– Зачем же он ее оставил, он дилетант?
– Нет, сэр. Я думаю, он глумится над нами, сэр. Он бросил вызов армии Соединенных Штатов, сэр!
– Так надерите ему задницу!
Майор О'Хара, пропесочив подчиненных по первое число и отдав приказ до рассвета непременно разыскать русского турка, помчался домой. Как он ненавидел этого ублюдка, как ему хотелось собственными руками взять его за глотку и расспросить о целях ночного визита. Но остаться он не мог, дома его ждала Бони, он и так боялся, что уже не застанет ее в живых. Она должна была родить, но что-то пошло не так, и врач сказал, что она не выживет, а если и выживет, ее все равно придется усыпить, поскольку у нее отнялись задние ноги.
Майор несся, повизгивая клаксоном, звук которого знали все поголовно его подчиненные, с одной стороны как бы подбадривая их своим присутствием, а с другой стороны расчищая себе дорогу в суматохе всеобщей организованной паники. Часовые у ворот, проверявшие всех желающих покинуть территорию, перед майором мгновенно распахнули ворота и стояли навытяжку, пока он мог бы видеть их в зеркальце заднего вида.
Он летел, выжимая из машины все что можно, но опоздал. У дверей его встретил исполненный скорби врач:
– Ваша собака, сэр, Бони – она умерла, сэр.
Майор отвернулся, чтобы скрыть скупые мужские слезы, навернувшиеся на глаза. Он подошел к багажнику, чтобы достать лопатку и лично вырыть могилу для Бони, он похоронит ее в саду и посадит над могилой белые лилии. В голове у майора медленно плыли картинки скромных похорон: Бони в маленьком гробике, укрытом звездно-полосатым флагом, строгий венок из еловых ветвей и салют – три артиллерийских залпа.
– Ну, мать его, ублюдок! – О'Хара просто позеленел от бешенства: багажник был приоткрыт, а внутри отсутствовала запаска, зато присутствовал запах дерьма и скомканное солдатское кепи. Значит, сам майор вывез этого говнюка из зоны поисков. Спас его задницу. И подставил тем самым свою.
Брызгая слюной и матерясь, О'Хара бросился к телефону:
– Прекращайте поиски. Этот ублюдок уже выбрался за территорию базы. Проверьте всю матчасть на предмет исчезновения или порчи и предупредите полицию и окрестных жителей, чтобы посматривали, дайте его приметы, и пусть звонят нам, как только что-нибудь, хоть что-нибудь покажется им подозрительным.
Ну, мать твою, попадешься ты мне, я тебя отучу шпионить, похороню в огороде рядом с Бони и буду каждый день плевать на твою сраную могилу.
Кэт в который уже раз безрезультатно набирала номер Турецкого. Никто не желал подходить к телефону. Отчаявшись, она позвонила портье гостиницы, в которой остановился ее русский друг, но портье также не смог ничем ей помочь: ключ от номера на доске в холле – следовательно, мистера Турецки в номере нет, никаких сообщений он не оставлял, ему также ничего не передавали.
Но куда он мог подеваться? Или он разнюхал что-то насчет Беляка с компанией и отправился по горячему следу? Но он ведь не сумасшедший и не стал бы рисковать собственной головой – один без прикрытия соваться в пекло? Хотя от него можно ждать чего угодно. Но тогда только ждать и остается, пока он сам не соизволит объявиться.
А собственно, с какой стати она вообще так разволновалась, что, больше дел других нет: взрослый мужик, у самого голова на плечах имеется, подумаешь, не объявлялся целых шестнадцать… нет, уже двадцать часов. Может, по бабам пошел?
Но с другой стороны, с чего бы это ему в молчанку играть? Телефоны в Нью-Йорке на каждом углу, договорились же работать в постоянном контакте. Может, он с простреленной головой лежит себе в своем номере, а ключ на гвоздик кто-то другой повесил? Горничная могла до его номера еще не дойти…
Сидеть и гадать на кофейной гуще было не в ее правилах, и Кэт отправилась в отель лично, чтобы убедиться, что самые жуткие ее предположения абсурдны и беспочвенны. В конце концов, если в номере нет хладного трупа, то, возможно, там, по крайней мере, есть что-то, что позволит прояснить место пребывания мистера Турецки.
Прежде чем подниматься в номер, Кэти решила переговорить с портье. Возможно, в личной беседе он будет более разговорчив, чем по телефону, и ей удастся выяснить что-либо.
Портье – благообразный, седовласый, с манерами дворецкого в пятом поколении при аристократах в первом поколении – даже не взглянул на служебный значок, но с готовностью оторвался от своих занятий.
– Да, мэм, я дежурил вчера днем. Мистер Турецки покинул отель около пяти пополудни.
– Он был один?
– Один, мэм.
– Он говорил с вами о чем-либо?
– Да, мэм, мы поговорили о погоде. Эта жара, мэм… Он говорил, что хотел бы поплавать. Я предложил ему наш бассейн, но он сказал, что, возможно, в другой раз.
– Он спешил?
– Не думаю, мэм.
Кэт по привычке делала пометки в блокноте.
– Он вызвал такси или пошел пешком?
– Об этом вам лучше справиться у швейцара, мэм. Насколько я понимаю, машина его не ждала.
– Больше ничего припомнить не можете?
– Нет, мэм, это все. Я уже говорил вашему коллеге, что не заметил ничего необычного, очень приятный молодой человек…
Кэт в недоумении оторвала глаза от записей и тут же заметила, что ключа от номера Турецкого на месте нет.
– Какому моему коллеге?
– Одному из тех, что поднялись в его номер. В нашем отеле, мэм, мы придерживаемся очень строгих правил и не зря пользуемся заслуженной репутацией отеля высшего класса, в котором интересы клиентов превыше всего, но мы, разумеется, не станем препятствовать отправлению правосудия…
Кэт не дослушала эту пространную речь до конца и, сдержанно извинившись, бросилась к лифту. Кажется, ее самые невероятные предположения оправдывались, иначе что полиции делать в номере у Турецкого. Или он кого-то убил, или его самого…
Дверь номера была приоткрыта, но попытку Кэт заглянуть внутрь пресек невзрачного вида довольно молодой парень в дорогом костюме, под пиджаком которого отчетливо просматривался служебный револьвер сорок пятого калибра.
– Что вы здесь делаете, мэм? Посторонним сюда нельзя. – Он был почти вежлив, осторожно взял Кэт под локоток и попробовал проводить обратно к лифту, очевидно принимая ее за репортершу, уже учуявшую сенсационный материал.
Кэт показала ему свой значок, но это не произвело должного эффекта. Парень продолжал настаивать на своем:
– Это федеральное расследование, вам здесь ловить нечего.
– Эй, Хопкинс! – На пороге комнаты материализовался такой же невзрачный субъект, как и Хопкинс, только постарше. – Проводите даму в номер… Итак? – обратился он к Кэт, как только та переступила порог.
– Простите, с кем имею честь?…
– Специальный агент Джонсон. – Помахал субъект бумажником с удостоверением фэбээровца и соответствующим значком.
– Вильсон, начальник отдела убийств, полиция Нью-Йорка, – в ответ отрекомендовалась Кэт. Беглый осмотр номера ее немного успокоил: трупа не было, крови на полу и предметах мебели тоже. Был, правда, кошмарный беспорядок, который можно было бы квалифицировать как следы борьбы, если бы Кэт не увидела собственными глазами, что источником этого беспорядка являются еще двое так же, очевидно, фэбээровцев, которые производили тщательнейший обыск со вскрытием паркета и вспарыванием перин и подушек.
– Итак, это вы звонили русскому? – не то спросил, не то констатировал Джонсон. – И что же вы хотели ему передать?
– Может быть, вы сперва объясните, что здесь происходит?
– Обыск.
– Это я уже заметила, но на каком основании?
– На основании ордера, полученного с соблюдением всех формальностей.
– И что же вы ищете?
– Улики.
– Улики чего?
Джонсон гаденько улыбнулся и, плюхнувшись в кресло, закурил:
– По-моему, достаточно. Пора поменяться ролями, теперь вопросы буду задавать я.
– По какому праву? – возмутилась Кэт.
Джонсон проигнорировал ее вопрос. Он вел себя очень самоуверенно, как человек, имеющий право задавать вопросы.
– Как давно вы знакомы с Турецки?
– Достаточно давно. – Кэт почла за благо отвечать на его вопросы.
– А именно?
– Объясните, в чем его обвиняют.
– Вы не ответили на мой вопрос… Хорошо, я спрошу что-нибудь попроще: когда он прилетел в Нью-Йорк?
– Спросите у него.
– В ваших же интересах, офицер Вильсон, оказывать нам всяческую поддержку.
– Я подумаю.
– Как часто вы встречались, о чем говорили, какие места посещали, что он говорил о своих планах?
– Мне нечего вам сказать.
– Берегитесь, вам может быть предъявлено обвинение в соучастии.
– Соучастии в чем?
– Сдается мне, вы и так прекрасно знаете в чем, а если не знаете – вам же хуже. Я вас больше не задерживаю. Мы знаем, где вас найти, и я очень прошу вас не покидать пределов штата.
Кэт в бешенстве вылетела из гостиницы. Засранцы! Сколько раз ей приходилось сталкиваться с фэбээровцами, и каждый раз одно и то же: надутые, напыщенные засранцы, элита сыска… индюки набитые! Что они о себе возомнили? А Турецкий тоже хорош. Куда он уже успел вляпаться, в какое дерьмо влез? Чтобы разозлить ФБР, надо было, как минимум, захватить человек десять заложников, причем желательно в федеральном здании, поскольку все остальное под юрисдикцией полиции Нью-Йорка, или совершить покушение на кого-то рангом не ниже сенатора, на меньшее они бы не клюнули. Простые разборки в среде "русской мафии" их вряд ли интересуют, а то, что русский следователь приехал помочь Америке избавиться от пары-тройки головорезов, так это надо только приветствовать.
Кэт все еще в ярости влетела в свой офис и только после второй чашки кофе наконец немного успокоилась – кофе для нее никогда не был тонизирующим напитком, скорее наоборот, нечто вроде успокоительного. Теперь предстояло выяснить, как Турецкому удалось насыпать соли на хвост фэбээровцам. Она включила компьютер и прошерстила сводки по городу за последние сутки на предмет вхождения слова "Turetsky" – ничего, она еще попробовала всякие вариации, если вдруг фамилию неправильно записали – тоже ничего. Слово "russian" – две ссылки: "…на похоронах религиозного еврея, выходца из России, родственники злоупотребили алкоголем и устроили погром в китайском ресторане…", "…в русском ресторане на Брайтон-бич проститутки облили сутенера водкой и подожгли…" – Темпераментные ребята эти русские. Но, так или иначе, ФБР подобные дела не интересуют, даже если предположить, что Турецкий замешан в одном из них. Правда, все могло произойти за пределами города, то есть нужно прочесывать весь штат, а на это уйдет довольно много времени, и, главное, запросы будут зарегистрированы, а фэбээровцы наверняка только и ждут, на чем бы ее прижать.
Кэт вошла в федеральную базу данных – если Турецкий засветился в каком-то преступлении, его физиономию и отпечатки пальцев должны были внести в компьютер. Даже в самых мелких городишках шерифы не забывают об этом, остается надеяться, что это успели сделать.
Однако поиск снова ничего не дал, то есть нашелся один Турецки шестидесяти восьми лет от роду, отбывающий пожизненное наказание в федеральной тюрьме в Миннеаполисе, и больше ничего. Может, он попытался скрыть свое имя, а федералы, все прояснив, не поставили в известность полицию? Кэт сунула в сканер старую фотографию Турецкого с группового снимка в Гармише и провела поиск по внешним данным и словесному портрету – снова пусто. Оставалось проверить неопознанные трупы, но тут ее прервал телефонный звонок.
– Офицер Вильсон? С вами говорят из приемной начальника полиции Нью-Йорка. Господин Соммерсет желает видеть вас в пятнадцать ноль-ноль.
"Настучали, значит". Кэт передернула плечами, мало кто любит аудиенции с начальством, если, конечно, тебе не вручают очередную награду президента. Но до трех часов оставалось еще время, и она для очистки совести проверила неопознанные трупы – никого, кто подходил бы под описание Турецкого.
Шеф нью– йоркской полиции Соммерсет был маленький, кругленький, лысый, с виду глуповатый и совершенно добродушный, но, будь он на самом деле глуповатым и добродушным, ему вряд ли удалось бы занять столь высокий пост. И потому не стоило его недооценивать.
– Ну, Вильсон, расскажите мне о своем русском бой-френде, – начал он без предисловий, покачиваясь в огромном кресле.
– Что именно, сэр?
– Все, что я должен знать, я хочу услышать от вас, а не от федералов.
– Могу я спросить, сэр?
– Спрашивайте.
– Почему ФБР заинтересовалось русским прокурором?
– Хороший вопрос. А вы уверены, что он просто русский прокурор?
– Думаю, да, сэр. Только не прокурор, а следователь Генеральной прокуратуры России.
Соммерсет неопределенно пожал плечами:
– Его подозревают в шпионаже в пользу России. – Он воззрился на Кэти, оценивая ее реакцию.
– Но этого не может быть, сэр. – Кэти говорила вполне искренне, и Соммерсет снова пожал плечами.
– Все может быть. Что вы о нем вообще знаете? Может быть, он член коммунистической партии? Может, фанатик, которому противно сближение России и США, может, он работает на их спецслужбы, на внешнюю разведку, к примеру, может, на него оказали давление и вынудили его работать против нас…
– Но, сэр…
– Что – сэр? Скажете, он не коммунист?
– Нет, сэр. Возможно, и был им когда-то, но тогда практически все в России были коммунистами. Я знаю его уже три года, мы вместе работали в Германии в антитеррористическом центре у Питера Реддвея, он не первый раз в Штатах, и я уверена, он абсолютно лоялен…
– В конце концов, мне на него плевать, пусть он хоть трижды шпион, но, когда в деле фигурирует имя офицера нью-йоркской полиции и этого офицера разрабатывают как подозреваемую в пособничестве, я начинаю нервничать…
– Сэр, могу я наконец узнать, на чем, собственно, основаны эти обвинения?
– Можете. Ваш русский ночью разгуливал по военной базе, проник туда через канализационный люк, очевидно, занимался съемкой секретных объектов, избил солдата, спровоцировал перестрелку, завладел военным имуществом… Достаточно?
Кэт с трудом верила своим ушам. Что могло понадобиться Турецкому на военной базе?
– Сэр, я уверена, что здесь какое-то недоразумение, позвольте мне выяснить все лично.
– Не позволю. Федералы землю носом роют, и замять это дело не удастся ни при каких обстоятельствах. Командует базой старый маразматик, у которого мания преследования в отношении русских со времен "холодной войны". А кроме того, у него большие связи в Пентагоне и, несмотря на то что во всей его конторе нет ничего секретнее цистерны со спиртом, вашего русского распнут.
– Но, сэр…
– Никаких "но", Вильсон. Я запрещаю вам даже думать об этом деле, и если ваш знакомый появится на горизонте, советую обходить его десятой дорогой и тут же сообщить куда следует, вам понятно?
– Да, сэр.
– У вас прекрасная репутация, Вильсон. Не стоит ее портить. Возьмите отпуск, отдохните пару недель, пока все не утрясется…
– Вы меня отстраняете?
– Нет, но я рекомендую вам подумать.
Кэт вернулась к себе в отдел. На то чтобы обдумать предложение Соммерсета, много времени ей не понадобилось, ни уходить в отпуск, ни отказываться от поисков Турецкого она не собиралась. В конце концов, начинали это дело они вместе, вместе им из него и выпутываться.
Пока Турецкого еще не поймали, но это наверняка дело ближайшего будущего. Знакомых, к которым он рискнул бы обратиться в поисках укрытия, у него нет. Он либо сунется в гостиницу, где его наверняка уже ждут, либо явится к ней, и это будет наихудший вариант, поскольку тогда либо придется переходить вместе на нелегальное положение, либо вместе же отправляться в кутузку.
А наилучший вариант – тихо, не поднимая пыли, выяснить все обстоятельства этой так называемой шпионской деятельности, и очень кстати были бы неопровержимые доказательства того, что на военной базе Турецкий не появлялся. А если он там все-таки был, то доказать, что эта база вовсе даже не оплот американской военной мощи, а натуральный проходной двор, куда лазят все кому не лень… например, незнакомые с местными обычаями русские туристы.
Привлекать кого-либо из своих коллег по отделу Кэт не решилась, но в то же время ей необходима была помощь, чтобы разобраться, каким образом Турецкий забрел на секретный объект. Лучшими специалистами по всяким ходам-переходам, канализациям и туннелям в полицейском управлении были саперы, а лучшим среди саперов был Томас Гридли, которого друзья звали Андеграунд за его патологическую страсть к подземельям.
– А ты пойдешь со мной ночью в метро? – с ходу поинтересовался Андеграунд, даже не дослушав просьбу.
– Хоть на кладбище, – с готовностью согласилась Кэти, – только давай вначале мысленно побродим по канализациям нашего штата.
– Легко.
Долговязый, в свитере с высоким воротником и засаленной кожаной куртке (притом что на улице дикая жара, а кондиционеры в управлении в большинстве своем не работают и бедные полицейские потеют в одних рубашках), с таким же засаленным хвостиком на затылке, Том мило улыбался, развертывая на столе не менее засаленный рулон кальки с картой коммуникаций штата.
– Итак, что тебя интересует?
Кэт с трудом отыскала нужный район и ткнула пальцем в кружок, обозначавший военную базу.
– Эй, сестренка, – даже присвистнул Андеграунд, – не круто ли берешь?
– Томи, я не только пойду с тобой в метро, я еще покупаю пиво.
– Заметано. – Он развернул новую кальку, более мелкого масштаба. – И что мы ищем?
– Понимаешь, он проник на территорию через канализационный люк, мне нужно узнать, где он вошел…
– Он – это кто?
– Один парень, знакомый…
– Ладно, смотри. У них тут собственная, практически замкнутая система со своим коллектором, отстойником и прочей хреновиной, все это крутится внутри, и выходов на поверхность порядка пятидесяти, а за территорией всего четыре, видишь, расположены почти по прямой и… – Том нагнулся над картой, водя пальцем по одному ему понятным линиям и значкам с цифрами, – хотя… погоди, есть еще одно ответвление, слепой отросток, тупик – магистраль обрывается где-то в лесополосе.
– Том, а можно мне это позаимствовать?
– Нет. Но за домашний ужин после прогулки ночью в метро я тебе это отксерю.
Кэт, не раздумывая, согласилась. Андеграунд скопировал нужный кусок и маркером отчертил хитросплетения военной канализации.
– Слушай, а того парня поймали?
– Нет.
– А уходил он как, тоже под землей?
– Не знаю.
– Если его не посадят, познакомь, я покажу ему более короткий и сухой путь туда же. Да, и еще купи мне два сандвича с тунцом прямо сейчас, за то что я никому ничего не скажу.