18
– Закройте, пожалуйста, дверь, Мосер, и будем начинать, – сказал Баусен.
Кропке включил проектор.
– Думаю, будет проще, если мы постараемся восстановить ход событий – насколько это возможно… чтобы сделать обзор текущей ситуации и одновременно ввести в курс дела интендента Мюнстера.
– Спасибо, – пробормотал Мюнстер.
– Итак, убитый – некий Морис Рюме, – продолжил Баусен. – Тридцати одного года от роду, врач местной больницы со специализацией "ортопедия и травмы позвоночника". Проработал там с марта. Для наших гостей, – он кивнул в сторону Ван Вейтерена и Мюнстера, – хочу подчеркнуть, что фамилия Рюме хорошо известна в городе. Не так ли, Кропке?
– Жан-Клод Рюме – главврач больницы, – сказал Кропке. – Кроме того, у него частная клиника в доме на горе. И его нередко приглашают в медицинское управление в качестве эксперта. Морис – один из двух его сыновей. Второй находится в пансионате Селдона в Киркенау… неизлечимо болен после несчастного случая, произошедшего с ним в детстве.
– Что за несчастный случай? – спросил Мюнстер, а Ван Вейтерен сделал отметку в своем блокноте.
– Упал вниз головой с кафедры в церкви Святого Петра, – пояснила Беата Мёрк. – Прямо о каменный пол – с высоты четырех метров. Это даже я знаю… часть местного фольклора, если так можно выразиться.
– Гм… – произнес Баусен. – Морис Рюме был обнаружен мертвым в своей квартире по адресу Лейснер-алле, дом номер шесть, его сожительницей Беатрис Линке… тридцати лет от роду, она психолог, работает как раз в Киркенау…
– Даже так? – проговорил Ван Вейтерен.
Баусен сделал небольшую паузу, но продолжения со стороны комиссара не последовало.
– Фрёкен Линке обнаружила его около двадцати трех часов в четверг вечером, то есть позавчера, когда вернулась домой после трехдневной конференции в Киле. Судя по всему, женщина была в состоянии шока… вышла на улицу, села в машину и просидела там два часа, прежде чем позвонить нам. Банг, дежуривший в участке, получил сигнал в ноль один одиннадцать.
– Так точно, – подтвердил Банг.
– Мы с Ван Вейтереном прибыли на место в двадцать минут второго и констатировали, что наш старый друг Палач нанес очередной удар…. не желаете продолжить, господин комиссар?
– Хорошо, – кивнул Ван Вейтерен и вынул изо рта зубочистку. – На мой взгляд, в данном случае самый большой интерес представляет орудие убийства. Им по-прежнему занимаются эксперты, но тот факт, что преступник оставил его на месте преступления, указывает, что он выполнил свою миссию и не собирается больше сносить головы. Так или иначе, оружие у него чертовски эффективное – удобное, легкое и невероятно острое.
– Таким топориком и ребенок мог бы убить, – вставил Баусен.
– Рюме пролежал в холле уже довольно долго, когда мы прибыли на место, – сказал Ван Вейтерен. – Что там у вас за спиной, ассистент Банг, не коробка ли с булочками?
– Мосер, сходите, пожалуйста, и распорядитесь насчет кофе, – сказал Баусен, и ассистент послушно вышел.
Банг открыл коробку и шумно вдохнул запах булочек.
– Свеженькие, – констатировал он.
– Ну вот, – вернулся к своей речи Ван Вейтерен. – Хотя Мэритц еще не сказал своего последнего слова, мы можем исходить из того, что смерть наступила примерно за двадцать четыре часа до нашего появления на месте преступления.
– В среду поздно вечером, – вставил Баусен. – Думаю, мы можем пока ориентироваться на это. Кроме того, у нас есть этот свидетель…
– Господин Мун, – проговорила Беата Мёрк. – Должна сказать, что он производит впечатление человека в ясном уме… несмотря на все обстоятельства.
– Давайте начнем с технических данных, – сказал Баусен. – Кропке, ты связался с лабораторией?
Мосер вернулся с подносом и начал передавать чашки по кругу.
– Они пока не закончили… в смысле, с орудием убийства. Все следы на полу, в крови, принадлежат, судя по всему, фрёкен Линке. Отпечатки подошв, следы от сумок… никаких следов, которые не принадлежали бы ей или убитому, обнаружить не удалось. Что касается орудия, то это специальный топорик для разделки туш, сделанный, судя по всему, несколько лет назад. На нем не оказалось названия фирмы-производителя – по всей видимости, владелец сточил его, – но, если повезет, нам все же удастся установить происхождение… через несколько дней, по предварительным оценкам.
– Почему же, черт побери, он оставил его на месте преступления? – воскликнул Баусен. – Кто мне объяснит?
– Спесь, – сказала Беата Мёрк. – Он хочет показать, что умнее нас… что мы все равно никогда его не поймаем.
– Вероятно, так и есть, – проговорил Ван Вейтерен, и Мюнстер не смог определить, с какой частью утверждения инспектора Мёрк он согласился.
– Еще немного фактических сведений, прежде чем мы пустимся в догадки, – произнес Баусен. – Как все произошло, комиссар?
– Удар нанесен сверху под углом, во всяком случае, с большой степенью вероятности, – сказал Ван Вейтерен. – Острие прошло примерно так же, как и в предыдущих случаях… и с тем же результатом. Смерть наступила мгновенно.
– Сверху? – переспросил Кропке. – Разве не странно? Ведь там нет никаких признаков драки или сопротивления, если я правильно понял.
Баусен и Ван Вейтерен переглянулись. Баусен откашлялся и подался вперед:
– Мы с комиссаром предполагаем, что это могло произойти следующим образом… судите сами! Раз – убийца звонит в дверь. Два – Рюме идет и открывает. Три – он узнает убийцу и приглашает его пройти. Четыре – убийца переступает порог и роняет на пол какой-нибудь предмет…
– Бумажку, монетки или что угодно другое, – вставил Ван Вейтерен.
– …пять – Рюме наклоняется, чтобы поднять ее, и шесть – убийца наносит удар!
За столом воцарилась тишина. Слышалось только настойчивое чавканье ассистента Банга. Инспектор Кропке, ослабив узел галстука, с сомнением покачал головой.
– Здорово, – проговорила наконец Беата Мёрк. – Думаю, вы совершенно правы… Но только не монетку. Она могла покатиться не в том направлении.
– Точно, – согласился Ван Вейтерен. – Монетка не подходит. Но, так или иначе, он успел поднять этот предмет, прежде чем уйти.
– И воткнуть топор, – добавил Баусен. – Похоже, он не особенно торопился.
– А на него самого кровь не попала? – спросил Мосер.
– Возможно, но дальше он ее не разнес, – ответил Баусен. – Ни на лестнице, ни где-либо еще следов крови нет…
– Гм… – пробормотал Ван Вейтерен. – Очень профессиональный тип, как я погляжу, однако не уверен, что нам следует полагаться на то, что Рюме узнал его. Существует множество других альтернатив…
– Он мог заставить его встать на колени под угрозой пистолета, – предположила Беата Мёрк.
– Да, мог, – кивнул Ван Вейтерен.
– Теперь свидетель, – произнес Баусен. – Давайте подробно проанализируем показания господина Муна. Здесь мы не должны ошибиться – это чертовски принципиально для успеха дела.
– Несомненно, – согласился Ван Вейтерен.
– Мы побеседовали с ним – и я, и инспектор Мёрк, – продолжил Баусен, – но с различными результатами, мягко говоря… Итак, его зовут Александер Мун, он живет в квартире, расположенной непосредственно над квартирой Рюме и Линке. Он утверждает, что наблюдал человека, который вошел в подъезд дома около одиннадцати часов вечера в среду и вышел почти бегом пятнадцатью минутами спустя. В течение всего этого периода Мун сидел за кухонным столом и смотрел в окно на парк Лейснера и аллею… в ожидании новостей, которые передают в одиннадцать, а потом слушая их.
– Нет никаких оснований подвергать это сомнениям, – сказала Беата Мёрк. – Сидеть на этом месте и слушать новости – часть его ежевечернего ритуала. Похоже, он проделывал это каждый день в последние тридцать лет…
– До семьдесят второго года новостей в одиннадцать вечера не передавали, – сообщил Кропке.
– Неужели? – переспросил Ван Вейтерен. – Впрочем, это вряд ли имеет большое значение в данной связи. Давайте послушаем его описание неизвестного мужчины. Это, естественно, самое интересное. Сначала Баусен!
– Я беседовал с ним в ту же ночь, – сказал полицмейстер. – Он проснулся по той же причине, что и остальные жильцы дома, хм… – В сторону Банга, который был по-прежнему занят булочками, полетел свирепый взгляд. – И не смог снова заснуть. В половине четвертого он стоял на лестнице в халате и в тапочках и настаивал на том, что хочет дать свидетельские показания…
– Ему девяносто четыре года, – пояснила Беата Мёрк Мюнстеру.
– Так или иначе, – продолжал Баусен, – он утверждает, что наблюдал мужчину, который появился со стороны парка и вошел в подъезд.
– А домофон? – спросил Мюнстер.
– Сломался пару дней назад, – ответил Кропке.
– Стало быть, вошел в подъезд. Он был высокий и стройный, одет в спортивный костюм, темный со светлыми вставками, а в руках держал пакет или тюк… в конце концов он остановился на слове "тюк". Лица свидетель не успел разглядеть, так как оно все время находилось в тени, но у него сложилось впечатление, что у неизвестного были борода и довольно длинные волосы. Итак, прошло около четверти часа, когда этот тип снова вышел и быстрым шагом направился в парк. Вот, пожалуй, и все, но мне потребовалось не менее получаса, чтобы вытянуть из него эти сведения.
– А тюк? – спросил Кропке. – На обратном пути у него не было тюка?
– Этого Мун не помнит. В целом он сомневался по поводу каждой детали, в том числе по поводу даты… но когда мы начали соотносить его слова с тем, что передавали в новостях, то пришли к выводу, что речь все же шла о среде. Ну, и вопрос в том, действительно ли он видел убийцу. Я сильно в этом сомневаюсь.
– Даже если это и был наш Палач, нам все это мало что дает, – проговорил Ван Вейтерен. – Пожалуйста, инспектор Мёрк.
– Ну-у… – протянула Беата Мёрк, посасывая карандаш, – даже не знаю, что сказать. Я разговаривала с ним сегодня утром. Поначалу мне показалось, что он несколько рассеян, но когда мы добрались до главной темы, сознание у старика прояснилось… кажется, так у них обычно бывает? Они лучше помнят отдельные детали, чем целое… У моего отца первые проявления ранней деменции, так что я могу немного сравнивать.
– Да-да, – проговорил Кропке. – И что он тебе рассказал?
– Поначалу то же самое, что и комиссару. Временной интервал совпадает, тюк тоже фигурирует… зато словесный портрет совершенно иной.
– И что же на этот раз? – спросил Мосер.
– На этот раз незнакомец оказался маленьким и плотным… то есть даже толстым. Спортивный костюм остался без изменений, а вот волос он вообще не разглядел, поскольку на незнакомце была вязаная шапка, натянутая на уши.
– Ты напомнила ему о его предыдущих показаниях? – поинтересовался Кропке.
– Да, но он не очень помнит, что он тогда сказал. Все это происходило среди ночи, он был уставший. Да, боюсь, что вы правы, господин комиссар, большой пользы нам от него не будет.
– Что не мешает нам повнимательнее присматриваться к вечерним бегунам с тюками или без оных, – сказал Ван Вейтерен. – Как к высоким, так и к низеньким. Кстати, Мэритц еще не установил момент смерти… посмотрим, когда это произошло – во время программы новостей или нет. Когда речь шла о Симмеле, он определил с точностью до минут, не забудьте об этом!
Разломив зубочистку пополам, он бросил долгий взгляд на пачку сигарет, лежавшую на столе перед Баусеном.
– Хорошо, – проговорил Баусен. – У кого какие соображения? Всем предлагается высказать свое мнение. После обеда обсудим дальнейшие стратегии, а сейчас – без регламента. Ну, что скажете?
Банг рыгнул. Кропке удостоил его взглядом, дающим довольно ясное представление о том, какая жизнь ожидает ассистента, когда эпоха Баусена уйдет в прошлое… конечно, если на его место назначат Кропке. Ван Вейтерен откинулся назад, так что стул под ним затрещал. Мюнстер вздохнул.
– Одно, во всяком случае, ясно, – произнесла инспектор Мёрк. – В том, что касается мотива. Морис Рюме – третья жертва Палача и третий человек, недавно переехавший в Кальбринген. Только не говорите мне, что это ничего не означает.
19
Все началось многообещающе, но через десять минут вошло в привычную колею. Счет 5:1 в пользу комиссара сменился ничьей 6:6, затем последовало 7:10, после чего вернулось к привычному 9:15. В последующих сетах подвижность Мюнстера и точность броска обеспечили ему полную победу. Его резкие удары в угол, перемежающиеся с высокими подачами, заканчивались обычным триумфом. Все было как всегда… возможно, что и комиссар, несколько злоупотреблявший в последние дни сигаретами и вином, был не совсем в форме. После сетов, завершившихся со счетом 6:15, 8:15 и 5:15, он счел, что на сегодня достаточно, и они уступили площадку двум подросткам, которые уже давно сидели и наблюдали за ними с многозначительными ухмылками.
– В этом зале плохое освещение, – проворчал Ван Вейтерен, пока они шли к раздевалке.
– Отвратительное, – согласился Мюнстер.
– И пол неудачный. Ноги все время скользят.
– Именно, – кивнул Мюнстер.
– К тому же тяжело играть ракетками, взятыми напрокат.
– Просто бессмысленно, – сказал Мюнстер.
– Хотя завтра попробуем еще, – решил Ван Вейтерен. – Нам нужно поддерживать себя в форме, чтобы найти разгадку в этом деле.
– Да, наверное, – согласился Мюнстер.
Ресторан отеля был почти пуст, когда они устроились за столиком у окна. Только Крэйкшанк с Мюллером сидели чуть в стороне, на этот раз в компании двух телевизионщиков с шестого канала. Ван Вейтерен поговорил со всеми четырьмя на пресс-конференции двумя часами ранее, и теперь ни один из них не предпринимал попыток нарушить его покой.
– Кажется, местные рестораны скоро дружно обанкротятся, – констатировал Ван Вейтерен, оглядываясь. – У людей плохо с логикой. Последнее убийство произошло дома у жертвы… я имею в виду Рюме.
Мюнстер кивнул.
– Сдается мне, что это очень странная история, – проговорил Ван Вейтерен и от души положил себе салату. – Кстати, у них тут отличная рыба, особенно камбала, если ты любитель.
– Странная – в каком смысле? – вежливо переспросил Мюнстер.
– Черт его знает, – сказал Ван Вейтерен, не переставая жевать. – Просто у меня возникло какое-то предчувствие, а я обычно полагаюсь на свои чувства.
Мюнстер прижался лбом к стеклу, чтобы отражения не мешали смотреть. Море за окном казалось темным и бурным. Уже в первой половине дня погода изменилась, с северо-востока налетели плотные тучи, то и дело начинал лить дождь. Яхты у причала подскакивали на высоких волнах, и у Мюнстера внезапно возникло ощущение, что природа в ярости, что это протест стихии против человеческих дел и поступков… убийц, разгуливающих на свободе, и многого другого.
Или все это касается его отношений с Сюнн? Ему пока так и не удалось поговорить с ней, и он испытывал нарастающее раздражение по поводу самодовольных наблюдений комиссара. Однако опыт подсказывал, что все идет как обычно, и он надеялся, что все уладится, лишь бы ему удалось до нее дозвониться. Весьма эгоистично, мягко говоря, сидеть и переживать по поводу собственной личной жизни, когда от него ожидается, что он вовсю ставит ловушки на Палача… или маньяка с топором – какое там название у них принято в обороте на данный момент…
– Никак не получается разобраться с мотивами, – проговорил Ван Вейтерен. – Думаю, у него были веские причины на то, чтобы пойти и отрубить головы троим…
– Вы не верите в версию о маньяке, господин комиссар?
– Ни на секунду, – ответил Ван Вейтерен. – Напротив, я уверен, что это тщательно спланированные деяния. Он намеревался лишить жизни именно этих троих… Эггерса, Симмеля и Рюме… и он это сделал. Мы не найдем его, пока не выясним мотив, Мюнстер! Мотив!
– А других кандидатур в списке нет?
Комиссар отхлебнул пива и посмотрел на море.
– Черт его знает, – повторил он. – Надо нам сесть и подумать над этим. Есть несколько различных вариантов, так что мы должны решить, что для нас приоритетно.
– Какие варианты? – из чувства долга спросил Мюнстер.
– Хм… навскидку я могу назвать только два, – задумчиво проговорил Ван Вейтерен. – Первый – что между жертвами существует четкая и очевидная связь… и поэтому у Палача были весомые причины убить именно этих троих. На сегодняшний день мы пока не знаем, что это за связь, но может оказаться, что, как только мы ее обнаружим, все остальное станет яснее ясного. Он окажется у нас в кулаке.
Мюнстер кивнул.
– Идея Мёрк?
– Точно, – подтвердил Ван Вейтерен. – Пока это единственное, до чего мы додумались. Все трое переехали в Кальбринген в этом году, это неоспоримый факт. Конечно, может оказаться случайным совпадением, однако я так не думаю. Тут что-то можно нащупать, но что нам это дает?
– Ничего особенного, – ответил Мюнстер.
– Вот именно, – вздохнул Ван Вейтерен. – Нужно еще что-то. Хотя может оказаться и так, что между ними нет ничего общего, кроме отношений с убийцей. Мне кажется, местная полиция должна найти, где собака зарыта, раньше нас. Но если связь только такого рода, то тогда… это будет означать…
– …что мы все поймем, только когда найдем его, – договорил Мюнстер. – А до того – ничего.
– А до того – ни черта, – уточнил Ван Вейтерен. – Ты возьмешь десерт или только кофе?
– Только кофе, – ответил Мюнстер.
– Ну что ж, нам остается работать и ждать, пока все произойдет своим чередом, – проговорил Мюнстер, стараясь скрыть свое нетерпение. – Рано или поздно мы на что-нибудь да наткнемся. Или он убьет еще кого-нибудь. Кстати, сколько в городе вновь прибывших? Возможно, он интересуется всеми.
– По словам Баусена, в этом году сюда перебрались около пятидесяти человек. Однако давайте будем надеяться, что мотив несколько более специфичен. Слава богу, что газеты пока не раздули тезис Мёрк. Организовать круглосуточную охрану всех новичков было бы непростой задачей… вполне хватит той паники, которую мы уже имеем. Нет, раскройте это дело как можно скорее, Мюнстер! Я хочу домой.
"А я-то как хочу", – подумал Мюнстер. Некоторое время он лелеял мысль предложить вахтовый метод… чтобы Рейнхарт и Рот приехали и сменили их, но эта идея не показалась ему реалистичной. Нет, пожалуй, придется в ближайшее время считать себя жителем Кальбрингена, и если только ему удастся переговорить с Сюнн, то он сможет смириться с некоторыми неудобствами своего положения.
– А второй вариант? – вспомнил он.
– Это самое… – проговорил Ван Вейтерен и почесал в затылке. – Что все это просто-напросто блеф. Убийство по схеме АВС… читал о таких?
Мюнстер покачала головой.
– Убийца совершает серию деяний с целью закамуфлировать, что на самом деле его интересует только одна жертва. Он убивает их в алфавитном порядке, но только жертва под буквой С имеет значение… с его точки зрения.
– Так-так, – проговорил Мюнстер. – В этом случае Эггерс и Симмель – всего лишь отвлекающий маневр, так сказать, для отвода глаз? А нужен ему один Рюме? Оригинально.