– Ты ведь только прикидываешься шлангом, а на самом деле ты жук, – заметил Расторгуев. – Жучара! Но я тебя за это люблю. Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Извините за то, что я вас подвел, – глядя на Василия ясными светлыми глазами, сказал Андрей. – Вы были правы. Та девчонка... Она не стоила...
– Ладно, можешь не выпендриваться, – прервал его Василий.
Андрей умолк.
– Ну иди, я тебя на сегодня отпускаю, – позволил Расторгуев. – Завтра приезжай с утра, как обычно.
– А ключи?
– Какие ключи?
– От машины. У меня их забрали.
Расторгуев забрал у Боксера ключи от джипа и бросил их Андрею.
– Завтра к девяти, – напомнил ему.
Андрей улыбнулся:
– До свидания.
В комнату, где сидел смотрящий центровых Сева Маленький, втащили под руки окровавленного Андрея. Поставили на колени перед креслом Севы.
– Ты меня искал? – с любопытством разглядывая шофера Расторгуевых, спросил Сева.
Андрей пошевелил разбитыми губами.
– Зачем?
Хохол, с которым Андрей встречался накануне в бильярдной, прошептал что-то Севе на ухо.
– Отойди, сам разберусь. Так ты говоришь, что мой человек у Расторгуевых продался, а?
Андрей утвердительно кивнул головой.
Маленький задумался. Вышел из комнаты, сказал своим:
– Вызовите ко мне шпиона.
Его собственные предчувствия оправдывались. Но можно ли верить шоферу Расторгуевых? Этот-то какой интерес имеет, закладывая врагам своего?
– А ты чем докажешь, что правду говоришь?
Андрей вытер рукавом кровь, сочащуюся из разбитого носа.
– Я хочу сдать тебе Василия, – сказал он.
Сева удивленно скривил рот:
– Ты хочешь мне сдать Василия? С чего это?
– В обмен, – проговорил шофер. – Ты должен убрать Али-хана.
– Да ты, пацан, совсем меру потерял, – несильно толкая Андрея носком ботинка, заметил Сева, но предложение его заинтересовало. – А Али-хан тебе чем не понравился?
– Это личная месть.
Сева пожал плечами:
– Однако ты круто берешь, пацан... Так что там про Василия? Как ты собираешься его сдать? Выкладывай.
Андрея подняли с пола и посадили на стул.
Он стал рассказывать про свой план.
Сева Маленький слушал его, молчал и думал. И в какой-то момент понял, что этот пацан, сидящий перед ним, говорит дело.
Вошел Хохол, шепнул Севе:
– Шпион приехал.
Сева прервал Андрея жестом:
– Подожди-ка, сынок. Я скоро. Покараульте его на всякий случай, – кивнул он своим. – Да морду ему дайте обмыть, весь в кровянке... И накормите.
Шпион, как обычно, сидел на стуле вразвалочку, без разрешения пощипывал хозяйский виноград, стоящий в вазочке на столе.
– Че вы меня с места дергаете, е-мое? Я же не могу по первому вашему свистку прибегать, – нагло заявил он, глядя на Севу. – Че я Расторгуеву скажу: "А, братан, извини, меня твой враг-центровой на стрелку вызывает?" Так, что ли?
Сева повернулся к нему спиной, покопался в ящике стола. Неожиданно развернулся и выстрелил в шпиона. Тот от удивления поперхнулся виноградиной. Перевел взгляд вниз, взялся руками за живот, пытаясь заткнуть бьющую струей кровь.
На звук выстрела вбежали охранники Севы, застыли на пороге.
Маленький брезгливо вытер платком ствол, сунул его обратно в ящик стола.
– Тьфу! – сплюнул он, глядя на раненого шпиона. – Хоть я в душе пацифист, но... Заканчивайте без меня, – приказал он охранникам, выходя из кабинета.
...Сева Маленький прислушивался к суете, доносящейся из соседней комнаты, и обдумывал то, что сказал этот севмашевец. Парень брал круто, очень круто... И дерзко. Конечно, предложенное им могло помочь Севе враз победить Расторгуевых и стать единовластным хозяином Сибирска. Но дело было рискованным, походило больше на партизанскую операцию.
"Ребят придется положить не меньше десятка. У Расторгуевых полно охраны, – неторопливо размышлял Сева, – а у меня каждый человек на счету".
Он, кряхтя и хрустя подагрическими суставами, поднялся с кресла и подошел к столику, на котором выстроилась батарея бутылок. Выбрал бутылку "Московской" (никаких других напитков Сева не признавал), плеснул в любимый граненый стопарь (на дне, если заглянуть, можно было обнаружить надпись "Цена 5 коп."), подаренный ему на зоне первым учителем – всесоюзно известным вором в законе Штифтом. Господи, когда ж это было-то? Сева напряг память, но так и не вспомнил.
Он махом опрокинул в себя водку и немедленно налил еще. Чуть помедлил, пожевал беломорину (еще одно многолетнее пристрастие старого вора) и выпил вторую порцию.
Благотворное тепло растеклось по телу. Мозги пришли в привычное состояние и стали функционировать как надо – трезво и логично. Зато желудок отозвался тупой болью – Сева страдал застарелой язвой.
"Вот если бы сбавить мне годков двадцать, то не задумываясь пошел бы на это... А так... Нет, риск один. Уж лучше сидеть, на чем сижу, и не рыпаться. Вот умру, пусть все мое кому хошь переходит. Хоть и Расторгуевым".
Сева хряпнул еще стопарь, и мысли его приобрели чуть более бесшабашный характер: "А если Киреева подключить? Он человек военный, смелый, ловкий. Молодой. С ним, может, план этого Андрея и прокатит".
Открылась дверь, и в комнату вошел один из охранников:
– Тут Косой вернулся...
Сева оживился:
– Давай зови его скорей, не тяни.
Через минуту в комнату зашел щупленький человек в свитере и джинсах. На вид он был примерно ровесником самого Севы. Самой примечательной деталью его лица были очки с ужасающе толстыми стеклами, которые только подчеркивали его сильное косоглазие. Однако этот серьезный дефект не мешал Косому слыть лучшим стрелком Севы Маленького. Старый вор посылал его на самые ответственные задания.
– Здоров, Косой. Ну как успехи? – нервно заерзал на стуле Сева. Видно было, что он ждет от Косого каких-то очень важных новостей.
– Все тип-топ, – как-то не очень уверенно ответил тот.
Сева внимательно посмотрел в его огромные зрачки и недоверчиво покачал головой:
– Ну рассказывай. Сделал, что тебе поручено было?
– Сделал, – ответил Косой, стараясь избегать взгляда Севы.
– Та давай глаза-то не прячь! – сердито пробормотал Сева. – Говори, как дело было? Завалил?
Косой кивнул:
– Завалил. Только не сразу.
Сева нахмурился:
– Как это?
– Так. Старею, Сева. Вот очки совсем слабые стали, нужно менять. В темноте почти не вижу. А ты помнишь, как раньше? Ведь почище кота видел... Эх, времена были...
– Ты давай зубы-то не заговаривай. Дело говори. Рассказывай.
– Ну короче, – начал Косой, – следил я за чувихой везде, где только можно. А она, вишь, в прокуратуре была!
– Ц-ц-ц, – поцокал языком Сева, – гляди, куда добралась, стерва.
– Ну вот. Потом поехала на метро, дошла до какого-то двора и стала там караулить. Полдня ждала, только пару раз ходила чаю попить в кафе по соседству. Я уж думал, все, не выдержу. Замерзну. Ты же знаешь, Сева, у меня ревматизм.
– Сильный мороз при ревматизме полезен, – отрезал Сева, – рассказывай дальше.
– В общем, все делал, как ты велел – дождался. Приехал какой-то хмырь на машине. Чувиха – к нему. Я на изготовку, жму на курок, а клиентша не падает. Все в глазах поехало, то ли от голода, то ли от мороза. Стреляю еще. Тот же эффект. А они заволновались. Думаю, сматываться надо. Сажусь в тачку и уезжаю. А они подумали, будто преследую я их. И ну наутек.
– Дальше, дальше, – торопил Сева.
– А что дальше? Через несколько часов приехал, оглядел окрестности, гляжу, машина хмыря этого со стороны улицы стоит. Ну я, по нашему обычаю, бомбочку под сиденье приладил.
Сева недовольно покачал головой:
– Эх, Косой, я же говорил – без шума.
– Но ты и просил наверняка, – возразил Косой, – а что может быть вернее бомбы?
– И дальше что?
– На следующий день рано утром взорвалось.
– Точно?! – грозно спросил Сева.
– Да точно, точно. Сам видел, из машины наблюдал. Так рвануло, что аж стекла вокруг повылетали.
– Ясно, – задумчиво произнес Сева. – Хоть и не совсем, но молодец. Значит, чувиха точно на том свете.
– И чувиха, и хмырь этот заодно, – радостно поддакнул Косой, – не извольте волноваться.
– Хорошо. Можешь идти. Завтра рассчитаемся.
Когда Косой ушел, Сева несколько минут смотрел на догорающий огонек беломорины, а потом сказал вслух:
– Нет. Никакой партизанщины. Пусть все будет так, как есть.
В эту ночь, впрочем, как и во все предыдущие, Севе Маленькому не спалось. Его мучила давнишняя, приобретенная еще тридцать пять лет назад в лагере строгого режима, расположенного в сырых мордовских лесах, язва желудка. В последние годы он пережил несколько операций, да все без толку – старый желудок, видавший всякое, отказывался заживать – на месте рубца вскоре снова образовывалась рана. Возможно, Сева уже давным-давно бы забыл и холодные сырые бараки, и душные шахты, где по колено в грязной воде, оборванные и чумазые зеки, еле ворочающие отбойными молотками, долбили стены, добывая каменный уголь для страны.
Сам Сева, конечно, никогда в жизни не прикасался к отбойному молотку. Он был вором, а вору ни при каких обстоятельствах работать не полагалось. Но зона, где сидел Сева, была "красной", то есть порядки были особенно строгими. Администрация лагеря следила за тем, чтобы все без исключения заключенные ежедневно спускались в забой. Так что зекам, и Севе в том числе, приходилось целыми днями сидеть на кусках шпал в сырости и холоде, резаться в буру и секу со своими "коллегами". Кормили в лагере из рук вон плохо. Там-то Сева и заработал свою язву.
Стенные часы пробили два раза. Боль в желудке не утихала, несмотря на большие дозы альмагеля и других лекарств. Промучившись еще с полчаса, Сева встал с постели, включил маленькую лампу, стоявшую на тумбочке, и, вытащив из пачки папиросу, неторопливо закурил. Конечно, врачи строго-настрого запрещали ему курить. Но когда тебе под семьдесят, стоит ли обращать внимание на советы врачей?
Дом Севы Маленького находился в лучшем районе Сибирска – на склоне названной в честь основателя города Кураковской горки. Здесь издавна селилась местная элита, к которой, безусловно, себя причислял и Сева.
Боль слегка поутихла, и Сева встал с постели. Подумав, потушил лампу и подошел к окну.
Город спал. Освещенной оставалась только широкая улица Ленина, которую, видно, по недосмотру еще не успели переименовать. Редко-редко по ней проезжала машина, рассекая светом своих фар морозный воздух.
Внизу во дворе, вдоль высокой глухой стены, окружавшей трехэтажный дом Севы, то и дело пробегали огромные сторожевые псы. Целый день спавшие на псарне, ротвейлеры по ночам устраивали игры, порой переходящие в настоящие схватки. Тогда выходил кто-нибудь из охраны и утихомиривал разыгравшихся животных, чтобы те, не дай бог, не разбудили хозяина. Впрочем, в последнее время Сева чаще всего по ночам бодрствовал. И виной тому была не только застарелая язва. Старый вор стал замечать за собой неприятную вещь – с наступлением темноты его охватывал странный необъяснимый страх. И хотя дом Севы больше напоминал укрепленную крепость, беспокойство ни на миг не покидало его до тех пор, пока не вставало солнце.
Сева глубоко затянулся и на секунду увидел в оконном стекле свое отражение, освещенное красным огоньком папиросы. Это было лицо старика, прожившего нелегкую жизнь и уставшего от нее. Ввалившиеся щеки, впалые глаза, густая сеть морщин...
Если честно, Севе давно хотелось на покой. Завязать, заняться чем-нибудь мирным, да хоть огород окапывать. Или пасеку завести. Криминальные дела надоели Севе, и, если бы не масса людей, которые напрямую зависели от него, он давно бы отошел от дел. Но это было совершенно невозможно.
Сева докурил папиросу и раздавил окурок в пепельнице. Пожалуй, за всю долгую жизнь ему никогда не было так трудно. Бандиты долго не живут – таковы издержки их профессии. Поэтому за счет естественного отбора все время происходит ротация – молодые занимают место старших, чтобы скоро и их сменили. Но Сева дожил до весьма преклонного для вора в законе возраста. И теперь он не совсем понимал, что ему делать дальше, – до самой смерти руководить своей мафией ему не хотелось, да и сил прежних не осталось, а уйти он не мог – окружение бы не позволило. Все, и прежде всего сам Сева, прекрасно понимали, что после того, как он уйдет, начнется бой за право занять его место. И бой этот будет не на жизнь, а на смерть. Поэтому его ближайшее окружение сделает все, чтобы сохранить Севу как можно дольше. Это было выгодно всем, кроме самого Севы.
Боль в желудке усилилась. Сева взял с вазы на столе банан, очистил и съел. Желудку, судя по всему, это понравилось, и он ответил небольшой передышкой.
Часы пробили один раз. Половина третьего. Сева зевнул, сел на кровать и уже было собирался лечь, когда раздалось мелодичное треньканье телефона.
– Кому это не спится ночь-полночь? – сам себе пробормотал Сева и взял со стола трубку сотового телефона. – Слушаю!
– Сева, извини, что разбудил. Это Киреев беспокоит.
– Да, слушаю. – Сева знал, что просто так среди ночи Киреев звонить не станет. Значит, есть новости.
В принципе Сева ждал одного известия от Киреева, но ближе к утру.
– Сева, есть две новости. Одна хорошая, а другая не очень. Плохая, одним словом. С какой начинать?
Сева напрягся. Что за плохая новость?
– Давай с хорошей, – решил он.
– С Трегубовым все в порядке. Только что сообщили.
Эту новость Сева ждал утром.
– Я надеюсь, все чисто?
– А как же, – самодовольно ответил Киреев, – фирма веников не вяжет. Пятнадцать минут назад сообщили – спит спокойным сном.
– Хорошо... А теперь давай плохую.
Киреев вздохнул, и этот вздох отозвался в Севином желудке острой болью.
– Жена его в Сибирске.
– Что-о?!
– Ты только не волнуйся, Сева, тебе вредно нервничать.
– Сегодня же Косой доложил о благополучной операции!
– Твой Косой просто старый пердун! – с неожиданным раздражением воскликнул Киреев. – Говорил же тебе, надо моих ребят посылать. Так нет – старый друг, старый друг! Вот твой дружок и подкузьмил! Жива она!
– Погоди, – чуть смягчился Сева, – скажи толком, кто ее видел?
– В аэропорту видели. Вместе с хмырем-адвокатом, который вчера прилетел и уже в прокуратуре побывать успел. Дежнев докладывал.
– И что?
– И ничего! Он ее там, в аэропорту, судя по всему, поджидал. Мои ребята были предупреждены на всякий пожарный, погнались, только им удалось скрыться. Ты же знаешь – у нас с Расторгуевыми договор, на их территорию не соваться.
– Худо это, – сказал Сева, – ох как худо.
Его насторожил резкий тон Киреева. Раньше тот не позволял себе такого. Знал свое место. Неужели авторитет старого вора в законе уже не в состоянии сдерживать всю разношерстную компанию, которая именовалась "центровой группировкой"? Сева на секунду представил себе, что будет, если его "сподвижники" сцепятся между собой... Первой жертвой, конечно, окажется он, Сева Маленький. Его буквально разорвут, деля наследство, вытягивая номера счетов, заставляя подписывать бумаги. А потом отправят в могилу. В сущности, поступят так же, как и он сам много раз поступал на протяжении своей жизни. А этого не хотелось. Ох как не хотелось!
Сева покрылся холодным потом. Желудок тут же по-своему прокомментировал его мысли несколькими острыми иглами, которые будто вонзились во внутренности старика.
– Что делать будем? – спросил Киреев.
Севе показалось, что вопрос этот он задает для проформы, на самом деле генерал давно уже решил, что ОН, Киреев, будет делать в этой ситуации. И мнение Севы интересовало его постольку поскольку.
– Как это что? – стараясь сохранить твердость голоса, несмотря на усиливающуюся боль, произнес Сева, – найти и обезвредить. Ну, Косой, свинью мне подложил...
– А с ним самим что будем делать?
Внезапно вся Севина злость перекинулась на его старого приятеля Косого, из-за старых слепнущих глаз которого теперь возникло столько проблем. В конце концов, он не выполнил свою работу. Почему его кто-то должен жалеть?
– Разберись с ним сам. Я его видеть больше не желаю, – жестко сказал Сева, и его рука сама собой опустилась к животу. Там во внутренности вонзались уже не иглы а целые кинжалы.
– Ладно, не увидишь. И никто не увидит больше, – зловеще произнес Киреев, – а с женщиной тоже разберемся. Ты, Сева, не волнуйся. Единственная загвоздка – адвокатишка этот.
– А в чем загвоздка-то? – морщась от боли, спросил Сева.
– А в том, что, по моим сведениям, у него в друганах и начальник МУРа, и заместитель генпрокурора. Сам-то он из себя ничего не представляет, букашка, одним словом, а вот знакомые... Можем сильно вляпаться.
– Откуда сведения? – насторожился Сева.
– По моим московским каналам. Пришлось поднять кой-какие знакомства.
– Хм-м, – задумчиво протянул Сева, – это действительно может осложнить нам жизнь. Если он успеет в Москву попасть. А если не успеет?
– Если не успеет, тогда все будет хорошо.
– Так вот и сделай, чтобы не успел. И концы в воду. Ясно? – Желудок Севы постепенно превращался в большой раскаленный шар.
– Будет сделано. Ты не волнуйся, Сева, когда за дело берется Киреев, сбоев не бывает.
– Действуй.
Сева положил трубку и встал. Отхлебнул воды, боль вроде чуть успокоилась. Сева знал, что эта передышка обманчива, что через некоторое время желудок снова даст о себе знать. Но ему не хотелось вызывать "скорую". Он знал, что за этим последует, несколько раз такое уже было. Врачи заберут его в больницу, будут долго обследовать, качать головами, потом скажут, что нужно немедленно делать новую операцию. Потом наркоз, после которого два дня мутит, свежий шрам, с которым нормально и в туалет не сходишь из-за угрозы, что тонкая старческая кожа, соединенная швами, прорвется. Неделя, а то и больше в больнице. Конечно, лучшей в Сибирске, но все равно небезопасной. Там его страхи обострятся, несмотря на охрану.
Кроме того, Сева чувствовал, что не может себе позволить сейчас лечь в больницу. Заваривается каша, большая каша, и он чуял это. Значит, он должен присутствовать в самой гуще. Иначе все центровые передерутся друг с другом. Старый Штифт как-то сказал Севе: "Задача вора в законе не столько в том, чтобы руководить, а в том, чтобы усмирять пыл своих людей. Делать так, чтобы свои друг другу глотки не перегрызли. Направлять их энергию на врага". Потом, когда Сева сам стал вором в законе, он на своем опыте понял, насколько Штифт был прав.
Нет, он не может сейчас ложиться в больницу.
Сева достал из ящика стола бутылку альмагеля и налил полстакана. Выпил. Холодная жидкость проследовала по пищеводу и попала в желудок.