Каждый умирает в своем отсеке - Виктор Рябинин 24 стр.


* * *

…Ближе к обеду где-то рядом затрезвонил его мобильный телефон. Андрей от этого проснулся и, убедившись, что на табло высветился Наташин номер, с легким сердцем нажал кнопку "Ответ". Голос девушки прерывался всхлипами. Говорила она торопливо и сбивчиво, но он ее понял. История была такая. Часов в 10 утра к ней приехал милицейский патруль в сопровождении охранников Павла Николаевича. Приказали быстро собираться, а сами что-то искали, рыская по комнатам. Затем насильно затолкали ее в машину, прыснули чем-то в лицо из баллончика и увезли за город. Очнулась она в коттедже. Сперва ее заперли в комнате. Затем пришел какой-то кавказец, сильно ее избил и обещал впоследствии изнасиловать и убить.

– Чего они от тебя хотят? – спросил Андрей, чувствуя закамуфлированный подвох.

– Все время спрашивают какие-то документы… Мне страшно, Андрюша! Спаси меня, миленький!

Андрей вспомнил, как еще несколько часов назад она отдавалась страсти так же искренне, как сейчас умоляла о помощи. Ей, наверное, любая роль по плечу, подумал он, прекрасная актриса, просто превосходная! Интересно, что она ответит, если он спросит, как ей удалось позвонить в столь затруднительной ситуации, будучи избитой и находясь взаперти. Конечно, Пашка и его бандиты могли обставить дешевую ловушку более убедительно и экзотично, но, очевидно, посчитали, что для него и так сойдет. Этот звонок, конечно, и очередной знак от Константина Сергеевича Визгунова. Он через Наташу как бы предупреждал его, мол, не ерепенься, мужик. Ты против меня еще сопляк. Если захотим найти, то обязательно вычислим, дело только во времени. Отдай документы и получишь свою бабу.

Словно в подтверждение его мыслей в трубке раздался грубый мужской баритон:

– Слышь, ты, козел… Если не приедешь, то девку твою мы порешим. Сначала пустим по кругу, а потом пришьем. Понял, козел? Даю тебе два часа. Время пошло…

Затем трубка снова оказалась в руках у девушки:

– Андрюша, любимый мой, мне страшно…

– Адрес, – упавшим голосом пробурчал Андрей, состояние которого в эту минуту было скорее импульсивным, чем осторожным. – Ты знаешь, где находишься?

Она, естественно, знала: четырнадцатый километр Логойского шоссе, поворот налево, где указатель "деревня Вербицкие", последний трехэтажный коттедж, за забором из красного кирпича.

– Нам повезло, что у тебя такая хорошая зрительная память.

– Ой, Андрюша, они здесь так зло смотрят… Спаси меня…

Впечатление было такое, что тот, кто во время разговора стоял рядом с Наташей, отнял у нее мобильный телефон. Ну да бог с ними. Андрей решительно стал собираться. Он ни на минуту не сомневался, что все эти звонки и причитания процентов на 99 – наивная ловушка для провинциального идиота, за которого его, очевидно, принимал Пашка. Но оставался еще один процент, что девушка на самом деле похищена и нуждается в его помощи. И хотя в это верилось с трудом, Андрей не мог трусливо остаться в стороне. Будь что будет, каждый умирает в своем отсеке!

– Ты что, уже уходишь? – Маленький Лешка тронул Андрея за рукав куртки. – Дедушка сказал, чтобы я тебя никуда до его прихода не отпускал.

– Леша, хочу с тобой поговорить, как мужчина с мужчиной. Мне нужно уйти. Это очень важно. Ждать дедушку я уже не могу, нет времени. Ты ему передай деньги и вот эту записку.

Пока гордый от важности за поручение Лешка с опаской держал в руках пачку заморских купюр, которые Андрей заработал за свою поездку в Лейпциг, моряк быстро набросал несколько строк на листке блокнота. Так, мол, и так, спасибо за все, позвонила Наташа, еду. Иначе поступить не могу.

– Ну, прощай, Леша, слушайся дедушку. Он у тебя отличный мужик. Держи, вот тебе на память, – Андрей протянул мальчику свой мобильный телефон, который, скорее всего, теперь ему уже не пригодится.

– Ты когда снова к нам придешь? – Широко раскрытые глаза рыжеволосого Лешки выражали искреннее любопытство.

– Как закончу свои дела, так и приду. Прощай, малыш…

30
Крысы убегают первыми

Абражевич ел овсянку, заправленную медом и черной смородиной. Хотя мед он не любил с детства, смородиновый запах начисто перебивал специфический медовый привкус, и обычно это было вкусно. Но сегодня каша явно горчила, и он знал отчего. Это нервы. Второй день жил с тяжелым ощущением, что сверху обязательно упадет на голову кирпич неприятностей. Такого рода предчувствия его редко обманывали.

Беда ворвалась в его дом с ранним телефонным звонком. Абражевич нервно схватил трубку и сразу понял, что пора сушить сухари. Звонил Павел Николаевич, сообщивший, что ночью ограбили офис и вскрыли сейф. Похитили документы.

– Какие документы? – Абражевич автоматически положил руку на грудь, словно намеревался придержать ладонью сердце, ухнувшее в желудок.

– Правильно мыслишь, Василий Васильевич, – хмыкнул в трубку Пашка. – Не хотел бы я, чтобы эти бумажки попали в чужие руки.

– Кого подозреваешь?

– Нескольких. Но в первую голову своего дружка-морячка.

– А что Константин Сергеевич говорит?

– Он тоже так думает.

Абражевич зябко поежился.

– Что собираешься предпринять?

Павел Николаевич возбужденно гоготнул:

– Сегодня повяжем, допросим с пристрастием и потом замочим. Хватит цацкаться, обнаглел совсем. Я ему хорошую работу, а он мне… Короче, это мое дело.

– Ты что, ты зачем мне все это говоришь? Я тут ни при чем!

– А чтобы ты, дорогой подельник, в курсе был! Вместе катались, вместе на зоне и саночки возить…

В ужасе Абражевич опустил трубку на аппарат. Вот тебе и предчувствие, вот тебе и тот самый кирпич. Заметался по квартире, попутно огрел ногой ни в чем не повинного кота. Кое-как оделся, выскочил на улицу. Из телефона-автомата перезвонил сообщнику.

– Не смей, слышишь, ты, урод! – завопил в трубку. – Ты во что меня хочешь втянуть?

– Ай-яй-яй! – развеселился Павел Николаевич. – Какие мы нежные, деликатные и пушистые! Так вот, толстая задница, слушай сюда: дела наши – хуже не бывает. Самое время, как на флоте говорят, кричать "Полундра!" и прыгать за борт. Знаешь, с тонущего корабля крысы первыми улепетывают. Но мы так делать не будем. Если что, то ты нас отмажешь через своих дружбанов в правительстве. Если не отмажешь, то сидеть будем вместе и я не поручусь за то, что в первые три дня из тебя там не сделают первоклассного петушка. Ты понял свои перспективы, дорогой Василий Васильевич?

Абражевич был в состоянии, близком к истерике. Он отпустил водителя и поехал на работу городским транспортом. Нужно было выиграть время, чтобы хорошо подумать и все взвесить. Пять троллейбусных остановок прошагал пешком. По старой студенческой привычке ему хорошо думалось на ходу. Да и светлый, налившийся солнечным соком денек располагал к прогулке.

Паниковать раньше времени не стоит, думал он. Эту зарвавшуюся уголовную сволочь сдам за милую душу. Он даже перекреститься не успеет. Хорошо бы, конечно, заглянуть хоть одним глазком в пропавшие бумаги. Вряд ли там может быть серьезный компромат на него. Он всегда был настороже, но, разумеется, за несколько лет, собирая по крохе, и дурак накопит кучу дерьма. Там – непонятная денежная расписка, в другом месте – соучредительство в канувшем в небытие фонде, несколько пикантных фотографий, ну и прочее такое, что, сваленное вместе, может произвести негативное впечатление на обычного человека. Факты, как известно, сами по себе не имеют никакого значения, важно их истолкование. Заказывает музыку всегда тот, кто за нее платит. Если задаться целью, на основании одних и тех же фактов можно скомпрометировать святого и, напротив, самого отпетого злодея выставить невинным младенцем. Нынешняя политическая жизнь, когда высокие репутации возникают и рушатся наподобие карточных домиков, дает множество подтверждений этой мысли. Да черт с ней, с философией, есть дела поважнее.

Абражевич присел на укромную скамейку в скверике, недалеко от метро, закурил и прикрыл глаза, подставив лицо теплым солнечным лучам. Предстояло прийти к какому-то решению и определиться. Депутатство даст ему неприкосновенность и большой резерв во времени, но резко ограничит возможности в бизнесе. В сущности, момент для такого маневра самый благоприятный, и, возможно, сегодняшние неприятности надо расценивать как знак Божественного провидения.

На скамеечку к Абражевичу подсела девочка лет пятнадцати и попросила закурить. Одета она была вызывающе, а глаза были подведены почти до висков, как у заморской куклы. Подрабатывала, видно, прямо с утра, вместо школьных занятий. "Все-таки падение нравов ужасное, не то, что при коммунистах, – с огорчением подумал Абражевич. – Американцы хитро запустили на постсоветское пространство свою массовую культуру, и на молодежь она подействовала сильнее, чем радиоприемник на дикарей Полинезии. У нас еще терпимо, а вот у соседей, судя по всему, полный завал".

– Что вокруг происходит? Не поймешь! – задумавшись, вслух произнес Абражевич.

– Вы о чем это, дяденька? – заинтересовалась девочка, томно закатывая глаза.

– Про то самое… И давно ты куришь?

– Сейчас все курят.

– И какая у тебя такса?

Девочка ничуть не смутилась, напротив, заинтересованно придвинулась к нему поближе. В глазенках появился озорной огонек.

– Если хотите, то договоримся, недорого…

– Выпороть бы тебя ремнем, – Абражевич был откровенно возмущен, но девочка отнеслась к его словам, как профессиональная путана.

– Нет, – с тонким пониманием вопроса ответила она. – Так я не хочу. Но у меня есть подружка, которая обязательно согласится. Хотите, позвоню?

Абражевич молча встал и, не оглядываясь, пошел к метро. Девочка прокричала вслед что-то оскорбительное, очевидно насчет его потенциальных возможностей и жадности, но слов он не разобрал. На работу пришел почти вовремя и до обеда успел переделать массу дел. Но чем бы он в этот день ни занимался, в голове постоянно зудело: пора принимать защитные меры, а то пропадешь. В конце дня не удержался и набрал номер старого приятеля, работавшего в прокуратуре:

– Коля, это я, узнаешь?

Тот узнал, но радости не высказал.

– Чего тебе надобно, старче?

Абражевичу стало обидно. Когда-то они вместе комсомолили и считались почти друзьями. Неужели верный кореш перескочил в другой окоп?

– Ты чего вечером делаешь, Коля?

– Особо ничего.

– Давай вместе поужинаем?

– Опять припекает?

– Не сильно, но дымком тянет…

Договорились, что часам к семи Абражевич заедет в прокуратуру.

31
На крюке

Избитый в кровь, оглушенный профессиональными и точными ударами в голову, Андрей был подвешен за руки к большому чугунному крюку, торчащему из бетонной стены гаража в полуподвале коттеджа…

…Как только такси, которое он поймал, выйдя из гостеприимной квартиры Ивана Петровича и маленького Лешки, свернуло с шоссе и, миновав небольшой перелесок, покатило меж картинно красивых загородных особнячков, в хвосте нарисовался знакомый джип. Откуда он взялся, можно было только догадываться. Наверное, решил Андрей, караулили у поворота и сразу же поехали за ним. У ворот без труда найденного по описанию Наташи коттеджа из джипа выскочило трое мордоворотов. Они подхватили Андрея под руки и потащили к массивной калитке. Сопротивляться было бесполезно, и Андрей успел подумать, что его рыцарское отношение к женщине, как и ожидалось, сыграло с ним злую шутку.

В подвале, ни о чем не спрашивая, его принялись избивать уже другие быки, у которых на лицах были маски. Сперва он пытался уклоняться и даже наносил удары в ответ, но, как говорится, "против лома нет приема". Его сбили с ног у стены и, расположившись полукругом, наносили удары носками ботинок, кроссовок и даже сапог…

– Ну, что, служивый, поговорим, – добродушный голос показался пленнику знакомым.

Андрей ворохнулся, и оказалось, что онемевшие от впившейся веревки руки у него все-таки имеются. С трудом открыв глаза под заплывшими от гематом валиками век, он разглядел Семена Петровича Барсукова, который ласково глядел на Андрея и по привычке поправлял свои традиционные нарукавники.

– И вы здесь, Семен Петрович, – проговорил Андрей, удивляясь глухости своего голоса. – Если милиция заодно с бандитами, значит, интересы у вас общие. Чего ж тянете. Прикончили бы, да и дело с концом…

– Это я не в курсе, как с тобой обойдутся, милок, – пояснил Барсуков. – Мне велено дознаться, куда ты документы спрятал.

Рядом с Семеном Петровичем стояли двое подручных – мускулистые, обнаженные до пояса – и почему-то в масках. Тот, что справа, был спокоен, а левый не мог устоять на месте и по всему было видно, что норовит лишний раз засветить Андрею в живот.

– С вами, с шестерками, говорить не буду. Позови Павла, хочу ему в глаза посмотреть. Мы с ним сами разберемся…

– А может быть, тебе нужен не Павел Николаевич, а священник, – улыбнулся Барсуков. За свою длинную и бесперспективную службу он выучил множество шуток, которыми любил обмениваться с задержанными и подследственными. Насчет узника зловещего подвала у него четкое указание: не уродовать, не доводить до крайней точки, а просто часика два попинать, подвесить на крюк и попытаться выпытать, где спрятаны документы. Такое задание по сердечной склонности подходило ему более всего. Он предпочитал тонкую ювелирную обработку жертвы силовому нажиму и мордобою, потому как ломать руки и ноги считал признаком бессилия. Не нравилась Барсукову и еще одна деталь. Сегодня в коттедже создалась недопустимо нервная обстановка и понаехало много лишних людей из города: три помощника Павла Николаевича, люди Визгунова, вечно сующие свои крысьи носы везде, где только надо и не надо. Непонятно для чего привезли даже какую-то смазливую сучонку Наташку с наказом чуть ли не пылинки с нее сдувать. Пришлось отвести ее в гостевую спальню и выставить охрану, чтобы кто из ребят случаем не позарился. А вот час назад позвонили и сообщили: сам Павел Николаевич вот-вот заявится, конечно, с целой кодлой, и еще непременно с ним приедет чокнутый особист, а они терпеть друг друга не могут. Причина взаимной неприязни Барсукова и Визгунова лежала на поверхности. Дело даже не в том, сотрудники МВД и КГБ издавна недолюбливали друг друга. Барсуков считал, что дело было в личных амбициях принципиального свойства. В спецслужбах существовало разделение на "белую" и "черную" косточки, между которыми вражда велась на уровне подсознания, и Костя Визгунов, надувая щеки, всегда изображал из себя этакого всемогущего профессионала, который видит всех насквозь, но даже пальчик не замарает, чтобы довести интересуемый объект до кондиции. Таким чистюлям Барсуков знал истинную цену. Изворотливые, подлые твари, не имеющие за душой ничего, кроме непомерной гордыни. Если такому доверишься, то он не только подведет под монастырь, но и обязательно постарается сверху навалить кучу дерьма, просто так, из куража и для пущего запаха. А вот парень, который висит на крюке, ему понравился еще в отделении милиции, когда ему дали указание проверить того на "вшивость". Нормальный мужик, своих никогда не сдаст. Тут надобно применять психотропные средства, иначе ничего не узнаешь.

– Давай так, – миролюбиво предложил Барсуков Андрею. – Ты пока тут побрыкайся, подумай о своей никчемной жизни, а я сделаю перерыв на обед. Язва у меня, голубчик, ты уж извини. Режим. Надоест висеть, шумни, ребята мне передадут. Снимем тебя, чарку налью, разве плохо, а?

– И отпустишь восвояси? – мрачно пошутил Андрей.

– А почему нет? Расскажешь, где документики упрятал, и гуляй. Других грехов за тобой не числится. Если же опасаешься, что кокнут, то зря. У нас все по закону.

Барсуков подождал еще какое-то время ответа, но не услышав ни слова, махнул рукой и пошел к выходу. За ним последовали двое подручных. У двери один из них задержался, снял маску и с улыбкой посмотрел на висящего Андрея. Это был Абу Бароев по кличке Чечен. Уж кого Андрей не ожидал здесь увидеть, так это Бароева. Кавказец поднес ребро ладони к своему горлу и, улыбаясь, показал, как он в скором времени зарежет своего давнего недруга. Андрей плюнул в его сторону и закрыл глаза. Стало понятно, почему, когда его били люди в масках, один из лихих парней старался особо усердно. Это, конечно, был Абу. Опять вспомнился Серый, погибший в Чечне. Хорошо, что он уже не узнает, в какого монстра и бандита превратился Пашка. Был же нормальным парнем, а потом…

…Недолго Андрей оставался со своими мыслями. Не прошло и десяти минут, как дверь снова отворилась и в камеру пыток юркнула Наташа. Она была здесь не к месту особенно свежа и хороша, и пахло от нее так, как еще недавно ночью, когда они любили друг друга. Увидев Андрея, висящего на крюке, почти голого и окровавленного, девушка вскрикнула:

– Андрюшенька, да что же они с тобой сделали?!

– Ничего особенного, – как можно спокойнее ответил Андрей. – Ты позвонила – я приехал. Пока меня подвесили, а затем, думаю, прикончат. Так что, милая, спасибо тебе за все. И зря ты с ними связалась. Это опасные звери, для которых человеческая жизнь стоит копейку.

– Сейчас, сейчас, – торопилась Наташа. – Сейчас я тебе помогу.

Она подставила табурет, ловко взобралась по Андрею, как по стволу дерева к крюку, и перерезала веревку на запястьях. Он гулко рухнул вниз, надломился в одеревенелых коленях и распластался на цементном полу. Наташа пыталась его поддержать, но Андрей для нее был слишком тяжел, не осилила и упала рядом. Так и лежали с минуту в нелепых позах. Наконец Андрей сел, привалясь к стене, и принялся разминать затекшие кисти, шевелить, двигать руками, словно проверяя, все ли у него на месте.

– Извини, что в таком виде тебя встречаю, – фраза Андрея походила на шутку, но он на самом деле испытывал дискомфорт от почти полного отсутствия одежды.

В ее глазах застыло странное выражение, которое трудно имитировать: сострадание, смешанное с ужасом. Наконец Наташа пришла в себя, тоже села и достала из кармана сигареты.

– Будешь?

– Давай. Покурить перед смертью – самое то.

– Андрюша, я ведь думала, что ты с ними заодно. Мне сказали, что у вас обычное недоразумение.

– Так оно и есть.

– Неправда, Андрюша. Они меня обманули. Я сегодня подслушала. Если ты отдашь им какие-то важные бумаги, то они тебя тут же убьют.

Произнося это, она в испуге по-женски прикрыла ладошкой рот. Андрей спокойно затянулся и спросил прямо:

– Ты, моя хорошая, давно на них работаешь?

Девушка не отводила глаз, в них уже не было страха, а только трогательная мольба, как у ребенка, слова которого взрослыми не принимались в расчет.

– Я понимаю, ты мне теперь не поверишь, но я на них не работаю. Да, иногда выполняла отдельные поручения, деньги очень нужны, мама болеет…

– Чьи поручения?

– Дяди Павла. Он просил этого не говорить тебе, но я теперь скажу: он на самом деле мой родной дядька, младший брат моей мамы, а я его племянница. Но наша семья бедная, а он богатый. Фирмач, бизнесмен. А вот оказывается… Андрюша!

Пораженный ее словами, Андрей даже не сразу понял, что она к нему обращается.

– Чего?

– Андрюша, ты ведь не бандит, правда?

– Нет, не бандит. Поможешь мне?

– Как?

– Кто там за дверью?

Назад Дальше