- Да ты что, пахан? Ты глянь на него. Сам - хорек облезлый, в чем душа держится, а телега и вовсе без понту. Ни хрена, кроме ржавчины и скрипа. Только время потеряем, - отмахнулся Бурьян.
- Гобсек тоже в рвань одевался, от того не перестал миллионером быть. Вон, хвати за клифт, пижона. Весь в этикетках. А в кармане, кроме дырявого гандона, ни копейки. Так всегда голь и бось из шкуры лезет, чтоб вырядиться, потому что ей, кроме этих вот тряпок, единственных в шкафу, терять нечего. А пархатые всегда "под сажей". На плечах лохмотья. На ногах- рвань. Случается, в хате - срань. А дерни из-под такого сундук, кушетку иль диван, да прошмонай файно, тогда допрет до тебя мое слово. Это с кой нищеты старый хер в трандулете ездит, когда трамвай под окном останавливается? Иль на бензин лишние башли завелись? Иль на запчасти и ремонт - не жаль? Дела проворачивает перхоть без навару для нас. Непорядок! Тряхнуть пора пердуна!
Глубокой ночью налетчики принесли долю пахана. Бурьян онемел от удивления. А Леший опять за свое:
- Учись, покуда дышу. - И, пока кенты бухали, обмывая понт, снятый со старика, Леший опускал в карман Бурьяна пачку стольников. Тот делал вид, что не замечал. А Леший радовался. Не во сне, наяву помог. Сыну…
Глава 2. ПОЙМАТЬ ДЬЯВОЛА
Такой приказ был отдан Охинскому уголовному розыску начальником горотдела милиции. И следователь Балов, в который раз пересмотрев все данные о Лешем, завел на него уголовное дело и решил во что бы то ни стало поймать фартового.
Начальник следственного отдела теперь ночами не спал. Прикидывал, обдумывал, как поймать самого сатану, какого искали по всей стране.
Геннадий Балов имел немалый опыт следственной работы в угрозыске. Бывало, попадали и в его руки махровые преступники. Он вел дела, потом отдавал под суд. Здесь же, это он знал, следствие будет вести прокуратура города, относившаяся к милиции с нескрываемым презрением. Она не верила в способности ее сотрудников и откровенно высмеивала каждый провал и промах. Не раз предметом этих насмешек бывал и он - Геннадий Балов.
Следователь угрозыска тяжело переживал каждую неудачу. Но без них не обходилось. Случались целые полосы невезения. Кто их не знал? И тогда сыпались на голову Балова взыскания и выговоры.
Ему даже намекали на отстранение от должности, грозили увольнением. И теперь, поручая поимку Лешего группе Балова, начальник милиции сказал откровенно, что для Геннадия это дело - последний шанс.
Следователь должен был разработать план поимки Лешего. Обсудить его с оперативниками детально, определить роль каждого в нелегком задании и проследить за ходом выполнения.
Срок на поимку Лешего определили в месяц.
Геннадий Балов потерял покой и сон.
И не такие, как он, спецы обломали зубы на Лешем, многим этот бандюга испортил карьеру, содрал звезды с погон, других и вовсе лишил жизни.
Геннадий внимательно изучил все данные о Лешем. В спецкартотеке узнал немногое. Больше слышал о коварстве, изворотливости, хитрости и жестокости преступника, наводившего на многих животный страх.
Сколько раз возникало желание отказаться от задания. Пока не поздно. Но это означало - положить на стол начальника заявление об увольнении. А куда деваться потом, как жить? До пенсии еще ой как далеко.
И Балов пошел в морг, осмотреть очередную жертву Лешего, здоровенного охранника сберкассы, убитого ночью.
"Скольких милиционеров лишил жизни, родного отца не пощадил", - думал следователь, разглядывая труп.
Удар охраннику был нанесен сзади. Ножом. Внезапно. Почерк знакомый. Охранник крикнуть не успел. Умер на месте.
"Скольких ребят из моей группы эта участь ожидает?" - подумал невольно.
- Теперь посыпятся трупы. Леший вернулся. Чтоб его черти взяли, - присел рядом судмедэксперт и, глянув на Балова, продолжил: - Сам Леший расписал мужика. Я уже не впервой с его работой сталкиваюсь. Свиреп этот гад. Не человек! Сущий дьявол! Сколько раз от расстрела ушел! Уму непостижимо! Неужели нет ни одного, кто бы сумел взять его, исполнить приговор? Хотя лично я в этом уже разуверился…
- Если б Леший был человеком, тогда б и к расстрелу его не приговорили. Ведь вот - отца убил, - отмахнулся Балов.
- Отцы тоже разные бывают. Сталкивался и я. Наслышан. А у Лешего со своим - разногласия. Легавый и фартовый не могут состоять в родстве. Ой, извините… Но кто-то должен был умереть. Либо завязать… С фартом иль с милицией. Да видно, судьба на все. Фортуна оказалась сильнее родства, - говорил эксперт.
- При чем фортуна? У нее глаза завязаны, ни хрена не видит. А вот я слышал, что у Лешего на Шанхае сын имеется. От какой-то шлюхи родился. И тоже - вор. Вот если б его взяли, то и родитель объявился бы. Бери теплого. Только с мозгами это надо делать. А не так, как наша милиция, - кодлой и с наскоку, - подал голос санитар, сидевший у стола пригорюнившись.
- А кто видел этого сына? Хоть как он выглядит? - оживился Балов.
- Слышал, что копия Лешего. Но кто самого черта видел, тот уже ничего не расскажет. С тем один раз встречаются. И в последний, как вот этот, - указал санитар на труп.
- Шанхай давно пора тряхнуть. Да только слаба наша милиция для таких подвигов. Боится притонов и "малин". Знает, чем для нее запахнет, - хмыкал эксперт.
"…Сын. Он бы мог послужить приманкой, чтобы маять Лешего. Но ходит ли он в дела? Вряд ли дьявол станет им рисковать. Да и сколько ему лет? Но если ворует, то не по мелочам. Для Лешего почетно, чтоб сын стал не хуже его самого. Потому среди щипачей, налетчиков, карманников и голубятников искать не стоит. Этот в крупных делах станет набивать руку. Ему есть у кого учиться. Может подвести лишь молодость и поспешность", - думает Балов.
Вернувшись в милицию, поднял списки нештатных сотрудников - осведомителей милиции. Остановился на одном - дворнике этого района, жившем на Шанхае с незапамятных времен, имевшем репутацию первого забулдыги и скандалиста города.
Дворник скользнул в кабинет Балова бочком, хитро уставился на следователя. Давно к его услугам не прибегали. Разуверились. А теперь вспомнили, понятливо ерзнул мужик на скрипучем стуле, сглатывая горячую слюну. Скорей бы спрашивали. А там, получить хрустящую деньгу и, пока дежурный магазин открыт…
- Леший еще на Шанхае? - перебил мысли дворника следователь.
Тот от внезапности обдумать не успел, ответил залпом:
- Да.
- Где прячется?
- Открыто живет. Где хочет. Ему все двери настежь.
- Сыну его сколько лет?
- Не знаю, я на его крестинах не был. Не фартовый, не приглашали, - начал увиливать дворник.
- Он выпивает? - начал следователь с другой стороны.
- На Шанхае с титешного и до гроба все хлещут водяру.
- Ворует?
- А кто нынче на зарплату проживет? Вот и крадут. Даже друг у дружки. Потом дерутся. Мирятся, снова пьют и опять воруют.
- Взрослый сын у Лешего иль малолетка? - спросил Балов в лоб.
- У нас малолеток нет. У ханыг и воров не бывает возраста. Готовые на свет появляемся, - уклонялся от ответа дворник, почуяв для себя опасность.
- Как он выглядит? - терял терпенье Балов.
- Кто?
- Сын Лешего!
- Обычно, как и все. Только вот сын ли он? Никто толком не знает, - уводил дворник от темы.
- Опишите его, - настаивал следователь.
И дворник путано описал, как выглядит Бурьян.
- Где живет он, в каком бараке, комнате? Чем занимается?
- Да мы все живем где попало. Выпил миску, где упал, там и спишь. Нет, как у вас, своей хаты, койки, бабы. Все общее, как у коммунистов. Это они с нас ваше будущее списали. Без мороки и хлопот. Дети тоже общие. Как бутылки порожние. Неважно, кто пил с них. Главное, можно сдать и по новой ужраться до усеру, - смелел дворник.
Балов понимал, чего опасается осведомитель, почему так уклончив в ответах. Каждому своя жизнь дорога.
- У Бурьяна есть женщина?
- Да бабье у нас общее, говорил уже.
- И он по шмарам ходит? - пытался хоть приблизительно установить возраст Бурьяна.
- Да у нас по бабам ходят сразу, как только хрен встал. Портки еще не надевал иной, а уже знает, зачем у него ялда выросла. С первой рюмкой и первая шмара. Еще яйцы лысые, а он уж мандавошек щелкает, - хохотал дворник.
- Снести бы этот Шанхай бульдозером, построить бы на его месте новый нормальный, спокойный район, - вырвалось у Балова.
- Так нам жилье предлагали. На Черемушках. Квартиры. С газом, водой, отоплением. Отказались все. Не сумеем врозь. Обвыклись, принюхались, стерпелись. Да и к чему все менять? Вот и не дали порушить Шанхай. Не пустили. А уж сколько раз городские власти пытались нас разогнать, да ни хрена у них не получилось.
- Хоть бы пожар там случился, чтоб рассадник вычистить, - невольно выскочило наболевшее.
- Бывали пожары. А то как же? Как в любом районе. Спалит пару хибар и гаснет. Не берет нас. Потому как даже пожар окаянный знает, что нас беречь надо.
- Сколько воров в "малине" Лешего? - перебил следователь.
Шанхай плюс Оха. Я их не считаю. Не фартую с ними. Только пью, когда угощают. Я - не гордый. И с вами выпью, коль поднесете, - скорчил умильную рожу дворник.
- Не за что мне тебя угощать. Ничем не помог. Хитришь. На двух стульях сидеть хочешь, а задница - с кулачок. Не боишься провалиться? - не скрыл Балов раздраженья. И добавил: - Паясничаешь, фиглярствуешь! А на твое место желающих много! Тебя на Шанхае не хватятся. Не фартовый. Живо в другое место переселим. Иль засветят тебя ненароком, твоим - шанхайцам. Тогда все без мороки! Сами фартовые с тобой разделаются.
- За что же так? - округлились глаза дворника.
- Ты сам, без моего вызова, обязан был явиться и сказать о Лешем. Когда он пришел, с кем, чем занимается, кого из шанхайцев в "малину" взял? Ты - не просто дворник, ты - наши глаза и уши на Шанхае! И не ломай тут дурака! Не то сегодня заменим!
- Ладно уж, совсем осерчали. А мне каково? Всеми позабыт, позаброшен. Никакого ко мне уваженья. Вот и задело, - лопотал осведомитель в оправданье.
Дело не в зарплате. Не в должности. Их потерять не боялся.
Испугался угрозы следователя, пообещавшего засветить его фартовым как сексота.
Дворник знал, что утворят с ним воры, да и шанхайцы, узнай они о том хоть краем уха.
Осведомитель даже зажмурился от страха. Жутко стало, представил себя разрываемым на куски. И решил: "Фартовых накроют - кто докопается? А легавым меня выдать, что два пальца обоссать". И, уже не увиливая, не кривляясь, отвечал на вопросы Балова.
Следователь на прощанье дал дворнику полусотенную. Тот головой закрутил, нахмурился:
- Маловато. Скупиться стали. А ведь я, можно сказать, жизнью своей рискую за вас, головой. Оторвут мне ее воры и помянуть себя не успею. Так вы хоть загодя дайте, чтоб сдыхать не обидно было, - протянул грязную, пропахшую всеми шанхайскими помойками ладонь. В нее легла дополнительная четвертная.
- Дешево меня держите, - сопнул носом обидчиво, но следователь уже открыл перед ним дверь, и дворник, поспешив остаться незамеченным, тут же исчез за нею.
Балов теперь обдумывал план по поимке Лешего.
"Никуда не денется. На это клюнет. Не он, так Бурьян. И уж тут клетка не откроется. Не выскользнет дьявол", - думал Геннадий.
А утром из подземных хранилищ универмага были выставлены, выложены на витрине золотые украшения, привезенные в строгой секретности - ночью. Их разгружали грузчики, не зная, что за товар пришел и почему его охраняет целый наряд вневедомственной охраны. Строились догадки. Но доподлинно никто ничего не знал. Все словно выжидали. Никому не хотелось рисковать первым. И, наконец, торговля сдалась. Пустила слух, что невыполнение плана решила наверстать. И любопытные горожане глазели на сверкающие витрины, роясь в пустых карманах.
Северные заработки лишь на материке вызывают зависть. Истинные сахалинцы знают, что эти заработки не покрывают разницу в стоимости продуктов, какие на всем севере стоили в несколько раз дороже, чем на материке, а потому скопить сбережения, купить дорогую вещь было всегда сложно и для охинцев.
Балов предвидел ажиотаж, послал оперативников понаблюдать, несколько раз прочел им особые приметы Лешего и Бурьяна.
Переодетые в штатское трое оперативников целый день провели в покупательском зале универмага. Ничего подозрительного не заметили.
А вечером вернулись в кабинет Балова ни с чем. Геннадий молча выслушал их.
- Значит, уехали из Охи. На гастроли. Иначе объявились бы.
Но через два часа после закрытия магазина дежурный оперчасти позвонил Балову домой и сообщил, что на универмаг совершено нападение.
Ограбление мы успели предотвратить лишь потому, что увидели, как к сторожу подошли трое. Один сзади ножом его пырнул. Двое других к служебному ходу пошли. Мы стрелять стали из окна милиции. Грабители убежали. Нагнать их не удалось, - отчитался оперативник.
Балов через десяток минут был на месте происшествия.
Сторож был мертв.
Следователь внимательно осмотрел замок на служебном входе. Его никто не тронул. Розыскная собака, взятая на всякий случай, так и не взяла след.
Геннадий осветил фонариком окна второго этажа универмага. И ахнул, в одном из них была открыта форточка.
Директор магазина, старшие продавцы, вызванные на работу среди ночи, долго не могли сообразить, что произошло?
- Форточка? Не знаю. Я не открывала, - вдруг испугалась, спохватившись, заведующая ювелирным отделом. И обрадовалась, похвалила себя за сообразительность, что все золото в конце дня догадались унести обратно в подвал.
- Сейф открыт! - послышался испуганный голос директора.
- Что в нем было? - спросил Балов.
- Да ничего. Выручку сдали инкассаторам, золото в подвале.
- Покажите хранилище, - потребовал следователь и указал оперативникам идти следом.
Обе двери хранилища и само помещение, расположенное в подвале, оказались нетронутыми. Но впервые Балов чувствовал себя неуютно. Словно каждую секунду в затылок ему, не уставая, смотрело дуло нагана, готового выстрелить в любой момент.
Он огляделся по сторонам. Чувство скованности, страха не проходило.
- Но ведь побывал же кто-то здесь. Сейф я сама закрывала. По привычке. А он - настежь… И форточек мы не оставляем открытыми. Это точно, - сказала заведующая ювелирным отделом.
- Наверное, в этот раз оплошали? Ведь сами видели - в помещение магазина никто не входил. И не вышел. Все замки - в порядке. До самого закрытия в покупательском зале находились работники милиции. За прилавки посторонние не пытались войти, да и не прошли бы незамеченными. Так что страхи напрасны, - успокаивал женщин-продавцов оперативник.
- А эта дверь куда идет? - заметил Балов неприметный вход.
- Служебная гардеробная. Там мы переодеваемся перед работой.
- Ее закрываете?
- К чему? Там нет ценностей.
Балов заметил, а может, почувствовал какое-то движение, неприметное неопытному глазу, и, нащупав наган, пошел к раздевалке.
Едва он толкнул ногою дверь, в универмаге погас свет. В кромешной темноте прозвучало отчетливо:
- Отваливайте тихо! Покуда дышите. Иначе на своих катушках никто отсюда не смоется!
- Ой, - вскрикнула какая-то из продавцов, испугавшись не на шутку.
- Долго тут вонять будете? Легавые - вперед, бабье - следом! Шаг в сторону - замокрим всех! Шустрите, падлы! - послышалось совсем близко.
Балов, как ни старался, ничего не мог разглядеть. Только голос…
Геннадий услышал дыхание совсем неподалеку. Прерывистое, сиплое.
"Только бы оперативники уцелели, молоды еще", - пожалел сотрудников и выстрелил наугад, по интуиции, успев крикнуть:
- Ложись! - Сам прижался спиной к стене, успев отскочить на пару шагов.
- Ну что ж, легавый! Хана вам! - услышал рядом и снова выстрелил.
- Хватай, кенты, легавого! Мы его, пропадлину, особо замокрим! - крикнуло поодаль. И Балов, почувствовав па горле цепкие руки, резко наклонился вниз, сбросил нападавшего, придавил коленом, оглушил рукоятью нагана, а может, вовсе убил…
Сверху на него насели двое. Геннадий в темноте не видел лиц. Чувствовал удары, сам наносил. Но кому, куда - не знал. И вдруг вспыхнул свет. Кто-то ударил тяжелым по голове. В глазах молнии засверкали. Следователь упал.
- Всем на местах быть! - услышал, теряя сознание, и лишь мысль последняя опередила беспомощность: - Услышали. Успели…
Очнулся оттого, что нечем было дышать. Вода кругом. Во рту, в носу, в глазах и ушах. Даже вискам мокро.
- Утопили иль утонул? Где я? - открыл глаза следователь. Огляделся. Узнал дежурную часть милиции. Кто-то, не скупясь, щедро лил ему воду на лицо и голову, спешно приводя в сознание.
Голова гудела так, словно на полном бегу воткнулся ею в бетонную стену. А вытащить не сумел.
- Ну и молодчина. Геннадий! Ну и мужик! Самого Фомку уложил в полной темноте. Убил одним выстрелом. И Бурьяна… Оглушил. Да еще двоих отметелил знатно. Никому не дал уйти! И все сам! Даже не верится! А вот ребят твоих - оперативников, заменить придется. Рановато им в угрозыск. Трусоваты. Не подходят нам. Нет инициативы и смекалки. Вот поправишься, сам себе сотрудников подбери, - краснел от радости за успех иль за прошлые неприятности, доставленные Балову, начальник горотдела милиции.
Следователь огляделся по сторонам.
- А где фартовые?
- Уже в тюрьму их увезли. Троих. Теперь ими прокуратура займется. С наших душ их сняли. Но Леший еще на воле, - напомнил не без умысла.
- Не все сразу, - отмахнулся следователь и сказал: - Охрану в тюрьме пусть усилят. Чтоб Бурьян не сбежал. Уж Леший ему постарается помочь. А может, и сам… Ему было у кого поучиться…
- Арестованные уже в лапах прокуратуры. Нам тех, кто на воле, поймать надо, - не успокаивался начальник.
- Теперь у Лешего своя забота. Не до воровства. Бурьян в клетку загремел. Постарается вытащить его оттуда. Либо из тюрьмы побег ему устроит, либо из суда. Другого выхода нет. Вот там его ловить надо.
- Есть иное, Балов! Каждый, побывавший под стражей, знает, что его будут водить или возить на допрос к следователю. А это - дорога туда и обратно. Да еще время допроса, за какое многое можно успеть. Леший это тоже знает. Известно ему и то, что ни кабинет следователя, ни сама прокуратура - не охраняются. Ну, положим, у подъезда будет стоять машина из тюрьмы с охраной. Но ведь в прокуратуре два выхода - на улицу и во двор. Об этом знает и Леший, а значит, и Бурьян, - говорил начальник.
- О Бурьяне пусть голова прокурора болит. У меня своих забот хватает, - сморщился Балов.
- Ты слушай, я помочь хочу. Нам Лешего поймать надо. Чем скорее, тем лучше.
- А что, если предложить прокуратуре проводить допросы у нас - в милиции? И следователь в безопасности, и Бурьян не сбежит. Наживкой станет. Не мы за Лешим, он к нам пожалует, - предложил Балов.