- Таксист - не простой вор. Он - пахан, так зовет его воровская "малина". И выручать такого обязан тот, кто не ниже по признанию. Уж это я от отца знаю. Иначе Лешему дальше Охи все пути будут закрыты. А ему отсюда и теперь надо бы уйти. Но опасается. Выжидает время. Если не поможет, оставит в беде Таксиста, потом несдобровать. У воров разговор короткий. Разборка за трусость не только из паханов и закона выведет, а из шкуры вы-тряхнет.
- Леший один на это не пойдет.
- Просто не справится, - поддержал Петра Герасим.
- А где содержится Таксист?
- В тюрьме, где еще?
- Охрана чья? - уточнил Петр.
- Из области. Те, кто конвоировали.
- Нам не доверяют, - покраснел Одинцов.
- И есть за что, - оборвала Ирина.
- А кто - "утка"?
- Старый кадр. Проверенный.
- Не продаст тебя?
- Нет. Его мне отец посоветовал. Он с ним много лет работал негласно.
- Нам с ним надо встретиться. Все обговорить, - предложил Герасим.
- Ни в коем случае! Я сказала не для этого. Его не надо знать. Он - свое выполнит. Вы хоть потом не оплошайте. Не посылайте Лаврова и его группу. Я после побега Бурьяна им не доверяю, - не согласилась Кравцова жестко, бесповоротно.
- Тогда, какую роль нам отведете? Ловчих псов? Даже с "наседкой" не хотите познакомить.
- А зачем? Его инструктировать не надо. Он знает, что требуется, и выполнит все безукоризненно. За это я могу поручиться, - заявила Кравцова.
- Что ж, воля ваша. Но хоть поставьте нас в известность, когда осведомитель вернется из тайги, чтобы на этот раз не говорили о наших оперативниках столь пренебрежительно, - сказал Петр, не скрывая раздражения.
- Именно для этого я и пришла, чтобы частично ввести в курс дела и опередить ваши необдуманные либо опрометчивые шаги по поимке беглецов. Я так и предполагала, что ничего умнее не найдете, как устроить облаву в тайге с участием всего личного состава, включая собак. Громкий получился бы маскарад. А вот за результат - не уверена. Ведь на охоте, пусть даже хорошо организованной, гибнут не только звери… Потому воздержитесь от эффектных операций.
- Знаете, ваш тон уже перешел за рамки назидательности и морали: я понимаю, вам обидно за случившийся побег. Нам - не просто больно, а и оскорбительно слышать такие отзывы о своих сотрудниках. Поверьте, вы очень ошибаетесь. И, возможно, скоро в этом убедитесь, - перешел на официальное "вы" Одинцов.
- Если в прокуратуре уже все решили и обдумали, мы, конечно, выделим дополнительную охрану для тюрьмы. Как я понял, все остальные действия прокуратура берет на себя? - поинтересовался Герасим и, наигранно рассмеявшись, добавил: - Ну, что ж, как говорят, баба - с воза, коню легше. Мы не станем больше предпринимать какие-либо действия по поимке Лешего и беглецов. Это - на вашей совести. Желаем удачи! - открыл дверь перед Кравцовой и, едва она вышла, сказал: - Высокомерная пустышка! Она еще столько дров наломает в этом деле, что многих удивит. Сравнила помощь наших ребят и какого-то осведомителя, он саму ее ворюгам за стольник запродаст! У всех у них нутро гнилое! Никому не верю до конца! Но пусть она лоб в шишки и синяки набьет. Может, мозги появятся! - злился Герасим, меряя кабинет аршинными шагами.
А через три дня позвонил Одинцову прокурор города. Извинившись за несдержанность Кравцовой, сказал, что минувшей ночью был убит осведомитель - надежда Ирины. На нем лежала записка - смерть сексоту! Труп информатора был изуродован. Его не просто били, а и пытали. Конечно, фартовые. Видно, попал осведомитель в руки Лешего. Тот покуражился. Всю злобу выместил.
- Давайте что-то предпринимать. Сообща. Иначе этот негодяй и до нас доберется, - говорил прокурор срывающимся от негодования голосом.
Но Кравцова стояла на своем:
- Видимо, подвела связника привычная осторожность, вот и поплатился жизнью за оплошку. Но, главное, он, конечно, успел сделать. Сказал о Таксисте. И теперь фартовые обязаны помочь пахану выйти на волю. Ждать долго не придется. Таксист пробудет в тюрьме неделю. Потом его увезут обратно, завершать следствие.
- Одного я не пойму, почему Таксисту должны помочь наши, а не его фартовые? Ведь там им все знакомо. И тюрьма, и дорога в прокуратуру. Или всех законников в центре переловили, или они дисквалифицировались? До меня это не доходит, чтобы чужим фартовым доверяли больше, чем своим, - удивлялся Одинцов в разговоре с Кравцовой.
- У законников нет понятия - свои и чужие. Есть каста. И фартовый, введенный в закон, всегда поможет своему, если даже впервые его в глаза увидел. Завидная солидарность. Нам ее. очень недостает, - посетовала горько. И продолжила, вздохнув: - Из областной тюрьмы Таксиста пытались вытащить свои фартовые. Но самих поймали. Теперь у Таксиста вся надежда на Оху. Здесь - следственный эксперимент. То есть Таксист выйдет из машины не на минуту. Этим временем попытается воспользоваться и он, и наши ворюги.
- Нужно оцепить банк со всех сторон. Чтобы и мысли о побеге не возникало, - выпалил залпом Одинцов.
- Тогда вы спугнете Лешего и фартовых. Они не должны увидеть усиленной охраны. Пусть Таксист наживкой станет, - просила Кравцова.
Одинцов, разглядывая план банка на чертеже, изучал все закоулки, каждое помещение выверял с учетом его изолированности, освещенности, звукоизоляции.
Потом, уже под вечер, наметил, где поставит охрану из самых опытных, смелых сотрудников.
Утром следующего дня в тайгу, дрожа всем телом и душой, пошел по заданию милиции старый почтальон.
С облезлой кошелкой, спотыкаясь на всякой кочке, шел, не зная, вернется ли живым домой. Дойдя до прежнего места, на корягу сел. Закурил самокрутку. И вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд. Оглянулся. Вокруг никого, видимо, показалось.
Дед начал собирать грибы. И понемногу успокоился, отвлекся. Забыл, зачем тут оказался. И, срезая подосиновики один за другим, на всю тайгу крякал от удовольствия.
- Ты зачем здесь возник, гнилой козел? - услышал за плечами.
Старик от неожиданности гриб из рук выпустил, задом в мох плюхнулся. Оглянулся.
Уже не прежний - молодой парень стоял насупившись.
- А ты не видишь, сынок, чем я занят? Грибков внучата испросили. Не мог я им супротивиться. Кто дитю откажет, того Бог накажет. Вот и пришел, - улыбался старик, еле сдерживая дрожь.
- У тебя вся Оха во внуках кантуется? Иль твои - с параши не хиляют? Ты недавно здесь возникал. Тоже - за грибами. Не шибко ль повадился сюда, старый пердун?
- Ай грибов тебе не хватает? Их тут - прорва! Чего осерчал? Не с твоей корзины беру. Что Бог послал. Разве за это можно забижать?
- Да хавай ты их хоть жопой! Но почему здесь рисуешься?
- Я тут, почитай, всю жизнь их сбираю. Не знаю других мест. И заблукаться боюсь. Не ведаю тайгу, как иные. Ведь в почтальонах маюсь. Время мало имею. А зарплата и того меньше. Вовсе смешная. На нее не то прожить, помереть неможно. Только-то на место на погосте. А уж про поминки и не думай. Вот и приходится выкручиваться, чтоб как-то добедовать. Благодаренье Богу, что тайга имеется. Ягоды, грибы, орехи дает. Поди купи все это. За год не осилишь, - смотрел старик на парня.
Тот, слушая деда, присел на пень. Глаз со старика не сводил, будто под прицелом держал. У почтальона вся душа в сосульку смерзлась.
- Трудно нынче жить, сынок. Так тяжко, что уже о радостях позабыли вовсе. И повсюду грубиянство, фулюганство единое. Намедни я в банк принес почту. А меня оттуда взашей погнали.
- Тебя за "медвежатника" приняли? - рассмеялся парень.
- Господь с тобой! Я ведмедей вживе отродясь не зрел. Да нешто схож я с им, треклятым? - неподдельно удивился старик.
- А за что тебя выкинули с банка?
- Туда, взавтре, афериста приведут. Так мне охрана сказала. И пужаются лишний люд запускать. Чтоб чего не усмотрели. Чтоб не подсобили ему сбежать. Ну, а я и брехни сдуру, мол, кому надо, едино сбегить. Всякому своя удача от Бога. И аферисту - тож… Меня и выругали, за сочувствие. Банковские. Мол, дурной я алимент. И все тут. Каркаю, ровно ворон. Грозились за такие байки донесть на меня в самые органы.
- Падлы они, не люди, - сплюнул парень, даже не изменившись в лице.
- Я уже так-то не молвлю. А обида - имеется. Нешто взашей гнать старого не совестно? Ить на службе находился, при работе! - ворчал дед.
- Если завтра приведут, то пусть тогда и боятся. Чего заранее ссут.
- Чтоб никто не углядел, не прослышал чего. И торопят. Мол, завтра работать не станем, роздых вышел. Да только-то не на всякий роток накинешь платок. Да и что тут скрытничать? Кому их аферист нужен? Нормальный люд мается. А они всяких стерегут. Ровно дел путных нет для них.
Старик глянул на парня и понял, тот слушал и не слышал его. О своем думал.
Почтальон, нарезав несколько подберезовиков, перекрестился, поблагодарил Бога за помощь в прокормлении и не спеша стал увязывать кошелку с грибами. Обвязал ее марлей сверху, чтоб не рассыпать, не растерять по пути домой.
- Ты, дед, за грубое не сердись на меня. Сам ботаешь, жизнь как параша. С какого боку ни сядь, яйцы вместе с душой к ней примерзают. Так вот и проорали все. Ничего не надыбать нынче. Никому. Так что иди ты в свою хазу. И меньше в тайгу суйся. Коль в городе по волчьим законам дышите, с тайги какой спрос?
- И то верно, - согласился старик и, взвалив кошелку на плечо, вышел на дорогу из тайги, не оглядываясь, вздрагивая, плелся, понимая, что не сводят с него глаз урки. Следят, уставясь в затылок и спину не только взглядами.
Всю эту ночь готовились оперативники к предстоящей операции.
Время и действие каждого - заранее обговорены. Выверялась всякая случайность, непредвиденность, внезапность.
Еще с ночи, пока не рассвело, оперативники заняли свои места в банке. Шли к нему поодиночке, под прикрытием темноты, чтоб никто не увидел, ни о чем не догадался. Входили через служебный, не парадный вход. Едва занимали пост - замирали не дыша. Любая статуя позавидовала бы молчаливой их неподвижности. Но войди в банк посторонний человек, ни одного бы не приметил.
Время тянулось медленно. Серый рассвет, пробившись в окна, возвестил о долгожданном наступлении утра.
Осенью в Охе светает поздно. Оперативники зорко всматривались, вслушивались в каждый звук.
Вот у подъезда заскрипела тормозами тюремная машина. Послышались голоса конвоиров. В дверь банка позвонили. Пора провести следственный эксперимент…
Таксисту еще снимают наручники. Слышен звон железа. Конвой, освободив руки вора по требованию следователя, раззявил рты. Хоть раз в жизни увидят, как бескровно и безнаказанно можно украсть из охраняемого милицией и собаками банка два миллиона.
Таксист, оглянувшись на конвой, насмешливо улыбался. Молодые охранники смотрят на него, как на циркача. "А значит, надо показать им высший класс. Чтоб на всю жизнь запомнили это представленье и день", - думает пахан, разминая затекшие в наручниках кисти рук. И вдруг, не спрашивая, не предупреждая, подошел к водосточной трубе. В три рывка добрался до второго этажа, по узкому выступу, цепляясь за стену, дошел до окна, влез в форточку и исчез из вида. Следователь, едва опомнившись, засек время начала эксперимента. И заторопился… Прошел в банк вместе с охраной. Таксист уже стоял возле подвала, улыбался.
Снова ни одна собака его не почуяла, и постовые милиционеры все ждали, когда начнется следственный эксперимент.
Таксист легко и бесшумно справился с замками. Не брякнув ими, тихо, как и в тот день, открыл дверь в подвал. Закрыл их за собою…
Следователь следил за секундомером.
Оперативники, разучившись дышать, ждали с секунды на секунду появления Лешего.
Из подвала, кроме как через эту дверь, другого выхода нет. Это было проверено и милицией, и прокуратурой.
Следователь считал скупые секунды.
Минута, полторы, две, - пересохло во рту. И вдруг во всем здании банка, в ближних домах внезапно погас свет.
Следователь не увидел, почувствовал легкое движение воздуха. Понял. Протянул руку, чтобы поймать. Но опоздал.
В банке поднялся переполох. Следователь бросился к выходу. Но, увидев раззявленные двери машины и обоих конвоиров, ожидающих Таксиста, понял, что следственный эксперимент стал новым ограблением банка, только теперь в присутствии прокуратуры и милиции.
"Может, через служебный вход его поймают? Иного пути нет. Ведь не летает же он, не провалился сквозь землю?" - заторопился следователь к служебному ходу. Но и там Таксист не появлялся.
"Ведь говорил он мне, что служебным ходом воспользовался! Там охрана была. И надо ж со светом такая оплошка вышла!"
- Куда ж он делся? - метался следователь в ужасе.
- Да вон, паскудник! - прицелился оперативник в человека, вылезающего из окна служебного туалета с мешком на плечах. Выстрел опередил крик и просьбу следователя - не убивать. Таксист медленно рухнул с подоконника на землю, выпустив из ослабевших рук последний куш.
- А говорил - эксперимент… Эх, ты, падла, - отвернулся от следователя, уставившись мертвым взглядом на сторожевую овчарку, пожалуй, единственную в свете, оплакавшую смерть.
- …Убит при попытке к бегству. - Дрожит, еле пересиливая себя, рука следователя областной прокуратуры.
- Ваше счастье, что наши фартовые не захотели помочь Таксисту сбежать. Тут бы вам большая неприятность вышла. Здесь - нервы у охраны сдали. И, если честно, не убей, сбежал бы гад, - говорил Одинцов.
"Неужели не поверили фартовые никому и не захотели помочь Таксисту?" - думал Герасим.
- И стоило мне тащить его сюда, чтобы вот с таким результатом вернуться! - горевал следователь из области.
- Да никому он не нужен. И вы его от "вышки" не спасли бы. Да и к чему? Сама судьба руки развязала.
А того оперативника, предотвратившего побег Таксиста и очередное, но уже хищение из банка, надо премировать, - сказал Одинцов. И продолжил: - Будь у нас все такими бдительными, не водились бы воры в городе. Никто покой людей не нарушал бы. Надо этого оперативника ценным подарком наградить!
- Разрешите? - протиснулся в кабинет Одинцова следователь Лавров и выпалил одним духом: - Сергеев убит!
- Кто такой Сергеев? - спросил Одинцов.
- Убивший Таксиста!
- Что?
- Кто убил?!
- Когда? - хрустнуло то ли сердце, то ли сжатые кулаки Герасима.
Лавров тупо в пол уставился. Лучшего оперативника убили. В двух шагах от дома, отдыхать его отпустил после дежурства…
- Выстрелом из нагана убит. Но не в упор. Нет ожога возле раневого канала. Смерть наступила мгновенно. Выстрел один, - сообщил из морга патологоанатом.
- Да-а, жарко вам тут приходится, - посочувствовал следователь из области и заторопился уходить.
- А ведь свет в районе банка и самом здании горсеть не отключала, - положил телефонную трубку Герасим и добавил от себя: - Неужели и здесь Филин поработал? Но как высчитал время до секунды? Ведь увидеть никак не мог. И на случайность не спишешь. Не поверят…
- Да вы о чем? Сотрудник убит! Наш! Свой парень! Таксиста подстрелили - правильно сделали. Не ушел. Я б их всех - одним "максимом" покосил бы. И наших паразитов, и заезжих - не пощадил! Такого парня убили! Ну хватит! Это уж слишком! Это уже дуэль! Нас вызвали. Что ж! Пусть так, но с меня довольно. Я этого Лешего из его тайги за рога выволоку! - краснело пятнами лицо Одинцова.
- Значит, помогали Таксисту наши фартовые. Иначе чем объяснить смерть Сергеева, отключение энергии? Были! Но мы их снова не увидели, не задержали. Они и этот раунд выиграли. Выходит, воры и впрямь умнее, грамотнее и осторожнее наших обученых спецов! - негодовал начальник милиции.
Герасим обдумывал новую версию поимки фартовых. Они уже снились ему. И человек даже среди ночи нередко вскакивал с одною мыслью и заботой. Но провалы преследовали один за другим.
"Наган? Откуда у них наган? Ведь это наше оружие. Где взяли его законники?" - думает Одинцов.
Разгадка оказалась простой. Сергеев был убит из своего нагана. Кобура оказалась пустой, расстегнутой.
Как все произошло, на этот вопрос могли ответить двое - Сергеев и убийца. Одного уже нет в живых. Второй еще не одному жизнь укоротит, прежде чем ответить на вопрос.
…Ирина была категорически против проведения милицией операции в тайге по облаве на фартовых. Но кто ее слушать стал бы теперь?
И через день, обложив все мыслимые и немыслимые выходы из тайги, все дороги и тропинки, цепи оперативников, подогретые злобой, рядом провалов, неудач, выговорами и взысканиями, с собаками, наганами ринулись в тайгу ловить воров.
В нескольких десятках метров от места действия, на самой опушке, скрывшись в елках и кустарниках, дремали три ЗАКа, две "скорых помощи".
Милиционеры были одеты в одинаковые спортивные костюмы, в каких можно было легко пробираться по тайге. На ногах - кеды, шнурки внутрь заправлены.
Шесть десятков собак не знали, что сегодня им предстоит не обычная тренировка, а трудная, опасная работа.
Эту операцию назвали коротким, злым словом - "Дуэль". И занарядили в нее весь личный состав горотдела и отделений милиции ближайших городов, поселков.
Наблюдать за ходом операции остались пятеро да охрана тюремных машин, предназначенных фартовым.
Ранним утром, когда солнце не коснулось верхушек елей-старух, в распадках, у железной дороги, у реки, озера обосновались милицейские засады.
Для выполнения боевой операции у многих в руках были автоматы.
За полчаса до начала "Дуэли" радио Охи предупредило горожан, чтобы никто из них не вздумал сегодня отправиться в тайгу.
Причину этой информации объяснять не стали. Да и зачем? И так уж по городу всякие слухи ползут. Догадаются люди о причине сообщения…
В семь утра, как и было обусловлено, в тайгу со всех сторон вышла милиция. Столько оперативников сразу она не видела никогда в своей утробе и удивленно наблюдала за происходящим.
Собаки жадно обнюхивали кусты, пни, коряги. Не часто бывали на природе. Но, услышав злой окрик, внюхивались в остатки человеческой жизнедеятельности, оставленной под деревьями и кустами, брали след, неслись напролом через муравейники, коряги, через завалы и заросли нагонять людей, живущих в тайге.
Вот кого-то настигла первая овчарка. Свалила с ног, прихватила за душу клыками. Рывок - и выпустит жизнь наружу, вытряхнет из шкуры.
Человек визжит, то ли от страха, то ль от боли. Собаку это не остановит. Слаб - погибай. Слабому в жизни нет места. Служебная собака не знает жалости и сочувствия…
Вон и второй орет, тоже овчарка прихватила. А чуть дальше - в чаще, уже выстрелы гремят. Как окрик на чью-то ненужную душу. А там - брань, мат такой крученый, что наблюдатели хохочут.
Из кустов, под пинки и кулаки, вывели двое оперативников троих задержанных.
- Сами в тайгу выкинули нас под жопу, теперь за яйцы ловите! Совсем нет жизни от вас, легавые собаки, чтоб вам ежами просираться до самого погоста! Мать ваша с хорьком спала! Чтоб вы говно жрали, соплями запивали, трахнутые вприпрыжку! - блажил известный охинский сантехник в прошлом - Филин.
Его узнали сразу. И, не раздумывая, запихали в машину вместе с двумя молчаливыми, заросшими мужиками, в каких даже овчарки с трудом признали людей.