Глава 14
Первое убийство
Оттого, что мне удалось ускользнуть от Долговязого Джона, меня охватила радость. Настроение мое поднялось, и я начал с любопытством осматриваться. Я находился в совершенно незнакомой местности. Миновав болотистую низину, поросшую ивами, тростником и еще какими-то незнакомыми деревьями, я оказался на открытой песчаной равнине, протянувшейся на целую милю. Здесь росли редкие сосны и какие-то скрюченные деревья, похожие на дуб, но с серебристой листвой. Вдали виднелся один из холмов с блестевшей на солнце скалистой вершиной.
Впервые в жизни я испытал радость исследователя неведомых стран. Остров был необитаем: прибывшие со мной люди остались далеко позади, и здесь я мог встретить только диких зверей или птиц. Я осторожно пробирался между деревьями. Под ноги мне попадались странные цветы, а порой и змеи. Одна из них подняла голову из расщелины и зашипела, но мне и в голову не пришло, что это была ядовитая гремучая змея, укус которой смертелен. Наконец я оказался в роще низкорослых вечнозеленых дубов с причудливо изогнутыми узловатыми ветвями и густой кроной. Роща спускалась с песчаного откоса к широкому, поросшему тростником болоту, через которое протекала одна из впадавших в залив речушек. Над болотом курились зеленоватые испарения, в знойной мгле впереди дрожали очертания Подзорной Трубы.
Внезапно в тростниках послышался шум. С перепуганным кряканьем взлетела дикая утка, за ней другая, и вот уже целая стая пернатых поднялась над болотом и закружила в воздухе. Я тотчас сообразил, что кто-то из нашей команды бредет через болото – и не ошибся. Вскоре послышались отдаленные голоса, которые, приближаясь, становились громче и отчетливей.
Я отчаянно испугался и спрятался в густых зарослях вечнозеленого дуба, затаившись, как мышь под веником.
Сначала до меня донесся один голос, который я не узнал, затем другой, принадлежавший Джону Сильверу. Джон говорил, не умолкая, а его спутник лишь изредка его прерывал. Разговор шел серьезный и на повышенных тонах, но слов разобрать я так и не смог.
Наконец собеседники умолкли и, по-видимому, присели перевести дух, так как шум их шагов стих, а птицы, успокоившись, снова начали опускаться на болото.
Неожиданно мне пришла в голову мысль, что я веду себя совершенно неправильно. Уж если я отважился на такое безумство, как поездка на остров в компании пиратов, то я должен по крайней мере подслушать, о чем они совещаются. Долг велит мне подобраться к ним как можно ближе, укрываясь в зарослях и не выдавая себя.
Я сумел довольно точно определить местоположение невидимых собеседников, а затем опустился на четвереньки и начал ползком приближаться к ним, время от времени приподнимая голову и вглядываясь в просветы листвы. Наконец на лужайке у края болота, в тени деревьев я увидел Джона Сильвера и еще одного моряка по имени Том. Стоя лицом к лицу, они о чем-то оживленно беседовали. В запале Сильвер швырнул на землю свою шляпу и чуть ли не с мольбой обращался к собеседнику.
– Дружище! – увещевал он. – Поверь, я желаю тебе только добра. Ведь если бы я не был привязан к тебе всей душой, разве стал бы я тебя предупреждать? Все уже готово, и ты ничего не сможешь изменить. И если я говорю с тобой об этом, то только потому, что хочу тебя спасти. Если бы хоть один из них узнал, о чем мы с тобой тут толкуем, – как ты думаешь, что бы со мной сделали?
– Сильвер, – отвечал матрос, и я заметил, что его лицо побагровело, а голос зазвучал хрипло и надтреснуто. – Сильвер, ведь ты уже стар, тебя считают честным человеком. У тебя есть средства, каких нет у большинства моряков. И ты достаточно храбр, если это не пустая бравада. Неужели ты заодно с этими мерзавцами? Не могу поверить! Но знай: я скорей дам отсечь себе руку, чем нарушу свой долг…
Значит, нашелся хоть один честный человек среди нашей команды! И в ту же минуту я узнал, что есть, вернее, был, и другой такой же. Издалека, со стороны болота, раздался пронзительный человеческий вопль, словно призывающий на помощь. Потом вопль повторился еще раз, и все стихло. В скалах Подзорной Трубы отдалось эхо. Стаи болотных птиц снова поднялись и с криками закружились в воздухе.
Долго еще этот предсмертный вопль звучал у меня в ушах, хотя вокруг снова воцарилась полуденная тишина, прерываемая только хлопаньем крыльев садящихся на воду птиц и отдаленным гулом прибоя.
Том вздрогнул, словно пришпоренная лошадь, но Сильвер и глазом не моргнул. Он стоял неподвижно, опираясь на костыль, не спуская глаз со своего собеседника, как готовящаяся к броску змея.
– Джон! – воскликнул матрос, простирая к нему руки.
– Руки прочь! – взревел Сильвер, отпрянув с быстротой и ловкостью циркового акробата.
– Хорошо, – отвечал матрос, – руки я уберу, раз ты боишься меня. Но это твоя нечистая совесть, Джон Сильвер, заставляет тебя бояться. Ради всего святого, скажи, что там произошло?
– Что? – переспросил Сильвер, злобно усмехаясь и сверкая глазами. – Я думаю, это был голос Алана.
Том сокрушенно воздел руки к небу.
– Алан! – воскликнул он. – Да примет Господь его душу – он умер как настоящий моряк. А тебя, Джон Сильвер, я больше не считаю своим товарищем. Даже если мне придется умереть как собаке, я все равно исполню свой долг. Вы убили Алана, верно? Можете убить и меня, но я вас презираю.
С этими словами он повернулся спиной к нашему коку и зашагал к берегу. Но уйти далеко ему не было суждено. Джон с глухим возгласом ухватился за дерево и изо всей силы: метнул свой тяжелый костыль в Тома. Удар пришелся в спину между лопатками и оказался настолько силен, что бедняга Том, взмахнув руками, рухнул на землю, как сноп.
Трудно сказать, насколько серьезно он был ранен. Судя по силе удара, можно было предположить, что у него сломан позвоночник. Но Сильвер не дал ему возможности даже пошевелиться. В одно мгновение он с обезьяньей быстротой подскочил к Тому на одной ноге и дважды по самую рукоятку всадил нож в его беззащитно распростертое тело. Я отчетливо слышал из кустов, как он тяжело сопел, нанося удары.
Мне никогда не случалось падать в обморок, но в ту минуту все поплыло у меня перед глазами. И Сильвер, и болото с птицами, и вершина Подзорной Трубы вихрем закружились в каком-то тумане, а в ушах у меня зазвучали колокола. Когда я пришел в себя, Сильвер уже стоял с костылем под мышкой и в шляпе. Перед ним на земле лежало неподвижное тело Тома, но убийца, не обращая на него ни малейшего внимания, невозмутимо вытирал пучком травы окровавленное лезвие.
Вокруг ничего не изменилось. Солнце по-прежнему беспощадно жгло курящееся паром болото и скалистые вершины. Я с трудом верил, что только что перед моими глазами совершено злодейское убийство.
Джон вытащил из кармана свисток и несколько раз свистнул. Свист далеко разносился в полном зноя воздухе. Я не догадывался о значении этого сигнала, но мой страх от этого только усилился. Сейчас на свист явятся остальные и наверняка обнаружат меня. Они уже убили двоих, возможно, и меня ждет такая же судьба, как Алана и Тома!
Я осторожно пополз обратно, стараясь не производить ни малейшего шума. Я слышал, как Сильвер перекликается с остальными пиратами, и от их голосов у меня словно выросли крылья. Выбравшись из чащи, я бросился бежать, не разбирая дороги, – только бы оказаться подальше от убийц. Но с каждым шагом мой страх только возрастал, и наконец я окончательно впал в панику.
В самом деле – я находился в совершенно безвыходном положении. Разве мог я по пушечному сигналу вернуться к шлюпкам и усесться рядом со злодеями, на чьих руках еще не просохла кровь недавних убийств? И разве любой из них тут же не свернет мне шею, как куропатке? Разве мое отсутствие не доказало им с полной ясностью, что я обо всем догадываюсь и боюсь их как огня? Одним словом, я решил, что для меня все кончено. Прощай, "Эспаньола", прощайте, сквайр, доктор и капитан! Мне остается только умереть – или от рук злодеев, или от голода и тоски на необитаемом острове!
Несмотря на эти мысли, я продолжал бежать, не разбирая дороги, и вскоре очутился у подножия небольшого холма с тремя остроконечными скалистыми вершинами, в той части острова, где вечнозеленые дубы росли уже не так густо и больше походили на деревья, а не на скрюченные кустарники. Изредка среди них попадались одинокие сосны-великаны в сотню футов высотой. Воздух здесь был куда свежее и чище, чем внизу у болота.
Но тут меня подстерегала другая опасность, и мое сердце снова замерло от ужаса.
Глава 15
Островитянин
С обрывистого каменистого откоса вдруг, шурша, посыпался гравий и, подпрыгивая, покатился между деревьями. Я невольно оглянулся и увидел что-то темное и косматое, мгновенно отпрянувшее за ствол сосны. Кто это был – медведь, человек или обезьяна, – я не успел рассмотреть. В испуге я замер на месте.
Итак, все пути отрезаны. На берегу – убийцы, в лесу подстерегает какое-то чудовище. Я предпочел известное неизвестному. Даже Джон Сильвер в ту минуту казался мне не столь ужасным, как неведомое порождение леса. Я повернул назад и, дико озираясь, помчался к шлюпкам. Однако это жуткое существо, видимо, сделав большой крюк и опередив меня, снова возникло у меня на пути. Я страшно устал, но даже и не будучи настолько утомленным, я не сумел бы состязаться в скорости с таким быстроногим врагом. Он перебегал от ствола к стволу с быстротой оленя, и при этом держался вертикально, как человек, хотя временами и пригибался, опираясь передними конечностями на землю. Я уже почти не сомневался, что это дикое человеческое существо. Мне вспомнилось все, что я слышал о людоедах, и я уже готов был звать на помощь, но мысль, что передо мной находится все-таки человек, а не монстр, придала мне уверенности. Кроме того, во мне снова проснулся страх перед Сильвером. Я остановился, размышляя о том, как бы ускользнуть, и вдруг вспомнил о пистолете. Как только я убедился, что не беззащитен, ко мне вмиг вернулось мужество, и я решительно шагнул навстречу дикому обитателю острова.
Укрывшись за деревом, он продолжал следить за мной. Увидев, что я направляюсь к нему, он вышел из засады и остановился в нерешительности. Потом отступил назад и вдруг, к моему величайшему изумлению, опустился на колени и с мольбой простер ко мне руки.
Я снова остановился.
– Кто вы такой? – спросил я.
– Бен Ганн, – ответил он хриплым, как скрежет ржавого замка, голосом. – Я – несчастный Бен Ганн. Вот уже три года я не видел ни одного человеческого лица!
Приглядевшись, я обнаружил, что передо мной такой же белый человек, как и я, с крупными и довольно приятными чертами лица. Однако кожа его так загорела на солнце, что даже губы стали черными, а светлые глаза необычайно резко выделялись на темном лице. Одежда его была изорвана и обтрепана так, как мне еще не приходилось видеть. Она состояла из клочьев старого паруса и изношенной матросской рубахи. Весь этот костюм был скреплен целой системой застежек, медных пуговиц и кусков просмоленной бечевки. Единственной целой вещью был кожаный пояс с тяжелой медной пряжкой.
– Три года! – воскликнул я. – Вы потерпели кораблекрушение?
– Нет, приятель, – отвечал он. – Меня высадили с корабля на необитаемый остров.
Я слышал об этом ужасном наказании, принятом у пиратов: виновного высаживали на какой-нибудь отдаленный остров и бросали на произвол судьбы, оставив ему оружие, инструменты и немного пороху.
– Я попал сюда три года тому назад, – продолжал он, – и с тех пор жил, питаясь дичью, ягодами и устрицами. Человек, оказывается, ко всему может приспособиться. Но как же я истосковался без настоящей еды! Нет ли у тебя кусочка сыра? Нет? Какая жалость! Этот сыр, нарезанный ровными ломтиками, снился мне чуть не каждую ночь, и я просыпался в полном отчаянии…
– Если я благополучно попаду обратно на шхуну, то вы получите хоть целую головку сыру, – сказал я.
Он приблизился ко мне и стал с любопытством ощупывать мою куртку, гладить мои руки, разглядывать мои башмаки. Он радовался, как ребенок, снова увидев перед собой человека.
– Если ты попадешь обратно на шхуну? – повторил он вслед за мной. – Кто же может тебе помешать?
– О, вовсе не вы!
– Конечно же, не я! – воскликнул он. – А как твое имя, приятель?
– Джим, – ответил я.
– Джим, Джим… – стал повторять он с явным удовольствием. – Да, Джим, прежде я вел такую жизнь, что стыдно даже рассказывать. Ведь ты, например, глядя на меня, никогда не поверил бы, что моя мать была добрая и благочестивая женщина.
– Да уж, трудновато поверить, – честно признался я.
– Она была очень набожна, – продолжал он, – а я рос вежливым, благовоспитанным мальчиком и знал катехизис наизусть. А потом все переменилось, Джим, пошло вкривь и вкось. Все началось с игры в орлянку на кладбище с мальчишками. И дальше я покатился, как с горы. Матушка предостерегала меня и оказалась совершенно права. Само провидение забросило меня сюда. Я о многом передумал в одиночестве и раскаялся. Теперь меня уже не подкупить ромом. Если я и выпью чуток, то только на радостях. Я дал зарок исправиться и сдержу слово. Но главное, Джим, – он с опаской оглянулся по сторонам и понизил голос, – ведь я теперь богач!
Я решил было, что несчастный свихнулся от одиночества, но он угадал эту мысль по выражению моего лица и начал горячо уверять меня:
– Да-да, Джим, я безмерно богат! Я и тебя выведу в люди! Ты будешь благословлять судьбу за то, что встретился со мной!
Вдруг по его лицу пробежала какая-то тень, и он, стиснув мою руку, угрожающе поднял палец, указывая на небеса:
– А теперь, Джим, скажи мне чистую правду. Уж не Флинта ли это шхуна?
Меня мгновенно осенила счастливая мысль. Я подумал, что Бен Ганн может встать на нашу сторону, и тотчас ответил:
– Нет, Флинт тут ни при чем, тем более что он уже покойник. Но я скажу вам правду, раз уж вы спрашиваете меня об этом: у нас на борту оказалось несколько человек из его команды, и это наше главное несчастье.
– Надеюсь, это не одноногий человек? – опасливо пробормотал он.
– Вы имеете в виду Сильвера? – спросил я.
– Верно, именно так его и звали!
– Он служит у нас коком и заправляет всей этой гнусной шайкой.
Бен Ганн снова схватил меня за руку и больно стиснул ее.
– Если тебя подослал ко мне Долговязый Джон, я окончательно погиб! – вскричал он. – Знаешь ли ты, где находишься?
И тогда я откровенно рассказал ему о том, как мы сюда попали и в каком невероятно сложном положении оказались. Он выслушал меня с глубочайшим вниманием, а когда я закончил, погладил меня по голове со словами:
– Ты славный парнишка, Джим, но все вы в ловушке! Есть только один выход: доверьтесь Бену Ганну, и он вас выручит. Как, по-твоему, отнесется сквайр Трелони к человеку, который поможет ему выпутаться из беды?
Я горячо заверил его, что сквайр найдет способ отблагодарить его по заслугам.
– Видишь ли, в чем дело, – сказал Бен Ганн. – Мне вовсе не нужна какая-то там должность, Джим. Я хочу знать, согласится ли он выплатить мне хотя бы тысячу фунтов из тех денег, которые и без того принадлежат мне?
– В этом я совершенно уверен, – ответил я. – Вся команда должна была получить свою долю сокровищ.
– И он сможет доставить меня на родину? – неуверенно спросил бывший пират.
– Еще бы! – воскликнул я. – Наш сквайр – истинный джентльмен. К тому же, если мы избавимся от всех предателей и бунтовщиков, ваша помощь будет очень нужна на шхуне.
– Значит, вы так и поступите? – проговорил он, вздохнув с облегчением. – Тогда я расскажу кое-что о себе. Я служил на корабле Флинта, который назывался "Морж", когда он зарывал здесь сокровища. С ним сошли на берег шестеро здоровенных моряков. Они провели на острове около недели, а мы оставались на судне. Наконец к кораблю пришвартовалась шлюпка – в ней находился один Флинт. Голова его была перевязана синим платком и, несмотря на багровый свет заходящего солнца, выглядел он смертельно-бледным. Остальные шестеро были убиты и похоронены где-то на острове. Как он с ними расправился, никто не знает. Скорее всего, они передрались, и он их всех прикончил. Билли Бонс был нашим штурманом, а Долговязый Джон – квартирмейстером, и они спросили Флинта, куда он спрятал сокровища. "Если хотите узнать, – ответил он, – отправляйтесь на берег и поищите. Но "Морж", дьявол его побери, не станет вас дожидаться…" А три года назад я плавал на другом судне, и мы как раз проходили мимо этого острова. "Парни, – сказал я, – мне известно, что Флинт зарыл здесь клад, и немалый. Давайте высадимся и поищем его". Капитану эта затея сильно не понравилась, но матросы были за меня, и мы сошли на берег. За двенадцать дней мы перерыли весь остров, и с каждым днем отношение ко мне становилось все хуже и хуже. Наконец все они погрузились в шлюпки и отчалили на судно, а мне сказали: "Вот тебе мушкет, Бен Ганн, нож, заступ и лом. Можешь искать денежки Флинта хоть до конца своих дней". С тех пор, Джим, я уже три года живу здесь и ни разу в глаза не видел достойной человека пищи. Погляди на меня! Разве я похож на моряка? Да мне и самому порой кажется, что все это мне только приснилось…
При этих словах он подмигнул и слегка ущипнул меня.
– Так и скажи сквайру, Джим: он им никогда и не был. И еще скажи, что он три года прожил один на острове, и в зной, и в дожди. Иногда вспоминал о старухе-матери, которой давно уже нет на свете. Но большую часть времени старина Бен занимался совсем другими вещами. И при этом ущипни его вот эдак…
И он снова дружески ущипнул меня.
– Затем, – продолжал он, – скажи ему еще вот что: Ганн – толковый малый. И он знает разницу между настоящими джентльменами и джентльменами удачи, к которым и сам когда-то принадлежал.
– Из того, что вы тут наговорили, – сказал я, – я не понял и половины, но это сейчас и не важно. Потому что я даже не знаю, как мне попасть обратно на шхуну.
– Так вот оно что! – воскликнул он. – Но ведь у меня есть лодка, которую я построил своими руками. Она спрятана под белой скалой, и мы можем отправиться на ней, как только стемнеет. Погоди… А это что такое?
Над островом гулко прокатился пушечный выстрел, хотя до захода солнца оставалось еще часа два.
– Там идет бой! Скорее! За мной! – крикнул я и бросился бежать к стоянке шлюпок, позабыв всякий страх. Рядом со мной легко и проворно, как юноша, бежал бывший пират, узник необитаемого острова.