* * *
- Ну помоги же мне хоть немножко! - выдохнула Эрика, уставшая и вспотевшая. Майя категорически сопротивлялась одеванию, от трусиков до комбинезона, и теперь стояла, вся красная, злобно крича, пока Эрика пыталась натянуть на нее рукавицы.
- На улице холодно. Варежки обязательно нужно надеть! - пыталась она убедить дочь, хотя словесные аргументы в это утро пока не действовали вообще.
Эрика почувствовала, что сейчас расплачется. Ее мучила совесть за все эти крики и скандалы, и более всего ей хотелось снова снять с Майи уличную одежду и оставить ее дома. Однако она понимала, что это невозможно. Самой, в одиночку, ей не справиться с Майей, а назавтра ситуация еще усугубится, поддайся она сейчас. Если Патрик вынужден выдерживать такую процедуру каждое утро, то неудивительно, что у него такой измотанный вид.
С трудом поднявшись, Эрика, не отвлекаясь на дальнейшие дискуссии, взяла дочь за руку и потащила за собой на улицу. Варежки она засунула в карман. Авось дело пойдет лучше, когда они придут в садик, или в этой миссии преуспеют воспитательницы.
По дороге к машине Майя изо всех сил упиралась в землю пятками.
- Пошли. Нести тебя я все равно не смогу, - сказала Эрика и чуть резче потянула ее за руку, от чего Майя упала и залилась безутешными слезами. Тут и сама Эрика заплакала от бессилия. Если бы кто-нибудь увидел ее в этот момент, немедленно позвонил бы в социальную службу.
Эрика медленно присела на корточки, стараясь игнорировать тот факт, что часть внутренностей оказались при этом немилосердно зажатыми. Помогла Майе подняться и проговорила куда более мягким голосом:
- Прости, что мама тебя уронила. Давай обнимемся?
Майя никогда не упускала возможности пообниматься, но сейчас она лишь сердито посмотрела на Эрику и заплакала еще громче. Звук напоминал гудок корабля в тумане.
- Ну-ну, моя дорогая, - сказала Эрика, гладя Майю по щеке. Через некоторое время дочь начала успокаиваться, и рыдания сменились всхлипами. Эрика предприняла новую попытку:
- Ну что, обнимешь мамочку?
С секунду Майя колебалась, но потом дала себя обнять. Она уткнулась лицом в шею мамы, и Эрика почувствовала, что насквозь пропиталась соплями и слезами.
- Прости, я не хотела тебя ронять. Ты ударилась?
- Угу, - всхлипнула Майя с самым жалким видом.
- Давай подую? - предложила Эрика, зная, что это всегда ценится.
Майя кивнула.
- Где больно? Куда подуть?
Майя задумалась, а потом стала по очереди подставлять маме все известные ей части тела. Эрика подула на все, что только можно, и отряхнула снег с красного комбинезона Майи.
- Мне кажется, другие детки в садике уже ждут тебя, - проговорила Эрика, а затем пустила в дело главный козырь: - Тюре уже, наверное, пришел и спрашивает, где же Майя.
Майя тут же перестала хлюпать. Тюре пользовался ее безграничной любовью. Он был на три месяца старше и обладал неисчерпаемыми запасами энергии, к тому же отвечал взаимностью на чувства Майи.
Эрика затаила дыхание. Внезапно лицо Майи озарилось улыбкой.
- Поедем Тюре!
- Само собой, - кивнула Эрика. - Давай скорее поедем к Тюре. И лучше поторопимся, а то он устроится на работу и уедет в длительную заграничную командировку.
Майя с удивлением посмотрела на нее, и Эрика не удержалась от смеха.
- Не обращай внимания, мама иногда болтает всякую чепуху. А сейчас мы скорее поедем к Тюре.
~~~
Ему было десять лет, когда все вдруг изменилось. К этому моменту он уже неплохо приспособился к жизни. Нельзя сказать, чтобы он был счастлив - так, как ему представлялось, когда он впервые встретил свою прекрасную мать, или как было до того, как Алиса начала расти у нее в животе. Но и несчастлив он тоже не был. Он нашел для себя отдушину, погружался в чтение, уносясь в вымышленный мир, и довольствовался этим. А слой жира на теле защищал его, как панцирь, от того, что резало и кололо изнутри.
Алиса любила его так же сильно, как и раньше. Она следовала за ним повсюду, как тень, но при этом мало говорила, что его очень устраивало. Если ему что-то было нужно, она радостно кидалась выполнять его пожелания. Если он хотел пить, она приносила ему воду, а если он хотел есть, она отправлялась в кладовку и находила печенье, предусмотрительно спрятанное матерью.
Во взгляде отца по-прежнему проскальзывало иногда что-то странное, но он больше не следил за ним, как раньше. Алиса уже выросла, ей исполнилось пять лет. В конце концов она все же научилась говорить и ходить. И ничем не отличалась от других детей - пока стояла и молчала. Так она выглядела безумно хорошенькой, и люди останавливались, чтобы полюбоваться на нее - как когда-то, когда Алиса еще сидела в коляске. Но если она начинала двигаться или говорить, они качали головой, глядя на нее с сочувствием.
Доктор сказал, что она никогда не поправится. Разумеется, его не взяли с собой к доктору - его вообще никуда не брали, но он еще не забыл, как бесшумно умеют подкрадываться индейцы. Он передвигался по дому, не издавая ни звука, и ловил каждое слово. Он слышал разговоры матери и отца и знал все, что касалось Алисы. Говорила в основном мать. Именно она таскала Алису по врачам в надежде найти новые лекарства, новые методы или новые упражнения, которые привели бы походку и речь Алисы в соответствие с ее внешностью.
О нем они никогда не говорили. Это он тоже выяснил, подслушивая их разговоры. Словно его не было, словно он был предметом мебели, просто занимающим место.
Но он научился с этим жить. В те редкие случаи, когда его это огорчало, он думал о запахе и вспоминал все то, что теперь казалось всего лишь страшной сказкой. Отдаленным воспоминанием. Этого оказывалось достаточно, чтобы он мог жить дальше - незаметный для всех, кроме Алисы. Теперь, когда он ее укротил.
Все изменилось после одного-единственного телефонного звонка. Старуха умерла, и дом теперь принадлежал матери. Дом во Фьельбаке. Они не ездили туда после рождения Алисы - с того самого лета, когда он потерял все. Теперь они переедут туда. Так решила мать. Отец пытался протестовать, но его, как обычно, никто не слушал.
Алиса не любила перемен. Ей хотелось, чтобы все оставалось как всегда - те же вещи, те же ритуалы. И когда все их вещи уже были упакованы и они уселись в машину, за рулем которой сидел отец, Алиса обернулась и, прижавшись носом к заднему стеклу, смотрела на дом, пока тот не исчез из виду. Затем она снова вернулась в нормальное положение, прижалась к нему и положила щеку ему на плечо. На мгновение ему даже захотелось утешить ее, похлопать по щеке или взять за руку. Но он этого не сделал.
Так она и просидела, прижавшись к нему, всю дорогу до Фьельбаки.
~~~
- Как ты меня вчера опозорила! - сказал Эрик, стоя перед зеркалом в спальне и пытаясь завязать галстук.
Луиза, не ответив, молча перекатилась на другой бок и повернулась к нему спиной.
- Ты слышала, что я сказал? - проговорил он, чуть повысив голос, но так, чтобы дочери не услышали его из своих комнат по другую сторону холла.
- Слышала, - тихо ответила она.
- Никогда больше так не делай. Никогда! Одно дело, если ты сидишь дома и накачиваешься вином. Если ты, по крайней мере, стоишь на ногах, когда тебя видят дочери, на все остальное мне наплевать. Но приходить ко мне в офис не смей.
Ответа не последовало. Его злило, что она не возражает. Он все же предпочитал слышать ее колкие комментарии, чем полное молчание.
- Ты отвратительна. Ты знаешь об этом?
Узел галстука оказался слишком низко, и Эрик, выругавшись, стал развязывать его, чтобы повторить попытку. Он бросил взгляд на Луизу. Она по-прежнему лежала, повернувшись к нему спиной, но теперь он заметил, что ее плечи сотрясаются. Проклятье. Хорошенькое начало дня. Эрик ненавидел эти ее приступы плача и самоуничижения с похмелья.
- Прекрати. Возьми себя в руки, - проговорил он, ощущая, как необходимость постоянно повторять одни и те же слова начинает действовать ему на нервы.
- Ты по-прежнему встречаешься с Сесилией?
Вопрос прозвучал глухо, из подушки. Но затем она повернулась лицом к нему, чтобы услышать ответ.
Эрик с отвращением поглядел на нее. Без макияжа, не прикрытая дорогой одеждой, она выглядела ужасно.
Она повторила вопрос:
- Ты все еще трахаешься с ней?
Стало быть, она все знает. Такого он от нее не ожидал.
- Нет.
Он вспомнил о своем последнем разговоре с Сесилией. Больше ему не хотелось говорить на эту тему.
- Почему? Она тебе уже надоела?
Луиза вцепилась в него, как собака, у которой свело челюсти.
- Ну, хватит уже!
Из комнат дочерей не доносилось ни звука, и он надеялся, что они ничего не слышали. Задним числом он осознал, что выкрикнул эти слова довольно громко. Но сейчас у него не было сил думать о Сесилии и ребенке, которого ему придется тайно содержать.
- Я не хочу больше о ней говорить, - произнес он уже более спокойным тоном и наконец завязал узел на галстуке.
Луиза смотрела на него, открыв рот. Вид у нее был жалкий и увядший. В уголках глаз блестели слезы, губы дрожали. Она продолжала молча смотреть на него.
- Я пошел на работу. Изволь вылезти из постели и отправить девчонок в школу. Если ты еще способна на это.
Он смерил ее холодным взглядом и отвернулся. Может быть, стоит все же от нее отделаться? Как много на свете женщин, которые будут счастливы принять любые его предложения. Ее легко будет заменить.
* * *
- Ты думаешь, он в состоянии беседовать с нами? - спросил Мартин, повернувшись к Йосте. Они сидели в машине по пути к дому Кеннета, однако ни одному из них на самом деле не хотелось тревожить его сразу после смерти жены.
- Не знаю, - буркнул Йоста, явно показывая, что не хочет говорить на эту тему.
Повисла пауза.
- Как поживает ваша малышка? - спросил через некоторое время Йоста.
- Отлично! - ответил Мартин и просиял. После многочисленных неудач он уже оставил было надежду завести семью, но Пия кардинально изменила ситуацию, и осенью у них родилась дочка. Холостяцкая жизнь казалась теперь давним и не самым приятным сном.
Снова пауза. Йоста забарабанил пальцами по рулю, но перестал, поймав раздраженный взгляд Мартина.
Мобильник Мартина зазвонил так оглушительно, что оба вздрогнули. Мартин ответил, и его лицо посерьезнело.
- Мы должны ехать туда, - сказал он, положив трубку.
- Куда? Что случилось?
- Звонил Патрик. Что-то произошло в доме Кристиана Тюделя. Он только что позвонил в полицию и сказал нечто достаточно бессвязное. Но это касается его детей.
- Ах ты, черт! - воскликнул Йоста, прибавляя газу. - Держись! - сказал он Мартину, еще увеличивая скорость и ощущая неприятное чувство в животе. Ему всегда тяжело давались дела, в которых страдали дети. И эта реакция не притуплялась с годами. - Больше он ничего не сказал?
- Нет, - ответил Мартин. - Судя по всему, Кристиан был совершенно не в себе. Ничего толкового от него добиться не удалось. Так что разберемся на месте. Патрик и Паула тоже уже выехали, но мы, похоже, будем раньше их. Патрик сказал, чтобы мы их не ждали.
Лицо Мартина стало совсем бледным. Даже когда немного подготовлен, все равно тяжело приезжать на место происшествия, а сейчас они и вовсе не представляли себе, что их ждет.
Подъехав к дому Кристиана и Санны, они не стали парковаться, как положено, а поставили машину наискосок и выскочили наружу. Никто не ответил на звонок, так что они открыли дверь.
- Эй! Есть кто дома?
Услышав звуки, доносившиеся со второго этажа, они понеслись вверх по лестнице.
- Эй! Полиция!
Ответа опять не последовало, но откуда-то донеслись всхлипывания и крики детей, смешанные со звуками плещущейся воды.
Йоста задержал дыхание и заглянул. Санна сидела на полу в ванной и рыдала так, что все ее тело сотрясалось. В ванне сидели двое маленьких мальчиков. Вода вокруг них была окрашена в розовый цвет, а Санна энергичными движениями терла их мылом.
- Что случилось? Они ранены? - спросил Йоста, с изумлением глядя на мальчишек в ванне.
Санна обернулась и посмотрела на полицейских, но тут же повернулась обратно к сыновьям, продолжая тереть их.
- Они ранены, Санна? Вызвать "Скорую"?
Йоста подошел к ней, присел на корточки и положил руку ей на плечо. Но Санна никак не отреагировала. Она все терла и терла мальчишек - без особых результатов. Красное не смывалось, а, казалось, только размазывалось еще больше.
Он присмотрелся к детям и почувствовал, как пульс стал приходить в норму. Это была не кровь.
- Кто это сделал?
Санна всхлипнула и вытерла тыльной стороной ладони розовые капли, попавшие ей в лицо.
- Они… Они…
Голос надломился, и Йоста успокаивающе похлопал ее по плечу. Уголком глаза он отметил, что Мартин застыл в нерешительности на пороге ванной.
- Краска. Обычная малярная краска, - сказал Йоста, обращаясь к Мартину. Затем снова перевел взгляд на Санну. Та сделала глубокий вдох и снова попыталась заговорить:
- Нильс позвал меня. Он сидел в своей кроватке и… Они выглядели вот так. Кто-то сделал надпись на стене, и краска накапала им в кровати. Поначалу я подумала, что это кровь.
- Вы что-нибудь слышали ночью? Или под утро?
- Нет, ничего.
- Где комната детей? - спросил Йоста.
Санна указала пальцем в сторону холла.
- Пойду, проверю, - сказал Мартин и вышел.
- Я пойду с тобой, - ответил Йоста и заглянул в глаза Санне, прежде чем подняться. - Мы сейчас вернемся. Хорошо?
Она кивнула, и Йоста вышел в холл. Из детской комнаты доносились громкие голоса.
- Кристиан, поставь это немедленно!
- Я должен смыть…
Судя по голосу, Кристиан тоже еще не оправился от шока, и, войдя в комнату, Йоста увидел его, стоящего с ведром воды в руках, готового выплеснуть все содержимое на стену.
- Сначала мы должны осмотреть место преступления, - сказал Мартин, рукой загораживая дорогу Кристиану, который стоял перед ним в одних трусах. На его груди виднелись красные пятна краски, возникшие, по всей видимости, когда он помогал Санне нести мальчишек в ванную.
Кристиан снова попытался выплеснуть воду, но Мартин кинулся вперед и схватился за ручку ведра. Кристиан не сопротивлялся - выпустил ручку и стоял, слегка покачиваясь.
Теперь, когда его удалось остановить, Йоста мог сосредоточиться на том, что он пытался смыть. На стене над кроватками детей кто-то написал: "Ты их не заслуживаешь".
Красные капли стекали с букв. С первого взгляда можно было подумать, что надпись сделана кровью. Такое же ощущение возникало при виде капель в кроватках детей. Теперь Йоста понял, какой тяжелый шок пережила Санна, когда вошла в детскую. Понял он и реакцию Кристиана. Тот стоял с совершенно неподвижным лицом, изучая надпись на стене. Однако при этом он что-то бормотал себе под нос. Йоста сделал шаг к нему, чтобы разобрать слова.
- Я их не заслуживаю. Я их не заслуживаю.
Йоста осторожно взял его за руку.
- Пойди оденься, потом поговорим.
Мягко, но настойчиво он повлек его за собой в соседнюю комнату, которая, видимо, была супружеской спальней Санны и Кристиана.
Кристиан не сопротивлялся; он молча уселся на кровать, даже не пытаясь одеться. Оглядевшись, Йоста заметил халат, висевший на крючке на внутренней стороне двери, и протянул его Кристиану. Медленными, неуклюжими движениями тот натянул его на себя.
- Пойду посмотрю, как там Санна и дети. Потом спустимся в кухню и поговорим.
Кристиан кивнул. Его взгляд был лишен выражения, глаза словно остекленели. Йоста оставил его сидящим на кровати и вернулся к Мартину в детскую.
- Что тут происходит?
Мартин покачал головой:
- Дурдом какой-то. Тот, кто это сделал, явно болен. И что все это значит? "Ты их не заслуживаешь". Кого - их? Детей?
- Мы должны это выяснить. Паула и Патрик появятся с минуты на минуту. Ты можешь спуститься и встретить их? Кроме того, нужно вызвать врача. Дети, по-моему, не пострадали, но и Санна, и Кристиан пребывают в состоянии шока. Пусть лучше кто-нибудь за ними присмотрит. Я хочу помочь Санне отмыть детей, а то она с них скоро кожу сотрет.
- И еще надо вызвать криминалистов.
- Точно. Как только появится Патрик, попроси его связаться с Турбьерном, чтобы они прислали сюда свою бригаду. А наша задача - не наследить здесь.
- Во всяком случае, нам удалось спасти стену, - сказал Мартин.
- Да, большая удача.
Они спустились вниз, и Йоста быстро нашел дверь, ведущую в подвал. Лестницу освещала лишь маленькая голая лампочка, и он осторожно стал спускаться вниз. Подвал в доме Тюделей, как и любой другой, представлял собой склад всякого хлама - коробки, отправленные в отставку игрушки, ящики с пометкой "елочные украшения", инструменты, которыми, похоже, нечасто пользовались, и целая полка с малярными принадлежностями: банки, бутылки, кисточки и тряпки. Потянувшись за полупустой бутылкой с растворителем, Йоста вдруг отметил боковым зрением странный предмет. На полу лежала тряпка, испачканная красной краской.
Он быстро прочел названия на банках, стоявших на полке. Ни одна из них не содержала красной краски. Однако Йоста был уверен - на тряпке виднелись следы того же оттенка красного, что и в детской комнате. Тот, кто сделал зловещую надпись на стене, вероятно, сам перепачкался и спустился в подвал, чтобы оттереться. Йоста перевел взгляд на бутылку, которую держал в руке. Проклятье! Возможно, на ней отпечатки пальцев, которые нельзя было портить. Однако ему был необходим растворитель - мальчишек надо отмыть и вытащить из ванной. Через секунду он нашел решение, увидев пустую бутылку из-под кока-колы. Не отрывая пальцев от бутылки с растворителем, перелил часть содержимого в пластиковую бутылку, затем вернул бутылку на место. Если повезет, может быть, удастся все же найти отпечатки. И тряпка тоже может что-нибудь дать.
С пластиковой бутылкой в руке он снова поднялся наверх. Патрик и Паула еще не прибыли, но они уже явно были недалеко.
Когда Йоста вошел в ванную, Санна с прежним упорством продолжала свое занятие. Мальчики отчаянно кричали. Йоста присел на корточки возле ванной и мягко проговорил:
- Ты не ототрешь краску одним мылом. Надо использовать растворитель.
Он показал ей бутылку, которую принес с собой. Санна замерла, уставившись на нее. Сняв с крючка полотенце, Йоста вылил на него часть содержимого бутылки. Санна не сводила с него глаз. Он показал ей полотенце, а потом взял старшего мальчика за руку. Успокоить их теперь вряд ли удалось бы, ему оставалось лишь сделать свое дело максимально быстро.
- Смотри, отходит, - сказал он. Хотя мальчик извивался, как червяк, Йосте удалось дотянуться до пятен. - Сейчас мы все отмоем, и они станут чистенькие.
Он отметил про себя, что разговаривает с Санной, как с ребенком, но это, похоже, сработало - в ее глазах появились проблески сознания.
- Один готов.