Лена очень неохотно рассказывала о своих связях. Вот что касается разных пикантных подробностей – это пожалуйста. А когда требовалась конкретика – молчок. Она даже не хотела, чтобы я известил ее родителей о том, что она арестована. Хотя тут я понять могу. Каким родителям понравится, что их любимая дочь, уехавшая в столицу учиться, превратилась в гейшу…
В институте ничего путного о ней не сказали, в общежитии тоже. Подруг (кроме Аллы) у нее не было. Вообще, полезной информации о личности подзащитной в этом деле – кот наплакал.
Выход подвернулся совершенно неожиданно.
– Слышал новость?
– Какую?
– Убит папа твоей подзащитной.
– Что?!
Я вытаращенными глазами уставился на Славина.
– Откуда ты узнал?
– Да по телевизору в новостях только что сообщили… Сказали, что защиту дочери осуществляет молодой, но уже подающий большие надежды адвокат… Шучу, шучу, не смотри на меня так.
Этот идиот сидел на моем столе, перебирал ручки в вазочке и пялился на меня с усмешкой.
– Ну и шутки у тебя, – буркнул я.
– Но папашку на самом деле убили, это я серьезно.
– Отвяжись, я занят.
– Слышите? Он мне не верит! – объявил во всеуслышание Славин. – Точно убили. Вот те крест.
– Славин, отстань. Я тут работать пытаюсь.
Он захохотал счастливым смехом.
– Так я же тебе помочь хочу. Гордеев, правда убили. Вот только что оперативно-следственная группа из прокуратуры и милиции выехала в Авдотьино на место. Начальник МУРа даже взял дело под свой контроль. Ну если мне не веришь, спроси у самого начальника МУРа Грязнова! Ты же с ним вроде в близких отношениях?
Я уставился на Славина, не зная, верить ему или нет.
– Ну если это очередной твой идиотский розыгрыш!.. Убью.
– Честное слово, клянусь. Сам только что узнал – и сразу к тебе.
Я вскочил из-за стола.
– Куда конкретно группа отправилась?
– Я же сказал, в Авдотьино. Кажется, в больницу.
– Еще были какие-нибудь сведения?
– Нет, – пожал плечами Славин, – а ты съезди. И там на месте все выяснишь. Езжай скорей, если хочешь успеть.
– Шефа предупредите, что я ушел по делам! – крикнул я уже на ходу.
Авдотьино – унылый с виду поселок с населением в семь тысяч, застроенный серыми хрущевками и деревянным "частным сектором", расположился среди бурьянов и лопухов вдоль ветки железной дороги. Я добирался до него от шоссе по разбитой проселочной дороге. Больница – белое одноэтажное здание вековой постройки, стоящее в глубине яблоневого сада, – встретила меня прохладой и непривычной тишиной. Летом, когда на приусадебных и дачных участках идут основные сезонные работы, здесь явно не наблюдалось большого наплыва пациентов.
Скучающая пожилая медсестра сказала мне, что следователи из Москвы уже приехали и вроде бы пошли к моргу, но, может, уже и уехали, она точно не знает.
– Вон в том крыле у нас морг находится. Идите прямо по дорожке и поворачивайте за угол. Там стрелочка на стене нарисована. Увидите сами.
Мне повезло, Грязнов еще не уехал. Он стоял во дворе перед дверью морга и разговаривал с бледным как мел мужичком простоватого вида. "Свидетель или родственник", – подумал я.
Поздоровавшись с Вячеславом Ивановичем, я подошел к стоявшему поблизости мужику в штатском, но явно из местных авдотьинских милицейских чинов.
– Родственник? – спросил я, кивая на бледного мужика.
– Вроде свояк, – подтвердил тот, ногтем стряхивая пепел сигареты.
Я тоже закурил для компании и стал дожидаться, когда освободится Грязнов.
– Не уезжайте пока, вы можете понадобиться, – повысив на прощание голос, сказал наконец Грязнов родственнику покойного и направился в мою сторону.
– А насчет похорон как? Можно забирать? – торопливо семеня за ним следом, повторял родственник.
Грязнов на ходу кивнул.
– Можно, можно… Ну что, Гордеев, ты-то тут каким ветром?
– Да так, случайно. А что тут у вас? Убийство?
– Да вроде того.
– Покойник случайно не Бирюков Александр, отчества не помню? Из Твери? Лет пятьдесят…
– А ты откуда знаешь? – удивился Грязнов.
– Да это отец моей подзащитной.
Мой собеседник тихо присвистнул. Взял меня под локоть, отвел в сторону.
– Давай колись, что ты об этом деле знаешь?
Я вкратце рассказал, что знал.
– Думаешь, это как-то связано?
– А вы как думаете? – вопросом на вопрос ответил я, хотя это и не слишком вежливо.
– Ну да… Глупый вопрос. Это и ежу ясно.
– Так можно мне с вами тут немного походить, посмотреть?
Грязнов кивнул.
– Ходи, смотри, что ж с тобой поделаешь, – усмехнулся он. – Познакомься с Николаем Павловичем. Начальник районного отдела милиции.
Я пожал курильщику в штатском руку.
– Вот, Николай Павлович, – представил меня Грязнов, – это Юра Гордеев, тоже наш человек. Он тебя может просветить вкратце, что тут произошло. Или уже не успеем? Что, со всем закончили? – спросил он у человека, вышедшего из дверей морга.
– Закончили, – кивнул он, застегивая "молнию" на старой кожаной папке.
– Тогда поедем.
– Куда вы теперь? – спросил я, бестолково путаясь у всех под ногами.
– Свидетеля надо расспросить.
– А что, нашелся свидетель убийства?
– Ну да, ишь чего захотел! – засмеялся Грязнов. – Нет, конечно. Мужичок тут один живет в соседнем поселке, вот Николай Павлович его знает. Он этого покойника, твоего знакомого, раненым на дороге подобрал и до больницы довез. С ним надо поговорить. Может, еще что интересное расскажет, хотя… Дайте ему пока рапорт почитать, – попросил он у человека с папкой.
Тот вначале замялся (я все-таки был тут посторонним), потом без особого желания вытащил из скоросшивателя двойной лист из школьной тетради в клетку, исписанный мелким почерком незнакомого мне авдотьинского стража порядка.
– Вот все, можно сказать, что удалось записать по горячим следам, – протягивая мне листок, сказал Грязнов. – Пока почитай, а я тут еще порасспрашиваю народ.
И убежал куда-то по своим делам, оставив меня с Николаем Павловичем.
Я углубился в дебри милицейского почерка.
Начальнику Авдотьинского районного отдела милиции майору милиции Беспамятному Н. П. от младшего сержанта Сивохина С. Ю.
РАПОРТ
31 июня сего года в семь двадцать пять утра на пульт дежурного поступило сообщение из приемного покоя Авдотьинской районной больницы о том, что к ним привезли раненого с огнестрельным ранением.
Прибыв на место, я установил, что в больницу был доставлен раненый – мужчина без документов, возраст примерно 50-55 лет, бывший без сознания, одетый в черные брюки и клетчатую рубашку с короткими рукавами. Он умер в реанимационном отделении больницы.
Доставивший его в больницу водитель Бейбулатный Н. М., проживающий в д. Загорье Авдотьинского района, ул. Зои Космодемьянской, д. 108, автомобиль "Москвич" зеленого цвета, госномер г56-08 МА 50rus, в это время находился в приемном отделении больницы. Водитель Бейбулатный обнаружил раненого на Владимирском шоссе приблизительно в семи километрах от железнодорожной станции "Авдотьино". Раненый вышел на шоссе из леса, остановил проезжающую мимо машину "Москвич" и попросил водителя Бейбулатного Н. М. доставить его в ближайшее отделение милиции. Раненый сказал, что его фамилия Бирюков и что он – капитан ГИБДД, в него стреляли бандиты и он от них убежал. В машине раненый потерял сознание. Водитель решил отвезти его в больницу.
Я осмотрел одежду убитого, но никаких документов не обнаружил.
Прилагаю к рапорту заключение хирурга о причине смерти.
Бегло прочитав это заключение врача-хирурга, подписанное кроме хирурга еще и главврачом больницы, в графе "причина смерти" я прочитал: геморрагический шок в результате проникающего огнестрельного ранения брюшной полости и повреждения селезенки.
– А результаты вскрытия? – спросил я, возвращая документы.
– Только что была проведена судмедэкспертиза, понесли куда-то на подпись.
– А известно, где Бирюкова подстрелили? – спросил я Николая Павловича.
Он промолчал.
– Фамилия знакомая – Бейбулатный, – вслух подумал я.
Главный авдотьинский борец с оргпреступностью снова ничего не ответил.
Я заметил, что народ, снующий во дворе морга, стал расходиться.
Грязнов прошел мимо меня, оживленно беседуя с кем-то из местного милицейского начальства, сердечно простился с ним возле своего служебного "форда" и, кряхтя, полез на заднее сиденье. Следом за ним к машине устремился и авдотьинский начотдела. Вооруженные милиционеры забрались в "газон".
– Залезай, Гордеев, потеснимся, – пригласил Грязнов и меня.
Я нырнул третьим, оставив свою машину в больничном дворе. Удобное место рядом с шофером занимала дама со строгим и необщительным лицом провинциальной бюрократки. Я всю дорогу хотел спросить у Грязнова, кто она, да момента подходящего не выпадало.
По дороге неожиданно ливанул дождь, да такой, что в один миг все небо почернело, словно наступил вечер.
– Левый дворник опять залипает, – со вздохом заметил Грязнов, глядя на лобовое стекло машины, вымытое дождевыми струями. – Почем у вас ведро клубники, Николай Павлович?
– Вы думаете, у меня есть время по рынку ходить? – непонятно почему обиделся тот.
– А так, если навскидку? Рублей двести?
– Да не знаю я. Я вообще клубнику не покупаю.
– Да ну? – не отставал от человека Грязнов. – И варенье дома жена не варит?
– Так варит из своей, с огорода. А на рынке я уже забыл, когда был последний раз.
Я сидел и помалкивал. Меня всегда страшно умиляли все эти необязательные разговоры на житейские темы, которые ведут между собой люди на работе. Лежишь, к примеру, на операционном столе, над тобой уже стоит полубог в белой маске со скальпелем и готовится вырезать тебе аппендицит, и ты уже мысленно молишь небо, чтобы по ошибке в тебя не зашили марлевый тампон, как вдруг этот полубог заводит с ассистентом разговор о способах вязки ажурных свитеров по модели из журнала "Сандра" и какой номер крючков для этого нужен… И ты понимаешь, что резать тебя собираются две простые русские бабы.
Ливень закончился так же неожиданно, как и начался. Когда мы подъехали к воротам дома и вышли из машины, мне за шиворот упало несколько теплых мелких брызг, и тут же из-за тучи выглянуло солнце.
На необычную делегацию выглянуло полюбоваться почти все неработающее население улицы. Из-за заборов палисадников, над калитками торчали головы, детишки облепили милицейский "газик" и глазели на милиционеров с автоматами, сопровождавших Грязнова.
– Добрый день! – громко выкрикнул в пространство авдотьинский начотдела, открывая калитку дома, в котором жил искомый свидетель.
Во дворе никого не было видно. Истошно лаяла на цепи маленькая собачонка, привставая на задние лапы.
Следом за Николаем Павловичем во двор вошла неизвестная мне дама, за ней Грязнов и я, за нами – все остальные.
Двор вокруг дома казался грязным и запущенным. Выкопанный во дворе погреб зарос метровой крапивой. Часть двора за домом, до самого огорода, занимал самодельный загончик для кур, сколоченный из досок и старых кусков проволочной сетки. По загончику бродили разноцветные куры и молодая коза с кокетливым кудрявым чубом.
– Неужели дома никого нет?
– Должны быть, я специально с утра заехал, предупредил, что мы днем заедем, – недоумевающим голосом сказал Николай Павлович, заглядывая в окна веранды.
Никого там не увидев, он потянул ручку двери, но дверь веранды оказалась запертой.
– Может, в огороде все? – пожав плечами, сказал он.
Пройдя мимо веранды, он заглянул за угол дома, и в тот же момент откуда-то сверху раздались выстрелы. Все, кто где был, в панике бросились бежать врассыпную.
– Живым не дамся! Не подходите, всех положу! – заревел истошным голосом засевший в доме неизвестный снайпер, пуляя в белый свет как в копеечку.
Укрывшись за углом дома, я поднял голову и заметил вороненый ствол "тулки", торчащий из разбитого чердачного окна.
Неизвестная мне дама, оказавшаяся неожиданно для себя отрезанной от остальных, со страху кинулась перелезать через забор куриного вольера, чтобы укрыться в сарае. Взобраться на забор оказалось легко, со стороны двора он до половины был завален досками, зато спрыгнуть с него дама не смогла, точнее, спрыгнуть-то она спрыгнула, но в полете зацепилась подолом за торчащую проволочную сетку и повисла, истошно визжа и болтая в воздухе ногами, открыв для всеобщего обозрения такой вид на Европу, что только держись.
Ополоумевшие от стрельбы милиционеры с автоматами залегли на меже, готовые без всяких предупредительных выстрелов секануть очередью неизвестного стрелка, но тут с улицы во двор влетел парень лет тридцати и с криками:
– Ребята, не стреляйте! Не стреляйте! Он больной! – кинулся в дом.
Через несколько минут все кончилось. Вовремя подоспевший парень самостоятельно разоружил своего непутевого родственника, а милиционеры, ворвавшись уже после этого в дом, выволокли стрелка под руки и положили во дворе под березой мордой в землю. Авдотьинский начотдела изъял, как вещдок, охотничью "тулку".
– Только не забирайте брательника, – умолял, путаясь у всех под ногами, брат неизвестного стрелка, едва успевший прибежать на место событий. – Контуженый он, офицер бывший, инвалид. Под Тирасполем на мине подорвался. Так он тихий, только иногда на него найдет. Не забирайте, а? Он и не пьет совсем.
Красную как рак тетку наконец-то сняли с забора. Она быстро смылась, спряталась в машине Грязнова от любопытных взглядов.
Не знаю, чем для стрелка кончилось дело, я не успел досмотреть, потому что Грязнов с Николаем Павловичем принялись расспрашивать единственного свидетеля по делу Бирюкова (им как раз и оказался брат контуженого снайпера), и я старался не пропустить ничего из их разговора.
– А что еще рассказывать? Я все уже рассказал. Все так и было, как в протоколе написано, – пожимая плечами, говорил свидетель. – Еду я. Километров семь до станции не доезжая выходит из леска мужик, прямо передо мной на дорогу из оврага выползает. Я по тормозам, думал, пьяный в ж… в дугу, – вовремя поправился рассказчик, – а он встает, за бок держится, шатается, а у него все руки и штаны внизу красные от крови. Я испугался. Он ко мне подошел, говорит: я капитан ГИБДД Бирюков, в меня бандиты стреляли, я от них убежал, скорее отвези в ближайшее отделение милиции. Ну, мне что? Я на старом "Москвиче", вроде угонщикам польститься не на что. Если бы еще на дорогой машине ехал, то побоялся бы взять, мало ли что, а так… Ну сел он, я по газам, а он в машине у меня и вырубился. Сознание стал терять. Я испугался, ну его в баню, думаю, лучше допру его до больницы, а то еще окочурится прямо у меня в машине. Довез его до больницы, сдал в приемный покой, оттуда уже и в милицию позвонили. Ну все вроде, – подкрепляя свои слова кивком, закончил парень.
– На месте сможете показать, где он вас остановил? – спросил Грязнов.
– Смогу, наверное, – усмехнулся парень. – Уже вчера ему показывал, – он кивнул на оперуполномоченного, – так че ж сегодня, забуду, что ли?
– Тогда пройдемте с нами. Сейчас мы туда съездим, вы все и покажете.
– Что, еще раз?
– Да, еще раз.
– Ладно. А с брательником что? Не заберете?
– Да черт его не схватит, твоего брательника, – огрызнулся Николай Павлович. – Участкового пришлю, с ним и разбирайся. Лечиться надо, раз контуженый, – бурчал он по дороге к машине.
Я подумал, что этот Николай Павлович, должно быть, здорово в штаны наложил, раз теперь так злится.
…– Вот это место, – топая ногой в сырой после дождя асфальт, уверенно определил свидетель.
Мы стояли на насыпном шоссе, продуваемом всеми ветрами. Справа и слева, за полосой оврага, зеленел молодой березовый лес. Стоящий на противоположной стороне дороги синий дорожный указатель информировал, что отсюда до Москвы пятьдесят восемь километров, а до Владимира сто семьдесят.
– Я с этой стороны ехал, а он примерно отсюда из молоднячка в овраг вышел и из него уже соответственно на дорогу, – показывая рукой, объяснил парень.
– Что там за труба торчит? – вглядываясь в даль поверх резных березовых макушек, спросил Грязнов.
– Да там цех металлообрабатывающий когда-то был, от Московского завода металлоизделий, – ответил Николай Павлович. – Уже лет пять, как не работает.
– А что еще в радиусе трех-пяти километров имеется?
– Да ничего вроде. Ну что теперь?
– Пойдем туда, посмотрим.
Мы двинули напролом через мокрый лес. Пока дошли, в туфлях у меня захлюпала вода.
Бывший цех металлообрабатывающего завода некогда окружала унылая ограда из бетонных плит, но теперь она была растащена рачительными местными жителями, и на ее месте в земле кое-где виднелись лишь вбитые намертво в землю бетонные столбы.
Переступая через лужи, подернутые по краям зеленой химической накипью, мы подошли к двери похожего на вкопанную в землю гигантскую бочку бывшего заводского помещения.
– Осторожно, под ноги глядите, куда ступаете! – скомандовал Грязнов. – Следы могут оставаться, не затопчите.
Войдя внутрь, оперативно-следственная группа быстро растеклась по всем укромным уголкам. Место действия напомнило мне фильм про Терминатора: те же непонятные решетчатые настилы или навесы под потолком, приваренные металлические конструкции, обилие лестниц, похожих на корабельные трапы… Милиционеры проверили на всякий случай верхний уровень и, соблюдая меры предосторожности на тот случай, если в помещении еще находились бандиты, спустились в темный полуподвал.
В бывшем заводском цехе никого уже не было. Только дырки от пуль, окурки на полу, битое стекло бутылок и разбросанные разноцветные упаковки от чипсов и соленых орешков показывали, что недавно здесь были люди.
– Здесь они его держали, – утвердительно сказал Грязнов, осматривая свежие дырки от пуль в дырявом, как решето, столе.
На полу виднелись следы крови. Пол и стены были изрешечены пулями.
– Что тут за стрельба была? Непонятно.
– Может, они тут заложников расстреливали? – предположил кто-то из следственной группы.
– Все здесь хорошенько осмотрите! Во дворе следы от протекторов должны остаться.
– Дождь же был.
– Все равно проверьте. И здесь все обыщите.
– Шеф, смотрите, как это понять?
Единственная запертая бронированная дверь во всем этом разобранном и разбитом цехе вела неизвестно куда. Дверь казалась новой, недавно вставленной. Выломать ее с налету не получалось.
– Тут автоген нужен, – высказался спец.
– Николай Павлович, узнай, не снимала ли на территории цеха какая-нибудь частная фирма помещение? – приказал Грязнов. – Если да, то все разузнайте о фирме и ее хозяине. Кто, что, когда и так далее…
Я вышел из здания цеха на свежий воздух, чтобы не мешать работе фотографа и трех экспертов. Какие такие дела могли занести папашу Бирюкова в это чертово место? Каким бандитам он успел перейти дорогу за недолгие дни своего пребывания в Москве? И как нелепо он погиб – за два шага до настоящей свободы…