тему; в военно-морском клубе он состоял на заре курсантской юности. - А что, за шлюзование надо платить?
- Сейчас за все надо платить. В том числе и за вашу стоянку у нас. За последние три месяца. А также за месяц вперед, если будете пользоваться нашим пирсом и нашей охраной.
- Пользоваться не буду. Завтра-послезавтра ухожу.
- Не забудьте взять разрешение на выход. "Санта Марина" числится пока за нашим клубом. Кроме того, вам надо перерегистрировать ее в комиссии по маломерному флоту.
"Господи, и тут тебе никакой свободы! Вот уж поистине страна запретов, советов и заветов".
Зато Карина встретила его с блестящими глазами:
- Слушай, здесь все есть. Даже зеркало! Нам нужно купить постельное белье, телевизор, кофейный сервиз и какой-нибудь еды!
За всем этим они отправились в город, бывший когда-то воздушной гаванью дирижаблей. У долгопрудненского универмага они наняли одичавшего от беспассажирья таксиста и принялись загружать багажник свертками, коробками, пакетами.
- Подушки не надо, там есть, - распоряжалась Карина как заправская домохозяйка. - Возьмем только наволочки - вот эти, в цветочек, и одеяла. Там есть, но грязноватые.
Вместо "Шилялиса" купили южнокорейскую магнитолу и кучу батареек к ней, кофейный сервиз на пять персон, несколько пачек немецкого молотого кофе, головку голландскою сыра в красном воске, упаковку консервированной сладкой кукурузы, дюжину банок с китайскими сосисками, три палки финской салями, десять пачек итальянских спагетти, пять банок греческих маслин, десять плиток австрийского орехового шоколада, семь упаковок немецкого фруктового йогурта, семь связок боливийских бананов и буханку бородинского хлеба. Потом добавили к этому две бутылки полусухого "Спуманте", бутылку ликера "Киви", баллончик взбитых сливок, кетчуп, десять коробок "Геркулеса" для Дельфа. Остальной провиант для похода, газовые баллоны и запас соляра для дизеля решили заготовить завтра.
Карину охватил гнездостроительный восторг, и он передался и Еремееву.
Последнее, о чем они вспомнили весьма кстати, были соль, спички и свечи. Так что ужин состоялся при свечах. Но сначала Еремеев запустил дизелек и увел яхту в сторону бухты Радости, где встал на якорь метрах в десяти от бездомного, слегка заболоченного берега.
Заливались и щелкали ошалелые майские соловьи, поплескивала в борт волна от проносившихся мимо "Ракет"; Карина стелила в носовом кубрике постель - одну на двоих, а Еремеев открывал банки со сладкой кукурузой и маслинами, резал сыр и зажигал свечи на столике посреди салона.
- Что, будем разбивать шампанское о борт? - спросила Карина, выходя из овальной дверцы.
- Не обязательно.
Они выбрались в кокпит, Еремеев пальнул пробкой в сторону берега и обильная пена оросила палубу, рундуки и румпель.
- За что пьем, опять за дверь?
- На сей раз, - задумался на секунду Олег, - за новый зал ожидания, в который мы только что вошли.
- У тебя тосты какие-то вокзальные. Нет, чтобы за прекрасных дам.
- А можно тост-поцелуй?
- Как это?
- А вот так.
Они стали пить из одного бокала, соприкасаясь губами, и последний глоток шампанского сам собой перешел в поцелуй. Соловьиный поцелуй…
Они раздевались под музыку Джеймса Ласта. Световой люк лил на новые простыни зеленые сумерки почти что белой ночи. Яхта слегка покачивалась то ли от волн проходящих в стороне теплоходов, то ли от порывистых движений Карины… Ее поджатые раскинутые ноги походили на белые крылья большой бабочки, которая отчаянно пыталась взлететь…
Потом он приоткрыл люк, и в каюту снова ворвались соловьиные трели…
- Ну что, в Венеции было лучше?
Она откликнулась не сразу.
- Там все было по-другому… Это нельзя сравнивать…
- Ну, конечно, где уж нам…
- Нет, не в этом дело! Небо другое, звезды другие, море другое, другой язык, другая музыка… Но здесь как-то спокойнее. Вот веришь, я впервые за последний год по-настоящему расслабилась… Нет, не то слово! Ну, как будто камень с души спал. Страшный был камень. Он и в Езоло давил… И вот - ничего. Я как на острове. Сюда никто не доберется…
Она тревожно привстала на локте:
- Нам нужно уплывать и как можно быстрее! Они сказали, что из-под земли тебя достанут. Они все могут! У них все схвачено.
- Но я же не передал дело в ФСК…
- Да плевать им на ФСК! Ты порошок им не вернул. Знаешь, сколько он стоит? Десять таких яхт можно купить с яхт-клубом в придачу.
- Не так уж много его и было.
- Да ты знаешь, ЧТО это такое?
- Знаю, арча.
- Сам ты арча! Это же… Это… - осеклась Карина.
- Ну, говори, говори… - зарылся он лицом в завесу ее волос.
- Это бетапротеин.
- Ну и что? Я думал - наркотик.
- Один грамм бетапротеина стоит на мировом рынке дороже золота - семьсот тысяч долларов.
- Да там и было каких-то десять граммов.
- На семь миллионов долларов там было.
- А я в унитаз свой высыпал.
- Ну и поздравляю. Лучше бы ты его из чистого золота отлил.
- Да что это за штука такая? С чем его едят?
Карина рывком высвободила волосы, села, обхватив колени.
- Я не знаю, для чего нужен этот препарат, но его добывают из человеческого мозга. И только из человеческого! Ты меня понял? - почти закричала она.
- Понял. Все понял. Только успокойся. И забудь про все, про свою фирму, про этот альфа-бета-гаммаглобулин… Ничего этого больше нет. Мы вышли из игры. Мы оставили их с носом. Завтра-послезавтра нас здесь не будет. Ну, скажи, может им такое в башку прийти, что мы с тобой уплыли от них на белом катере к едреной матери?! Скажи?
- Думаю, нет…
- Ну вот, видишь! Товарищ, мы едем да-але-око, подальше от этой Москвы! - дурашливо пропел Еремеев и потянулся за недопитым шампанским.
- Я хочу в душ! - Карина с трудом втиснулась в кабинку, оклеенную пластиком под голубую плитку. Горячая вода шла только при работе дизеля, нагреваясь в системе охлаждения, и Еремеев нагишом вылез в салон включать двигатель. Шестицилиндровый "вольво" легко запустился от танкового аккумулятора, стоявшего под деревянным трапиком. Карина блаженно взвыла, когда первые горячие струйки пробежали по спине. Но взвыли где-то еще, совсем рядом. Еремеев вылез в кокпит и увидел голую девушку, за которой гнались трое парней. Судя по шашлычному костерку и стоявшей поодаль красной "ниве", они привезли ее на пикник. На "пихник" - по жаргону подонков. Жертва с воплем о помощи вбежала в воду и поплыла к яхте.
- Помогите! Помо… - захлебывалась девушка в фонтанах брызг, взбивая их бешено, но бестолково работающими руками. Один из парней, самый рослый, слегка замешкался, сбрасывая джинсы, но через несколько секунд кинулся в воду. Он плыл быстрыми саженками и, конечно же, настиг бы добычу, если бы Еремеев не протянул руку девушке и не втащил бы ее по кормовому срезу в кокпит. В пьяном угаре, в азарте погони рыжий детина вскарабкался было тоже, ухватившись за неспущенный трап, но Еремеев почти что каратистским ударом ноги сбросил его в воду. Под яростные матюки за бортом он включил муфту гребного вала, и яхта медленно двинулась прочь, волоча невыбранный якорь.
- Правь от берега! - сунул он румпель в руки трясущейся от холода и страха беглянки, а сам пробежал на нос к якорному тросу. Не успел он выбрать и двух метров, как над головой жар-птицей шорхнула красная ракета, ударилась о воду, разбившись на сотни огненных брызг. Палили с берега из ракетницы с пьяной дури и от бессильной ярости, стараясь попасть в борт уходящей яхты. Еремеев не стал втаскивать якорь, а как только он оторвался от грунта, быстро намотал трос на бронзовые кнехточки и кинулся в кокпит, радуясь еще одному промаху.
- Марш вниз! - крикнул он девчонке, и та, сверкнув мокрыми ягодицами, нырнула в салон. Навстречу ей вышла из душа изумленная Карина.
"Не слишком ли много нагих дев на одном пароходе?" - не удержался от веселой мысли Еремеев, пригибаясь от зеленой ракеты. Вспомнил, как выглядят термические ожоги и пожалел, что не удосужился посмотреть в бортовую аптечку.
"Завтра первым делом запасу медикаменты!" - пообещал он Ангелу-хранителю. В четвертый раз стрелять не стали, яхта уже вышла за пределы досягаемости. Но матерные крики и угрозы долго еще были слышны на открытой воде. Еремеев ушел к другому берегу и там, под сосновым обрывом, выключил дизель и сбросил недовыбранный якорь.
Карина уже успела одеть спасенную в свою юбку и свитер, и та, собрав в узел мокрые волосы, грела пальцы о большую кружку с горячим чаем.
- Ее зовут Лена. Ей двадцать один, и она учится на третьем курсе журфака, - сообщила Карина, делая бутерброды. - Они ее хотели трахнуть втроем.
- Да уж не трудно было догадаться. А кто они?
- Ф-ф-фирмачи… - тщетно пыталась унять дрожь в губах Лена.
- Фирмачи-басмачи..: - Еремеев плеснул ей в чай толику ликера. - Надо ж знать, с кем в машину садишься.
- Они сказали, что мы едем к их подругам. День Победы отмечать.
- Этот День Победы… Н-да… Есть хочешь?
- Очень!
- Это от стресса. Ешь, не стесняйся.
- У вас тут так здорово! Вы нудисты, да?
Только тут Еремеев спохватился и, быстро навернув набедренную повязку из полотенца, проскочил в каюту.
- Не совсем еще, - усмехнулась Карина. - Тренируемся только.
Лене постелили в салоне на диване по левому борту.
- Тебя мама не хватится? - поинтересовался Еремеев, закрывая вход в салон.
- Я в общаге живу, на Стромынке.
- А мама?
- В Ульяновске.
- Мы через Ульяновск будем проходить. Не хочешь с нами?
- Хочу, но у меня сессия.
- Ну тогда - спокойной ночи!
Ночь и в самом деле выдалась умиротворяюще нежной, Еремеев разве что в детстве испытывал подобный покой. Тихо похлюпывала вода под скулой яхты, мягкое ложе колыбельно покачивалось, Карина слегка посапывала, уткнувшись носом ему в плечо, сквозь зеленое стекло палубного люка заглядывали в каюту зеленые звезды. Фантастически насыщенный день завершался сказочной ночью. Такого дня еще не было в еремеевской жизни: утром проснуться в хотьковской баньке, чтобы вечером уснуть в каюте собственной яхты.
"А может, я немного того? Так лихо расстаться с квартирой? А жить теперь где? Ну, летом-осенью здесь, на яхте. А зимой? Все же замерзнет, яхту надо поднимать… А в следующем году? Или ты рассчитываешь жить только до осени?"
В этой бесконечной череде тревожных вопрошений он сразу же уловил нотки материнского голоса. Только мама умела так обстоятельно причитать. Он прислушался к себе, пытаясь услышать доводы отца - так ловят в эфире нужную радиостанцию. Он умел это делать, слыша в себе почти явственно токи то отцовской, то материнской крови. Отец долго не отзывался, потом заговорил:
"Все правильно, мать. Москва ему теперь надолго заказана. Да и не сошелся на ней клином белый свет, на твоей Москве. У парня голова есть, это главное. На подводной лодке не пропал, на яхте тем более не пропадет. Меня другое волнует: не поступился ли он честью своей, не бросил ли товарищей, не сбежал ли с позиций?"
"Ну, батя, ты в своем репертуаре… Был Афган, и я там три года под пулями отпахал. Себя проверил. Знаю, под обстрелом залягу, но назад не побегу. А сейчас - тебе такого не снилось! И хорошо, что ты не дожил до этих времен. Ни фронта, ни тыла, ни своих, ни чужих. Все смешалось. Народа нет - есть стадо: кто быстрее добежит до кормушки. И ринулись, подминая все и вся. Оборзели все. И я не позиции бросил, а вышел из игры. И красиво вышел. Не хочу быть ткачом голого короля. Пусть другие, кому совесть позволяет, шьют ему одежду из ничего. Были "русские без отечества" - эмигранты. А мы - "русские без государства". С отечеством, но без государства. Наверное, это еще хуже, чем быть изгоями. Государство меня предало, откупившись пятью бутылками ваучера. Ну, так и я этой бандитской власти на пять бутылок давно наслужил. И деньги свои я добыл, как добывают трофеи в бою. И не суди меня за них, не у честных людей взял".
"Нет, Еремеев, деньги ты взял вот у этой девчонки, которая так доверчиво спит под твоим боком. Знаешь, как это называется? Сутенерство. Ты - альфонс, Еремеев".
"Ни фига! Деньги - ее. Но они - криминальные, грязные, нечестные".
"У путан тоже деньги криминальные. Но некоторые мужики живут на них припеваючи".
"А я ее деньги ей же во благо обратил. Она на этой яхте в новую жизнь пойдет. Может быть, это еще наше общее имущество будет. Вот женюсь на ней… И женюсь. Что тогда скажешь?"
"И женись. Но для создания вашего общего имущества ты, Еремеев, использовал беззаконное право действовать по схеме противника".
"Господи, вот занудство-то. И зачем я только в юридическом учился!.. Да, использовал! Но в неправовом государстве, как наше сегодня, отсутствие законов равно для всех. Каждый сам создает свой Уголовный Кодекс".
"Но ведь это анархия!"
"Анархия. До тех пор, пока не победит самый приемлемый для всех, самый справедливый кодекс жизни".
"А ты считаешь свой кодекс самым справедливым?"
"Ну, может быть, не самым. Во всяком случае, если голодный человек отбивает у волка похищенного им ягненка и съедает его, это не преступление".
"Это закон джунглей".
"Да. Мы все сегодня в джунглях. Самое главное - остаться в джунглях человеком. Именно поэтому я, - тут он покрепче обнял спящую Карину, - возьму ее в жены…"
С этой счастливой мыслью он и уснул.
Глава одиннадцатая
ОТВАЛЬНАЯ
Утром они вернулись в гавань яхт-клуба под парусами - с попутным ветром. После завтрака спасенная Лена, пообещав вернуть к вечеру Каринину одежду, уехала в Москву. Еремеев с нетерпением ждал приезда майора с Артамонычем и не дождался. Либо помощник по особым поручениям отправился в родной Иркутск на поиски золота Колчака, либо… Он догадался о причине второго "либо" лишь к вечеру, когда небо в московской стороне заполыхало разноцветными вспышками. Салют! День Победы. Наверняка, в тимофеевском доме идет нешуточная гульба.
Вообще-то можно было бы и здесь отметить, на воде, еще лучше получилось бы, чем заурядная пьянка. Зато с последним залпом салюта на пирсе появилась Лена с большой коробкой "Птичьего молока". Еремеев отогнал "Сайта Марину" к месту вчерашнего ночлега и они отметили и всенародный праздник, и спасение рисковой студентки от "групповухи", как определила Карина несостоявшееся происшествие.
- До чего ж тут у вас хорошо! - вздохнула Лена, оглядывая салон. - Счастливые…
- Поплыли с нами, - предложила Карина.
- Ой, я бы с радостью. Но у меня еще два экзамена…
- Досдашь осенью, - посоветовал Еремеев.
- Степухи лишат.
- Сколько вам платят? В пересчете на баксы?
- Ну… Где-то… Почти девять долларов в месяц.
Еремеев достал из бумажника бледно-зеленую купюру с портретом Франклина.
- Вот тебе франк. Считай, что у тебя теперь именная стипендия до зимней сессии.
- Как это? Шутите, что ли? Так не бывает…
- Бывает. Именная стипендия имени Франклина. Вместо Ленинской… А может, мне свою учредить - имени капитана Еремеева. Звучит?
- Ага, - подтвердила Карина. - Для особо одаренных студенток.
- И студентов тоже. Скажем, юридических вузов или вообще - гуманитарных факультетов.
Карина насмешливо пропела:
Его превосходительство
Любило певчих птиц.
И брал под покровительство
Хорошеньких девиц.
Лена вспыхнула, отодвинула деньги.
- Не надо. Я как-то без спонсоров обходилась…
- Да ну! - всплеснула руками Карина. - Поделись опытом.
- Стоп, девочки, стоп! - вмешался в разгорающуюся пикировку Еремеев. - Предлагаю контракт. Ты готовить умеешь?
- Ну, немного…
- Экипажу яхты "Санта Марина" на весенне-летнюю навигацию требуется кок. Кокша. Оклад - полста долларей в месяц. Жилплощадь предоставляется. Бесплатный проезд водными путями до Ульяновска и далее. Условия подходят?
- Нет, правда, я готовить умею. Я у нас в общаге… Ко мне девчонки всегда приходят, когда я чего-нибудь стряпаю. Меня мама учила. Пирожки с капустой могу… Она меня даже бананы научила делать.