– Еще чего! – фыркнула Вероника. – Просто случайно так получилось. Даже если тогда и правда у нее что-то получалось, то сейчас меня знают все, а ее только старушки, которые в Большом театре прописались с дореволюционных времен. Скорей бы цены на билеты сделали нормальные, чтобы эту нищую публику из театра убрать! – Вероника даже сжала кулаки. – А то ходят бедные и гордые, сидят на верхних ярусах и рассуждают о том, кто и как подъем тянет. Сами бы попробовали что-нибудь станцевать хоть раз!
В дверь комнаты деликатно постучалась Екатерина Алексеевна.
– Вероничка, Анатолий Андреевич, вот я тут вам перекусить приготовила.
Она подкатила к креслу, в котором сидел Лагудин, сервировочный столик с чаем, соками, миниатюрными бутербродиками на шпажках и восточными сладостями.
– Анатолий Андреевич, может быть, кофе? А то мы с Никой все чаем злоупотребляем, а про тех, кто кофе предпочитает, всегда забываем.
– Спасибо, Екатерина Алексеевна, вы не беспокойтесь. Все в самый раз. Я чайник, а не кофейник.
Женщины засмеялись, как им показалось, удачной шутке. Ну а если вам удачно, подумал Лагудин, то и нам – лучше не бывает.
Для Вероники был приготовлен зеленый чай из нескольких сортов трав и фруктовое ассорти. Она плотнее завернулась в шерстяной плед, словно пытаясь спрятаться от преследующих ее неприятностей.
– Спасибо, мамуля. Мы позовем, если еще что-нибудь понадобится.
Несколько минут Вероника вяло ковыряла фруктовый салат серебряной вилочкой. Взгляд был отсутствующий, словно ей совсем не до гостя. Лагудин терпеливо выжидал. И вдруг она оживилась:
– Вы знаете, мы с мамой много раз думали, не нанять ли дополнительную прислугу. У нас сейчас только приходящая. Мама всю жизнь только мной и занимается, я хотела бы дать ей немного отдохнуть. А то до сих пор все на ней. Во время моих гастролей она всегда что-нибудь глобальное делает – ремонты, перестановки, перепланировки... Так еще с детства повелось.
– А вашей маме скучно не будет, если вы ее совсем разгрузите?
– Совсем не получится, – рассмеялась девушка. – Но хоть чуть-чуть надо бы, а? Мама могла бы попутешествовать. Она ведь нигде почти не была. Если сопровождала меня на гастроли – то это никакой не отдых. К тому же она всегда так переживает за меня. Сейчас есть очень хорошие турагентства, которые индивидуальными турами занимаются. Я бы маме подобрала что-нибудь подходящее. Венецию, Флоренцию, Рим...
– Так за чем же дело стало?
– Боюсь, – поежилась Вероника.
– За маму? – удивился Лагудин.
– За себя, – перешла на шепот балерина.
– Что же может случиться? – нарочито спокойным тоном спросил Лагудин.
– Я боюсь, что, если мама перестанет следить за моим питанием, меня могут отравить, – широко распахнув свои синие глаза, сказала Кутилина.
– Кто?
– Завистники. Разве Денис вам ничего не рассказывал? Мне всю жизнь все завидуют. Это так тяжело! Я уже несколько раз чувствовала, что с едой было что-то не так. – Вероника болезненно поморщилась, сжав виски руками, как будто у нее болела голова.
– Расскажите подробнее, когда и где это было, – принялся за свои обязанности сыщика Лагудин.
– Обычно я ем все только тщательно проверенное. Или мама готовит, или мы заказываем в ресторанах, с которыми давно сотрудничаем. В "Пушкине" знают наизусть все, что мне можно. И шеф-повар там надежный, я ему доверяю. Но иногда на всяких там презентациях, вечеринках, банкетах трудно удержаться и кое-что приходится все-таки пробовать. Пару раз мне было просто плохо после таких приемов. Может быть, меня даже хотели там отравить, – добавила она шепотом.
– Наверно, это просто с непривычки? – мягко возразил Лагудин. – Вы же стараетесь питаться правильно, а пища на банкете могла быть слишком тяжеловата, или специи какие-нибудь для вас неподходящие.
– Нет-нет, не уговаривайте меня, Грязнов точно так же говорил! Но это кто-то делал нарочно! Я знаю. Вы думаете, что в балете все такие кисоньки да лапочки, а на самом деле все только и думают, как бы кого подсидеть да пакость какую-нибудь вытворить, лишь бы от конкуренции избавиться. – Голос молодой женщины стал злым и отрывистым.
– Вы уверены?
– Абсолютно! Это такой жестокий мир! Почему-то звезды любят рассказывать, как они страдают от того, что их узнают на улице. Это на самом деле полная ерунда. Бред! Они повесятся, если у них за день никто автограф не попросит. Но зато с того дня, как ты становишься знаменитой, тебя все коллеги начинают ненавидеть со страшной силой. Просто потому что тебе удалось выбиться в первые ряды, а они в кордебалете застряли. Когда я на тех гастролях японских вместо Шаболиной выступила, со мной потом девчонки из группы неделю не разговаривали. Можно подумать, это я виновата, что у нее нервный срыв был.
– Что-то у нас все разговоры мрачные, давайте о чем-нибудь веселом. – Лагудин попытался немного взбодрить Кутилину.
– Нет у меня ничего веселого. Одни неприятности кругом. Эта тварь мне переходит дорогу на каждом шагу. Все, ради чего я работала день и ночь, достается ей. Ума не приложу, как получилось, что Апраксин отдал ей роль Наташи Ростовой. Это моя роль. Моя!!! – Вероника явно перевозбудилась, вскочила и стала ходить по комнате из угла в угол.
Лагудин предпочел не встревать с глупыми репликами и просто внимательно слушал.
– Я ведь и внешне на Наташу Ростову похожа, и внутренне. Жаль, что балета не существует, только опера. Кстати, занудная ужасно. Приходится эту роль в кино играть. Я тоже, как она, такая же страстная и импульсивная, понимаете? Как он мог отдать роль Шаболиной? Она ведь блондинка, а у Наташи темные волосы, верно? – Вероника уже почти срывалась на визг.
Лагудин опять дипломатично промолчал, всем видом изображая понимание и сочувствие.
– Да и разве блондинка?! Это же так, политкорректное название ее светло-сереньких жиденьких волосиков. Ее лицо абсолютно некиногенично! Без макияжа на нее смотреть вообще невозможно! Что она сможет сыграть? Наташа живет любовью, страстями, а у Ольги за всю жизнь один ухажер-то и был всего. Заморыш какой-то с физтеха.
– Но вы же говорили нам, что за ней ухаживает Макаров, или я что-то напутал?
– Я же говорю – заговор! – отрезала Вероника. – Не мог он к ней уйти. Он любит женщин ярких, роскошных, элегантных. А на Шаболину смотреть можно, только когда она на сцене в полном балетном обмундировании. Да и то зрелище для старух-балетоманок, а не для мужчин... Ну хорошо, я понимаю, со мной бывает трудно. Я натура творческая, импульсивная...
– Многим мужчинам нравятся именно темпераментные женщины, – вставил Лагудин, не слишком, впрочем, пытаясь ее успокоить.
– Да, я, по сути, – испытание для мужчины. Многие теряют голову, ломаются. Представляете, у одного моего почитателя, английского адвоката, совсем крыша поехала, когда мы закруглили наш роман. Я ему совершенно разумно все объяснила. Он женатый человек, развод разрушит ему всю жизнь, сломает карьеру, подорвет финансовое положение. Да и мне абсолютно ни к чему огласка в бульварных газетах. Что вы думаете? Покивал головой, со всем согласился, на прощанье подарил бриллиантовое колье – все по-человечески, а потом просто свихнулся. Ездит за мной по всем городам и странам, не пропускает ни одного концерта, спектакля, выступления. Что я тут могу поделать? Ничего.
– Но неужели среди ваших партнеров по сцене не бывает достойных мужчин?
– Есть такая поговорка: "глуп как тенор". Так вот, тот, кто это сказал, видно, не знал танцоров.
Отсмеявшись, Лагудин заметил:
– А я слышал, что балет – это опера для глухих.
– Старовато, конечно, но тоже со вкусом, – оценила Вероника.
– Вы просто роковая женщина, Вероника. – Лагудин попробовал изобразить восхищение, которое Кутилина, впрочем, тут же приняла за чистую монету. Уж очень она к этому привыкла.
– Но вы не думайте, что я какая-то жестокая кокетка. Вовсе нет! Я человек очень ранимый. Мне нужно найти своего мужчину, единственного и неповторимого. Да, конечно, нас всех учат, что нужно сидеть и ждать, пока он на белом коне с неба свалится, только это все полная туфта. В жизни так не бывает никогда! – Она прижала руки к груди. – Да и вообще, чтобы мужчина инициативу проявил, либо красота у девушки должна быть сногсшибательная, либо мужчина незаурядный. А то ведь все как – увидели красавицу и сразу испугались.
– Вероника, за вами ухаживали самые яркие мужчины современности, не побоюсь этих пафосных слов. Вам ли жаловаться на то, что нет подходящего?
Балерина вдруг оставила свой злобно-раздраженный тон и стала воодушевленно излагать свои принципы отношений с сильным полом.
– У нас девочек как учат. Сиди жди, пока он появится, а коли появился – хватайся за него и держись. Это и есть любовь. На самом деле все нужно делать наоборот. Вот, допустим, нужна какая-то вещь, которая бы вам идеально подходила. Неважно, квартира, машина, шмотка какая-нибудь, наконец. Можно отнестись к выбору небрежно – пойти в магазин и купить первую попавшуюся. А можно посмотреть каталоги, журналы мод, обзвонить хороших портных – и купить или сшить тот наряд, который на тебе сидит, как будто ты в нем родилась. А ведь выбор супруга – дело в тысячу раз более ответственное.
– Как вы здраво рассуждаете, – поддакнул Лагудин.
– И мне нужен не просто мужчина, который мной восхищается, меня вожделеет или дарит подарки. Мне нужен мой суженый, который мне небесами в мужья предназначен. Чтобы стал мне опорой и поддержкой! В здравии и болезни, в горе и в радости. Вот для этого я и общаюсь с мужчинами. Ведь нельзя найти человека, если ни с кем не иметь дела. Наташа Ростова тоже не сразу поняла, что именно Безухов – ее судьба. Я тоже должна пройти через несколько любовных историй, чтобы найти свою настоящую любовь...
Вероника явно волновалась.
Однако, все в мире относительно, подумал Лагудин, которому стало немного грустно. Несколько любовных историй Вероники Кутилиной явно исчислялись десятками романов, и это только те, что стали известны прессе.
– Вот моя мама, какую жизнь себе устроила. Влюбилась в первого попавшегося мальчика-студента с ее же курса. Забеременела, вышла замуж. Обнаружила, что мой папаша – инфантильный придурок. Потом с трудом развелась, ему-то было хорошо у нее под крылышком. Всю жизнь на меня положила, за что я ей весьма признательна. И все это из-за неосторожной, глупой любви. Я хочу, хочу очень любить и быть любимой, но мне нужен союз с достойным человеком. А не с придурком, который будет считать, что женщины существуют единственно для увеличения человеческого рода – и этим их назначение исчерпывается!
– Вероника, вы очень здраво рассуждаете. Уверен, у вас в жизни все получится, как вы того желаете. Вы же еще очень молодая женщина. У вас все впереди. Все ваши неприятности временны.
– Вы думаете? – с надеждой спросила она.
– Несомненно.
– Да, обычно у меня всегда получается все, что я хочу, – удовлетворенно заключила Кутилина и предложила гостю еще чаю. – Я слышала, что кое-кто из отвергнутых кавалеров назвал меня падшим ангелом. Ну что ж... Знаете, Толя, мне кажется, что в нашем российском обществе происходит деградация сознания и души. У людей еще не хватает понимания того, что деньги, слава и власть хороши не сами по себе, а лишь когда являются средством для достижения любви, доброты и духовности.
5
К концу рабочего дня Денис ждал Лагудина. Хотя "конец рабочего дня" у частного сыщика понятие относительное. Как, впрочем, и у психиатра, тем более если он тоже рядится в одежды детектива. Так или иначе, но к семи часам вечера Лагудин появился в офисе на Неглинной. Физиономия у него была слегка желтоватая и насупленная.
– Это отвратительно, – сказал он, плюхаясь в кресло. – В жизни никогда так за людьми не шпионил.
– А мне кажется, у нас с тобой похожие профессии.
– А мне кажется, нет! – отрезал психиатр. – Ты делишь всех на две части – тех, кто по одну с тобой сторону баррикады, и на остальных.
– Вовсе я не делю, – попытался защититься Денис.
– Делишь-делишь! И знаешь что? Возможно, ты даже ближе к истине, но меня от такой истины уволь.
– Сперва я тебя уволю из "Глории", – пошутил Денис.
– Вот-вот! Именно этого я и хочу в первую очередь!
– Ты бы успокоился, доктор, и рассказал все по порядку. Каков будет твой диагноз? Нет, подожди, хочешь чаю? В такую жару зеленый чай – самое оно.
– А чего покрепче нет? – попросил доктор. – Меня уже тошнит от зеленого чая. Как и от балета.
– Пиво есть в холодильнике, кажется... Сейчас проверю. Если Сева с Филькой не приголубили, должно остаться.
Пиво было, психиатр повеселел и принялся излагать диагноз.
– Параноики крайне эгоистичны, привержены идее своей исключительности. Вся окружающая их действительность имеет для них значение и интерес только потому, что она связана с их личностью. Их мысли и переживания сосредоточены на узком круге "сверхидей". Центральное место в жизни занимают они сами. Их нетерпимость и конфликтность подчас приводит к агрессивным, насильственным посягательствам на личность.
– На что они способны?
– По моему мнению, такого рода психопаты отличаются способностью к чрезвычайному, длительному по сроку волевому напряжению. Они упрямы и настойчивы. Они сосредоточены исключительно на своей деятельности. Если параноик приходит к какому-нибудь решению, то он ни перед чем не останавливается, для того чтобы привести его в исполнение. Жестокость подчас принятого решения не смущает его. На него не воздействуют ни просьбы ближних людей, ни даже угрозы власть имущих. К тому же, что особенно опасно, будучи уверенным в своей правоте, параноик никогда не спрашивает советов. Он не поддается убеждению и не слушает возражений. В борьбе за свои воображаемые, мнимые, несуществующие права параноик часто проявляет большую находчивость: умело отыскивает себе сторонников, убеждает всех в своей правоте, бескорыстии, справедливости. И нередко люди верят этому бреду.
Денис озадаченно потер лоб.
– А чему ты удивляешься? – сказал Лагудин. – Не этого ли ты ожидал, когда втравил меня в свою аферу?
– Чем ты можешь подтвердить диагноз? – вместо ответа задал Денис новый вопрос. – На что мне ссылаться, если придется передавать дело в государственные органы?
– Да ради бога, нет проблем, – пожал плечами психиатр. – Все эти специальные сведения ты элементарно найдешь в классическом труде Ганнушкина "Психология и психоанализ характера". А если не лень, почитай еще Баронина – "Психологический профиль убийц", тебе полезно будет. Твоя обожаемая Вероника определенно страдает паранойей, своеобразным психическим заболеванием с навязчивыми идеями. Она паранойяльная психопатка. Именно навязчивая идея – страх быть отравленной, привел ее к тебе, господин частный сыщик.
– О господи! Еще баночку "туборга"?
– Да, спасибо.
– Значит, можно сказать, что Кутилина просто носит маску эдакой милой тургеневской барышни? А на самом деле она корыстна, эгоистична...
– ...коварна, мстительна, подла, – продолжил список Лагудин. – проще всего так сказать.
– Но ведь действительно же выходит, что препятствия, встающие на ее жизненном пути, Кутилина преодолевает с решительностью надзирательницы гестаповских концлагерей. Значит, то, что она делает, – все же преступление?
– Это болезнь, – коротко резюмировал Лагудин. – Не для того ли ты меня нанимал, чтобы выяснить, больна она или нет? Так вот я тебе говорю: она больна. Понадобится – то же самое повторю в суде.
После вывода психиатра-сыщика Денис оказался в двусмысленном положении. Теперь он готов был сверхнастороженно относиться ко всем просьбам и поступкам балерины. Однако работу-то он должен выполнять! Ничего не поделаешь, Кутилина дает хорошие деньги, да и сотрудникам нужно платить зарплату. Оставалось лишь одно: сообщать клиентке дозированную информацию. Что-то говорить, что-то придерживать. И... как это ни грустно, следить за ней, но не оберегая ее от неизвестных злоумышленников, а оберегая общество от ее пока еще неизвестных планов.
6
Последняя встреча с Вероникой состоялась у нее дома. Она была одна и встретила Дениса в темно-красном пеньюаре. Распущенные иссиня-черные волосы чуть покрывали эти царственные плечи, из-за которых мужчины безумствуют. Она взяла его за руки и хотела притянуть к себе, но Денис мягко отстранился и покашлял:
– Боюсь тебя заразить, Ника, что-то я простыл. Такая жара, а я, дурак, знаешь, холодной минералки после бассейна... Давай, если можно, сразу к делу.
– К делу? Тем лучше! Я хочу, – отрезала Вероника, – чтобы ты по минутам, по секундам следил за Шаболиной и Макаровым! Знал о каждом их шаге! И чтобы об этом немедленно знала я!
Денис еще раз кашлянул и на всякий случай уточнил:
– Круглосуточно?
– Сорок восемь часов в сутки! – выпалила она. – Я увеличу гонорар на сколько ты скажешь! И кстати! Куда делся Толик, мой личный телохранитель?
– Видишь ли, он специалист экстра-класса, и его, хм... перекупила одна европейская династия...
Денис исподлобья наблюдал за ее реакцией. Вероника была в ярости, но все же сдержалась:
– Ах вот как?! Ну что же. Организуй мне нового охранника. И чтобы был не хуже, слышишь?!
– Непременно.
После этого демарша с ее стороны Денис решил все-таки позвонить Лагудину, хоть и обещал больше его не дергать. Кто еще, в конце концов, мог бы разобраться в чудовищной логике звезды русского балета?! Интересно, она готова всех на тот свет отправить, кто ей слово поперек сказал, или только тех, кто серьезно насолил?
– Анатолий, у меня к тебе снова дело.
– Надеюсь, не то же самое, что было в прошлый раз? – немного взвинченно отреагировал Лагудин.
– Хорошая у тебя интуиция, – похвалил Денис. – Но сейчас можно ограничиться консультацией по телефону.
– Слава богу, – искренне сказал Лагудин. – Никакими сыщицкими гонорарами меня больше в такую авантюру не втравишь.
– Разве было неинтересно? – удивился Денис. – Так сказать, эксперимент в полевых условиях.
– Интересно. Но страшно. В чем твой вопрос?
– Толик, как ты считаешь, кого она ненавидит особенно сильно?
– Да, в общем-то, довольно многих. Вероника – человек эгоцентричный, самовлюбленный, поэтому готова растерзать каждого, кто ее погладит против шерстки.
– Насколько серьезны ее намерения "растерзать"?
– Ну это скорее можно увидеть на практике, так сказать, по факту.
– Вот факты. Вернее, пока только, слава богу, подозрения. У меня есть серьезные основания считать, что Вероника достаточно активно способствует устранению неугодных ей персоналий. Не своими руками, конечно, но сути дела это не меняет.
– Денис, ты меня пугаешь, хотя... вполне возможно, как специалиста, меня это не удивляет.
– Как ты считаешь, кто из ее знакомых может подвергаться серьезной опасности, если судить по тому, что она о них говорила?