Ее сильный, красивый, моложавый папа за несколько лет болезни превратился в совершенно седого старика с изможденным изжелта-бледным лицом, запавшими глазами, заострившими чертами лица. Его постоянно тошнило и рвало, он ничего не мог есть и худел на глазах, хотя казалось, что похудеть еще больше невозможно. Меняя постельное белье, Серафима легко приподнимала и переворачивала его иссохшее тело. Но самым страшным было то, что отца постоянно мучили боли. Наркотиков, которые ему кололи, было недостаточно. Сима не могла понять врачей - как можно позволять, чтобы человек так мучился! Какой бездушный чиновник установил этот пресловутый лимит на наркотические аналгетики! Да разве имеет значение - приобретет ли смертельно больной человек наркотическую зависимость! Ведь жить ему осталось недолго, так пусть хотя бы эти месяцы он будет избавлен от физических страданий!
Мама выглядела не лучше. Тоже вся поседела, высохла и в свои сорок семь лет казалась старушкой. Днем она часами сидела у постели мужа, держа его за руку, страдая вместе с ним. Хотя врачи строго-настрого запретили ей волнения, назначали успокоительные, - никакие советы на нее не действовали. Ночами она прислушивалась к дыханию мужа, плакала, когда он стонал и скрипел зубами от боли, а утром не могла подняться с постели - опять сердечный приступ.
"За что судьба так бьет этих двух замечательных людей? - не раз спрашивала себя Сима. - Ведь на свете тысячи людей, которые ничего хорошего за свою жизнь не сделали, и тем не менее, они обладают отменным здоровьем".
Отец умер, когда Серафиме было двадцать пять лет. Мама пережила его всего на полмесяца - после смерти мужа ее увезли в больницу, и там она скончалась от острой сердечно-сосудистой недостаточности.
Пришлось влезть в долги - Сима купила двойное место на Даниловском кладбище, до него от родительского дома можно дойти пешком.
Глотая слезы перед могильным холмиком, Серафима говорила себе: "Это по моей вине вы так рано ушли из жизни. Видно, Бог решил покарать меня за то, что я причинила вам столько страданий, и лишил сразу обоих любимых людей".
Первые месяцы Сима никак не могла осознать случившееся. Она по инерции спохватывалась, что нужно бежать то ли на рынок, то ли в магазин, то ли в аптеку, то ли в больницу. Потом вспоминала, что спешить уже некуда и не к кому, и часами сидела, оцепенев, глядя в одну точку, а в сознании кусками всплывали события прошедших лет.
Каждую неделю Серафима ходила на кладбище, посадила там цветы. Они были осязаемыми, живыми, и ей не верилось, что под цветущими пионами, лилиями, георгинами лежат ее папа и мама.
На годовщину она поставила им памятник со свадебной фотографией - молодые, красивые, счастливые… Они и при жизни всегда были вместе, говорили и даже думали одинаково, и теперь вместе.
И только справив годовщину, Серафима примирилась с утратой, наконец поверив, что папы с мамой больше нет. И поняла, что рассчитывать теперь не на кого, только на себя. Пусть родители последние годы и болели, но они занимали в ее жизни очень важное место.
Сима была благодарна, что Гоша не говорил ей банальных слов утешения. Да и как можно утешить человека в таком горе!
Они с мужем перебрались в квартиру ее родителей. Сима не позволила тронуть ни одной вещи, все так и осталось, как при их жизни.
Еще через год Серафима родила дочь. Помня, какими обидными прозвищами обзывали ее в детстве: "серая", "финка", "сарафанка", "бескрылый серафим", - она выбрала для дочери имя звучное и необычное - Регина. От него не придумаешь обидных уменьшительных. А еще через два года появился сын, и Сима назвала его Сережей в честь отца.
Гоша не принимал участия в выборе имен. Он вообще почти не участвовал в жизни сына и дочери. Серафиму его равнодушие не задевало, она считала это нормальным распределением ролей в семье: муж глава семьи, а жена занимается домом и детьми. Правда, сама Сима работала, как вол. На них висели большие долги - похороны родителей, место на дорогом кладбище, гранитный памятник, ограда, - все это потребовало немалых расходов. Но Серафима не жаловалась.
Однажды муж полушутливо-полусерьезно сказал, что она "сумасшедшая мать". "Ты прав", - не стала спорить Сима. Потому что дети появились у нее поздно и были долгожданными. Правда, сама Серафима считала себя не "сумасшедшей" матерью, а разумной и любящей. Но, может быть, мужу со стороны виднее.
Гоша уже давно не был шалопаем. Он возмужал, заматерел. Высокий, красивый мужчина в полном расцвете сил. Только жена, родители и близкие друзья именовали его Гошей, а все остальные - Георгием Натановичем. Телефонные сетования матери он выслушивал со снисходительной усмешкой, подмигивая при этом жене и пожимая плечами, мол, маман в своем привычном репертуаре, иногда клал трубку на тумбочку и отходил за сигаретами, а в это время сквозь мембрану лился всхлипывающий голос Фиры Марковны. Та никак не могла примириться с тем, что они с сыном живут в разных странах, и не понимала, почему Гошенька не желает воссоединиться с любимыми родителями.
- Потому что мне и здесь хорошо, - в сотый раз отвечал обожаемый сын.
Он уже дорос до должности главного инженера треста, получал триста двадцать рублей - большие деньги по тем временам. Серафима работала главным юрисконсультом в министерстве легкой промышленности с окладом в двести пятьдесят рублей. Они жили в хорошей квартире на Ленинском проспекте, ни в чем не нуждались, у них подрастали замечательные дети, а Фира Марковна все еще никак не могла успокоиться и убеждала сына, что Сима ему не пара, и вообще он не живет, а прозябает.
Как-то раз Гоша съездил к родителям - Серафима отпустила его без колебаний, - а, вернувшись, сказал:
- И смех, и слезы. Нужно быть очень хорошим евреем или очень верующим человеком, чтобы ради Стены Плача жить в подобных условиях. Я не настолько хороший еврей. Осмотрел все эти святыни с любознательностью туриста, но ничего в душе не всколыхнулось. Нет, это не для меня.
Серафима даже не догадывалась, что тогда их семейная жизнь висела на волоске. Фира Марковна все же подыскала сыну "приличную девушку" и уговорила его приехать - познакомиться. После "смотрин" Гоша смеялся до колик. Как говорится, "наша невеста всем хороша, лишь глуха, хрома да горбата". "Приличной девушке" Кларе было сильно за тридцать, у нее подрастали двое пацанов от первого брака. Правда, экс-супруг обеспечил бывшую жену приличным содержанием, но больше у нее достоинств не обнаружилось. Пока "невеста" томно смотрела на "жениха" - красавец Георгий произвел на нее сильное впечатление, - еще куда ни шло. Но стоило ей улыбнуться, обнажив ряд мелких желтых зубов и полоску десны над ними, "жених" тут же распрощался. А когда Клара встала из-за стола, чтобы проводить гостя, Гоша подумал, что лучше бы она этого не делала: верхняя часть торса сорок восьмого размера покоилась на обширной заднице пятьдесят шестого, а в целом фигура напоминала мраморный бюст, установленный на массивном постаменте. Георгий Новицкий считал, что достоин самого лучшего, а тут "невеста", вперевалку ковыляющая на слоноподобных ногах… "Как с ней спать-то?!" - ответил он вопрос отца, какое впечатление произвела на него Клара. "Кларочка такая хорошая, такая душевная, характер - просто золотой, да и алименты хорошие получает", - тараторила маман, торопливо семеня за широко шагающим сыном, на что тот перифразировал известный анекдот: "Да скильки ж тех денег!" Фира Марковна попробовала убедить Гошу остаться у них, но ей это не удалось: они с Натаном Моисеевичем занимали половину вагончика в местности, не очень-то пригодной для жилья, вдали от цивилизации, единственная комната была и спальней, и кухней, им там и двоим неуютно. "Ты найдешь тут себе жену", - ныла маман. Но в Союзе уже началась перестройка, появились первые кооперативы. "Там у меня перспектива, а кем я буду в Израиле? Мужем при Кларе? Или таксистом?" - так мотивировал Гоша свой отказ. Но кто знает, что он ответил бы, если бы "приличная девушка" заблаговременно прибегла к услугам хорошего дантиста, диетолога и пластического хирурга…
Вот так и остался Георгий Новицкий мужем Серафимы, которая пребывала в неведении о некоторых аспектах его жизни.
А что случилось бы, доведись ей узнать, что их брак сохранился только лишь потому, что она, Сима, на семь лет младше "приличной девушки", до сих пор хорошенькая и стройная, у нее ослепительная улыбка и девичья талия, несмотря на двое родов, к тому же, она безотказна в постели? Да ничего бы не изменилось. Как всегда, Серафима выдернула бы лишь устраивающую ее часть информации и даже гордилась бы, что выиграла сравнение с другой женщиной, найдя и в этом "доказательства" любви мужа. Блажен, кто верует…
Вскоре Георгий Новицкий организовал кооператив, а через несколько лет они вместе с женой владели крупной строительной фирмой. Помня, как были дружны ее родители, Сима считала, что жена должна следовать за мужем, как нитка за иголкой. С первого дня, когда супруг устроил на кухне семейный совет - уйти ли с престижной должности главного инженера в сферу коммерции, Серафима стала его верной соратницей. По жизни рассудительная и осторожная, она посоветовала мужу на первом этапе совмещать то и другое и в итоге оказалась права. Именно те, кто подпитывался от родной конторы материальными ресурсами и кадрами, потихоньку сманивая хороших специалистов, используя старые связи и обзаводясь новыми, - и стали в конечном счете хозяевами крепких, устойчивых ко всем форс-мажорам фирм. А те, кто решил быстро сшибить денег, отмывая чужой капитал и громогласно оповещая всю страну о "заработанных" миллионах, - потом куда-то сгинули или стали мишенью для киллера.
После того, как Гоша поймал своего заместителя на жульничестве, Серафима перешла в фирму мужа и все последующие годы работала вместе с ним, во все вникала, во всем ему помогала, досконально освоила бухгалтерское дело. Помимо этого, она стала руководителем юридического отдела их фирмы.
Супруги много работали, но и зарабатывали соответственно. Приобрели то, о чем раньше даже и мечтать не могли, ездили отдыхать на заграничные курорты, возили детей по миру, ни в чем себе не отказывая. "Теперь можно пожить для себя, для детей" - радовалась Сима.
В сорокапятилетнем возрасте у нее диагностировали эндометриоз. Энергичная Серафима Новицкая, считавшая крепкое здоровье своим неотъемлемым качеством, узнала, что такое слабость, боль и бессилие. Первый раз маточное кровотечение застало ее врасплох - на улице хлынуло так, что закружилась голова и подкосились ноги. Ее отвезли по "скорой" в больницу, кровотечение остановили, но это было лишь начало. Каждые два-три месяца все повторялось, Сима подолгу лежала в гинекологической клинике. Несколько лет ее лечили гормонами, потом предложили операцию, Сима согласилась. Сколько можно жить, боясь, что в любой момент ливанет, как из водопроводного крана, и опять в больницу! Ни в командировку не поедешь, ни на отдых. Это был первый случай, когда она не стала советоваться с мужем. О том, что операция подразумевает ампутацию матки, Серафима по совету своего врача решила ему не говорить.
За годы болезни она ослабела, операцию перенесла тяжело. И физически ей было плохо, и морально. В палате лежали еще три женщины, и все они говорили, что, мол, ничего особенного, им не рожать, дети у них уже есть, - но Сима видела, как трудно далось им новое состояние. И согласились они на операцию лишь от безысходности. Точно так же чувствовала себя и Серафима - сознавала, что другого выхода нет, но все же из двух зол выбирать нелегко.
Оказалось, что она совсем не знала своего мужа. Столько лет прожить под одной крышей, делить стол и постель - и не знать человека, которого считаешь самым близким и родным! И, тем не менее, дело обстояло именно так.
Олег еще не пришел, и сейчас Алла жалела, что так рано сорвалась из Каширы. Знала бы, что он задержится, - дождалась бы приятного сердцу зрелища, как бандитов под белы ручки препроваживают в СИЗО.
Любимый мужчина будто подслушал ее мысли на расстоянии. Раздался телефонный звонок.
- Аллочка, это я, - услышала она голос Олега. - Мне придется остаться еще на сутки. Хирург, который должен был меня сменить, приболел.
- Трудоголик ты мой… - нежно посочувствовала она. - И кроме тебя, никого не нашлось…
- Сменщик позвонил час назад. Я пытался связаться с коллегами, но… Суббота, у всех свои планы. Оставить отделение без присмотра я не могу. У нас так принято - если дежурный врач-сменщик заболел, предыдущий хирург остается еще на сутки.
- Ну, ладно, мой дорогой, переубедить тебя я все равно не в силах.
- А ты чем занимаешься?
- Дурью маюсь. Приняла душ, теперь лежу на кровати и плюю в потолок.
- А где твой верный оруженосец?
- Тут. Сидит рядом и пытается меня развеселить.
- А тебе грустно?
- Нет, грустить я не умею. Просто надоело торчать дома, - легко соврала она, хотя всего час назад вернулась из Каширы. - Раз уж ты не придешь, съезжу куда-нибудь, развеюсь. Навещу Ларису, придумаем что-нибудь, раз уж ты бросил меня на произвол судьбы.
- Я тебя не бросал, Аллочка, - возразил Олег, а она мысленно усмехнулась - как легко его обмануть. На самом деле злостная нарушительница режима была рада, что он остается на второе дежурство - у нее куча дел.
- Это всего лишь одна из моих присказок, Олежек. Не печалься обо мне, я найду, чем себя развлечь. Счастливого дежурства.
Чмокнув трубку, Алла дала отбой, набрала номер мобильного телефона Славы Миронова и, услышав знакомый голос, весело произнесла:
- Славик, привет, родной.
- Здравствуй, моя дорогая.
- Ты сейчас где?
- В офисе. - Как и многие деловые люди, Слава работал по субботам.
- Хочу тебя навестить.
- Жду с нетерпением, - обрадовался он.
В последние годы, не без участия верной боевой подруги, Слава Миронов стал легальным бизнесменом.
Уже не раз она решала окончательно порвать с ним. Когда Мирон был нужен в качестве "крыши", а теперь Алла и сама могла за себя постоять. И не только за себя.
Слава распустил большую часть своей команды. Те, кто имел соответствующее образование, освоили премудрости коммерции и банковского дела и теперь ударно трудились под руководством крупного бизнесмена Вячеслава Валерьевича Миронова. Для чрезвычайных ситуаций Мирон оставил лишь пару десятков специалистов на все руки. И опять же, сыграл свою роль Аллин лихой характер. Ее участие в расследовании криминальных дел было чревато непредвиденными осложнениями, и Слава решил сохранить самых надежных ребят. Аллу он в это не посвящал - своенравная и независимая, она не терпела ни малейшего вмешательства в свои дела.
…Двадцать девять лет брака все было хорошо - по крайней мере, так казалось Серафиме. А кризис наступил три года назад.
Сима выписалась из больницы, еще слабая после операции, и в тот же день - поразительная жестокость! - Гоша заявил, что уходит к другой женщине и подает на развод. И ушел.
Пока жена лежала в больнице, супруг заблаговременно перевез вещи. Все! Забрал даже старенькие гантели, с которыми по утрам делал гимнастику, - последние годы гурман Гоша располнел и очень переживал, что у него появился живот.
После его ухода Серафима сидела и трясла головой, как боксер после нокдауна. Ущипнула себя - не снится ли ей это? Как можно поверить услышанному, когда муж навещал ее в больнице, сидел рядом накануне операции, держа за руку и успокаивая, что все будет хорошо. Что будет хорошо? Что он имел в виду? То, что ее удачно прооперируют? Или то, что у них все будет хорошо? А потом - равнодушное: "Я ухожу. Прощай". Не "до свидания", а именно "прощай". Мол, между нами все кончено, видеть тебя больше не хочу. Впервые муж говорил с ней таким тоном и впервые - так ей тогда казалось, - проявил моральную жестокость. Неужели он не мог подождать, хотя бы пока она окрепнет?
Как можно так поступить с женой, с которой прожил двадцать девять лет и имеешь двоих детей?! Допустим, разлюбил и предпочел своей немолодой, больной супруге молоденькую, свеженькую и здоровую. Бывает, дело житейское. И чем выше социальный статус мужчины, чем толще его кошелек, тем чаще это случается. Серафима не ожидала подобного от любимого мужа, но признавала, что мужчины нередко меняют надоевшую благоверную на новую. И хотя она не предполагала, что это произойдет с Гошей, чисто теоретически подобный факт допускала.
Тогда Сима еще не знала, какие потрясения ожидают ее в будущем, и недоумевала: почему муж не поговорил с нею, не объяснил свой поступок. Струсил? Хотел избежать неприятного выяснения отношений, ее слез, упреков? Серафима решила, что так и есть. Он просто боялся посмотреть ей в глаза, потому и сбежал.
В то время у нее совсем не было сил, она еле передвигалась по квартире, но через несколько дней все же заставила себя встать с постели и поехала на работу. Двери их офиса оказались заперты, таблички "ЗАО Новатор" не было, на звонок никто не отвечал. Сима заглянула в окно первого этажа - пусто, ни мебели, ни оргтехники. Ничего не понимая, она обошла здание, заглядывая во все окна - везде было пусто, лишь на полу валялись скомканные листы бумаги и мусор. Складывалось впечатление, что здание спешно покинули, не успев прибраться. Гошин мобильный телефон не отвечал, его заместитель сообщил, что месяц назад шеф уволил его без объяснений, главный бухгалтер их фирмы сказал то же самое.
Сима вернулась домой потрясенная. Где искать супруга? Куда звонить? Она даже не узнала у Гоши его новый адрес, да и вряд ли он бы его назвал.
И все же Серафима не отказалась от намерения найти мужа и поговорить с ним. Разве можно так расставаться с женой? Да и зачем от нее скрываться?
Она стала планомерно обзванивать общих друзей. Все удивлялись и задавали встречные вопросы: "Что случилось?" "Куда девался Гоша?" Наконец Сима добралась до приятеля мужа Бориса Бортника, и узнала, что акционерное общество "Новатор" обанкротилась, а по какой причине - неизвестно. Борис предполодил, что несколько лет назад Георгий выдернул оборотные средства фирмы и взял большой кредит, чтобы сыграть на ГКО, а когда эта государственная пирамида рухнула, то погребла под собой и "Новатор". Ходят слухи, что Гоша занимал-перезанимал под немалые проценты, чтобы расплатиться с самыми настырными кредиторами, он весь в долгах, на него наезжают заимодавцы, и он вынужден скрываться.
Это объяснение выглядело достоверным и коррелировало с Гошиным характером - он по жизни был склонен к авантюрам.
Вечером Серафима решила поговорить с детьми, но не знала, с чего начать. Сказать, что Гоша ушел к другой? Теперь ей в это уже не верилось. Как за спасительную соломинку, Сима ухватилась за подброшенную версию: муж скрывается от кредиторов.
"Он нарочно солгал, будто уходит к другой женщине, чтобы заимодавцы не требовали долги с меня, - в очередной раз придумала она оправдание - как оправдывала мужа все годы брака. - Кредиторы увидят, в каком я состоянии, и не станут тормошить еле живую брошенную жену".
Вечером, когда дочь и сын вернулись домой, Серафима не стала ходить вокруг да около:
- Вы знаете, где ваш отец?
Сережа отвел глаза, а Регина ответила:
- У своей сучки.
У Симы подломились ноги, сын едва успел ее подхватить.
- Пойдем к тебе, мама, тебе нужно прилечь, - сказал он и, бережно поддерживая ее, повел в спальню.