Судов не было. Уже в тумане Минаев сбавил обороты и включил автомат, подающий туманные сигналы через определенные промежутки времени, - словом, действовал в строгом соответствии с положениями международных "Правил предупреждения столкновений судов в море", хотя - чего греха таить - многие судоводители, имея на борту локатор и видя на экране пустое море, бегут через открытый океан, не сбавляя хода…
Сигналы разбудили капитана. Позевывая, в тапочках на босу ногу, в расстегнутой рубахе и измятых штанах из репса, он пришел на мостик, пожелал вахте доброго утра и спросил старпома, прилипшего к окну рубки:
- Что, Анатольевич, туманишко натянуло?
Минаев поздоровался с капитаном, но отвечать по поводу тумана не стал, он считал дурным тоном излишний треп в рубке.
- И ход сбавил, - не то констатируя, не то осуждая старшего помощника за осторожность, промолвил капитан. - Задержит он нас, туман чертов…
Минаев опять не откликнулся, потому как было ясно, что любое уменьшение хода задерживает корабль. Он знал, что капитан хочет успеть ко дню рождения дочери, ее портрет всегда стоял у него на столе, и сочувствовал капитану, имевшему в запасе лишь одни сутки. А что такое сутки при океанском переходе? Ударил ветер по зубам или, вот как сейчас, сбавили ход в тумане - тут и на неделю запоздаешь…
До восьми часов шел "Грумант" при уменьшенном числе оборотов. Расстроенный капитан, пятью годами был он постарше Минаева, ушел досыпать в каюту, а в восемь, когда появился снова, чтоб присутствовать при сдаче вахт, ведь заступал третий штурман, подопечный капитану, на экране локатора появилась отметка: неизвестное судно слева и впереди по курсу.
Согласно "Правил предупреждения столкновений" неизвестное судно должно было уступить "Груманту" дорогу, потому как наблюдало его в локатор на своем правом борту. Траулеру "Грумант" надлежало следовать прежним курсом. Минаев писал судовой журнал в штурманской рубке и слышал, как на мостике капитан с третьим штурманом прикидывали пеленги на незнакомца. Вскоре капитан сказал, что пеленги не меняются. Значит, пути кораблей пересекутся в одной точке…
- Сбросьте ход до малого, - распорядился капитан. - Пусть проскочит впереди нас…
Скорость уменьшили. Но, очевидно, так же поступили на встречном судне: пеленги по-прежнему не менялись.
- А зря мы сбросили ход, - сказал Минаев, выходя из штурманской рубки в рулевую, - ведь он видит нас справа, пусть и принимает меры, освобождает нам дорогу.
- А может, не видит, может, у него локатора нет, - возразил капитан. - Главное - мы сами приняли меры, ход уменьшили…
Минаев не стал спорить, как-никак, а сам капитан вышел на мостик, да и вахта его, старпома, кончилась. Он пожелал третьему штурману доброй вахты, как предписывала традиция, и спустился в кают-компанию позавтракать, вспомнив: буфетчица всегда ворчит, разогревая еду для постоянно опаздывающего с утренней вахты старпома.
Он допивал кофе, когда услыхал рядом рев чужой сирены, и едва отставил чашку, как "Грумант" содрогнулся от жестокого удара в левый борт. Минаев, чудом удержавшийся в кресле, увидел вдруг, как потемнело в крайних, слева, иллюминаторах. Удар пришелся немного впереди носовой надстройки, и форштевень чужака, пробив борт, на три-четыре метра вошел в тело "Груманта".
Второй удар последовал почти одновременно с первым. В иллюминаторы полыхнуло пламенем, дико закричала буфетчица, а Минаев бежал уже по трапу на мостик.
Как выяснилось при расследовании катастрофы, капитан танкера "Кэптин Джонс" видел неизвестное судно на своем правом борту, но решил, что избегнет столкновения, если возьмет резко вправо, пропустит его, а затем последует прежним курсом. Он и осуществил этот маневр, вернее, первую часть его: резко взял вправо, но радиус циркуляции оказался больше фактического расстояния между двумя судами, и "Кэптин Джонс" ударил траулер в район морозильного трюма.
Столкновение двух судов было только прологом. Трагедия началась, когда от удара взорвался носовой танк "Кэптина Джонса" с авиационным бензином. Это и был тот второй удар, когда закричала буфетчица.
Взрыв всюду разбросал огонь, ударил по мостику "Груманта", третий штурман, стоявший на левом крыле во время столкновения, был сброшен за борт и погиб первым.
Разрушенные переборки между танками выпустили нефть, она воспламенилась и стала окружать оба корабля огненным кольцом.
Танкер, а вместе с ним и "Грумант" горели. Команда танкера даже не пыталась спасти судно, спустила шлюпки и отошла в море.
На траулере хотели освободиться от "Кэптина Джонса", но от удара заклинило машину, а тут и пожар стал угрожать жизни людей.
Тушить огонь, бьющий из танкера, было бессмысленно. Люди "Груманта" собрались на шлюпочной палубе, и капитан отдал приказ оставить судно.
Радист передал в эфир СОС. Этот сигнал был принят сразу, к ним спешили на помощь… Но кто пробьется сквозь огонь, сомкнувшийся вокруг "Груманта"?
- Вот, Анатольевич, такие дела, - сказал капитан. - Надо спускать шлюпки правого борта. Ты пойдешь первым, старпом. Возьми это с собой…
Он протянул Минаеву пакет с судовыми документами и еще один, небольшой.
- Отдашь жене, Анатольевич, в случае чего… Жаль, нет шлюпок на корме, там вроде огня поменьше.
Люди "Груманта" были спокойны. Никто не кричал, не плакал, не ругался. И лишь буфетчица судорожно всхлипывала, прижимая к спасательному нагруднику судового кота.
Горела краска на бортах и надстройках. Дышать становилось все труднее. Минаев приказал боцману раздать всем брезентовую робу, рукавицы, шапки и поливать людей из шланга водой. Нескольких матросов он поставил одерживать струями из брандспойтов стену огня, двигавшуюся по палубе со стороны танкера. Остальные принялись вываливать шлюпки за борт.
- Товарищ капитан, - сказал второй штурман, - я попробую…
- Чего ты хочешь попробовать? - спросил капитан.
- Пронырну, под огнем с кормы пронырну, у меня первый разряд, товарищ капитан, и место в шлюпке освободится…
- Не веришь, значит? - сказал капитан. - Не веришь, что остальные выберутся, парень… Ну, ладно. Может, ты и прав. Пробуй. Там потом расскажешь, что к чему…
Второй штурман бросился на корму, но через три-четыре шага будто споткнулся и обернулся к капитану и остальным, молча смотревшим на него…
- Простите, - сказал он, - но больше никто не сможет проплыть… Кроме меня.
Все молчали.
- Иди, - сказал наконец Минаев. - Только ты сумеешь… Иди.
Все молча следили за ним, когда второй штурман сбросил с себя нагрудник и одежду, чтоб не стесняли под водой движений, и махнул через релинги в горящее море.
Они видели, как сомкнулось пламя, и Минаев вдруг поймал себя на том, что он тоже плывет под водой и повторяет движения штурмана, который все плыл и плыл под водой, и люди следили за его невидимым движением, и матросы тщетно сбивали огонь, крутили размахи шлюпбалок, не переставая думать о том, где всплывет этот либо смелый, либо трусливый парень.
Исчезнувший из легких воздух рванул его на поверхность метров за пять до чистой воды. Он схватил ртом пламя, и страшное "А-а-а!" заглушило все звуки пожара. Пять метров - немного для отличного пловца. Но в сплошном пламени штурман потерял ориентировку и, не переставая кричать, плыл теперь назад к судну.
Команда "Груманта" еще долго видела его взметывающиеся над огнем руки, слышала предсмертный вопль, пока огонь не сжег штурману горло… А пожар продолжал бушевать. Одна шлюпка повисла на талях над морем, ее поливали водой, капитан отобрал четырех матросов-гребцов и велел им садиться сразу в шлюпку.
- Иди, Анатольевич, первым. И боцман с тобой. Верю - доберешься. К нам уже идут, - сказал капитан.
Шлюпку с гребцами, боцманом и старпомом стали майнать. Остальные заберутся, когда она станет на воду, вернее, в огонь. Они спустятся по штормтрапу, и буфетчица, не выпуская из рук кота, готовилась сделать это первой.
Шлюпка спустилась на горящую воду, матросы, кашляя от дыма, освободили шлюп-тали, вдруг ухнуло внутри машинного отделения и шлюпку отшвырнуло от борта.
- Отходи, Анатольевич, отходи! - услышал Минаев сквозь дым и пламя голос капитана. - Приказываю уходить, старпом!
Борт "Груманта" исчез в огне. Гребцы, прикрывая лица от жара, разобрали весла, и шлюпка медленно двинулась к чистой воде. В последнюю минуту Минаев разглядел, как на штормтрапе появилась объятая пламенем человеческая фигура, он хотел было подвернуть, чтоб принять на борт еще одного, но тут снова громыхнул взрыв в утробе "Груманта", человек на трапе сорвался и упал в воду.
…- Помогите нам, - сказал Минаеву прокурор. - Надо разобраться с вашими парнями. Хоронить ведь пора. Экспертизу общую мы провели, картина понятная. А вот кто есть кто - для нас, извините, неясно…
- Чем я могу вам помочь? - спросил Минаев.
- Опознать их надо, - сказал прокурор. - Для дела, конечно. Иначе б вас не тревожили…
Лучше б не тревожили его вовсе. Не каждому под силу такое: черный верх, белый низ…
…Он пробирался к чистой воде. Как это было - сейчас и не вспомнит. Видит Минаев лишь иногда, как поднимается с банки матрос, срывает с себя маску и прыгает за борт. Разум отказывался логически мыслить, и, одурев от жара и дыма, человек бросался в огонь, зная, что под ним прохладная вода, но забывал о необходимости вынырнуть потом из нее.
Так Минаев потерял и второго матроса. Двое других без сознания свалились под банки. Они погибли от отравления.
Лишь он да боцман сумели выстоять. Когда они вырвались из огня, сильный взрыв донесся оттуда, где стояли спаянные пламенем корабли.
С обожженными руками и лицами сидели они в шлюпке, опустив головы, и вдруг боцман встрепенулся.
Он встал в шлюпке, протянул вперед руку и захохотал.
Минаев посмотрел по направлению его руки, увидел идущее к ним судно и принялся тормошить лежащих на дне шлюпки матросов.
А боцман смеялся, смеялся, смеялся…
- Он смеется до сих пор, - сказал Волков. - Вот уже несколько лет прошло. До выхода в последний рейс мой друг Минаев побывал у него в больнице. Не узнал его боцман, только смеялся и смеялся, пока длилось свидание с ним…
- Вы посмотрите их, товарищей ваших, - сказал Минаеву прокурор. - В морге они…
Часть команды "Груманта" пропала без вести, кто утонул, кто сгорел начисто, а кое-кого сумели спасатели подобрать. На всех были надеты нагрудники, и потому после смерти они продолжали плавать, стоя в воде. Нижняя часть тела полностью сохранилась, а верхняя… верхняя сгорела.
Такими они и лежали в морге - черный верх, белый низ.
Минаев медленно брел среди останков, а рядом говорил прокурор:
- Вы ведь лучше знаете их, приметы помните какие, в бане мылись или загорали вместе…
Пакет Минаев жене капитана отдал. Она при нем его развернула, и старпом увидел в пакете лишь портрет дочери, что всегда был у капитана на столе. Записки жене капитан написать не успел…
Волков закончил рассказ, поднял щипцы и шевельнул ими подернувшиеся пеплом угли. Красный отблеск упал на лица людей.
Долго молчали.
- Жаль, меня не было там, - поднимаясь со стула, произнес Сергей. - Какой сюжет для картины…
- Человек обязан чувствовать приближение чего-то большого, - сказала Лена. - Но как можно пережить такое и не обжечь души? Неужели это в человеческих силах?
- Наверное, - сказал Волков.
Сергей вернулся к печке и протянул к огню бутылку с красным вином.
- Играет, черт, - весело сказал он. - Сухарик…
Волков прошел на веранду, открыл дверь и ступил на крыльцо. Из-за спины его упал свет и выхватил из темноты ступени. Волков шагнул вперед, позади захлопнулась дверь, и капитан остался с ночью наедине.
"Произошло нечто, - подумал он. - Случилось…"
С минуту Волков стоял не шевелясь, глаза привыкли к мраку, он различил неясные очертания сарая слева, густо-синее небо над ним и понял, что дождь прекратился.
Вновь за спиною вырвался свет на волю, и у самых ног Волков увидел воду.
- Черная вода, - сказал он. - Подошла к двери…
- Вы боитесь? - спросили позади, и Волков обернулся.
Лена стояла парой ступенек выше и смотрела на Волкова не улыбаясь.
- Низкое место, - сказал Волков, - вот и затопило.
- Дождь перестал, - проговорила Лена и встала на ступеньку рядом с Волковым.
Она носком тронула маслянисто-черную воду, потеряла равновесие, и Волков едва успел подхватить ее.
- Хотите искупаться? - спросил Волков.
- Спасибо, Игорь, знаете, а вы…
Лена не договорила. Они вернулись в дом.
- Черная вода у двери, - сказала Лена. - Затопило нас.
- Ни черта, - весело сказал Сергей. - Фундамент выдержит. А дожди кончились. Завтра вода уйдет.
Капитан промолчал. Ему вдруг припомнился Овечий остров, на котором его и Денисова вода окружала со всех сторон… И еще та вода, которой в детстве он торговал в Моздоке на базаре. И та, что поглотила "Кальмар" с его парнями, о них он продолжает думать до сих пор, хотя никогда и никому не сказал об этом.
"Если по большому счету, то вода отняла у меня все, - грустно подумал капитан. - Свободу и Галку тоже… А что я получил от нее взамен, от этой черной воды, что и сейчас вот снова подступила к двери? С каким-то осознанным упорством вода стремится отделить меня от всего земного… Наверно, хочет, чтоб принадлежал я ей безраздельно. Черная ревнивая вода!"
Капитан усмехнулся.
Утром воды у двери не было. Прибитая трава лежала полосами, и склонились в стороны цветы на размытой клумбе. Лена пыталась поднять их головки, но цветы поникли безвольно, и Лена оставила пустые хлопоты.
- Опоздаю, - сказала она. - Пропали цветики.
- Не скучай, Игорь, - сказал Сергей прощаясь, - мы с Ленкой берем отгул и махнем в лес на машине. У меня есть лесник знакомый. Грибов наберем, шашлыки будем жарить…
- Конечно, - сказала Лена, - не скучайте…
Они ушли, и капитан вернулся в дом. Не торопясь он сложил вещи, провел по щеке ладонью, повертел в руке электробритву, но бриться раздумал и вышел во двор.
От земли поднимался пар. Умытые дождем деревья торжественно тянулись перед солнцем, и в глубине их листвы, захлебываясь, верещали птицы.
Волков подошел к малиновому кусту и в плену сохранившейся паутины разглядел серебристую каплю воды. Снизу бочком проскользнул паук и побежал по невидимым на солнце нитям, проверяя свое хозяйство.
- Пережил ненастье, браток, - сказал капитан. - Теперь тебе будет легче.
Он вынес чемодан, закрыл дверь и положил ключ в условное место.
Когда Волков пришел на станцию, до прихода электрички оставалось двадцать минут.
Перрон был пустынным. Деловые люди уехали в Ленинград, а те, кто никуда не спешил, наверное, спали еще на дачах.
"Записку не написал, - подумал капитан. - Ладно, позвоню с вокзала…"
Он купил в киоске газету, пробежал первую страницу, свернул газету, сунул в карман и закурил.
Едва Волков сделал пару затяжек, засвистела электричка, подвалила к перрону и распахнула зашипевшие двери.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Впервые его увидели у Бергена норвежские рыбаки.
Случилось это в 1776 году, и Короля приняли за морского змея.
И немудрено. Никогда раньше не встречали люди Сельдяного короля. Необыкновенная, диковинная рыба с тонким, сжатым с боков телом длиною в шесть метров, серебряной мантией из мелких чешуек, лазоревым плавником на спине и головой, вовсе человеческой в профиль, увенчанной веером-короной.
Старые капитаны рассказывали мне, что шествует Король во главе косяков сельди. Рассказывали об океанской диковине многие, но рыбаки - не охотники, и никто не сказал мне, что видел Сельдяного короля на палубе своего траулера. И когда вдруг понял, что должен навсегда уехать из Калининграда, то решил по совету Володи Павловского отправиться в Мурманск. Я надеялся найти там забвение, душевный покой, и далеко-далеко, едва ли не в подсознании, маячила светлая мысль о необходимости поймать рыбацкую Жар-птицу, встретиться с Сельдяным королем.
И вот уже несколько лет работаю в Мурманском тралфлоте, дважды в год выхожу из Кольского залива, чтоб из конца в конец бороздить Mare tenebrosum - Атлантический океан.
Только не нашел я до сих пор Сельдяного короля, не скрестились наши пути. Да и то сказать - мало что осталось от его королевства… Но я жил и трудился среди людей, тех, кто ежедневно встречается с его подданными и доставляет их на праздничный стол оставшимся на берегу. Обыкновенная соленая селедка, приправленная луком, подсолнечным маслом и горошком, так хорошо идет она и с жареной, и с отварной картошкой…
Вспомните иногда за праздничным столом и о них, рыбаках, уходящих на сотню и более суток в холодное и неуютное море. Эти люди не кичатся необыкновенным трудом, но заслужили особое уважение. Пусть говорят иные, что заработок заставил рыбаков бросить дом на берегу и обречь себя на добровольное изгнание в океан. Все это так. Человеку нужен кусок хлеба с достаточным слоем масла на нем. Все это так… Только не хлебом единым жив человек. У каждого уходящего в море есть собственный Сельдяной король.
Мне, увы, пока не везло, не встретил Сельдяного короля. Ну что ж, пусть здравствует Король!
…Мы сидели в "Дарах моря". Когда-то учились с этим парнем вместе в мореходке. Потом Борис распределился в Мурманск да так и остался здесь навсегда. В Заполярье женился, завел двух отличных парнишек, был я у него дома. Теплый, сердечный дом.
- К черту Баренца, - сказал Борис. - Я открыл это море в тридцатый раз.
- Выпей кофе, мастер! - сказал старший механик и придвинул ему чашку с остывшим напитком.
- Погоди, дед, я с ним закончу…
Борис опустил мне руку на плечо.
- Ты, Волков, чудак, - сказал он неожиданно трезвым голосом. - Вот я снова пришел, а ты уходишь… Только ничего и в этот раз в океане не видел - одна вода. "Вода-вода, кругом вода…" Правильная песня. И ничего, кроме воды. Никаких Королей там нету. Ты гоняешься за привидением. Не находишь, что это пошло?
- Не понял тебя, Боб.
- Ну то, что ничего другого, кроме воды, в Атлантике нет. Вода… И немного рыбы. Чуть-чуть… Как крупинок в баланде, какую нам давали во время войны для укрепления здоровья. Ты помнишь баланду, Волков?
- Помню, Боб, помню.
- А теперь мои салажата нос воротят от доброй пищи, и Зинка им особо харч готовит. Отцу одно, а им другое… Ты можешь это понять, мой старый мореходский друг?
Я пожал плечами.
- Не можешь… Я тоже. А в океане - вода. И наплевать мне на королей. Все это бредни поморов-трескоедов. Они до сих пор рыбьи кости за борт бросают, верят, что съеденная рыба вернется к ним с новым мясом. Чудики, а?
- Погоди, Семеныч, - остановил своего капитана дед. - Кончай травить… Ведь я сам архангелогородский…