– А почему я ничего об этом не знал? – несколько уязвленный поинтересовался я, хотя понимал, что Меркулов и так уделяет мне внимания больше, чем я заслуживаю. Между мною и Костей иерархия в шесть человек: начальник Главного следственного управления и его два зама, начальник нашей следственной части и его два зама.
– У тебя своих дел навалом, – объяснил мне Меркулов. – С каких пор я должен тебя посвящать во все мелочи, которые сопровождают мою работу? Ведь я курирую не только вашу следственную часть, а всю следственную структуру России, разве не ясно?
– Если я правильно сумел тебя понять, Костя, – сказал я, – то это дело перестало числиться в разряде мелких с тех пор, как убили инкассаторов и изъяли уйму денег.
– Ты правильно понял, – согласился Меркулов. – Дело о бандитском нападении на инкассаторскую машину и прочие нападения на банки берется под особый контроль генеральным.
Я все-таки не понял, какая связь между визитом Портнова и этими бандитскими ограблениями. И спросил об этом Меркулова.
– Никакой, – ответил он, как мне показалось что-то скрывая. – Пока – никакой.
– Поставим вопрос иначе, – не унимался я, – какая связь между появлением в нашей стране Портнова и ограблениями?
– Это уже не один вопрос. – У Кости было ангельское терпение. – И я тебе опять отвечу – никакой.
– Нелогично, – не сдавался я. – И потом, что мы так привязались к этому Портнову? Может быть, он давно уже честный коммерсант, осознавший свое прошлое и осудивший его. А то, что он приходил к тебе, еще ни о чем не говорит – мало ли что пришло ему в голову. Мысль, что в нашей стране все коррумпированы, не так уж и безумна. Вдруг он действительно предлагал честное сотрудничество – по своим понятиям, конечно? Он, как капиталист, считал, что за информацию надо платить.
– Даю справку, – устало произнес Меркулов, и мы с Грязновым насторожились: сейчас он скажет нам что-то очень важное. – В тысяча девятьсот восьмидесятом году Феликса Портнова короновали. В лагере.
– То есть он настоящий вор в законе, – уточнил Грязнов.
– Именно так, – кивнул Меркулов. – Вопросы еще есть или и так все понятно?
– Что ж вы сразу не сказали, гражданин начальник? – упрекнул я Костю.
– Да, – задумчиво проговорил Грязнов. – Воры, они и в Африке воры.
– Удивительно верное замечание, – согласился с ним я. – А в Америке они не просто воры – они... Погодите!
Меркулов и Грязнов с любопытством на меня уставились: что за мысль, мол, пришла в голову этому Турецкому?
– Погодите, – повторил я, глядя в одну точку.
Было в том, что я хотел сказать, что-то странно стройное, точное, выверенное. Но что – никак сформулировать не мог, и это меня мучило.
– Погодите, – как заведенный повторял я.
Грязнов, естественно, не выдержал.
– Да чего годить-то?! – рявкнул он. – Знакомых воров вспоминаешь?
Вроде глупость он сказал, а все сразу встало на свои места.
Ну конечно же.
– Итак, – сказал я с интонацией Меркулова. – В восьмидесятом Портнова коронуют. Так?
– Так, – согласился Меркулов.
– В восемьдесят втором умирает Брежнев, – продолжал я. – Так?
– При чем тут...
– Погоди, Костя, – прервал я своего начальника. – Ей-богу, я на полном серьезе. Итак, в восемьдесят третьем умирает Андропов, заступает Черненко – и умным людям становится ясно, что все летит в тартарары. Что-то висело в воздухе. Так? Логично?
– Саша...
– Через год воры Советского Союза решают вырвать Портнова из зоны. Они покупают кого-то, от кого зависит изменение приговора, выясняются новые обстоятельства старого дела. Портнов выходит из зоны.
– Что-то уж очень сложно, – с сомнением протянул Грязнов.
– Чем сложнее, тем проще, – упрямо стоял я на своем. – Зачем им Портнов? А?
– Ну и зачем?
Я сделал хитрое лицо:
– Много ли в Советском Союзе было воров в законе?
Кажется, я просто сразил их этим простым, казалось бы, вопросом.
И знаете, что сказал Грязнов? Он сказал:
– Погоди-ка...
– Стоп! – сказал я. – Это я первый просил годить. Итак! Воры освобождают Портнова. Вы спросите: зачем? Так ведь ответ на поверхности. Что сделал Портнов через несколько месяцев после своего освобождения?
– Эмигрировал! – хлопнул себя по лбу Грязнов. – Конечно!
– Точно, – подтвердил я. – Уехал за границу. Тогда как раз наши органы этим и занимались: сплавляли втихую нежелательные преступные элементы в эмиграцию. Пусть, мол, там бедокурят, нечего социалистическую Родину беспокоить. Езжай, друг, в Израиль или Америку и грабь там на здоровье, убивай, насилуй, химичь, сколько твоей душеньке угодно. Так что Портнову и наши могли помочь. Я имею в виду снятие судимости и прочее. И я не удивлюсь, если именно так все и было.
– Возможно, – кивнул Меркулов.
– Ну вот! – радостно продолжил я свой бенефис. – А что все это значит, милые вы мои?
Меркулов смотрел на меня с одобрением. Он давно уже все понял, и было видно, что именно за такие минуты, как эта, он меня и любит и терпит. И сейчас он давал мне возможность выговориться до конца.
– А это значит, – самозабвенно продолжал я, – что свои Абели и Рихарды Зорге есть не только в среде разведчиков, но и в среде такой вульгарной публики, как воры в законе. И Портнов стал их полномочным посланником в США.
– Да, – пробормотал Грязнов, – это могло быть так, как ты говоришь. Похоже.
– Я просто уверен, что все так и было. Я еще не знаю, чем он там занимался, этот Портнов, в своей Америке, но я это обязательно узнаю. Одно понятно: развернулся он там основательно. Большим "авторитетом" стал. И теперь приехал сюда. Потому что, как ни прискорбно это нам признавать, Россия сегодня – настоящий Клондайк для таких проходимцев.
Я был доволен собой: выдал версию, которая ошеломила моих друзей.
Каково же было мне, когда Меркулов, глядя на меня все теми же ласковыми глазами, спокойно заявил:
– Именно эти мои соображения и убедили генерального в необходимости создания специальной оперативно-следственной группы "Пантера".
Я вытаращился на него, ошеломленный услышанным. А Грязнов чересчур громко расхохотался.
– Ну и вид у тебя, – едва отойдя от своего гнусного смеха, проговорил он. – Ох-хо...
– Ты знал?! – потрясенный, смотрел я на Меркулова.
– Конечно, – спокойно ответил он.
Грязнов снова расхохотался.
– Ты бы уж помолчал! – сказал я ему. – Ты же об этом не догадывался даже!
– А я и не претендую, – пожал он плечами. – Я – оперативник, а не следователь.
– Итак, подведем итоги, – резюмировал Меркулов. – Создается специальная оперативно-следственная группа "Пантера", задача которой – расследование целой серии ограблений банков вообще и деятельности Портнова – в частности. Нужно прищучить этого дельца. Тебе, Саша, поручается один из самых ответственных участков работы.
– Портнов? – уточнил я.
– Он самый, – ответил Костя. – И естественно, банки...
Глава третья
Аленичев
1
Старший оперуполномоченный МУРа Станислав Аленичев явился в отель "Балчуг" сам по себе, отдельно от оперативно-следственной группы.
Вообще это было не в его привычках. Обычно он строго придерживался писаных и неписаных муровских правил поведения и не позволял себе особых вольностей. Но в этот день с ним произошел случай, который помешал ему прибыть на работу вовремя. Он опоздал всего лишь на четыре минуты. Группа уехала без него, и, скорее всего, ему досталось бы другое дело, но взбешенный Грязнов, временно исполняющий обязанности начальника МУРа, без раздумий отправил его вслед за группой, приказав добираться своим ходом, хоть на такси. Денег на этот вид транспорта грозный подполковник Грязнов, естественно, не выделил.
Стас поймал такси и поехал в "Балчуг". Настроение было паршивым.
Все началось ранним сегодняшним утром. Хотя нет, утром сегодня произошла развязка застарелой, годами тянувшейся драмы, а началось все значительно раньше.
Стас занимал комнату в большой коммунальной квартире, в которой помимо него жили еще два соседа. Дворник Ахмет Галямин, здоровый тридцатилетний бугай, и старый актер Григорий Маков, бывший в свое время популярным киноартистом. Стас помнил несколько его ролей в фильмах, которые с успехом шли на экранах страны в годы его детства и юности. Обычно Григорий Маков играл положительных героев, в основном мужественных советских офицеров.
В последнее время Маков практически не снимался, а ничего другого он делать не умел. И никаким другим способом ему не удавалось зарабатывать деньги. Пенсия была мизерной, и старый артист влачил жалкое существование. Стас помогал ему чем мог, но и он сам получал немного, так что значительной помощи от него Макову не перепадало. Как говорится, рады бы помочь, да сами бедствуем... Стасу было обидно за известного артиста и стыдно за правительство, которое не может старым людям обеспечить нормальную жизнь на склоне лет.
Но больше всего Стаса бесило поведение соседа-дворника, который при всяком удобном случае начинал шпынять бедного актера.
– Что тебе дали твои роли? – издевательски спрашивал он. – Хлеб с маслом дали? Шампанское дали? Ты мне уже десять своих пенсий должен! Когда отдавать будешь?
Маков молчал. Стас пробовал урезонить Ахмета, но тот резонно возражал.
– А что? – возмущался он. – Как просить у Ахмета денежку, так Ахмет хороший, да? А как Ахмет напомнит про долг, так Ахмет плохой, да?! Где же справедливость? А?
И Стас умолкал. Что тут скажешь?
– Вот ты говоришь, что я неправильно его упрекаю, да? – продолжал свое Ахмет. – А ты вот спроси у него, у Гришки: почему его дочь ему деньги не присылает? Почему забывает деньги прислать? Хотя письма каждую неделю пишет. И звонит часто. А если звонит из Сибири, значит, много денег у нее, да? Тогда почему не шлет? Молчишь, Стас?
– Это не наше дело, Ахмет, – пытался втолковать ему Стас.
Но тот еще больше ярился:
– Как – не мое? Как это – не мое? Он, понимаешь ты, деньги у меня занимает, а кто отдавать будет? А?
– Не давай, – говорил ему Стас. – Зачем давать, если потом такие упреки?
– Не давать? – удивился Ахмет. – А что он жрать будет?
Все его изречения были с вопросительным знаком в конце.
– А если сдохнет? – не успокаивался Ахмет. – Ты его хоронить станешь?
– Ахмет...
– Что – Ахмет? – не успокаивался дворник. – Ну что – Ахмет? А? Я тридцать лет Ахмет! А он – он уже тысячу лет непонятно кто! То ли артист, то ли попрошайка! А?
Григорий Маков не мог не слышать эти разговоры и, когда они возникали, прятался в своей комнате.
До сегодняшнего дня он всегда переживал в своей берлоге бурю, ждал, пока успокоится Ахмет и можно будет продолжать свою пусть убогую, но все-таки жизнь.
До сегодняшнего дня...
Рано утром Стас проснулся от сильных ударов. Кто-то ломился в чью-то дверь. Стас вскочил с постели и выбежал в коридор.
Ахмет с утра убрал во дворе, то есть выполнил свои обязанности и, возвращаясь, по обыкновению, заглянул в их общий почтовый ящик на двери квартиры. Стас увидел, что газеты почему-то валяются на полу, а сам Ахмет яростно ломится в запертую комнату Макова. Дверь под немилосердными ударами трещала и была готова развалиться, а дворник орал во все горло:
– Ну ты! Выходи сейчас же! Сволота проклятая! Выйди, и я тебе морду всю разворочу!
Стас какое-то время ошеломленно смотрел на разъяренного соседа, а потом спросил:
– Ты чего это?
Ахмет обернулся к нему и завопил:
– Стас! Скажи ему, пусть лучше сам откроет, а то я его наизнанку выверну!
– Зачем же он тебе станет открывать, если ты его чуть ли не убить грозишься? – резонно заметил Стас. – Кто тебе откроет, когда ты в таком состоянии?
– Послушай, Стас, – сказал дворник, – так дальше продолжаться не может. Ты знаешь, что этот артист натворил? А?
– Что?
Ахмет потряс перед лицом Стаса несколькими квитанциями. Стас заметил, что это были обычные телефонные квитанции за междугородные переговоры.
– Вот! – вопил Ахмет. – Видишь, а? Разговаривал он! Один и тот же код! Одна минута разговора семь тысяч стоит! Знаешь, на сколько он тут наговорил? На больше миллиона он наговорил! Он разорил меня, он меня по миру пустил!
– Почему – тебя? – удивился Стас.
– А кто платить будет, а? – застонал Ахмет. – Он, что ли? Или ты? У тебя есть лишние миллионы? Есть? Нету! А у меня есть, но они не лишние! А платить все равно придется. Я не могу без телефона. Ты тоже не можешь без телефона. А кто платить будет? Я! Посмотри, на сколько он наговорил. А?
– Погоди-ка. – Стас взял у него из рук квитанции. – Может, ошибка какая, такое бывает, разберемся.
– Какая ошибка? – снова зашелся в крике Ахмет. – Никакая не ошибка! Я код в телефонной книге посмотрел. Это Новосибирск! Он дочке своей звонил. Каждый день, а то и два раза в день!
Действительно, на всех квитанциях был проставлен один и тот же код. Ошибки быть не могло.
– Ну что ж, – сказал Стас, возвращая квитанции. – Всякое бывает. Мало ли почему ему нужно было звонить.
– Я знаю, почему ему нужно было звонить! – не унимался Ахмет. – Знаю! Он своей сучке, дочке своей, одно только сказать может: деньги дай, Ахмету долг отдать хочу, он меня замучил совсем. А она ему – вот что показывает! – Ахмет сложил три пальца и помахал этой комбинацией перед носом Стаса. – Ты понял? Плевать она на него хотела. А мне что делать?
В это время дверь комнаты Макова открылась. На пороге стоял бледный артист и весь дрожал от ярости. Стас впервые видел его таким.
– Ты... – он посмотрел на Ахмета такими безумными глазами, что тот даже попятился. – Прекрати немедленно! Ты понял? Ты не смеешь так говорить о моей дочери. Ты мизинца ее не стоишь.
– Тогда почему ты у нее деньги не берешь? Почему у меня берешь? А? Стас, смотри, он меня оскорбляет, а свою блядь выше всех ставит! Я...
Он не договорил. Маков вдруг пронзительно закричал и бросился в глубь своей комнаты.
Ахмет сразу утих и спросил у Стаса:
– Что это с ним? А?
Стас не успел ответить. На пороге своей комнаты с двустволкой в руках вырос Маков. Направив ее на Ахмета, Маков проговорил дрожащим голосом:
– Ты... Немедленно извинись. Немедленно!
Ахмет замер, разинув рот.
Стас медленно приблизился к Макову.
– Григорий Романович, – вкрадчиво сказал он, – успокойтесь. Ахмет ничего плохого вам не желает. Он погорячился, он извинится, обязательно извинится.
– Что? – взвился Ахмет. – Я – извиняться перед этим? Чтоб я совсем перестал уважать себя, да? Если бы его сучка была здесь, я бы ей показал, кто она есть. Я бы ей...
Истошный крик Макова не дал ему закончить.
– Замолчи-и! – заорал старик и, направив ружье на Ахмета, выстрелил.
Стас успел перехватить ствол, и обе пули продырявили потолок. Выстрел дуплетом прогремел в коммунальной квартире, как гром среди ясного неба. Стас тут же выхватил оружие из рук Макова.
Ахмет остолбенел.
– Ты меня?.. – потрясенно спросил он Макова. – Ты меня убить хотел, да?
И бросился к старику. Стас не успел удержать его. В два прыжка Ахмет одолел расстояние, отделявшее его от двери, и через плечо Аленичева нанес старику удар в челюсть. Голова Макова дернулась назад, сильно ударилась о дверной косяк. Старик всхлипнул и осел на пол.
Стас тут же бросился к нему на помощь, но было поздно. Старый артист Маков был мертв.
– Ты... – Стас смотрел на Ахмета, который еще не понимал, что натворил. – Ты понимаешь, что ты сделал?! Ты убил его!
– Он что, мертвый, да? – пробормотал Ахмет, пятясь от тела. – Совсем мертвый, да? Я убил его?
Лицо Макова на глазах приобретало восковой оттенок. Смерть словно заждалась старого артиста и сразу вступила в свои владения.
– Что делать, Стас? – спрашивал Ахмет. – Что мне теперь делать?
– Вон телефон, – ответил Стас. – Сними трубку и набери 02. Приход с повинной облегчит твою участь.
– Стас, ты же видел, он стрелял в меня. Стас, это же он хотел убить меня, а не я его.
Стас кивнул.
– Знаю, Ахмет, – сказал он. – Если тебе повезет, все это будет квалифицировано как убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения или как убийство при превышении пределов необходимой обороны.
Ахмет с сомнением смотрел на него.
– Это точно? Точно, Стас?
Стас поднялся с колен, на которых стоял перед телом Макова, и выпрямился.
– У тебя нет другого выхода, Ахмет, – стараясь не выдать своего волнения, ответил он. – Вызывай милицию.
– Ты сам милиция!
– Я работаю в МУРе, – устало объяснил ему Аленичев. – И я – свидетель происшествия. Этот случай – для местной милиции и прокуратуры. Звони, Ахмет, а то я сам это сделаю, и тогда тебе точно не поздоровится. В этом случае ты никогда не докажешь, что оборонялся. Ты понял меня?
– Понял, понял, – испуганно ответил Ахмет, – понял, Стас. Уже звоню.
И он снял трубку, набрал номер и сознался дежурному по отделению в содеянном.
Стас знаком потребовал трубку.
Представился:
– Старший оперуполномоченный МУРа Аленичев, я – сосед по квартире. Все, что сказал этот человек, правда. Прошу вас прибыть на место происшествия как можно быстрее.
– МУР? – переспросил его собеседник. – А зачем же вы нам звоните?
– Я – свидетель, – объяснил ему Стас. – Это дело вашей подследственности, так что еще раз прошу вас поторопиться.
– А как вы там оказались? – продолжал его расспрашивать дотошный собеседник на другом конце провода. – Что вы там делаете?
– Я уже сказал: живу я тут! – еле сдерживая себя, ответил Аленичев.
Назвав адрес, он бросил трубку. Только теперь он заметил, как взбудоражен. Его просто колотило.
– Стас... – робко начал Ахмет, но тот его безжалостно перебил:
– Заткнись! Ты уже наговорил тут! Зачем тебе понадобилось унижать так старика? Зачем ты оскорблял его дочь? Ты же ее в глаза не видел! Что ты вообще о ней знаешь?
– Стас... – забормотал Ахмет. – Погоди, Стас... Не надо, пожалуйста. Я все понял, Стас.
– Очень хорошо, если ты понимаешь, – успокаиваясь, проговорил Аленичев. – Сейчас они приедут, и ты расскажешь все, что было.
Ахмет обреченно кивнул.
А потом приехали следователь и сотрудники милиции. Допросили их обоих. Стас терпеливо отвечал на все вопросы: ему было хорошо известно, что от точности его показаний зависит судьба не очень плохого человека. Пусть даже невольного убийцы.
Когда наконец Аленичев освободился и посмотрел на часы, то понял, что опаздывает на работу.
И бросился вон из квартиры.