"- …Нам нужен русский, советский, который представляет интерес для Советов и за которого они будут трепать нервы властям. Власти не захотят ссориться с русскими, и за него отдадут нашего человека… Через неделю в Эймсе состоится Кубок мира по биатлону. Там будут выступать русские."
Всеволод Владимирович Кукушкин, Валерий Львович Штейнбах
Биатлон
Чуть позевывая, еще толком не проснувшись, Леня Репнин вышел в зал из боковой комнатки, где ему удалось прикорнуть часок на жестком диване. "Кажется, вахта с четырех утра на флоте называется собачьей. И правильно…" - думал он, подтягивая галстук к расстегнутому вороту рубашки, чтобы приобрести официальный вид, подобающий таможенному инспектору.
По пути к своей стойке он глянул на барьер, туда, где у круглых столиков толпились улетающие, заполняя таможенные декларации. Его взгляд выделил группу парней в одинаковых синих куртках и серых брюках. "Спортсмены, - решил он. - Багажа много, но сумки не слишком большие…" Сразу определить вид спорта не удалось. "Ничего, скоро на оформление", - лениво подумал Леня.
В это время группа спортсменов двинулась к калитке в барьере, отделяющем общий зал от зоны таможенного контроля. Они, казалось, были рады, что затянувшееся прощание с родными, наверняка начавшееся еще накануне вечером, теперь заканчивалось. Лишь один парень, обняв провожающую, не спеша, шел к калитке. Леня с некоторым любопытством поглядывал в их сторону. Возле калитки они остановились, красавец атлет поставил на пол красно-синюю сумку, положил на нее длинный деревянный прямоугольный футляр, повернулся к девушке, крепко обнял ее и поцеловал в губы.
"Молодожены, что ли?" - подумал Репнин, смущенно отводя взгляд.
Наконец парень прошел калитку и стал выбирать, к какой стойке меньше очередь. Леня щелкнул тумблером, включая телеаппаратуру "просвечивания", и махнул рукой, приглашая к себе первого.
"Бутаков Виктор Васильевич", - прочел Репнин в первой строке таможенной декларации.
- Ставьте сумку сюда, - указал он Бутакову на площадку, открывшуюся под отодвинутой крышкой.
Чуть позевывая, еще толком не проснувшись, Леня Репнин вышел в зал из боковой комнатки, где ему удалось прикорнуть часок на жестком диване. "Кажется, вахта с четырех утра на флоте называется собачьей. И правильно…" - думал он, подтягивая галстук к расстегнутому вороту рубашки, чтобы приобрести официальный вид, подобающий таможенному инспектору.
По пути к своей стойке он глянул на барьер, туда, где у круглых столиков толпились улетающие, заполняя таможенные декларации. Его взгляд выделил группу парней в одинаковых синих куртках и серых брюках. "Спортсмены, - решил он. - Багажа много, но сумки не слишком большие…" Сразу определить вид спорта не удалось. "Ничего, скоро на оформление", - лениво подумал Леня.
В это время группа спортсменов двинулась к калитке в барьере, отделяющем общий зал от зоны таможенного контроля. Они, казалось, были рады, что затянувшееся прощание с родными, наверняка начавшееся еще накануне вечером, теперь заканчивалось. Лишь один парень, обняв провожающую, не спеша, шел к калитке. Леня с некоторым любопытством поглядывал в их сторону. Возле калитки они остановились, красавец атлет поставил на пол красно-синюю сумку, положил на нее длинный деревянный прямоугольный футляр, повернулся к девушке, крепко обнял ее и поцеловал в губы.
"Молодожены, что ли?" - подумал Репнин, смущенно отводя взгляд.
Наконец парень прошел калитку и стал выбирать, к какой стойке меньше очередь. Леня щелкнул тумблером, включая телеаппаратуру "просвечивания", и махнул рукой, приглашая к себе первого.
"Бутаков Виктор Васильевич", - прочел Репнин в первой строке таможенной декларации.
- Ставьте сумку сюда, - указал он Бутакову на площадку, открывшуюся под отодвинутой крышкой.
Взгляд таможенника скользил по строчкам декларации, и Леонид не сразу понял, что мешает ему оторваться от листка бумаги и глянуть на экран телевизора, где уже появились силуэты внутренностей сумки. Наконец он понял: в графе "Оружие и боеприпасы" не оказалось привычного "Нет". Там было написано: "Винтовка БИ–7–2", "Патроны 1500 шт.".
- То есть как это винтовка? - спросил Репнин.
- Как обычно, мелкашка, - ответил Бутаков, удивляясь, в свою очередь, вопросу ровесника, одетого в серый костюм таможенной формы.
Репнин нажал на кнопку, вызывая помощь.
Старший по смене подошел не торопясь, словно его и не вызывали, а он сам делал обход и вот дошел черед до восьмой стойки. Леонид молча ткнул пальцем в смутившие его слова в декларации, а Бутаков, не обращая внимания на задержку, повернулся в сторону зала и махал рукой девушке, стоявшей у барьера.
- Биатлонист? - спросил старший.
- Ага, - согласился Бутаков.
- Икры сколько везете? - поинтересовался старший, глядя на экран.
- Две баночки по сто граммов.
- По сто не бывает. Они по сто двенадцать. А патроны где?
- Там, у массажиста и доктора. В коробках.
- Чего же тогда себе пишете? А винтовка где?
Бутаков открыл футляр. Словно скрипка, обернутая в желтый бархатный кусок ткани, там лежала винтовка. Ложе у нее было из дерева, светившегося под слоем лака. Белыми буквами на нем выклеена фамилия: "Бутаков", и рядом: "СССР".
- Хороша, - сказал Репнин, не в силах скрыть своего восхищения. - На чемпионат летите?
- На Кубок мира.
Леонид поставил свою закорючку - подпись и штамп Шереметьевской таможни.
- Счастливо вам, чтобы все в десятку, - пожелал он, доказав, что не разбирается в биатлоне, где главное - попасть в мишень и пробежать на лыжах быстрее всех.
- К черту, к черту, - пробурчал Бутаков, постучал костяшкой среднего пальца по столу инспектора, взял сумку, футляр и пошел к стойке оформления багажа, где уже на ленту транспортера, уходящего куда-то вниз, положили два длинных синих мешка с лыжами и палками. Дежурный по сборной раздавал посадочные талоны. Виктор еще раз обернулся в зал, махнул рукой и пошел к кабинам пограничников…
Колокольчик, прикрепленный к двери, звякнул, но никто из сидевших в зале пивной "Старый Тироль" не обратил на него внимания: он не мешал беседе, а отвлекаться на всякого входящего - только портить удовольствие от хорошего пива. В конце концов колокольчик - сигнал для кельнера: готовь кружку.
- Вы не скажете, где сидит мистер Грегсон с друзьями? - спросил посетитель, и выражение лица кельнера мгновенно изменилось. Теперь он посмотрел на человека в синей куртке с откинутым капюшоном уважительно. Кельнер рукой показал, где находится лестница, ведущая на нависающий над частью зала балкончик, с которого можно пройти в кабинеты.
- Вы опоздали на семь минут, - сказал крупный светловолосый мужчина, сидевший в торце стола.
- Вы же знаете, я никогда не опаздываю, если меня не задерживают, - ответил, вешая куртку на крючок, тот, чье место за столом пустовало, хотя перед пустым креслом и стояла серая кружка с уже опавшей пивной пеной.
- Надеюсь, что вас задержала не полиция, - пошутил светловолосый.
- Вообще, шеф, я люблю, когда вы шутите, но сегодня это не самый удачный экспромт.
- Ладно, Джон. Вообще я не привык, чтобы меня критиковали, но вы человек с идеями, а потому вам прощается… Что вам известно о нашем друге?
- Он ответил только на вопросы по биографии, а после этого замолчал и продолжает все отрицать. Он верит, что мы его вытащим, а потому молчит. Он считает, что его молчание - золото.
- Иной раз легенды могут сослужить добрую службу. Газетчики вдолбили всем, что мафия может достать человека, даже если тот спрятан за тюремной решеткой. И он, естественно, боится болтать, так как за этим последует возмездие. Все верят в силу наших связей и в то, что мы можем открыть двери любой тюрьмы и вытащить любого… А что мы можем? - Светловолосый оглядел семерку сидевших за столом.
Пауза явно затягивалась. Никто пока не пил пива, все сосредоточенно смотрели на кружки, не поднимая взгляд на шефа.
- Брюс, - обратился шеф к сидевшему справа от него крепышу в ярком клетчатом пиджаке.
- Я знаю, что нужно сделать с ним, когда он выйдет из тюрьмы. Отправить в Колумбию. Но что сделать, чтобы он вышел из клетки, я не знаю, мистер Бриоля.
- Стив. - Шеф повернул голову в сторону высокого круглолицего брюнета в очках.
- А может быть, мы сможем решить вопрос с ним без отправки в Колумбию. Может быть, он найдет покой в тюрьме достаточно скоро, - виновато улыбнувшись, сказал круглолицый.
- Это слишком… Другим может стать известно, что своего человека мы не смогли вытащить и просто убрали. Да с нами после этого никто не захочет иметь дел. Так не пойдет. Постарайтесь подумать в другом направлении… А что у вас, Джон? Наверняка вы опоздали из-за того, что у вас есть идея.
- У меня действительно есть идея. Нам нужно взять человека, который представлял бы ценность для властей, и предложить обмен: голову за голову.
- Жестоко, но… Что вы имеете в виду под словом "ценность"? Рокфеллер? Хант? Форд? За них дадут только деньги.
- О нет, сэр. Вы мыслите категориями цифр, а я глобально. Нам нужен русский, советский, который представляет интерес для Советов и за которого они будут трепать нервы властям. Власти не захотят ссориться с русскими, и за него отдадут нашего человека. - Джон взял кружку и сделал глоток.
- Это уже что-то, - сказал Бриоля и тоже сделал глоток. - Что вы все думаете об этой идее? Кстати, можно будет поставить условие, что мы отдадим русского, когда наш человек окажется в Колумбии.
Было очевидно, что идея пришлась шефу по вкусу.
- Это хорошо, сэр. Но где взять русского? И кроме того, добровольно он не захочет иметь с нами дело.
- Хороший вопрос, - хмыкнул Бриоля. - Дипломат для этих целей не годится. Пока мы его будем скручивать, вмешаются те, кто за ним следит, а потом еще и полиция. Ну, Джон?
- Я подумал над вариантом, сэр. Нам надо взять известного ученого или спортсмена. И делать это не в столице. Через неделю в Эймсе состоится Кубок мира по биатлону. Там будут выступать русские.
- А что такое биатлон? На что это намазывают? На сей раз все рассмеялись шутке шефа.
- Это соревнования, в которых бегут на лыжах и стреляют. Русские любят этот спорт, и у них много чемпионов. Почти все они служат в армии. За такого парня отдадут кого угодно. Даже если власти не захотят его отдавать русским, им он и сам пригодится.
- Ну-ка, ребята, подбросьте ему еще вопросы, идея начинает мне нравиться.
Теперь уже все позволили себе отхлебнуть пива.
- Идея хорошая, но сделать все будет не просто, - вступил Брюс - Нужны хорошие ребята, а это потребует денег.
- Хотелось бы узнать детали дела.
- Ну, что же… Идея ваша, Джон, вы и будете руководить делом. Брюс подберет ребят. Рон, передайте через ваших людей нашему парню, чтобы держался, через две недели мы его вытащим.
На нескольких перекрестках стояли указатели с надписью "Кубок мира", так что сбиться с пути было трудно.
- Ну, экономисты, - сказал переводчик, сидевший за рулем машины-фургона. - Сделали таблички один раз и используют несколько лет. На любые соревнования - пожалуйста. Потому и не написано "биатлон".
- Видно, считают копейку, - кивнул руководитель. - А может быть, так и надо… Места здесь красивые… Как у нас… А мы проведем раз в три года какие-нибудь соревнования и довольны, потом все указатели списываем да сжигаем… А они в этой дыре деньги качают…
Руководитель команды Игорь Николаевич Старков был уже в летах, давно работал в спортивной системе, повидал на своем веку немало, начиная еще с тех пор, когда сам был неплохим пловцом. Он считал, что большой спорт при правильном подходе способен быть делом доходным, и своими выступлениями на различных совещаниях порой вызывал недовольство коллег и руководителей. Тем не менее, специалистом он был знающим, и потому его терпели, хотя и не раз появлялись идеи перебросить его из комитета с Лужнецкой набережной куда-нибудь в "глубинку" или в крайнем случае в "науку", пусть, мол, на Сиреневом бульваре или на улице Казакова развивает свои идеи, пусть пишет диссертации, рекомендации… Но время шло, а Игорь Николаевич оставался на своем месте и продолжал, как мог, борьбу за организацию спорта, внедряя всякие новшества в биатлоне, где спады были короткими, а успехи - стабильными.
Машина подкатила на стоянку, где стояло еще несколько таких же фургонов. На бежевой дверце одного был наклеен белый квадрат с красным кругом посередине.
- Японцы, - кивнул в сторону разукрашенной машины переводчик.
- Пораньше нас собрались. Эх, все это наша неповоротливость. Пока соберемся, пока раскачаемся… Ты машину-то получше запри, все-таки с оружием…
На стрельбище тренировались человек пятнадцать. Стреляли "стоя" и отрабатывали подход к огневому рубежу. Тренер смотрел в подзорную трубу, установленную на фотоштативе, и корректировал очередного стрелка.
Дни, предшествующие стартам, тянутся как-то особенно напряженно. Вроде бы все идет своим чередом, все нормально, у ребят и стрельба получается и по дистанции находились вволю, но нет тренерам покоя. То кажется, что Хорст Аппель из команды ГДР бежит быстрее всех, то вдруг швед Томас Нильсон "стоя" отстрелял как из автомата и все пять пуль легли точно в центр мишени. А тут еще финны, перед Кубком выступавшие в Италии, удивили рассказом о новой "звезде" - Тони Чикарелли. И решай тут, за кем следить в гонке, кого "держать", по чьему графику вести своих?..
Пресс-центра, как такового, здесь не было. Просто в спорткомплексе выделили комнату, в которой положили размноженные на ксероксе копии заявок, листки с выдержками из правил соревнований, схемы трасс, приходов и уходов на стрельбище, на лыжный стадион… Пускали в эту комнату кого угодно, а потому Джону не пришлось прибегать ни к каким уловкам, чтобы взять интересовавшие его бумаги. Схемы он предназначал для своей "команды", а потому только проглядел их приличия ради, хмыкнул, что в этом непосвященному будет разобраться трудно, представил, как будет сопеть Бен, разглядывая карту, затем принялся изучать составы команд.
Русские тренеры его не интересовали: с ними вряд ли удастся провернуть идею. Конечно, они люди в своем мире известные, но такого шума, как со спортсменом, с ними не будет. Список русских биатлонистов открывал Виктор Бутаков, рожденный в каком-то не известном здесь никому Барнауле, а теперь "военнослужащий из Москвы, 21 год, чемпион мира в командной гонке, обладатель Кубка мира прошлого года, лидер Кубка мира нынешнего года, чемпион СССР, холост, увлекается музыкой, владеет английским языком", - читал он сведения, частично соответствующие тому, что было на самом деле, а частично придуманные переводчиком, который не хотел морочить ребятам головы, заполняя графу "Хобби". Следующим стоял в списке Константин Мотин, родившийся в Новосибирске, выступающий за "Динамо", работающий каким-то инструктором физкультуры. Мотину уже двадцать шесть лет. Он давно выступал в соревнованиях, становился призером, но чемпионом мира - только в составе команды. Вагиз Мустафин родился в городе, который назывался Стерлитамак, ему 25 лет, интересуется охотой. "С такими ребятами лучше не связываться", - подумал Джон. Андрей Силиньш родился в Елгаве, был в прошлом году чемпионом мира среди юниоров, студент института физкультуры, из общества "Труд". В графе "Увлечения" было написано: "Тяжелый рок и рыбалка, владеет немецким". Рыбаков Джон считал в какой-то степени ненормальными людьми, ибо тратить время на выуживание какой-то крохотульки, которую потом съест кошка, он считал в высшей степени непродуктивным занятием, уделом людей, у которых нет "контролирующего и направляющего центра".
"Итак, - подытожил Джон свои изыскания, - брать надо Бутакова. Это, пожалуй, наиболее любопытная фигура. Во-первых, чемпион. Во-вторых, военный. В-третьих, говорит по-английски, в-четвертых… - задумался он, - хватит во-первых, во-вторых и в-третьих".
После двух дней тренировок, вдоволь наглядевшись на стрельбу и бег на лыжах, Джон решил обсудить со своей "бригадой", как захватывать русского. С дистанции, с соревнований - об этом не могло быть и речи. В мотеле спортсмены жили по двое в комнате, лишь руководитель занимал отдельный номер.
- Можно подождать в машине, пока кто-нибудь останется в комнате один, и взять его, - предложил Бен, здоровенные кулаки которого производили внушительное впечатление.
- Но только тихо не получится, ребята крепкие, - возразил Уэйн. - К тому же они все время из номера в номер шастают.
- А может быть, подвезти его на нашей машине и… - опять подал идею Бен. - Парень сядет, а сзади платок с этой дрянью. Через пять секунд он наш.
- А сами не надышитесь? - спросил Джон, давая понять, что в действиях подчиненных участвовать не будет.
- Это не страшно. Вот как одного русского заманить в нашу машину, когда у них своя есть?
Над ответом на этот вопрос, подброшенный меланхоличным Уэйном, пришлось задуматься.
- Знаете, как говорят французы в таких случаях, - вступил Ларри. - Они говорят "шерше ля фам" - женщина нужна. Красивая женщина кого хочешь не только в машину, а к черту в лапы затащит.
В трубке послышался голос Бриоля, и Джон уже был готов приветствовать шефа по имени, но вовремя поправился:
- Хэй, мистер Грегсон.
- Хэллоу, мистер отдыхающий. Как отдыхается?
- Отдыхается нормально. Лучше, чем работается. Наша идея может быть реализована. Но нам здесь очень скучно, и если вы подберете симпатичную девушку и вышлете нам, то она окажется очень кстати.
- Вы соображаете, чего требуете?
- Вполне.
- Проституток я вам могу выслать хоть дюжину. Даже в упаковке с надписью "Стерильно".
- Такие не подойдут. Оставьте их для других. Нужна одна и достаточно порядочная. А если не дура, то идея пройдет на сто процентов. Другого варианта я сегодня не вижу.
- Ладно. Мы сообщим вам, когда встречать гостью. Звоните в восемь.
- Отлично. Будем ждать хороших новостей. Джон повесил трубку, хмыкнул и пошел к машине.
Он был удовлетворен разговором, пусть шеф покрутится. Если дело отменят, то это будет идти от шефа, а если все пройдет хорошо, то можно рассчитывать на хороший "подарок" и чуть позже выйти из игры.
В восемь Бриоля сообщил, что завтра надо встречать рейсовый автобус в 11.20, приедет Линда Камерон, блондинка, снимается в эпизодических ролях на телевидении, ее гонорар должен быть выплачен, когда все "действующие лица" будут вместе, текущие расходы - за счет "фирмы".
Джон смотрел на пассажиров, выходивших из автобуса, и, когда со ступеньки спрыгнула высокая блондинка в белых полусапожках, розовых брюках и светло-сером полушубке из натурального меха, он понял, что это и есть Линда Камерон. На таких сразу же обращают внимание. Она пошла к багажному отделению, и водитель выдал ей объемистую сумку.
- Линда! - окликнул на всякий случай он девушку.
- О, привет, Джон, - повернулась она и широко улыбнулась.