Может, это был тот самый человек, позвонивший по 9-1-1 и направивший полицию на Семьдесят шестую?.. Как бы то ни было, полиция прибыла, и Хоберман, очевидно, еще дышал, когда Кэндлмас смылся. Раны оказались смертельными, но он еще был жив, хоть и неподвижен, и, очевидно, - без сознания. И вот, пребывая в столь плачевном состоянии, он каким-то образом собрался с силами и начертал шесть загадочных букв на моем до того девственно-чистом атташе-кейсе, используя в качестве чернил собственную кровь. А затем, вероятней всего в тот момент, когда представители закона решили послать за слесарем, доблестный капитан испустил дух.
Наверное, примерно в то же время сам я находился внизу, в подъезде, ломая голову над тем, что могло случиться с Кэндлмасом, и решая, стоит ли входить к нему в квартиру с помощью отмычек. Даже оглушенному "Людомиром", мне хватило ума отказаться от этой затеи. Что ж, то было очень мудрое решение, особенно если учесть, во что я мог вляпаться. Я, разумеется, смог бы сэкономить городской казне затраты на услуги слесаря, но пришлось бы давать кучу объяснений, и задачу эту изрядно усложнял тот факт, что обнаруженный в квартире кейс оказался моим.
Эта последняя версия казалась мне более логичной и уж куда совершеннее той, что мы с Чарли Уиксом сочинили прошлым утром за кофе. Становилась понятнее ситуация с тем таинственным телефонным звонком в полицию, послание, оставленное умирающим, тоже заняло свою нишу.
Однако это нисколько не помогало расшифровать его.
Caphob. Что, черт возьми, это все-таки означает?
Я размышлял над этим, расхаживая по квартире, выдвигая разные ящики и шаря в них, обследуя чуланы, заглядывая внутрь каждого шкафа, стола или тумбочки, под них и за них. И даже радовался отчасти тому обстоятельству, что мне есть над чем поломать голову, потому как серьезный поиск в квартире ведется совсем не так.
Лучше всего он идет, когда ты знаешь, что искать и где. Тогда ты просто входишь, берешь, что тебе надобно, и выходишь. Почти столь же успешно продвигается работа, если ты хотя бы знаешь, что искать; в этом случае ты методично обыскиваешь квартиру, проверяя наиболее вероятные места, и рано или поздно находишь, а затем, счастливый и довольный, отправляешься восвояси.
Еще один неплохой вариант - а возможно, даже самый оптимальный - это когда ты не зациклен на каком-то определенном предмете. Миссия этого рода представляет собой кражу со взломом в ее, что называется, классическом виде и варьирует от тщательно спланированного преступления, когда вы рассчитываете все до последней мелочи вплоть до времени появления в данном районе дежурной патрульной машины и способа отключения электронной системы сигнализации, до чисто импульсивного порыва, свойственного ограблению самого примитивного и грубого толка, когда вы вышибаете дверь ногой и рассчитываете при этом на самое лучшее. И вот вы попадаете в такую квартиру, как эта, и понятия не имеете, что они тут прячут и где, но зато, подобно персонажу известной сказки, можете поспать в каждой кроватке и отведать кашки из каждой миски и так никогда и не узнать, что надобно искать, пока оно само не подвернется под руку.
И наконец, случаются дурацкие истории, подобно моей сегодняшней. Я не знаю, что именно ищу и где оно спрятано, и даже существует ли оно вообще. А потому приходилось смотреть везде, поскольку неизвестно, большое оно или маленькое, следует ли держать его на холоде или, напротив, в тепле и беречь от сквозняков.
Такое занятие, доложу я вам, чрезвычайно утомительно. Ну, допустим, вы даже нашли что-либо. Так откуда знать, оно это или нет? Следует ли искать что-то другое? И наоборот, если вы ничего не нашли, стоит ли надеяться, что кое-что все-таки подвернется, и продолжать поиски? Или же лучше отправиться домой, потому как все равно ничего не светит?
Знаете, на что это похоже? На секс без оргазма. Как понять, в какой именно момент следует остановиться?
А потому я отчасти даже радовался тому обстоятельству, что в ходе поисков можно поразмыслить над этой загадочной надписью. Уж не знаю, насколько продуктивными были мои размышления, но несколько интересных идей все же появилось.
1. Допустим, ее можно прочитать как "Кэпхоб". И это акроним, сокращение, каждая буква обозначает какое-то слово. Недурной способ вложить максимум информации в довольно ограниченное число букв, которые удалось вывести слабеющей рукой на атташе-кейсе, пока жизнь вытекает из тебя именно что по капле. Какие конкретно слова обозначены этими буквами, сказать, конечно, трудно. Но возможности здесь представляются практически безграничные. Ну, допустим: "Как Это Прекрасно - Ходить Около Банка". Или: "Криминальный Элемент Поражает Хозяйственную Организацию Борделя". Или же: "Каждый Экспонат Поруган Хитроумным Остервенелым Богохульником". Лично я никогда бы не использовал ни один из этих вариантов в качестве последнего предсмертного послания миру, но ведь, с другой стороны, мне не доводилось лежать на ковре обюссон, истекая кровью и из последних сил стремясь быть услышанным.
2. Допустим, надпись следует читать вверх ногами. Ну откуда мне в конечном счете знать, где и как провел Хоберман долгие годы, прошедшие со времен его бурных приключений в Анатрурии. Возможно, часть этого времени он работал страховым агентом и привычка переворачивать все с ног на голову стала его второй натурой. С целью проверить эту гипотезу я написал "caphob" печатными буквами и перевернул листок бумаги вверх ногами, а потом - обратно. Затем написал каждую из букв в отдельности и тоже перевернул. Результат получился более удовлетворительным, поскольку четыре из шести букв остались без изменения. У меня вышло нечто вроде "Cvdhob", где "V" заняло место перевернутого "А". Возможно, следовало пойти в своих изысканиях еще дальше и попытаться разгадать, какого рода акроним зашифрован под эти таинственным "Cvdhob", но ведь где-то надо и остановиться.
3. Допустим, тут все же стоит не мудрствовать лукаво и принять самое первое и очевидное из объяснений: он пытался написать свое имя. Нет, ей-богу, в этом есть хоть какой-то смысл… Ведь при нем не было найдено никаких документов. По всей видимости, Кэндлмас вытащил у Кэппи бумажник, когда он, беспомощный, лежал на ковре и умирал. Возможно, ему, Хоберману, претила сама мысль о том, что ему предстоит гнить в безымянной могиле, вот он и решил дать миру знать, кто он такой. И если учесть то обстоятельство, что бирка, прикрепленная теперь к пальцу его ступни, гласила: "Хьюго Кэндлмас", то опасения эти не выглядят столь уж беспочвенными. И все же… все же то было чертовски неубедительное предсмертное послание, указывающее на жертву, а не на убийцу. Ну что тут прикажешь делать? Отправить его обратно Хоберману с уведомлением об отказе, что ли?
4. Возможно, как ранее предположила Кэролайн, Хоберман страдал дислексией. То есть написал правильные буквы, но расположил их не в том порядке. И я начал прокручивать различные варианты, но ничего более удобоваримого, чем "Hopcab", придумать не удалось. Да, конечно, "Боккаччо" находился всего в двух шагах от места, где можно поймать кеб, то есть такси. И возможно, он имел в виду, что "хоп" - и одним прыжком ты уже в машине! Но неужели Хоберман счел эту информацию столь важной для человека, которому предстояло обнаружить его тело? Нет, вряд ли. Если бы я на его месте собрался бы попрощаться и уснуть вечным сном, то наверняка постарался бы сообщить миру нечто более значительное и глубокое. Ну, скажем, "Жизнь подобна фонтану" или же: "Хода нет - ходи с бубен".
5. Допустим, сколь ни абсурдной может показаться эта идея, допустим, "Caphob" - все же слово. Нет, его нет в словарях, там вообще не было ничего похожего, начинавшегося именно с этих четырех букв, но предположим, это имя собственное. Ну, скажем, имя Кэндлмаса. Да, согласен, на имя это мало похоже, но чем, собственно, "Кэпхоб" хуже, чем "Байбак" или "Мармотт"? Что бы вы, собственно, подумали, увидев любое из них, выведенное кровью на вашем атташе-кейсе?
6. А может, это вообще полная бессмыслица? Достаточно вспомнить знаменитые предсмертные слова Голландца Шульца, его великолепный пространный монолог, аккуратно записанный и предназначенный для будущих поколений. Да, он произносил слова и некоторые из них даже складывались в предложения по всем правилам грамматики, но сей великий человек был совершенно не в состоянии снабдить их хоть каким-то смыслом. Что, если и наш славный капитан решил таким образом подшутить над всем нашим огромным, лишенным какого-либо смысла миром, выведя на своем маленьком полотне шесть бессмысленных, ничего не значащих букв?
Ну и так далее.
Примерно к середине дня я проголодался. И уже собрался было заказать по телефону китайскую еду из ближайшего ресторанчика, как вдруг сообразил, что это невозможно, - как я открою дверь, если она опечатана полицией? Но голод настолько сильно давал о себе знать, что я уже начал подумывать: а не спуститься ли в квартиру Лерманов и не заказать ли еду туда. Не знаю почему, но эта идея казалась мне в те минуты вполне здравой. Возможно, я просто одурел от своих медитаций на мантру "Caphob". Однако у меня хватило ума задушить мысль, что называется, в зародыше, и вместо звонка в ресторан я отправился на кухню.
Я обнаружил там остатки китайской еды, которые следовало бы назвать скорее останками. До них нельзя было дотронуться и палочкой длиной в десять футов. Я поджарил в тостере пару английских булочек (они совсем зачерствели) и намазал их арахисовым маслом, а сверху еще джемом (масло прогоркло). А потом запил их двумя чашками черного растворимого кофе (молоко находилось просто в неописуемом состоянии). Настанет день, думал я, и все это уйдет в прошлое. Забудется, и я снова стану есть нормальную еду: сытные завтраки в кафе, внесезонные этнические ланчи с Кэролайн, хорошие ужины в хороших ресторанах. Нынешняя моя жизнь, похоже, целиком свелась к перехватыванию каких-то кусков на ходу, скудным воровским ланчам в чужих кухнях и за чужими столами, а также к попкорну в качестве главного и единственного блюда по вечерам. Впрочем, одежда с меня пока что не сваливалась, хотя и не слишком плотно облегала, так что ничего катастрофического вроде бы не наблюдалось. И однако как славно было бы поесть наконец по-человечески.
Я допил последние капли кофе, сполоснул чашку с блюдцем в раковине и снова принялся за работу.
В конце концов я окончательно изнемог и решил сделать несколько звонков. Уселся в кожаное кресло, вытянул ноги и положил их на оттоманку, поднес трубку к уху - и передумал. Черт его знает, а может, в этот аппарат успели вставить штуковину, определяющую, откуда звонят и кому. И потом, как я могу быть уверен, что ни один из тех людей, кому я собрался звонить, не узнает номер телефона Хьюго Кэндлмаса?
Нет, рисковать нельзя. Я ведь сохранил печати нью-йоркской полиции в целости. Я воздержался от сомнительных цыплят из "Дженерал Чоу Чикен". Так стоит ли после этого испытывать на своей шкуре современные коммуникационные технологии?
И я выбрался из квартиры Кэндлмаса чистым и незапятнанным, не оставив никаких следов своего пребывания, кроме арахисового масла и джема, целостность которых несколько нарушил, да отпечатков пальцев (некоторые из них я, правда, стер, но не слишком при этом надрывался - все возможные отпечатки пальцев с места преступления ведь уже сняты). Чтобы защитить квартиру от вторжения разных нежелательных элементов, я вырезал прямоугольник из куска упаковочного картона, обернул его пластиковым пакетом, изъятым из кухонного буфета, и, прихватив с собой вместе с рулоном липкой ленты, выбрался на пожарную лестницу. Плотно притворил створки окна, сунул руку в отверстие и запер его изнутри, затем вытащил руку, заложил отверстие куском картона и закрепил лентой. А потом быстро и бесшумно спустился мимо окон мистера Гирхардта и снова оказался в квартире Лерманов.
Ситуация значительно осложнилась бы, успей их постоялец вернуться за тот промежуток времени, что я провел наверху, но этого не случилось. Я затворил за собой окно, передвинул на место горшок с желто-зеленым растением - горшок совершенно определенно роквудский! - и направился к телефону в гостиной, откуда можно было держать под наблюдением входную дверь.
И сделал ряд необходимых звонков.
Покончив с этим, я вознаградил себя небольшим турне по квартире. Если не считать массивного чиппендейловского комода и одного встроенного шкафа, которые Лерманы освободили для своего постояльца, все их пожитки остались на своих местах. И я просто глазел на их вещи, оставив все нетронутым, и был куда осмотрительнее в плане отпечатков пальцев, нежели в квартире двумя этажами выше.
Холодильника я не открывал.
А затем наконец выбрался из квартиры, аккуратно запер за собой дверь и вышел из подъезда без всяких приключений. Слепая дама с первого этажа, должно быть, слышала, как я сбегал по ступеням, соседи из дома напротив, возможно, видели, как я выходил из подъезда, а может, даже заметили, как я в него входил несколько часов назад, но я не дал им ни малейшего повода заподозрить неладное. Я пришел и ушел, не оставив следа.
В "Короле подпольного мира" Богарт играет главную роль - Джоя Герни. Кей Френсис и Джон Элдредж играют супружескую пару врачей. Элдредж с усиками, столь же неудачно наклеенными, как у Богги в "Вирджиния-Сити". Элдредж спасает жизнь раненому подельнику Богарта и становится придворным врачом у гангстеров. И, когда полиция устраивает налет на их гнездышко, Богарт решает, что от Элдреджа следует срочно избавляться, и стреляет в него. А потом Богарту и его ребятам удается бежать, но полиция арестовывает Кей Фрэнсис. Далее события приобретают совсем уж невероятный оборот. Богарт нанимает писателя и заставляет его сочинить ему биографию. И разумеется, собирается убить, когда тот закончит. Но перед тем успевает выручить из тюрьмы двух арестованных членов своей шайки. Во время этой операции его ранят, и тут на сцене появляется Кей Фрэнсис. Она пытается раздобыть доказательства своей непричастности к банде, которые смогут освободить ее от подозрений в суде. И оказывает полиции услугу за услугой: предупреждает их, устраивает Богарту заражение крови, неправильно обрабатывая ему рану, мало того, даже ослепляет его какими-то испорченными глазными каплями. И вот он на ощупь гоняется за ней по своей берлоге, за ней и за писателем, и по-прежнему желает их прикончить, хотя ни черта не видит, но тут врываются полицейские и пристреливают его на месте.
Я следил за этими головокружительными событиями, сидя на своем обычном месте все с тем же баррелем попкорна на коленях и вторым билетом, как обычно оставленным на входе у контролера. Отправившись покупать попкорн, я заприметил высокого парня с козлиной бородкой и в очках. Он улыбнулся мне и тут же отвел глаза, не желая, очевидно, смущать несчастного, снова явившегося в кинотеатр без дамы. И чисто рефлекторным жестом обнял за едва прощупывающуюся талию свою подружку, эту живую рекламу блинчиков "Пилсбери", словно желая показать мне, что его-то дама никуда от него не денется.
Другой бы его только пожалел.
В антракте я выходить не стал. Попкорна оставалось еще много, ни в туалет, ни перекурить мне не хотелось. Я торчал на своем месте, и спустя какое-то время свет стал гаснуть, и началась вторая картина, "Победить дьявола". Режиссер Джон Хьюстон, он же разделил лавры сценариста с самим Труменом Капоте. Джина Лоллобриджида играет жену Богарта, а Дженнифер Джонс - истеричную врушку, жену самозваного английского аристократа. Кроме них в картине снимались и Петер Лорре, и Роберт Морли, и масса других замечательных актеров, имена которых я не в силах запомнить.
Я устроился в кресле поудобнее, надеясь, что, может, на сей раз пойму, что происходит на экране. Я смотрел эту картину уже раза три, а то и четыре, но так ни разу и не уловил сути. Каждый пытается кого-то одурачить, а когда Дженнифер Джонс начинает свои речи со слов "честно говоря", то уж наверняка знаешь, что врет и не краснеет. Однако ничего, кроме этого, мне ни разу понять не удавалось, в том числе и сюжета. Может, хоть на этот раз будет по-другому.
Минут пять-десять спустя я ощутил чье-то присутствие в проходе между рядами. Не отрывая глаз от экрана, где в это время Морли и Лорре почти соприкасались головами, я старался расслышать приближающиеся шаги. Но не уверен, что расслышал, как она подошла. Я просто угадал, почувствовал это неким сверхъестественным шестым чувством, и от этого узнавания пульс убыстрился и стало трудно дышать.
А она уже опускалась в соседнее кресло. Я по-прежнему не отрывал глаз от экрана. На секунду к моей ноге прижалась нога, затем отодвинулась. Рука опустилась в пакет с попкорном и коснулась моей руки, прежде чем набрать пригоршню хрустящих хлопьев.
Я смотрел фильм и слышал, как она жует попкорн.
Затем раздался настойчивый шепот:
- Ты был прав, Берн. Это не попкорн, а просто наркотик какой-то…
Люди вокруг нас кашляли и шелестели программками. Я приложил палец к губам и покосился на Кэролайн, которая тут же скроила виноватую рожицу.
И вот, сидя бок о бок, мы жевали попкорн и смотрели кино.
На выходе контролер одарил меня широкой ухмылкой, а тип с козлиной бородкой одобрительно выставил большой палец.
- Они счастливы за меня, - сказал я Кэролайн. - Как это все же трогательно, не правда ли?
- О, просто замечательно! - откликнулась она. - Типично нью-йоркская черта, греющая душу и сердце. А представляешь, что было бы, узнай они, что ты две ночи подряд провел у меня в квартире?
- Ради бога! - взмолился я. - Тогда они, чего доброго, начнут интересоваться, собираюсь ли я сделать из тебя честную женщину.
На противоположной стороне улицы, возле кафе, прямо на тротуаре расставили столики, и, поскольку вечер выдался на удивление приятный и теплый, мы решили немного посидеть. Я заказал себе капучино, Кэролайн потребовала кофе "а ля Лукреция Борджиа". Название наводило на мысль, что оно отравлено, но напиток оказался их фирменным и представлял собой кофе эспрессо с капелькой рома и целой горой взбитых сливок и тертого шоколада сверху. Кэролайн объявила, что кофе просто отличный, и предложила мне попробовать, но я отказался.
- Ну хоть глоток! Ты не опьянеешь.
- Кто мы будем такие, - ответил я, - если станем отступать от своих принципов?
- Что ж, это делает тебе честь, - сказала она. - Боюсь только, пока это закончится, ты окончательно потеряешь форму. Лично мне кажется, я уже начала ее терять.
- С чего это?
- Ну, вот, к примеру, сегодня: просидела в лавке, пока не дочитала ""А" как поезд", потом, после закрытия, пропустила всего одну рюмочку в "Бам Рэп" и, богом клянусь, даже не почувствовала, а потом очень плотно пообедала в индийском ресторане и все равно должна сознаться, что ни черта не поняла в этом фильме.