– Вот и первая задача. Обеспечить явку делегатов на просмотр.
– Может случиться и так, что моментально перегорят пробки во всем Кисловодске, – улыбнулся Турецкий.
– Думаю, этого не произойдет.
– Меня-то больше интересует личность губернаторского масштаба, – перевел разговор Турецкий.
– А вы подумайте, Александр Борисович…
– Личностей много и гораздо крупнее губернатора, – вздохнул Александр.
– Но не все они имеют отношение к убийствам.
– Гоша Гагаринский, Доктор, – сказал Турецкий.
– Нет слов, господин Турецкий! – развел руками Крот. – Вот что значит говорить с понятливым человеком!
– За что его брать, Алексей Петрович? Какое преступление он совершил?
– Лучше скажите – как, а вот – за что… Время покажет. Так что вы обязательно должны присутствовать на открытии съезда. Понимаю, что у вас жесткий график работы, но, как говорят, надо, Федя, надо!
– Приду, конечно, – неохотно согласился Турецкий.
– Прилетите, – поправил Крот. – Я имел смелость, Александр Борисович, сказать губернатору, что вы с большим удовольствием проведете с ним какие-то тридцать – сорок минут в его вертолете.
– Так, – проговорил Александр. – И снова без меня меня женили… И о чем ты беседовал с губернатором?
– О сотрудничестве края с фирмой "Север", которую я по официальной легенде представляю.
– Вероятно, интересный был разговор, – съязвил Турецкий.
– Да, встреча была полезной, не только для фирмы, но и для меня лично. Так вы не против, Александр Борисович?
– Он же не один полетит!
– Я же сказал, с вами.
– А куда же денутся краевой прокурор, Макеев, помы, замы?
– Они не делегаты съезда. В вертолете будут вы, он и охрана, ваша и губернаторская.
– Ладно, – согласился Турецкий. – Все равно когда-то побеседовать с ним надо.
– Мне пора, – поднялся Крот.
– И куда теперь?
– На вокзал.
– Могу предоставить машину до самого Кисловодска.
– Люблю поезд. Особенно ночной. До встречи, Александр Борисович.
– До встречи…
Софья Андреевна не обманула, пришла. Турецкий, как мужчина опытный, долго тянуть не стал, чуть выпили, чуть закусили и… за дело. Впрочем, желание было обоюдным, Соня в любовных утехах оказалась не менее опытной, чем Турецкий.
Потом, отдыхая, они лежали рядом, бездумно глядя в высокий потолок.
– Хороша я? – спросила женщина.
– Прекрасна!
– Не был бы ты женатым, "важняк", вышла бы за тебя замуж! Дай закурить.
Турецкий подал женщине сигарету, щелкнул зажигалкой, закурил сам.
– Очень жаль, – искренне вздохнула Соня. – Любишь жену?
– Люблю.
– Как не любить!
– Все-то ты знаешь, Софья Андреевна!
Женщина долго молчала и неожиданно сказала:
– Я скоро умру, Турецкий.
И так она произнесла эти слова, что Турецкий поверил, однако решил пошутить.
– Цыганка нагадала?
– Я сама цыганка, – усмехнулась Соня. – Ты знаешь барона по кличке Алеко?
– Он проходил по одному делу, которое вела следственная часть Генпрокуратуры.
– Проходил, но не прошел.
И Соня снова надолго умолкла.
– Почему ты вспомнила про барона Алеко?
– Он мой отец.
Турецкий чуть не сказал, что отец Сони вроде пел когда-то в театре "Ромэн", но вовремя спохватился.
– Выходит, ты очень богатая женщина, если имеешь такого отца?
– Отец богат. А я на свою жизнь зарабатываю сама.
– И он не предлагал?
– Не раз. Но не брала и не возьму от него ни копейки.
– Почему?
– Он убил мою мать.
Теперь– то он вспомнил и барона, и его дело, за которое тот и получил кличку Алеко. И еще припомнил, что заявление в Московскую городскую прокуратуру об убийстве своей матери написала девочка лет десяти. Убийство так и не было раскрыто. Расследование вел другой следователь, но Турецкому стало стыдно за то, что они не смогли раскрыть это дело. Припомнилось, как коллега дал ему прочесть то детское послание и как оно взволновало его.
– Лет пятнадцать назад я прочел письмо девочки… Это была ты?
– Да.
– И чем ты живешь?
– На тебе, к примеру, я могла бы заработать двадцать тысяч баксов. Не вышло. Но я об этом не жалею.
– Почему ты решила, что не вышло?
– Ты слишком смело вел себя, – призналась Соня. – Да и остолопам губернаторским можно было догадаться, что "Пантера" – это "Пантера".
– Ты полагаешь, что всю подсматривающую и подслушивающую аппаратуру ставили остолопы губернатора?
– Значит, твои друзья из ФСБ!
– На кого ты работаешь, Соня?
– На тех, кто больше платит.
– В том числе и на ФСБ?
– На МВД.
– Насколько я знаю, там платят мизер.
– Я вообще ничего не взяла.
– По идейным соображениям?
– Я не идейная. Мне плевать на коммунистов, демократов, капиталистов и на всех их вождей, вместе взятых!
– Зачем же тогда работала?
– Тебе известно дело Казимира?
– Растление и убийство малолетних… Неужели, Соня?
– Да, я шла под кличкой Француженка. Хоть ты и "важняк", Турецкий, но и от тебя тайны имеются.
– Жаль, что сотрудники МВД потеряли такого агента…
– Они не потеряли.
– Тогда я ничего не понимаю…
– Все мужики глупы, но каждый глуп по-своему.
– Тебе грозит опасность? – помолчав, спросил Турецкий.
– А тебе не грозит?
– Но я умирать не собираюсь.
– Тебя никто и не спросит. Убить могут любого. А ты уже кое-кому сильно надоел.
– Умные люди говорят мне, что не посмеют.
– Кто не посмеет?
– Да те же люди, которые хорошо тебе платят!
– Сейчас, вероятно, и не посмеют, но придет их время, и поставят тебя к стенке как миленького! Могут и пожалеть как талантливого профессионала, но с одним условием – работать на них.
– Ты считаешь, придет?
– Оглянись вокруг себя, – насмешливо ответила Соня. – Посмотришь, что будет через годик-другой после создания Российской партии демократии и порядка!
– Ты тоже профессионал, Софья Андреевна.
– А за что меня к стенке, если я на них работаю? Я, милый мой "важняк", если захочу, стану первой леди!
– Выйдя замуж за Станислава Станиславовича, – уточнил Турецкий.
– Несчастный человек Станислав Станиславович. Мне его жаль. Он ведь искренне верит в справедливое дело будущей партии.
– Мне он тоже показался славным человеком…
– Из него выжмут все, что надо на данный момент, и выбросят. И он или сопьется, или покончит самоубийством. – Женщина помолчала и добавила: – Как и я.
– Ты хочешь покончить с собой? – удивился Турецкий.
– Какой-то мудрец сказал, что человек, увидевший восход солнца, день, вечер и закат, видел все и на этом свете ему делать нечего…
– А сам мудрец небось прожил сотню лет!
– Какое это имеет значение? – поморщилась Соня.
– Тебе надоело жить?
– А что нового, кроме того, что я увидела в этом мире, я могу узнать?
– Я бы посоветовал тебе другое, – сказал Турецкий.
– Что?
– Уйти в монастырь.
– Я думала об этом. И очень серьезно. Ты знаешь, я отдала в один из женских монастырей приличную сумму.
– А если точнее?
– Что ты имеешь в виду, сумму или монастырь?
– И то, и другое.
– Монастырь на Ярославщине, разрушенный. Восстанавливают его монашки. А сумма… Тебе столько не заработать и за всю жизнь.
– Почему же? – возразил Турецкий. – Если постараться… Какая сумма, если не секрет?
– Сто тысяч баксов.
– Возьму сейчас трубку, скажу всего лишь одно слово, и немедленно принесут миллион, два, десять, и не нашими, деревянными.
– Можешь, – ответила Соня. – И получишь. И даже откроют тебе счет в Швейцарском банке, купят виллу или целый остров, лишь бы с глаз подальше! Но, к сожалению, никогда ты не позвонишь, а значит, будешь всю жизнь жить на свои три лимона деревянными!
– На три с полтиной, – поправил Турецкий.
– Моя рядовая ставка в казино, – усмехнулась женщина.
– Ты права. Я никогда не позвоню.
– И зря! Совесть, честь, закон… Все эти понятия изжили себя. Может быть, это Божье наказание для нашего народа за убийство царя и его семьи, за разрушение храмов, за то, что сажали на кол слуг Божьих… Не знаю. Но уверена в одном, придет Сатана и будет править.
– Тебе действительно надо идти в монашки!
– Я бы пошла, но поздно.
– Опять ты за свое! – рассердился Турецкий, обнимая женщину.
Он глянул в огромные глаза Сони и увидел в них такую неизбывную печаль, что внутренне содрогнулся.
– Сонечка… Соня, – зашептал он. – Милая моя женщина…
– Ты не влюбляйся в меня, Сашенька. Я цыганка. Мы любим насмерть. Я погублю тебя, родненький… Все бросишь! Жену, дочку… Я разлучница!
…Когда Турецкий проснулся, Сони рядом уже не было. На столе лежал лист бумаги, прижатый крупными серебряными серьгами, которые были в ушах женщины. Серьги были продолговатые, выпуклые, и одна из них была вскрыта. Турецкий понял, какой секрет хранили серьги. Лист бумаги тоже был непростым, то было завещание Софьи Андреевны Полонской в случае ее внезапной смерти, оформленное по всем законам. Все свое движимое и недвижимое имущество, а также крупную сумму в долларах она завещала женскому монастырю на Ярославщине и просила похоронить ее возле Богоявленского храма в том же монастыре.
Турецкий достал пинцетом миниатюрное подслушивающее устройство, еще раз прочел завещание и внезапно понял, что говорила Соня всерьез. Вернее, и тогда, ночью, он в это верил, но именно теперь понял.
Не в характере Турецкого было предаваться мрачным мыслям, и он уже начал соображать, каким образом пресечь опасность, преследующую Соню, о которой она, видимо, умолчала.
А в Татарке вновь произошла разборка, после которой милиция обнаружила трупы Мака и его четверых дружков-отморозков, вповалку лежавшие в белом "БМВ" и голубой "ауди". По многочисленным свидетельствам, огонь вели из автоматического оружия из джипа, принадлежавшего Байбаку. Он вновь стал полновластным хозяином Татарки.
При встрече Грязнов спросил Голованова, не имеют ли "волки" какого-либо отношения к разборке, на что майор ответил, мол, он доволен тем, что его тесть может спать спокойно. Настю с сыном Голованов отправил самолетом в Москву, где их встретил капитан Щербак, заместитель директора агентства "Глория", отвез на квартиру майора и тут же позвонил в Ставрополь, доложил об исполнении порученного и передал трубку Насте. "У тебя не квартира, а хлев!" – первым делом заявила Настя. "Зато большой! – рассмеялся Голованов. – Устраивайся! Да за Максимкой следи! Москва – это тебе не Татарка!"
Часть третья
СЪЕЗД
Стажер следственной части Генпрокуратуры Глеб Латышев провел допрос подполковника грамотно. Сизов дал собственноручные показания о ночном звонке, признав, что именно он звонил старшему лейтенанту Коготкову и сообщил о несуществующем происшествии. После прослушивания пленки, на которой был зафиксирован разговор Сизова с генералами Маркушей и Макеевым о деталях убийства подполковника Приходько, подполковник забеспокоился всерьез, ведь из беседы было ясно, что именно ему было поручено вести переговоры с киллером по кличке Барс. Сизов заметно занервничал, и этим воспользовался Глеб. Словом, подполковник письменно подтвердил, что разговор, записанный на пленку, действительно состоялся, а он, Сизов, встретился и переговорил с киллером, который и убил Приходько.
Турецкий получил от своих помощников свежие материалы за час перед вылетом в Кисловодск, но успел внимательно просмотреть их. Он приказал майору Голованову со своими подчиненными прибыть в Кисловодск, не забыв прихватить с собой и стажера Латышева, а сам выехал на военный аэродром, где его ожидал губернатор Колесниченко.
Вертолет был оборудован по высшему классу. Ковры, удобные сиденья и столики, салон был разделен на две части, отгороженные друг от друга лосиными шкурами. Впереди устроились Колесниченко и Турецкий. На их столике было вино и фрукты. Другая часть, позади них, предназначалась для охраны, где и разместились сотрудники "Пантеры" во главе с Игорем Падериным и люди губернатора, призванные охранять его особу.
– Рад вашему обществу, – начал разговор Колесниченко.
С последней их встречи на даче Маркуши прошло порядочно времени, и Турецкий заметил, что губернатор посвежел, мешки под глазами исчезли, и вообще он имел уверенный, независимый вид. Да и тон, с которого начал беседу Колесниченко, очень не понравился "важняку", поэтому ответ его прозвучал несколько грубовато.
– Чему особо радоваться-то, Николай Михайлович?
– Снова дела, – скривился Колесниченко. – Теперь понятно, для чего вы решили лететь со мной…
– Могу и помолчать. Вино есть, закуски навалом, а вы знаете, что я любитель выпить!
– И никогда не пьянеете, – одобрил губернатор.
– Вам налить?
– Конечно, не один же вы любитель, – рассмеялся Колесниченко.
После незначительных фраз разговор таки перешел в русло, которое интересовало обоих.
– Много вы раскопали, Александр Борисович, – сказал Колесниченко.
– Что конкретно вы имеете в виду?
– Хотя бы КАКТ.
– По КАКТу работали сотрудники "Пантеры".
– Но под вашим руководством!
– Под руководством полковника Попова. А я работал над теми делами, которые были мне поручены.
– И каков успех?
– Расследование еще не закончено…
– А вы уверены, что оно может быть закончено?
– Вам, Николай Михайлович, пошла на пользу суточная командировка в Москву, – намекнул Турецкий. – Вы изменились даже внешне.
– И надеюсь, не в худшую сторону?
– В лучшую.
– Вас неплохо информируют о делах в Москве, – помолчав, заметил губернатор.
– Неплохо, – согласился Турецкий.
– Оно и понятно. Куда бы ни поехал, везде хвост!
– Вероятно, не без причины, – усмехнулся Турецкий.
– Послушайте, неужели вы всерьез думаете, что я причастен к убийствам? – прямо задал вопрос Колесниченко.
– Я же сказал, расследование не закончено.
– Это какой-то бред сивой кобылы! – выпивая бокал, проговорил Колесниченко.
– Все может быть, – пожал плечами Александр. – Однако убивают почему-то кандидатов, но не губернатора.
– А за что меня убивать?
– Вы полагаете, это кандидатов было за что?
– Я ничего не полагаю! Я вижу, что секретарь Совета Безопасности стращает, ваш полковник Попов не вылезает из моего кабинета, выспрашивает, выпытывает, вынюхивает…
– Полковник Попов приходил в ваш кабинет всего два раза, – уточнил Турецкий. – Как вы спите, Николай Михайлович?
– А в чем дело?
– Не снятся ли вам дурные сны?
Некоторое время губернатор бессмысленно смотрел на собеседника, потом спросил:
– Уж не пророк ли вы, Александр Борисович?
– Я к тому, что люди с чистой совестью спят спокойно.
– На что вы намекаете?
– Я не намекаю. Я просто сказал то, что сказал.
– Сон у меня нормальный.
– Вот и хорошо, – улыбнулся Турецкий. – Может, прекратим пустой разговор?
– Он не так пуст, если арестован Асатрян и уже дает показания.
– Вам-то какое дело до Асатряна?
– Вы отлично знаете, что некоторые документы шли за моей подписью!
– Я не знаю, что вы там наподписывали Асатряну. Но документы, проходившие через коммерческий банк "Грот" за вашей подписью, свидетельствуют о серьезных злоупотреблениях и присвоениях огромных сумм. А это уже подпадает под действие нового Уголовного кодекса.
Взревели двигатели вертолета.
– Наденьте наушники! – крикнул Колесниченко. – Слышно?!
– Слышу отлично!
– Так что вы там сказали про новый Уголовный кодекс?
– От семи до двенадцати!
– И на том спасибо! – рассмеялся губернатор.
– Пожалуйста!
– Вы брали когда-нибудь взятки, Александр Борисович?
– А вы хотите предложить?
– Я бы предложил, но боюсь – пошлете вы меня далеко-далеко…
– Вы недалеки от истины. Сами-то берете?
– Неужели вам неизвестно о моих счетах в западных банках?
– Известно, – ответил Турецкий.
– Откровенно говоря, я ожидал вашего прихода, но так и не дождался, – сказал Колесниченко.
– Вам осталось ждать недолго.
– Понял, – усмехнулся губернатор.
– Сами подумайте, какой резон было приходить без дела?
– А теперь, значит, резон появился?
– Работаем, господин губернатор, работаем!
– И когда начнете действовать, если не секрет?
– Уже начал.
– И кто стал первой жертвой?
– Старший прокурор следственного управления Генпрокуратуры Чирков. Вы хорошо с ним знакомы. Он курировал ваш край. Отправлен в Москву.
– В наручниках? – как бы пошутил Колесниченко.
– Так точно, как выражается мой юный стажер!
– И за что?
– А это уже следственная тайна.
Губернатор умолк и стал смотреть в иллюминатор. Медленно проплывали внизу поля, небольшие перелески, пруды, а вдалеке виднелась высокая гора.
– Машук, – пояснил Колесниченко.
Турецкий не ответил, лишь кивнул в знак того, что понял.
– Нелегко вам живется, Александр Борисович, – после продолжительного молчания вновь заговорил Колесниченко.
– В каком смысле?
– В смысле вашей работы.
– Привык. И другой не представляю.
– И кто ваш кумир? Шерлок Холмс, Мегрэ, Пуаро?
– Остап Бендер.
– В самом деле?
– По-моему, он был великий сыскарь. Его история с Корейко просто хрестоматийна. Изучай и действуй.
– Значит, прежде чем заняться непосредственно расследованием дел, вы тоже изучаете биографии лиц, вас интересующих?
– А как же! Я обязан знать все о подследственных.
– И я вхожу в их число?
– Разумеется. Вы же мне интересны.
– И что особенного вы нашли в моей биографии? – полюбопытствовал губернатор.
– Я бы мог рассказать, но, во-первых, это займет много времени, и, во-вторых, вы лучше меня знаете свою жизнь.
– Очень интересно, – повторил Колесниченко. – Начинаем снижаться.
– За разговорами и время пролетело незаметно.
– Вы где остановитесь?
– Хотите что-то предложить?
– Если пожелаете.
– Домик бы. С садом, курами, индюками, большим котом и маленькой собачкой. Надоела гостиница.
– Устроим. Дом тестя подойдет?
– Если имеется все, что я перечислил…
– Имеется. Кроме маленькой собачки, зато есть большая.
– На цепи.
– Как и положено у хороших хозяев.
– Годится. Но я не один, – кивнул в сторону охранников Турецкий.
– Всем места хватит.
Губернатора встретило все городское начальство во главе с мэром. Загомонили, заулыбались и повели к машинам, стоявшим на летном поле.
– Александр Борисович! – крикнул Колесниченко. – Не передумали?!
– Как считаешь, Игорь? – обратился Александр к Падерину.