...Лагудин зашел в зал и огляделся. Народу было много, хотя, судя по тому, как удивленно балерина изогнула брови, едва войдя, пришли еще далеко не все. Но уже сейчас Лагудин с трудом представлял себе, как будет ее защищать в случае необходимости. Хотелось бы верить, что она все же не возникнет, тем более что внутренняя охрана видна была издалека – охранников немного, но выглядели они устрашающе – добры молодцы с косой саженью в плечах и тяжелыми, изучающими взглядами. Да, ювелирные фирмы явно заботятся о безопасности своих клиентов. На входе грозные парни с металлодетекторами не пропускали никого без проверки, да и здесь, в зале, охранников было как минимум человек десять, насколько мог видеть Лагудин. Все-таки хочется верить, что ему не придется проявлять служебное рвение. Не зря же они здесь стоят. Лагудин вздохнул и поглядел на подопечную. Как ни в чем не бывало Кутилина стояла в кругу таких же шикарных женщин и мирно беседовала, время от времени одаривая своих собеседниц улыбкой голодной акулы.
Вход просматривался идеально. Была видна вся площадка перед входом, часть стоянки за углом и дорога в обе стороны. Говорили двое. В приглушенных, спокойных голосах чувствовалась сдержанная энергия и сила.
– Ну что, пошли? – спросил первый – высокий.
– Рано еще, – ответил второй, который был пониже.
– Она-то уже есть.
– Ну и что. Пусть все приедут. Тогда двери закроют, и охрана немного расслабится. А сейчас мы мимо них не прорвемся.
– А потом все охранники перейдут в зал, и незаметно подобраться поближе не удастся.
– Да, а смокинг зачем? – Второй оглядел собеседника с ног до головы и довольно усмехнулся. – Удастся. Она поймет, что дело пахнет керосином, только тогда, когда почувствует нож у горла.
Собеседника чуть передернуло, и он постарался это скрыть. Не время психовать. Надо было раньше вносить свои коррективы.
Постепенно зал заполнялся людьми, и уже через некоторое время гул голосов начал заглушать музыку. На сцену поднялся представительный мужчина с проседью в густых каштановых волосах и, улыбнувшись, жестом остановил оркестр.
– Дамы и господа! Позвольте поприветствовать вас на нашей очередной презентации, – произнес он приятным баритоном, и зал притих.
Лагудин огляделся. Народу прибавилось, но охраны осталось столько же. Двери закрылись, и презентация началась. Мужчина со сцены говорил что-то значительное о ювелирных изделиях, которые сегодня покажут, но Лагудин думал о своем – ничего странного он в поведении Кутилиной пока не заметил. И если не сработает план Дениса, то придется придумывать какой-то другой способ. Первому встречному она душу открывать не готова. Лагудин обернулся и обратил внимание на молодую женщину, одетую для такого сборища слишком демократично, она с любопытством вертела головой во все стороны и выглядела так, будто попала сюда по ошибке. Разве что это была какая-нибудь журналистка? Похоже. Тут как раз взгляд ее остановился на Веронике и внезапно успокоился. А вот это уже интересно, подумал Лагудин. Знакомая? Как-то она странно выглядит для знакомой известной балерины. Или тайная воздыхательница? Чего не бывает. Но как Вероника отнесется к ее появлению? И знает ли она ее вообще?
И Лагудин подвинулся вправо от Кутилиной, чтобы быть между нею и непрошеной поклонницей, если та вдруг предпримет какие-то резкие телодвижения.
– Дорогие друзья! – продолжил распорядитель вечера. – Позвольте вас спросить: что такое ювелирное искусство? – Вопрос был риторический, потому что тут же он сам позволил себе ответить: – Во-первых, это слово, произошедшее от немецкого Juwel или голландского juweel, переводящихся как драгоценный камень. А во-вторых, согласно академическим формулировкам, это изготовление художественных изделий (личных украшений, предметов быта, культа, вооружения) преимущественно из драгоценных, а также некоторых других цветных металлов. Ювелирное искусство подчеркивает красоту исходного материала и ориентируется на изысканность его обработки. В ювелирном искусстве применяется различная техника изготовления: ковка, литье, художественная чеканка и канфаренье (придание металлической поверхности зернистости и матовости при помощи чекана в виде тупого шила или трубочки), тиснение (басма), резьба или гравировка, оброн (техника, при которой фон вокруг рисунка вырезается)... – Публика уже откровенно скучала. – Скань (филигрань), зернь, чернь, различные эмали (финифть), инкрустация, травление, полировка, а также механические приемы обработки – штамповка, вальцовка. Ювелирное искусство – одно из самых древних и распространенных видов декоративно-прикладного искусства. Поскольку оно всегда было тесно связано с меняющимися условиями быта... Но, – тут оратор выдержал паузу, что было бы весьма уместно, слушай его хоть один человек в зале, однако публика уже обратила свое внимание на столы с закуской и выпивкой, – но несомненно всех вас интересует, что же именно дом "Картье" представит сегодня. Что ж, законное любопытство! Но прежде чем мы разрешим его, позвольте краткий экскурс в ювелирное искусство века минувшего. Ведь он открыл невероятное разнообразие направлений. Огромную роль сыграла модельер-новатор Коко Шанель, смело пропагандировавшая бижутерию. Осваивалось много новых материалов – платина, палладий, анодированный алюминий. Самые пуристические стремления к "дизайнерским" формам без орнамента сосуществуют в двадцатом веке с тенденциями создания ювелирных изделий, которые воскрешают динамику и "текучесть" форм модерна либо традиции народного и средневекового искусства. А некоторые из мастеров модерна, – тут оратор поднял палец в потолок и сам на него посмотрел, – сумели превратить недостатки дешевых материалов в их достоинства, подчеркивающие талант и вкус мастера. вы, конечно, понимаете, что речь идет о "Тиффани"! Что же касается "Картье", то к середине двадцатого века, наряду с орнаментами, имитирующими различные исторические стили, появляются образные решения, отражающие проблематику современной культуры (например, ювелирные композиции на космическую тему). Итак, сегодня мы представляем вам жемчужину коллекции две тысячи третьего года – бриллиантовую диадему! – Это было сказано без малейшего перехода, так что большинство публики не сразу сообразило, что сейчас-то все и произойдет.
И действительно, Вероника Кутилина уже стояла на подиуме. Относительно скромное зеленое вечернее платье было призвано подчеркнуть грандиозность достижения французских ювелиров. И только великолепные черные волосы, падающие на плечи, могли соревноваться с короной, украшавшей ее голову.
– Напоминаю, дамы и господа, что диадема – это головное украшение в виде венца. В древности и в средние века она служила также символом царского или жреческого достоинства.
Кутилина царственно передвигалась по подиуму, и все завороженно следили за ней.
– Благодаря высочайшей дисперсии в отраженном свете бриллианты новой коллекции "Картье" играют всеми цветами радуги.
Лагудин присмотрелся: в самом деле, фиолетовые как будто поначалу камни на углах огранки вспыхивали зеленым, желтым, красным, голубым цветом...
Вероника ушла за кулисы, а на смену ей вышла девушка, полуобнаженная грудь которой была украшена изумрудной камеей. И снова последовали комментарии ведущего и возгласы взбудораженных ценителей.
Спустя несколько минут Кутилина появилась среди публики, возбуждая вокруг себя восхищенные ахи. Дело в том, что организаторы показа мудро решили не разоблачать истинную королеву вечера – и Вероника щеголяла среди публики с диадемой на голове.
3
Двое мужчин перешли дорогу и зашли во двор гостиницы "Балчуг". Чувствовалось, что они все здесь неплохо знают: они поднялись по ступеням – дорогие костюмы, дорогие часы на руках, расстегивающиеся одним движением, чтобы не мешать во время боя. У дверей никого не было. А за большими арочными дверьми смеялись люди и играла музыка.
– Тебе туда, – кивнул высокий мужчина в сторону противоположных дверей.
Его невысокий спутник стремительно развернулся и пружинистой походкой пошел за угол, к главному входу. Высокий подождал пару секунд, а потом открыл дверь.
Они прошли в зал одновременно.
...Одного из них Лагудин увидел сразу. В зале появился высокий, широкоплечий брюнет, смотревшийся немного странно в смокинге. Он вошел и, не оглядываясь, начал пробираться в центр. Кто-то из охранников, проявляя бдительность, дернулся навстречу мужчине, но тот обернулся и учтиво улыбнулся.
Охранник был вышколен – обижать дорогих клиентов здесь было не принято, а на руке высокого мужчины сверкали дорогие часы, поэтому он улыбнулся в ответ и отошел обратно, к стене.
Но все-таки что-то в этом целеустремленном мужчине было не так. Что-то заставляло охранника не выпускать его из виду, а напряженного Лагудина – следить за каждым его движением.
Мужчина целенаправленно продвигался в середину зала. Охранник посмотрел ему вслед и поднес ко рту рацию:
– Коля, видишь объект?
– Что по залу пробирается? Вижу. Ты к нему подходил. Почему не остановил?
– У него на руке часы серьезные. Да и одет он в дорогой костюм.
– Понятно. Нарываться и мне неохота, я еще не забыл нагоняй за прошлую вечеринку. Только что-то он больно подозрительный...
– Вот и я смотрю, что у него цель есть. Может, ты подойдешь хоть пригласительный спросишь?
– Спасибо, коллега, – Коля хохотнул, – решил на меня все свалить? Ладно, если он просто к своей даме пробирается, так я тебе отзвоню, чтобы высказаться. – И он отключился.
Мужчина продолжал продвигаться вперед, и, когда поравнялся с Колей, тот осторожно отделился от стены:
– Добрый вечер! Вас не затруднит показать свой пригласительный?
– Пригласительный? – Мужчина задумчиво посмотрел куда-то в глубь зала и задумчиво произнес: – Вы знаете, мой пригласительный остался у моей дамы.
– Очень жаль. – Коля добавил в голос металла, но при этом заговорил тише: – Вас не затруднит отойти со мной в сторону, чтобы никому не мешать? Я просто проверю вашу фамилию в списке. Поймите правильно, это просто формальность, – на всякий случай добавил он.
Они отошли, и охранник повернулся к мужчине, но короткий удар под вздох остановил его. Охранник начал тихо оседать. Мужчина осторожно поддержал его и усадил на стул. Надо было быстро уходить, пока окружающие ничего не засекли.
Но первый охранник, так и не решившийся остановить его сразу, следил за происходящим и теперь рванул наперерез.
Брюнет обернулся и прибавил шагу, учтиво, но жестко раздвигая толпящихся гостей.
...Инга Ермакова тоже заметила мужчину, появившегося в зале. Она видела, как безуспешно пытался остановить его охранник, видела и всю сцену со вторым охранником. И видела, что тип явно движется в сторону Кутилиной. Вот это номер. Особенно не раздумывая (репортерский инстинкт подсказывал, что иной раз амбразура – прямой доступ если не к славе, то к кормушке), Ермакова оказалась на пути мужчины, пробирающегося к Кутилиной.
– Вас, кажется, уже попросили остановиться? Будьте добры, дождитесь того джентльмена. – И она указала на приближавшегося охранника.
Брюнет посмотрел на нее с сожалением и попытался отодвинуть. Но Инга только передернула плечами.
– Леди, вы мне мешаете, – сквозь зубы объяснил мужчина, одновременно наблюдая за своим напарником, который тем временем шел с другой стороны и был уже близко, – вы не хотите посторониться?
– Ничем не могу помочь. Просто давайте дождемся охранника. – Инге очень хотелось посмотреть, видит ли ее в этот момент Кутилина, и она уже было решила оглянуться, когда мужчина ткнул двумя пальцами ее в горло, и журналистка, нелепо выбросив ноги вперед, опрокинулась на спину. Словно поскользнулась.
Вот тут уже раздались крики. Те двое переглянулись. К ним спешила еще пара охранников.
– Вот так презентация! – не без удовлетворения выкрикнула Инга Ермакова, не вставая с пола. Так было спокойней.
Завязалась новая схватка. Но быстрая серия ударов и отвлекающих движений – и двое подбежавших охранников оказались на полу, не успев толком понять, что с ними произошло. Люди отхлынули от места драки, и наконец какая-то женщина заверещала. Действительно, мужчины, так внезапно появившиеся в зале, действовали совсем не так, как завсегдатаи презентаций.
Толпа потащила за собой Кутилину с Лагудиным. Главное – вывести ее из зала, решил он. Но выйти из зала теперь можно было, только протиснувшись мимо дерущихся, – все остальные пути отрезала испуганная толпа. Люди стояли плотным кольцом, хотя паники еще не было. Лагудин взял балерину за локоть.
– Идемте, пока здесь не началась настоящая потасовка, – тихо сказал он в самое ухо подопечной.
– Ну что вы трусите? – глаза Вероники горели лихорадочным огнем. – никакой драки не будет. Наверняка уже вызвали милицию. Да и охраны тут полно! – Вероника не отрываясь смотрела на происходящее.
– Молодой человек, – тихо проговорил кто-то прямо за спиной Лагудина, – отойдите, пожалуйста. В смысле, брысь отсюда, я сказал! А ты, – он повернулся к Веронике, – бросай цацки в сумку!
Лагудин развернулся и столкнулся с одним из тех двоих, что устроили драку с охраной. Он зажмурился и двинул его в нос головой, мужчина глухо охнул и схватился за нос.
Лагудин, не дожидаясь, достал его апперкотом в челюсть, сам подивившись своему удару. Рука достигла цели, но, падая, мужчина успел задеть Анатолия касательным ударом по лицу.
Лагудин вытер разбитую губу и оглянулся на Веронику, стоявшую практически за его спиной. Во все глаза балерина разглядывала своего телохранителя.
– Сзади! – закричал вдруг кто-то.
Второй грабитель, который был ниже ростом, находился почти рядом. Он стремительно шел на сближение с Анатолием. Все решали секунды. Лагудин сделал резкий выпад, но противник, блокируя его, отпрыгнул в сторону. Лагудин тоже резко ушел в сторону и, оказавшись позади, размашистым ударом в висок оглушил противника. А этого уже было достаточно, чтобы театрально опустить на голову противника сомкнутые руки и окончательно уложить его на пол.
Сзади пробирались, как всегда, запаздывающие служители порядка. Кто-то грубо раздвигал людей, неистово и громко матерясь при этом.
Милиционеры скрутили руки начавшим приходить в себя неудачливым грабителям и потянули их из зала. Выволокли из здания и затолкали в "воронок". Один из ментов достал телефон и протянул "грабителю":
– Звони, сообщай кому надо.
Тот повернулся к своему напарнику и спросил:
– Севка, жив?
– Да жив! – Голованов вздохнул и осторожно присел рядом с милиционером. – Только дрался этот "ботаник" совсем не по-детски. Его что, не предупредили? – И он посмотрел на милиционера.
– Да я-то откуда знаю? Вы у начальства своего спросите.
Филя потер руку и набрал номер:
– Дэн, это мы. Да, нормально все прошло. Только бился твой ученый как гладиатор... – Он помолчал, прислушиваясь к собеседнику, и усмехнулся: – нет, не особо, просто не ожидали. Мы бы и сами подставились. Скажи ему, что с него бутылка.
– Скажи, что две, – проворчал Голованов. – Скажи, коньяку, скажи – армянского... – затем мрачно добавил: – Надеюсь, у этого психиатра теперь появится достаточно материала для его выводов?..
4
– К Кутилиной, говоришь? – строго спросила старушка-консьержка в доме на Кутузовском. – Подожди, милок, сейчас мы все проверим. Фамилия твоя как? Лагудин? Анатолий Андреевич? В списке такой есть, теперь паспорт покажи.
Пришлось подчиниться. Секунд через тридцать придирчивых сравнений последовала новая реплика:
– Что-то не похож вроде.
– Бабуля, просто там на фото я в очках, а сейчас уже не ношу. Видеть стал лучше.
– Операцию сделал или линзы вставил? – заинтересовалась старушенция. Впрочем, ответа ждать не стала. – Ну проходи. Но смотри, если что, сразу милицию вызову. В нашем деле нужно быть осторожным, а то шляются тут всякие...
– Это верно, – покивал Лагудин.
После покушения Вероника прониклась к нему особым доверием. Сегодня Вероника приболела – то ли легкая простуда, то ли переутомление, – и Лагудин пришел ее навестить. Дверь открыла Екатерина Алексеевна.
– Анатолий, это вы? Замечательно, что пришли. Вероника сама не своя после того неприятного эпизода. Вот нервы и не выдержали. Вы, наверно, знате, сегодня даже отменили ее выступление в Большом. К счастью, там много балерин, которые танцуют Одетту. Кому-то очень повезло из тех, кто в вечном резерве. Хорошо, что Вероничка сейчас в России. В Лондоне с их жесткими контрактами за такой пропуск пришлось бы заплатить неустойку. Проходите, пожалуйста, последняя дверь по коридору – это ее комната.
Вероника сидела на кровати, завернувшись в старенький пушистый плед, связанный вручную. Перед ней лежали альбомы с фотографиями, и она небрежно их листала.
– Здравствуйте, Толя. Как же я рада вас видеть!
Лагудин молча кивнул, но на лице его читался вопрос, так что Вероника сочла нужным тут же сказать:
– Вот решила денек похандрить. В нашем безумном марафоне просто необходимо иногда делать остановку.
– Конечно, Вероника, себя надо беречь. Тем более с вашими балетными нагрузками, – усмехнулся Лагудин. – Небось ножку поднять – все равно что вагончик разгрузить.
– Что-то вроде того, хотя я никогда не разгружала вагонов. – Она посмотрела на него с сомнением. Однако ничего не прочла в его бесхитростных, чуть близоруких глазах.
– И как вы хандрите? – поинтересовался Лагудин.
– Да вот свои детские фотографии рассматриваю. Хотите покажу?
– Конечно, очень интересно.
– Это архив, который я редко кому показываю.
Снимки были в основном черно-белые, на всех присутствовала глазастенькая смуглая девочка.
– Это я. В тот год, когда первый раз в училище. – Вероника показала на щупленькую девочку лет восьми-девяти. – Видите, ножку не могу дотянуть до нужного уровня. И даже косолаплю немного. Я так расстроилась, когда узнала, что меня не взяли.
– А когда поступили, обрадовались?
– Я поступила с третьего раза. У меня тогда все получалось с третьего раза. Даже трамвай на остановку приходил нужный третьим по счету. Честно говоря, уже не помню. Кажется, испытала огромное облегчение, что наконец смогла преодолеть это препятствие. Вот когда на гастролях в Японии мне повезло и выступила вместо Шаболиной, тогда я действительно обрадовалась. Она в тот вечер перетрусила и не смогла выйти на сцену. А со мной репетировали просто на всякий случай – как с дублершей на замену. – Тут она презрительно усмехнулась. – Никто и не предполагал, что я буду танцевать. Тогда я поняла – начали сбываться мои детские мечты.
– Вы с Шаболиной учились в одном классе? – спросил Лагудин.
– Ненавижу эту мышь бледную. Все, что мне дается таким тяжелым трудом, ей достается без всяких усилий. Она и поступила с первого раза. Зачем, спрашивается, ее взяли?! Ну данные хорошие. Тощая, гибкая, шаг хороший. Но артистизма-то кот наплакал. Куда они смотрели? Еще и в училище ее в тройке отличниц всегда держали. Всегда по центру палки стояла.
– Может быть, у педагогов были основания ее выделять? – осторожно спросил Лагудин.