А наверху первое, что увидел, - Ольгу в испачканной кровью белой шубке и руку ее в кармане, что-то сжимающую до побеления. Когда понял, что это ствол, даже обалдел. Кореец потом сказал, что она у Вадюхи волыну вытащила, когда он упал, боялась, что добивать придут, и села у дверей в операционную с пистолетом. Хорошо, Генка успел еще до приезда ментов ее вниз отвести, к себе в машину - и там ствол и оставили. Она, кстати, его забрала потом, не зная, что ровно через год после Вадюхи ее убьют, а Кореец потом из этого ствола завалит того, кто и его, и ее заказал.
Глоток виски, наслоившись на выпитое уже и на кокс, разогнал рябь, настроив память на максимальную четкость. Хохол, уверенный такой, говорящий всем, кто был поблизости - наверху, на этаже, самые близкие были, - что все нормально. Что за те бабки, что он врачам пообещал, они Вадюху с того света вытащат. Кореец, мрачный, давящий в себе ярость, готовый прямо сейчас ехать к тому, кого подозревает, и валить на месте - и при этом почти не отходящий от Ольги, бледной, молчаливой, почему-то не плачущей, в забрызганном кровью белом полушубке, с пятнами крови на руках и лице. Такая странная пара была - она, ушедшая в себя, ничего не видящая и не слышащая, невысокая красивая блондинка, и Кореец, высокий, широченный, черноволосый, раскосый, кипящий яростью, периодически матерящийся по мобильному.
И еще лица - Вовка Каратист, Моня, Учитель, Серега Каскадер, Рэкс, другие близкие, растерянные, обалдевшие, потому что не ждали, потому что внезапно все случилось. Вадюха только из Штатов вернулся накануне, полтора месяца отсутствовал, а перед Штатами месяц почти лежал после ранения, выздоравливал. Делами почти не занимался лично, только указания давал. Причем того, кто тогда его заказал, когда ранили, - того не было уже. Был пидор один, коммерсант, не нравилось ему, что Вадюха его в бизнесе потеснил, вот и заказал лохам каким-то. Нашли его, в Италии нашли, взяли зама его, он и рассказал, где шеф. Улетел отдыхать с телкой, чтоб на него не подумали - несильная хитрость, - а за ним Кореец полетел, с Лехой Памятником, был у него такой, погонялу дали потому, что многих завалил, у Немца сейчас правая рука. Так что, короче, не стало коммерсанта.
А Вадюха перед Новым годом как раз вернулся, на праздники охрану отпустил на три дня, чтоб отдохнули. Новый год они с Ольгой вдвоем дома сидели, первого все в клубе гуляли, а второго у них с Ольгой годовщина была. И когда второго вечером из ресторана выходили, прямо перед ними "девятка" тормознула и с двух автоматов… Как еще Ольга цела осталась - непонятно. Там арка такая узкая и длинная от дверей кабака к переулку, эти два рожка выпустили, на стенах живого места не осталось - а ее даже рикошет не задел.
Это ему Хохол сообщил уже после того, как менты уехали, а до этого никто толком не знал ничего, Ольга только Корейцу рассказать успела. А остальные бродили в непонятке, какие-то слухи друг другу пересказывая, пока менты не отвалили. Они все Ольгу расспрашивали, Кореец им еще сказал, что не хера к ней лезть, не видят разве, что с ней. Зло сказал, а те в ответ бубнят, что надо, мол, ну он и бросил в воздух, что мусор и есть мусор. Менты окрысились, хорошо, он сам рядом оказался, вмешался, а то, не ровен час, Кореец бы в морду дал самому настырному мусорку, который все к Ольге лез. "Так я не понял, жена вы ему или не жена?" Неужели, бля, не видишь? Нет, лезет. А когда Генка сказал: "Да отвали ты, в натуре!" - понтанулся. Повезло ему, что он, Андрей, рядом оказался - он-то Корейца знал, видел, что тот готов кого угодно валить или долбить, только дай зацепку.
А когда мусора смотали, он сначала к Корейцу кинулся - что было-то, мол? - но тот сидел на корточках перед Ольгой, молча абсолютно. Ну и тогда к Хохлу - тот уже знал от Ольги, что Вадюха, вместо того чтобы падать или назад бежать в кабак - шанс был, можно было попробовать добежать, - ствол выхватил и пошел на этих. Одного завалил, одного ранил и еще колесо им пробил - и это при том, что ранен уже был, Ольга видела, как в него попали в самом начале. А он шел на них и стрелял, и из восьми выстрелов четыре в точку. Менты потом в переулке соседнем "девятку" нашли с пробитым колесом, трупом сзади с двумя дырками и кровью на водительском сиденье и с двумя "калашами".
А эти его уже последней очередью добили, Хохол сказал - всего пять попаданий. Но все хреновые - в грудь, в лицо, в щеку в смысле, и три в живот. Он, Андрей, еще подумал, какой красавец Вадюха - не побежал, не упал, не присел. А как в "Человеке со шрамом", который ему жутко нравился, - в полный рост и до конца.
У него даже дрожь по телу пробежала, передернулся весь, замер от внутреннего восторга, подумав, что Вадюха на вид такой интеллигентный, такой вежливый, а пришел момент… Чувствовался в нем стержень стальной, такой, что хрен согнешь, и даже время его не смягчило. Андрея рядом не было, когда Вадюха лично с кем-то разбирался, когда двух черных замочил на разборке, - он появился позже, когда Ланский уже руки в ход не пускал, уже не было нужды, потому что бригада боевиков была, готовая кому угодно голову свернуть.
Но как Вадюха разговаривает с тем, кто не прав, он слышал - спокойно, безэмоционально, равнодушно даже, с длинными паузами, наполненными тяжелой тишиной. Даже Кореец, девять лет парившийся, признавал, что и на него Вадюха мог словами страху нагнать. Но вот пришел момент, и бизнесмен чистенький и аккуратненький, на банкира похожий или на политика, не побежал, не спрятался - хотя уж наверное, жить хотелось - а пошел на пули, стреляя хладнокровно, зная, что конец, и его не боясь…
Потом врач вышел. Сказал, кровь нужна, много крови, какой-то группы, не осталась она в памяти, нечастой, в общем. Ольга очнулась тут же - встала, как автомат, подошла, сказала, что у нее такая. Тут Кореец ее опять отвел в сторону и усадил, а она ему твердила одно и то же, а он не верил. Потом рассказал, что Ольга и сама не знала, какая у нее группа - а выяснилось, позже уже, что та же. А тогда нашли из своих пару человек или троих даже. А еще через час где-то снова врач появился, к Корейцу подошел - хоть Хохол башлял, врачи все Корейца сразу за главного приняли, самый страшный он был на вид. Сказал, что Вадюха процентов на девяносто выживет - но инвалидом останется, что-то с кровью там, вроде потому что поел, уже переваривалось там все, они ж долго сидели. В общем, заражение или еще что, непонятно.
Пацаны вообще приуныли, а он смотрел, как Кореец к Ольге возвращается, к стулу на котором она сидела, и говорит с ней, слова хирурга передает, а она слушает молча. И все равно ни слезинки, ничего. Сильная оказалась - он ее зауважал тогда еще больше. Особенно когда она минут через пять ушла и быстро вернулась - уже без пятен красных на лице и руках. Вот выдержка - ей говорят, что муж инвалидом останется, а она себя в порядок привела и ждет дальше. Потом уже, после похорон, мудак какой-то ляпнул - вдова хоть бы поплакала, а то как бревно - так Генка ему чуть башку не снес.
Оттащил в сторону и ствол к черепу - ты слез хочешь, сука, посмотрим, как твоя жена плакать будет. Мудак этот, из хохловских, кстати, кто-то, белый стал как снег на кладбище, - Хохол за него заступился, еле уговорил, Генка бы его прям там оставил.
Он, когда сам услышал про слова врача, вниз пошел, на воздух. Там толпа пацанов, человек пятьдесят, с вопросами накинулись, сказал им, что вроде вылезет Вадюха, а сам к себе в машину залез, у него там пакетик с коксом был под ковриком. До этого пробовал всего один раз, а тут купил специально, чтобы с телкой нюхнуть, потому что слышал, что секс под кайфом вообще отпад. Но так у них и не дошло до того, чтобы нюхнуть, - и теперь нюхнул сам, и такой прилив ярости ощутил, что рванул обратно к Корейцу и в сторону отвел. И начал говорить, что сегодня же надо валить тех, кто это сделал, Генка знает наверняка кто, и не хера тут сидеть, дело надо делать, чтоб запомнили, падлы, чтобы умылись кровью. И Кореец кивал мрачно, не удивляясь припадку, и сказал только: "Погоди, брат, все сделаем".
А потом он вдруг иссяк. Говорил-говорил, злоба лилась и на пол брызгала, а тут стух враз - и снова ушел вниз, и вспоминал Вадюху, здорового, уверенного, так высоко поднявшегося, и не мог представить его похудевшим и постаревшим, в инвалидной коляске. Вспоминал, как тот поднял его, Андрея, и именно из-за него он стал тем, кем стал, - авторитетом, имеющим собственную бригаду и приличный кусок и будущее. Если б не Вадюха, нашел бы он себя? Сейчас, 31 января 1996-го, он ответил себе, что, конечно, нашел бы, - но тогда сказал, что нет. Что Вадюха сделал для него больше, чем мама с папой - они родили, а Вадюха путь показал и вел по нему за собой.
Он тогда поклялся себе, что Вадюху не оставит никогда - и не важно, что врачи пугают с этой инвалидностью. Он все бабки отдаст, свои личные, всех напряжет, достанет сколько надо, лимон, два. И все сделает, чтобы его на ноги поставить. Но даже если не получится, все равно будет рядом. Всегда.
Кокаин растворился полностью, и пришедший на смену подъему спад тоже кончился. "Вытащим, - так он подумал напоследок, вылезая из машины. - Бля буду, вытащим". И внизу и наверху такое же настроение царило, может, никто не улыбался, но все уже уверенные были, потому что хирург еще раз выходил, сказал, что вот-вот закончится все. А он сам решил из больницы ни на шаг - знал, что Кореец оставит охрану, и думал сказать ему, что он лично старшим останется. И пока Вадюха не выздоровеет, будет тут - и отлучится, только если Кореец выяснит, кто виноват, чтобы кончить падлу. Хохол уже звонил кому-то, кто с "кремлевкой" связан, договаривался о том, чтоб Вадюху туда перевезти, как только можно будет, и кричал в трубку, что любые бабки даст, но чтобы лучший специалист тут был в течение часа, самый лучший, и получит сколько попросит, бабки не проблема.
Он, Андрей, себя чувствительным никогда не считал - он же бандит, какие на х…й чувства. Но в ту ночь в Склифе чуть не опозорился - когда в очередной раз вышел хирург, но не пошел ни к кому, просто встал у двери операционной и, косясь на Ольгу, покачал головой, желтый весь, сгорбившийся, пустой какой-то. И он все понял сразу - и когда врач вдруг раздвоился, резко отвернулся к окну, рукавом пальто вытирая слезы. Не поворачиваясь, потому что вместо вытертых пришли новые, а за ними еще. Сжал кулаки, выдохнул сильно, по-каратистски, давя из себя воздух, напрягаясь и расслабляясь, а потом решительно повернулся.
Слава Богу, на него никто не смотрел - Ольга так же сидела, в шаге от нее стоял Кореец, Хохол говорил с врачом, не говорил даже, орал, а тот молчал просто, нечего было ему сказать. Потом выяснилось, что сердце у Вадюхи остановилось - лекаря считали, что все, вытащили на сто процентов, а сердце встало. Ольга права была, наверное, - не хотел он быть инвалидом, потому и ушел. Иначе как - спортсмен, здоровый мужик, молодой, тридцать пять всего, не пил, курил минимум, и то сигары, никогда на здоровье не жаловался, с чего бы встало сердце?
А Хохол орал, и Генка ему сказал - оставь его, Серега, он ни при чем. И обратно к Ольге повернулся. Каскадер к лифту пошел, Каратист с Моней стояли тупо, как по башке шарахнутые, остальные не запомнились. А он, видя все как в замедленной съемке, напрягался как мог - слезы близко были, с трудом удерживал. Плакал последний раз хер знает когда, в первом классе может, - а тут никак не мог сосредоточиться, собраться. И тогда быстро зашел в туалет, сыпанул остатки кокса в бумажку стодолларовую, прямо там размял, ее сплющив, так вот не по правилам. Но когда вышел, ни о каких слезах речь уже не шла.
Потом Кореец ему сказал, чтобы поручил своим пацанам "мерс" к дому отогнать, а сам на его джипе за ним ехал. Это еще где-то через час было, потому что Хохол все это время бегал, выяснял насчет морга и похорон, звонил кому-то, выдергивая из постелей, организовывал все, сука. Когда спустились вниз - Кореец рядом с ровно идущей Ольгой, все такой же спокойной, и он за ними, - братва вся там была, команды ждали. А Генка им сказал только - все, пацаны, нет Вадюхи - и прошел сквозь них, сел в Вадюхин "мерс" за руль, усадив рядом Ольгу, и, кинув Андрею ключи от своего "лэндкрузера", тронулся не спеша.
Они у Ольги часа три посидели - пока Генка не убедил ее, что спать пора. Она так и не заплакала и не спрашивала ничего. Только когда Кореец ей полный стакан вискаря налил, и себе, и Андрею, и поднял свой стакан, сказала: "Он бы инвалидом жить не стал". Просто сказала, ни к кому не обращаясь. А так сидели молча, курили Вадюхины сигары, задымив всю комнату, и вискарь пился, как вода. И Андрею казалось, что он кино смотрит, потому что все очень ярко было и в то же время нереально, потому что не могло такого быть, не должно было.
А потом она заснула. И они вышли из квартиры и спустились к джипу, за которым стояли две тачки с самыми близкими Генкиными людьми. И Кореец сказал им, чтоб сидели тут до утра, им самим отъехать надо, обратно в Склиф, и, уже когда "тойота" двинулась от дома, он его спросил: "Куда, Генах?" И Кореец улыбнулся жутко - так, что он протрезвел сразу. "Надо крови попить, брат, - только вдвоем, на всех не хватит, да и не все хотят", - так он сказал.
Андрей только позже понял, что той вспышкой ярости в больнице сильно расположил к себе Корейца - хотя начинал под ним, но последние годы под Хохлом работал, Вадюха распорядился, сказал, что у Андрея башка варит дай Бог, так что пусть делает бабки, а не отнимает. Андрей и сам к Хохлу больше тяготел, все-таки считал себя по уровню повыше быков и отморозков, что у Генки в бригаде были, - все сидевшие, половина в наколках, беспредельщики и в работе, и в отдыхе, зондеркоманда, как Ланский их называл. А тут получилось так, что после Вадюхи именно он стал для Генки самым близким - а Генка для него.
Часа четыре было, когда приехали в район Арбата, припарковавшись у какого-то дома. Он, Андрей, в прострации находился, не задаваясь вопросом, чего и кого ждут, - он все еще был в больнице, и, только когда в очередной раз зазвонил Генкин телефон, поинтересовался по окончании разговора, чего, собственно, ждем. Ему и в голову не приходило, что Кореец, внешне невозмутимый, всегда жутко осторожный и расчетливый, решил лично завалить того, кого подозревал, - собственноручно, приехав прямо к дому на своей машине, без сопровождения.
- Да Магу ждем, - спокойно ответил Кореец. - Знаешь его? Ну зверь, Мага? Ну не знаешь, так слышал. Авторитетный, в воры метит. Ну вот его и ждем - разговор есть. Он обычно к пяти приезжает из казино - тачки его нет, значит, подъедет вот-вот. Любит Мага поиграть - вот и поиграем.
И всунул в руку - настояв, чтобы Андрей не снимал перчаток, - ствол. Сказав, что на всякий случай. Он с водилой иногда, Мага, а тот вооружен.
Не получилось разговора. То есть начало было - когда мужик вылез из припарковавшегося сзади "линкольна" и двинул к подъезду, один почему-то, Кореец, кивнув Андрею, чтобы выходил, его окликнул. Сказал что-то вроде: "Ну ты и гуляешь, заждались уже, а тебе тут Вадюха Ланский просил кой-чего передать", - а дальше, выхватив черт знает откуда взявшийся помповик, шмальнул в упор. Может, сразу насмерть, а может, нет - того на стену кинуло, каша вместо лица, - но Андрей, разбуженный выстрелом, вернувшийся из больницы в реальность, остервенело всаживал пулю за пулей в развороченную помповиком рожу, пока Кореец не выбил у него из руки опустевший уже ствол и не потянул за собой…
Как чувствовал себя - сейчас не вспомнишь. Запомнил только, что Кореец протянул: "Красавец ты, брат", - как-то по-новому, уважительно, словно не ждал от него такого. И еще запомнил, как добавил Генка, что у Вадюхи с Магой конфликт был года полтора назад, Мага даже людям грозился, что под Вадюху работу закажет, - вот он на него и подумал первым делом.
- Так, может, мы не того? - так он его тогда спросил. А Кореец ответил только:
- Может, того, может, и нет. Один х…й было за что валить пидора этого. Похороним Вадьку, разберемся, кто виноват, - скольких надо, стольких и отшмаляем…
…Он отмел эти мысли, сосредотачиваясь на другом. На том, с чего начал вспоминать. И все силился понять, почему дата смерти - второе января, если, когда врач вышел и сказал, что все, было уже третье. Точно, он специально посмотрел на часы, у него тогда хорошие были, "Монблан", за две с лишним штуки, - и на них то ли две минуты первого было, то ли три…
Дверь тихонько скрипнула, и он сунул руку под мышку, забыв, что переоделся, дернувшись так резко, что уронил стакан.
- Ой, извините. Я просто узнать, как Геннадий Николаевич себя чувствует. - Наташка пыталась выглядеть виноватой, но не получалось у нее, приподнято-праздничный был у нее вид. - Все нормально у вас? Там ребята уже приготовили все, я им помогла, в маленький домик тоже уже поесть отнесли. Давайте я здесь для вас накрою быстренько - до Нового года двадцать минут осталось. Или вы устали?
Андрей встал решительно, косясь на задумчивого, видно, то же самое вспоминавшего Генку, подмигнул Наташке. Говоря себе, что мысли на сегодня кончились, отдыхать пора.
- Ребятам расслабляться нельзя, Наташ, - а нам с Геннадием положено. И тебе с нами - чтоб ребят не отвлекала и больного контролировала. Давай накрывай - чтоб в десять минут уложилась. - И, вспомнив, что думал о ней после кокса, добавил с ухмылкой: - Мы тут тебе подарок приготовили - премию денежную. А ты нам что подаришь?
Засыпая, он сказал себе, что праздник удался. Даже с учетом того, что прошел не в кабаке, не в казино, а в этом доме. Еда, кстати, была получше, чем в кабаке, - накануне полсупермаркета скупили, бабок отдали побольше, чем за любой ресторанный стол. Понятно, что по-настоящему - в смысле, помимо жратвы, - из десяти присутствующих расслаблялись лишь трое. Зато расслабились как полагается - они с Генкой, видно, устали от не самых легких воспоминаний, о чем-то другом базарили, Наташка не мешала. А потом и сама разошлась. Выпила прилично, две бутылки шампанского итальянского, и только хихикала, когда они ее подкалывали по поводу обязанностей медсестры, в которые не может не входить всесторонняя забота о здоровье пациента, и что она должна им сказать, можно ли Генке сексом заниматься в его состоянии, потому что есть соображения, что именно из-за отсутствия женщин он никак оклематься не может.
- Не, Наташ, давай скажи нам четко - в порядке все у Генки или нет? - настаивал он. - Давай-давай, проведи осмотр. Ты же врач, считай, Наташ, а это пациент, чего тут такого? Ну давай…
Наташка все хихикала, но уже потише и поопасливее как-то. Но глаза горели, нравилась ей затея. Встала перед Генкой на колени, извлекла здоровенный член из пижамных штанов (Кореец, кстати, злобился, когда Андрей ему пижаму привез - в "Хьюго Боссе" купил, между прочим, триста двадцать баксов выложил, когда врач сказал, что это лучшая одежда, самая удобная) и замерла в нерешительности.
- Не, Наташ, это не дело. - Он рассмеялся, удивляясь, что Кореец чего-то тянет. Странный стал после своей Америки - приехал, он ему сразу предложил телок снять, так тот отказался. Считай, с конца ноября здесь - и ни разу. И это Генка, который до отъезда перетрахал пол-Москвы. Стал его подкалывать - а тот вдруг заявил, что надоели все, у него своя супер, так что до возвращения и подождать можно. Он чуть со стула не упал - но переспросил, решил, что понял не так. Кореец повторять не стал, отмахнулся. А он подумал только про себя, что не представляет, что такого в этой американке, если Генка, у которого на каждую смазливую телку вставал и по три часа не падал, вдруг от всего отказался ради какой-то худой черноволосой девицы, красивой, в общем, но с очень жестким лицом.
Наташка медлила.