Я села за рояль и немного помузицировала. Механическая память, заложенная в моих пальцах, работала прекрасно. Я с легкость вспоминала название вещей, которые играла, и имена композиторов.
Через час я поднялась, закрыла рояль и решила прогуляться.
Вышла во двор, отворила калитку и неторопливо побрела вдоль домов.
Последние дни февраля выдались холодными. Зима цеплялась за уходящее время, как ревнивая жена цепляется за неверного мужа. И, тем не менее, дни ее были сочтены.
Дни зимы, разумеется.
Моя знакомая Марийка окликнула меня первой:
– Добрый день!
– Здравствуй, Марийка! – ответила я громко.
Похоже, выбивание половиков становится у девушки навязчивой идеей.
– Ты что, каждый день это делаешь? – спросила я, указывая на очередной коврик, распростертый на снегу.
– И не говорите! – ответила девушка. – Стефан Викторович совсем с ума сошел! Велел все ковры в доме перечистить на снегу!
– Вредный какой! – посочувствовала я.
– Та нет! Он не вредный, просто чистюля, прости господи, какого среди мужиков и не встретишь…
Она повозила веником по поверхности коврика, размазывая сухой чистый снег на шерстяном узоре.
– Говорит, пока снег не растаял, нужно все вычистить, – продолжала Марийка, не поднимая головы.
– И много у вас ковров в доме? – поинтересовалась я.
– Та нет! Стефан Викторович их не любит. Говорит, ковры только пыль собирают.
– Понятно, – ответила я.
– А мне ж еще и обед готовить, – уныло продолжала Марийка перечислять свои обязанности, – и белье перестирать-перегладить…
– Ты одна в доме работаешь? – спросила я.
– Конечно! – удивилась Марийка. – Хозяин-то один живет! Только в последнее время на меня двойную нагрузку навалили.
– Что так?
– А у Виктории Васильевны горничная заболела. Вот мне и приходится временно за двоих стирать.
– Доплачивают? – спросила я небрежно, хотя не сомневалась в ответе.
Марийка вытаращила глаза.
– Та вы что! У меня и так зарплата такая, что дома никто не верит! Я за это место знаете, как держусь!
– Ясно, – ответила я.
Так я и думала. Жлоб Стефан Викторович еще тот.
Впрочем, и Виктория Васильевна хороша. Нашли на ком экономить. На девочке-провинциалке, которая, наверное, всю свою семью в Молдавии кормит.
Я давно заметила: чем больше у человека денег, тем прижимистей он становится. Но у мужчин это качество выглядит особенно отвратительно.
Мерзавец.
– Давай я тебе помогу, – предложила я от всей души.
Марийка вытаращилась на меня.
– Та вы что! Неужто белье стирать умеете?
Меня начал разбирать смех.
– А что? Не похоже?
Марийка оглядела мою переливающуюся шубу, покачала головой.
– Не похоже, – ответила она осторожно. – Неужто сами дома стираете?
– Вполне возможно, – пробормотала я сквозь зубы.
– Чего?
– Я говорю, помогу обед приготовить! – ответила я, повысив голос. – Стирать не буду, гладить тоже.
– А готовить вы умеете?
Я осмотрела свои руки в перчатках. Что-то подсказывало мне, что готовить я умею, и еще как!
Так я и ответила:
– Еще как!
– Вот интересно! – сказала заинтригованная Марийка.
– Если интересно, пошли в дом. Ты белье перегладишь, а я обед приготовлю.
Марийка еще раз с сомнением осмотрела мой блистательный внешний вид.
– Хозяева заругают, – нерешительно сказала она.
– Не заругают, – успокоила я. – Мне все равно делать нечего.
Марийка поколебалась еще минуту. Но искушение посмотреть, как "барыня" возится на кухне, оказалось сильнее.
А может, она тоже страдала от недостатка общения, как и все живущие в этом странном поселке. Несмотря на все свои деньги.
– Пошли, – сказала она наконец.
Собрала коврик, и мы двинулись к распахнутой калитке.
Дом Стефана оказался несколько меньше домов его соседей. Но все равно это был добротный кирпичный дом, насчитывающий два высоких этажа и снабженный уютной мансардой.
– Ноги вытирайте, – предупредила меня Марийка, тщательно стряхивая снег с сапог перед дверью.
Я добросовестно потоптала ногами.
– А то Стефан Викторович заругает, – объяснила Марийка и шмыгнула носом.
Я вошла следом за ней в просторный полутемный холл. Огляделась вокруг и понимающе кивнула головой.
Понятно. Дом оформлен в современном ненавязчивом стиле.
Прямо от входной двери начиналось огромное пространство, разделенное только декоративными "полуразрушенными" каменными стелами.
Это пространство включало в себя прихожую, огромный зал и просторную кухню, не скрытую от глаз гостей высокой барной стойкой.
Да и незачем было ее скрывать. Кухня красивая, дорогая, нашпигованная современной техникой.
Пространство зала было оформлено сдержанно. Кажется, такой стиль называется мебельным минимализмом.
Большой камин, выложенный неотесанными грубоватыми камнями. Огромный уютный диван, стоящий к нему боком. Столик перед диваном, и пара таких же удобных глубоких кресел с другой стороны.
Домашний кинотеатр, правда, не с таким огромным экраном, как у Максима. Примерно семьдесят два по диагонали.
Бар у противоположной стены. Стеллажи с аудио- и видеокассетами.
Все.
Впрочем, недостаток мебели в комнате в глаза не бросался, благодаря множеству разнообразных деталей интерьера. Напольные вазы, сделанные в виде греческих амфор, светильник, оформленный в том же греческом духе, напольные часы, уж не говоря о всяческих хрустальных вазах, ракушках, подсвечниках…
Но главным украшением дома, как я понимала, был портрет хозяина, висевший над камином.
Нарисованный Стефан Викторович встречал входящих гостей лицом к лицу и выглядел на холсте еще лучше, чем в жизни. Очевидно, художник, писавший Стефана, принадлежал к модной сейчас школе "лакировщиков". Школа, раньше называемая так с презрительной гримасой, ныне процветает, благодаря плохому вкусу богатеньких Буратин, которым нравится все глянцевое и блестящее.
"Красивенькое", как они выражаются.
– Нравится? – спросила Марийка благоговейным шепотом.
– Нет, – ответила я, не успев подумать.
– Нет? – удивилась девушка.
Отступать было поздно.
– Нет, – подтвердила я. И тут же напомнила:
– Давай делом заниматься. Что ты собираешься готовить?
– Борщ, – ответила Марийка. И деликатно спросила:
– Помните?
– Как его готовить? – договорила я. И успокоила собеседницу:
– Прекрасно помню.
– Тогда подождите минуточку, – заторопилась Марийка. – Я сейчас быстренько белье в машину запихаю и вернусь. Вы будете готовить, а я гладить. И поговорить сможем.
– Здорово! – воодушевилась я.
Марийка удалилась, а я поднялась по трем широким ступеням, вошла в пространство, отведенное гостиной, и еще раз огляделась.
Марийка сказала правду. Ковров здесь практически не было. Только перед диваном лежал тоненький шерстяной палас, который при всей своей внешней непрезентабельности наводил на мысль о старинных молельных ковриках.
Пол в доме Стефана был не паркетным, а деревянным. Знаете, такой современный вариант: обтесанные, плотно пригнанные друг к другу и покрытые лаком.
Даже если Стефан принимал какое-то участие в ограблении своего магазина, то под полом он спрятать похищенные ценности не мог.
Это было просто невозможно.
Я подошла к камину и осторожно опустилась на диван.
Сиденье мягко спружинило подо мной, как кресло "Боинга", и уютно обволокло тело.
Да, Стефан Викторович у нас сибарит. Как это сказала Элла?
"Привык к определенному уровню".
Ну-ну…
– Удобно, правда? – спросила Марийка, возвращаясь назад с грудой неотглаженного белья.
– Удобно, – не стала я отрицать очевидное.
– Вам тут совсем не нравится? – бесхитростно спросила Марийка. Она разложила белье на барной стойке и принялась встряхивать его. – По-моему, красивенькая комната.
– Красивенькая, – согласилась я. – Даже слишком красивенькая. Как на картинке. И полы красивенькие…
– Так это новые положили, – бесхитростно откликнулась девушка. – Раньше у нас паркет был. Дубовый. Не то, что сейчас.
– Да? – удивилась я. – И зачем вам понадобилось его менять?
– Так переломали у нас все полы! – ответила Марийка.
– Кто переломал? – не поняла я.
– Так швейцарские сыщики! Искали чего-то в доме… Все переворошили, везде с какой-то железкой ходили…
Марийка повозила руками возле ушей и пояснила:
– С наушниками… Знаете?
– Металлоискатель, – подсказала я, глядя в пространство.
– Во-во, – обрадовалась Марийка. – Металлопискатель. Он пищит, да? Как в самолетах?
– В общем, да, – не стала спорить я.
– Ну вот, – продолжала Марийка, встряхивая пододеяльник и расправляя крупные морщины. – Все перевернули, полы разворотили, каждую баночку вытрясли… Что у нас дома творилось! Ужас! Пришлось полы заново класть. Только у Стефана Викторовича уже денег не было, чтоб дубовый паркет положить. Пришлось простые доски стелить.
Она подумала и с горечью добавила:
– А поломанным паркетом мы камин топили… Вот так…
– Не повезло, – фальшиво посочувствовала я.
– Не говорите, – махнула рукой Марийка. – После этого разгрома Стефан Викторович и уволился.
– Сам уволился или его уволили? – уточнила я.
Марийка удивилась.
– Конечно, сам! Кто же после такого не обидится? Наплевали человеку в душу! Вот Стефан Викторович и обиделся.
– Понятно, – ответила я.
Марийка аккуратно сложила последний пододеяльник, пошла на кухонную территорию и вернулась оттуда с фартучком.
– Вот, – сказала она. – Наденьте, а то испачкаетесь.
Я послушно надела на плечи розовые лямки с оборочками. Повернулась спиной к Марийке, и она завязала за моей спиной бантик.
– Ну вот, – резюмировала она, полюбовавшись со стороны на дело своих рук. – Так хорошо будет. И розовое вам идет… А у вас свои волосы такие рыжие?
– Можно мне помыть руки? – спросила я деловито, проигнорировав вопрос.
– Ой, конечно! – спохватилась Марийка. – Идемте со мной, ванную покажу…
Ванная в доме Стефана была просторной, но очень скромно оформленной.
– Кафель тоже посдирали, – проинформировала меня Марийка недовольно. – Вы бы видели, какой у нас был кафель! Итальянский эксклюзив! А потом пришлось чешскую плитку положить.
– Ну, ничего, – утешила я бодрым тоном. – Так тоже симпатично.
Марийка пренебрежительно скривила рот.
– И чего тут симпатичного? – сказала она с ревнивой интонацией члена привилегированного клана. – Дешевка!
Я тактично скрыла улыбку.
На кухню мы вернулись вдвоем.
Марийка разложила на свободном пространстве гладильную доску, подтащила поближе тройник.
– Продукты в холодильнике, – проинформировала она меня. – Найдете?
– Найду! – ответила я, открывая дверцу объемного двухкамерного "Боша".
Марийка залила в прозрачный колпачок утюга дистиллированную воду и включила его в сеть.
– А вы, правда, ничего не помните? – спросила она меня, не сумев обуздать любопытство.
– Правда, – ответила я, яростно кромсая капусту.
– Ловко как шинкуете, – отметила Марийка вполголоса. – Похоже, правда, умеете… Вот странно, про себя ничего не помните, а про то, как капуста шинкуется, помните.
– Сама удивляюсь, – ответила я.
Марийка подняла утюг и плюнула на его тефалевую поверхность.
Поверхность зашипела как змея.
– Можно было на распылитель нажать, – посоветовала я, не оборачиваясь. – Вода бы тоже зашипела, если б утюг разогрелся.
– И не говорите! – с раскаянием подхватила Марийка. – Деревня! Все время забываю! Раньше-то таких утюгов не было, ну и плюю по привычке.
– Ладно, привыкнешь, – ответила я.
Несколько минут мы работали молча. Я быстро и ловко шинковала овощи, Марийка гладила постельное белье.
– Тебе здесь не скучно? – наконец спросила я.
– Очень скучно, – откликнулась Марийка. – Целый день одна да одна.
– А почему одна? – не поняла я. – Почему ни с кем не общаешься?
– Да с кем?
– Ну, хотя бы с женщинами, работающими в соседних домах… Неужели совсем не встречаетесь?
– Почти нет, – ответила Марийка, возя утюгом по пододеяльнику. – Пересох, зараза… Хозяева не велят.
Я так удивилась, что обернулась к ней.
– Почему?
– Не знаю, – ответила Марийка, не глядя мне в глаза. В ней явно боролись два чувства: желанием поделиться со мной чем-то запретным и опасение ляпнуть лишнее. Наконец первое желание победило, и Марийка осторожно сказала:
– Слуги-то много знают.
– А! – ответила я коротко.
Плохо дело. Похоже, что об отношениях Эллы и Стефана знают абсолютно все. Бедный Максим.
– Так вот бывает, – продолжала Марийка злорадно. – И муж есть, и деньги есть, и дом есть, и ребенок… А все никак угомониться не может!
– Где томатная паста? – оборвала я Марийку.
– В морозилке, – ответила Марийка. И прежде чем она открыла рот и продолжила обличать некоторых богатеньких потаскушек, я быстро отвлекла ее внимание новым вопросом:
– Ты сегодня ночью ничего не слышала?
– В каком смысле? – не поняла Марийка.
– Я ночью проснулась от каких-то хлопков. Сначала подумала, что выстрел…
– А-а-а, так это в соседнем доме пировали, – объяснила Марийка. – Это у них часто бывает. И только по ночам.
– А кто там живет? – спросила я на всякий случай.
Марийка пожала плечами.
– Та кто ж его знает? Одни говорят одно, другие другое…
– А прислуга там есть?
– Не-а, – безмятежно ответила Марийка, наглаживая пододеяльник. – Никого нет. Даже сторожа. По выходным обычно машина приезжает. Здоровенная такая, с темными стеклами. Ну и начинается веселье… Летом шашлыки жарят, зимой в бане парятся… Голоса только мужские слышала, женского ни разу. А кто там живет – понятия не имею.
– Понятно.
Мы помолчали еще немного.
– А другие соседи тебе нравятся? – задала я провокационный вопрос, но Марийка оказалась не так проста.
– Нравятся, – ответила она, покосившись на меня. – Максим Леонидович вежливый такой… и Элла Сергеевна красивая.
– А Виктория Васильевна?
Марийка сделала неопределенный жест бровями
– Умная она, – признала Марийка сурово. – Да и как иначе? Рассчитывать-то не на кого! И Александр Николаевич умный…
– Александр Николаевич? – озадачилась я. – А-а-а! Саша!
– Афганец бывший, – пояснила Марийка. Подумала и добавила:
– Только боюсь я его.
– Почему?
– Так афганец он!
– Ну и что?
– Как что? У них у всех голова не в порядке! Как замкнет, так и начинают всех вокруг убивать!
– И кого он здесь убил? – поинтересовалась я сквозь беззвучный смех.
– Убить пока не убил, – неохотно признала Марийка. – Зато избил ногами, как собаку!
– Кого? – удивилась я.
Представить себе сдержанного Сашу, бьющего соседа по дачному поселку ногами, как собаку, у меня не получилось.
– Так Стефана Викторовича!
Я беззвучно отложила в сторону нож и вытерла руки о фартук.
– Саша избил Стефана? – переспросила я медленно.
– Так говорю же! Ногами бил! Шофер Максима Леонидовича разнять хотел, так его об забор долбанули! Он даже сознание потерял!
Я молча смотрела в окно.
– Правда, он потом извинился, – призналась Марийка.
– Саша извинился?
– Ну, да!
– Перед кем? Перед Стефаном? – не поверила я.
– Перед шофером. А со Стефаном Викторовичем они с тех пор не разговаривают.
– Вот, значит, как, – сказала я. Подумала еще немного и потянулась за ножом.
– Вот так, – подтвердила Марийка.
– Давно они подрались?
– Не очень. Осенью.
– А из-за чего, не знаешь?
– Никто не знает, – ответила Марийка философски. – Виктория Васильевна уж и так, и эдак хозяина пытала: из-за чего подрались да из-за чего подрались… Молчит.
Я бросила в закипевший бульон нашинкованную капусту и картошку.
– Вот и все, – сказала я и сделала поменьше огонь под сковородкой. – Сейчас капуста сварится, зажарка подойдет и можно все соединять.
– Ловко! – восхитилась Марийка.
– Да что там возиться, когда бульон готов! – отмахнулась я.
– Я всегда заранее варю, – похвасталась Марийка. – Вечерком.
– Молодец, – оценила я. – Ну, как твои дела? Догладила?
– Последнюю простыню заканчиваю, – ответила Марийка. Остановилась и растерянно уставилась на меня.
– Господи! И не заметила, как все дела переделала!
– В четыре руки быстрей.
– И веселей, – с энтузиазмом поддержала Марийка.
– Это точно.
Я пошла к платяному шкафу, встроенному в стену прихожей.
– Зови, если скучно будет, – сказала я, доставая шубу.
– А хозяева не заругают? – вновь опасливо уточнила Марийка.
– Не заругают. Мне скучно дома сидеть и ничего не делать.
Я открыла дверь и повторила с порога:
– Зови, если помощь понадобится. И не забудь про зажарку, я огонь не выключила.
– Спасибо! – ответила мне Марийка.
Я кивнула ей и закрыла дверь.
Вышла из калитки и, не торопясь, побрела к дому.
Но так уж получилось, что сегодняшний день был днем встреч.
– Аня! – окликнул меня знакомый голос.
Я обернулась. Меня догонял афганец Саша с непредсказуемо опасной головой.
– Гуляете? – спросила я вежливо.
– Гуляю, – весело согласился он.
Саша был одет по-походному. Возле его ног вилась белоснежная красавица лайка.
– Ваша? – спросила я, указывая на собаку.
– Моя.
– А погладить можно?
– Подождите, я вас сначала представлю.
Саша протянул руку в мою сторону, щелкнул пальцами, привлекая внимание пса.
Лайка замерла. Темные собачьи глаза уставились мне в лицо с выражением напряженного ожидания.
Честно говоря, я испугалась. Таким красноречивым жестом собак натравливают на добычу.
– Друг, – сказал Саша строго.
Лайка чихнула и уселась на хвост, свернутый колечком.
– Протяните ему руку, – сказал Саша. – Он должен вас обнюхать.
Я нерешительно вытянула вперед руку. Пес потянулся мордой к моей ладони и на секунду коснулся ее холодным носом.
Тут же дернулся назад и почему-то облизнулся.
– Вот теперь можете его погладить, – разрешил Саша.
Я осторожно коснулась белой, удивительно мягкой шерсти между торчащими ушами.
– Это "он"? – спросила я, поглаживая голову собаки.
– Кобель, – подтвердил Саша. – Мы с ним старые холостяки. Тобол!
Пес насторожился и встал.
– Это его так зовут? – спросила я.
– Так и зовут. По месту рождения.
– Вы были в Сибири?
– Где я только не был, – ответил Саша несколько хмуро. – Но мне его, вообще-то, подарили. Есть у меня приятель-охотник, он на лайках просто помешан. Вот и мне презентовал…
– А вы не охотник? – спросила я невинно.
Саша фыркнул:
– В моем-то возрасте.