- К букве "Д".
- Дебил?
- Много хуже. Доносчик. Это череп стукача, по доносу которого погиб мой отец. В ваших глазах это, конечно, незаконная акция, самосуд… Но справедливость все-таки восторжествовала. С моей помощью. А вообще, я в своей жизни совершил только одно по-настоящему уголовно наказуемое деяние. Студентом экспроприировал в сберкассе пятьдесят тысяч рублей. Я взял их как компенсацию у государства за убийство моего отца. Поверьте, его жизнь стоила много дороже… И не вздумайте меня осуждать, господин следователь. Вы ведь тоже совершили нечто подобное, шантажировав мою сотрудницу на тридцать тысяч зеленых. Почему такая странная сумма? Просили бы уж все пятьдесят. Или столько вы стоите как следователь? Право, я положу вам больше. Сорок тысяч в год. Вместе с тринадцатой зарплатой. Вы нужны мне и не смейте отказываться по "моральным причинам". Мы с вами - сиамские близнецы. Даже в астрологии совпали: оба - Стрельцы. А Стрелец в Стрельца стрелу не пускает… Мне нравится ваш послужной список. Мне нравится, как вы лихо обштопали моих людей. А они - не мальчики в крутых делах. Мне нравится ваша везучесть и ваша смекалка. Мне нужен такой человек в службу безопасности. Ваша должность будет называться референт службы безопасности. Советник. Вы будете пробовать на зуб решения моих мальчиков. Искать в них слабые места и подсказывать, как их, эти слабые места, укрепить. И все. Это государство не ценит такие мозги. А я - ценю.
- Вас не смущает, что я работал против вас?
- Не против меня. Ведь вы пытались вернуть себе Карину, не так ли? Вы ее получите. И я буду посаженным отцом на вашей свадьбе. Самые преданные друзья получаются из бывших врагов. Ну что, вы не ожидали такого поворота событий?
- Не ожидал.
- У вас есть ко мне еще какие-либо вопросы?
Еремеев втянул ноздрями ароматный дымок, которым попыхивала трубка его нечаянного благодетеля: "клан" или "амфора"?
- "Амфора", - угадал чуть заметное его движение Герман Бариевич. - Признаю только этот табак… Ну, что вас там еще тревожит?
- Мне не дает покоя один, ну… чисто профессиональный вопрос. Зачем понадобился такой маскарад с этим пауком-птицеедом?
- Ах, с этим милым паучком!..
- Все, что проделал этот милый паучок, мог сделать и Ковальчук гораздо быстрее и проще.
- Не знаю, вправе ли я об этом говорить. Но это, как говорит сегодня молодежь, - БДТ. "Было до тебя…" Между Леоном Игоревичем и вашей будущей супругой существовали, как бы вам сказать, романтические отношения. По этой причине он отказался выполнить мое приказание. Это был первый отказ с его стороны, и я его понял… Конечно, было жестоко давать ему такое поручение… Признаюсь, меня очень встревожило, что Карина засветилась в ФСК. Это не МВД, где у меня все схвачено. Вы своим звонком доставили нам немало треволнений. И тогда убрать Карину вызвался Радик. О, в этом тщедушном тельце живет дух отчаянного храбреца. Камикадзе! Он всегда брался за невыполнимые вещи… Впрочем, та операция была не самым головокружительным его делом. Он вытворял и не такое…
А костюм паука-птицееда он придумал сам. Люди боятся пауков и всяких насекомых… Физически с ним легко справиться. Безногий карлик. Тьфу. Ногой отшвырнул. Но когда на вас движется мохноногое страшилище… О! Испугать - победить.
Радик бесстрашен. Я не могу рассказать вам всего, но поверьте, мое дело обязано его бесстрашию в некоторых весьма роковых моментах.
И упаси вас, Господь, чем-нибудь обидеть этого человека!
Герман Бариевич обстоятельно выбил трубку о череп бренного врага.
- Идемте, я проведу вас к Карине. Для нее будет потрясающий сюрприз.
- А мой…
- Ваш человек накормлен и отдыхает. Его судьба, также как и ваша, будет зависеть от вашего решения. Надеюсь, это столь очевидно, что вы не воспринимаете как шантаж?
- Очевиднее некуда.
- Не будем терять времени.
Они поднялись, и Герман Бариевич провел его на второй этаж.
- Левая дверь. Там у меня - кунацкая. Комната для друзей.
Сердце билось в ритме румбы. Собравшись с духом, Еремеев переступил порог и прикрыл за собой мягкую обитую с обеих сторон дверь.
Карина в своем любимом черном кимоно сидела в плетеном кресле перед фальшивым окном-экраном.
- Добрый вечер, пани Табуранская.
Она встала, изумленно хлопая тяжелыми от туши ресницами, села, потом еще раз встала, подошла к Еремееву и недоверчиво пробежала руками по его лбу и щекам.
- Вечер добрый, пан капитан…
Так они здоровались там, в Севастополе… Он поцеловал ее под пушистый завиток за ухом. Она уткнулась подбородком в плечо.
- Ты почему сбежала?
Она вдруг вырвалась, упала в кресло, стукнула себя кулаками по выскользнувшим из-под кимоно коленям и рыдающе вскрикнула:
- Я не знаю, не знаю, не знаю!!! Это было как наваждение! Я прослушала ту кассету, и вдруг стало страшно, как тогда, когда выбежал этот паук…
Она спрятала лицо в ладони, и волосы ссыпались роскошным власопадом на руки и колени. Он присел рядом, обнял и стал водить пальцем по голой коленке, сдвигая, сбрасывая с нее черный шелк восточного одеяния и пряди волос.
- Как там Дельфик?
- Зажило все как на собаке…
Они говорили друг другу обыденные, ничем не примечательные слова, но за каждым из них крылась бездна невысказанной нежности, и только они это чувствовали, и только они понимали глубинный смысл этих самых расхожих будничных фраз. Так из чужих - латинских - букв на международном телеграфе - складываются родные слова…
Он не раз замечал, как менялось в ее присутствии его зрение. Все, на что падал взгляд, становилось вдруг преувеличенно важным и очень непростым, значимым, наполненным щемяще-тревожным чувством, как будто все окружавшее их в эту минуту - дома, улица, люди, стены, столы, пепельницы, разбросанные вещи - тайно или явно приобщались к ним, соучаствовали с ними в их прекрасной и тревожной игре.
Многие женщины отдавали ему свое тело. Он был в том возрасте, когда ровесницы уже переставали волновать мужское воображение. Может быть, поэтому Карина, ее тело, по-детски розовое и смугловато-зрелое одновременно, с его звериной тайной женской плоти, ввергало его в приступы исступленной, безрассудной, всепожирающей страсти. Подобной ночи, проведенной почти что на эшафоте, ему не довелось испытать даже в Афгане. Он так и не решил, что скажет Гербарию завтра, и потому каждая клеточка его тела прощалась с жизнью и молила о ней. При мысли о том, что завтра его оскобленный костяк будет дергаться в бассейне с пираньями, что он, Олег Еремеев, просыплется в черный пакет струйкой костной муки, в жилах его закипела кровь, и он торопился отлить в изложнице ее тела свое подобие… Никогда еще в черных стенах белого коттеджа, в мрачном царстве Танатоса не бушевал так обреченный Эрос.
С тихим стоном она приняла его последний дар и, счастливо обессиленная, уснула.
…Под утро она проснулась от нежных толчков набухающей плоти мужа (мужа! - она не сомневалась в том больше), потянулась, прогнулась и со сладким вздохом впустила его в свое грешное лоно, и закачалась, задергалась, задрожала в древнем танце Наколотой Бабочки…
Глава шестая
ЗНАК ВИШНУ
Завтракали на веранде вчетвером - Герман Бариевич в серо-серебристом спортивном костюме, с розовыми, после бритья с омолаживающим компрессом, щеками, насупленный Леон в точно таком же тренике, Карина в белом открытом платье, свежая, душистая, со скромно собранными волосами, и Еремеев с темными кругами под глазами, отрешенный и опустошенный… Дико хотелось есть, и он воздвиг на своей тарелке небольшой эверестик из салата оливье.
- Рекомендую, - делился своим германским опытом Гербарий, - красную икру выкладывать на бутерброд с креветочным маслом и прикрывать сверху папоротником-орлятником. Японцы наверняка бы сделали из этого какую-нибудь гастрономическую икебану, а китайцы придумали бы поэтическое название. Что-нибудь вроде - Яйца Морского Дракона на Отмели в Лунную Ночь… Очень люблю китайцев! В них потрясающим образом сочетается поэтика и практицизм, как в немцах сентиментальность и жестокость… Нам нужно всем хотя бы на время стать китайцами.
- И немцами, - мрачно усмехнулся Леон.
Чуть позже к столу подкатила сверкающая хромом инвалидная электроколяска, управляемая гномиком в миниатюрной черной тройке и крохотном карминном галстучке, который пришелся бы в пору иной кукле.
- Знакомьтесь, - представил его Гербарий Еремееву. - Это Радий Григорьевич Матвеев - генеральный директор агрофирмы "Радон", у которой мы арендуем и этот домик, и часть территории…
Еремеев с легкой оторопью пожал сухонькую мартышью лапку двумя пальцами, иначе ладонь бы его поглотила ручонку генерального директора до локтя.
- Вот ваш контракт! - Радий Григорьевич вытащил из правого подлокотника чудо-кресла только что отпечатанный на лазерном принтере договор. - Я правильно указал вашу должность - "референт начальника службы безопасности"?
- Правильно, - кивнул за Еремеева Гербарий. - Ознакомьтесь внимательно.
Все притихли. Еремеев рассеянно пробегал глазами по печатным строчкам, почти не вникая в текст.
- У вас, мой дорогой, два выхода, - подбодрил его Гербарий, - либо узнать тайну бетапротеина, либо… самому им стать.
Еремеев поймал умоляющий взгляд Карины…
Где-то над Сенежем грохотнул сухой - без дождя - гром, отзвук последней грозы уходящего лета.
Он подписал одним росчерком - так стремительно, чтобы вдруг не передумать, нажимают спуск пистолета, приставленного к виску…
"Господи, неужели я продал душу дьяволу?"
Небо молчало. Зато Герман Бариевич захлопал в ладоши и закричал:
- Браво! Браво! Шампанского сюда и побольше, посуше, похолоднее!
Шипящее шампанское в бокалах, как всегда, издавало шум морских раковин. Карина, счастливо сияя, грела бокал о щеку. Леон нервно разминал пальцы на стеклянной ножке, что совсем не укрылось от взгляда шефа.
- Вот что, мальчики, - положил он руки на плечи Еремеева и Леонкавалло, - вы доставили друг другу немало неприятных минут. Особенно после того, как Олег с замечательным отчеством Орестович дико порезвился в твоей холостяцкой квартирке. Но вас столкнуло лбами наше общее дело и оно же вас примирит. Леонид Игоревич возглавит нашу общую внешнюю безопасность, а Олег Орестович, вооруженный своим незаурядным служебным, да и житейским опытом, подскажет, подправит, посоветует, как лучше избежать неприятностей.
Итак, за наше единство, господа!
После того как взлетевшие к губам бокалы вернулись на стол, Герман Бариевич перенес свои длани на плечи Карины и Еремеева.
- У нас еще одно приятное событие, которое как нельзя лучше символизирует наше единство. Карина и Олег соединяют свои руки, души и сердца… Грядет первая в нашей фирме свадьба. Леон Игоревич, я надеюсь, вы подыщите нам достойное тихое приятное заведение, где бы мы в узком - своем - кругу поздравили молодых.
- Есть такое место, - откликнулся Леонкавалло с подозрительной охотой, - недалеко от моего дома - уютный, тихий и элегантный ресторан "Мещанская сторона".
- Прекрасно! Там и посидим. Возражений нет? Горько!
После кофе Гербарий отозвал Еремеева и Леонкавалло в кабинет.
- Расстегни куртку, - кивнул он шефу безопасности.
Леон вжикнул "молнией" и приподнял майку. Под левым соском у него сквозь поросль черных грудных волос проступал U-образный шрам. Точно такой же, только более свежий, Еремеев целовал нынешней ночью под левой грудью Карины. В порыве страсти он не успел спросить откуда это.
- Это наш "фирменный знак", - пояснил теперь вместо Карины Гербарий. - Первая буква английского слова "unity" - "единство".
- Почему английского? - глупо переспросил Еремеев.
- Потому что русское "Е" рождало бы не те ассоциации, - резко ответил шеф. - Не нравится английский, считайте, что это латынь. В любом случае вам предстоит заполучить такой же знак. Это немножко больно, но я поставлю его вам под местным наркозом. Идемте в операционную.
Они спустились в подземный бункер, но не через гараж, как в прошлый раз, а прямо из коттеджа, через дверь ямы-ловушки. У Еремеева сжалось сердце. "Оставь надежды всяк сюда входящий… Неужели на разборку пустят? Тогда зачем вся эта комедь за завтраком? Зачем контракт?"
- Что с Наилем? - спросил он, чтобы подавить нарастающую тревогу.
- Наиль по-прежнему на своем боевом посту. А вот Максим, благодарение вашей милости, заполучил свою легкую смерть. Умер во сне от шока при взрыве. Так что образовалась вакансия. Не хотите ли своего подельника туда определить? Я просто не знаю, что с ним делать? Как вы могли связаться с таким люмпеном?
- Он не люмпен. Он бывший командир танка и мой помощник по особым поручениям.
- Не смешите людей! Вы сами теперь мой помощник по особым поручениям.
- Оставьте его в живых! Он совершенно безвредный человек.
- Как и бесполезный…
Шарпей, подскочивший к ним в коридоре, услужливо распахнул железную дверь подземной камеры-казармы. Артамоныч спустил ноги с койки Максима, с трудом поднялся навстречу начальству, отводя руки за спину.
- Осужденный Пупышев! - привычно представился он Гербарию.
- Ну, я же говорил! - усмехнулся Герман Бариевич. - У него рефлекс сработал.
- Артамоныч, не проспался?! - Еремеев хлопнул его по плечу и попытался изобразить беспечную улыбку. - Экспедиция за золотом Колчака переносится на следующее лето.
- Ну и что прикажете с ним делать?! - неведомо кого спросил Герман Бариевич. - Вы с сельским хозяйством хоть как-то знакомы?
- А то! - воспрянул Артамоныч. - Я же в деревне родился.
- У нас тут ферма по разведению нутрий. Нужен разнорабочий - кормить, клетки чистить…
- Делов-то!
- Жить при ферме будете. Безотлучно.
- Это вроде как расконвоированный?
- Именно так! Расконвоированный! - подхватил точное словцо Гербарий. - Все отлучки в город только с ведома Олега Орестовича и под его личную ответственность.
- Есть! Понял. Вопрос можно? Олег Орестыч, вы тоже здесь остаетесь?
- Да. Буду работать в этой фирме.
- Эх, кому ферма, кому фирма! А ребята наши как же?
- Высвищу из Севастополя. Отпуск кончился.
- А яхта?
- Перегонят сюда. По железной дороге.
Герман Бариевич распорядился определить нового разнорабочего на жилье при ферме и открыл дверь в операционную. Дух захватывало от великолепия медицинской техники, инструментария, оборудования.
- Раздевайтесь до пояса!
Два ассистента готовили операционный стол, отгороженный от "предбанника" толстым стеклом. Стягивая рубаху, Еремеев поглядывал на их спорые бесшумные действия с недобрым предчувствием. Что-то они больно суетятся для такого простого дела, как поставить клеймо.
- И крест снимите!
Перекрестившись, Еремеев снял цепочку. Его отношения с Богом были по-мужски сдержанны. Капитан милиции старался не заискивать перед ним, не падал пред иконами на колени, не целовал икон. Всевышний был для него всемогущим и очень справедливым начальством, которое в отличие от земного никогда не теряло из виду своего подчиненного, а главное, с Ним в любой момент можно было выйти на связь без "вертушек", секретарей, адъютантов и прочих препон. Он и крест-то носил как разновидность некой мини-рации, и сейчас, оставшись без него, почувствовал себя неуютно и беззащитно.
Герман Бариевич сам вколол ему анестезирующий препарат. Он не успел вытащить иглу из-под кожи, как мир в глазах Еремеева вдруг резко померк, качнулся, закрутился, ввинчиваясь в спиральную бездну…
Глава седьмая
ЧУДО О МОРЕ ИЛИ ФОКУС ГЕРБАРИЯ
- Еремеев!
- Я!
- К комбригу! Быстро!
"К какому комбригу? Я же уже не служу…"
Коренастый лысый полковник с золотыми флотскими погонами на армейской гимнастерке расстелил на столе Гербария зеленую армейскую карту с неровной голубой отбивкой моря по всему северу.
"Но это же стол Гербария?! Вон и пепельница-череп…"
Он остановил свой взгляд на черепе, тот мгновенно исчез, точнее превратился в обрез снарядного стакана, наполненный окурками. Но стол - старинный резной стол на львиных лапах, с обтянутой черной кожей столешницей, - был явно из кабинета Германа Бариевича. Он никуда не исчез, может быть потому, что полковник крепко придавил его жесткими властными пальцами.
- Ты везучий, лейтенант? - спросил он, глядя в упор голубыми льдышками.
Странный вопрос. Скажешь "везучий", так судьба тут же отомстит: только выйти из штаба бригады, и первый шальной осколок - твой.
Какая бригада? Какой штаб? Я - в белом коттедже, расположенном северо-восточнее озера Сенеж. Вот и на карте он синеет…
Балтийское море синело на карте.
Я никогда не видел моря…
Как же не видел, когда служил на подводной лодке?! Год в Средиземном оттрубил!!
Я никогда не видел моря…
Ты сбрендил, Еремеев!
Я никогда не видел моря…
Я никогда не видел атласных одеял. Впервые в жизни я укрылся воздушно-невесомым и небесно-голубым атласным одеялом в польском фольварке под Белостоком, где расположился на ночлег мой разведвзвод. После ночевок в блиндажах и на полянах под плащ-палатками и шинелями атласное одеяло показалось мне райским облаком, сошедшим на меня по великому чуду.
В Кенигсберге я впервые увидел пылесос и обомлел от его всемогущества над пылью и мелким мусором. У нас в Марьиной Роще ковры и половики выбивали плетеными ракетками…
Я много чего не видел в свои девятнадцать лет. Я не видел самого главного - моря. Отец, замотанный службой по забайкальским гарнизонам, так и не смог вывести нас с мамой к морю. Я только читал о нем и грезил им.
Море…
Самое обидное, что наша бригада называлась морской стрелковой, но моря, разве что кроме комбрига и двух-трех офицеров, тоже никто не видел. И вот оно уже засинело на наших картах - море. Один бросок, и я увижу тот самый роковой простор, где столько тайн погребено…
- Я тебя спрашиваю, лейтенант! Везучий ты или нет?
- Не знаю, товарищ полковник.
- Ладно. Заодно и узнаешь. Смотри сюда: вот здесь мы. В сорока километрах - Сопот.
"Сопот… Сопот… Курортный городок в польском поморье. Фестивали песен… Нет, это потом будет…
- …Западнее - Данциг, он же Гданьск. Немцы драпают из порта. Это единственная лазейка, чтобы вырваться из нашего котла. Поэтому оборонять будут серьезно, как и Кенигсберг. По нашим предположениям, город прикрыт глубоко эшелонированной обороной. Соседи зондировали ее двумя разведгруппами. Обе не вернулись. Теперь наш черед. Вот я и спрашиваю тебя - везучий ты или нет?
- Разрешите проверить?
- Действуй! Вернешься с толком, вот эта "звездочка", - комбриг щелкнул себя по ордену, - твоей будет. С Богом!
Командир разведроты капитан Баскаков посмотрел на меня с нескрываемой жалостью. Он достал свой портсигар, я свой, по нашему давнему обычаю мы обменялись папиросами - на счастье. Закурили.
- Возьмешь мой броневик и Сементяя на мотоцикле… На рожон не лезь. Войны-то с гулькин нос осталось.
Перед выходом в поиск я успел забежать в расположение связистов. Лида вышла из палатки, встревоженно глядя, как я отвинчиваю орден.
- Уходишь?
- Да так… Прошвырнемся неподалеку.