Она всю дорогу до института пыталась понять, что с ней такое происходит, собственно, в чем причина стервозно-нервно-глупого поведения? Она точно знала, что не боится его - дело не в страхе, тем более что ей все больше казалось, что он и вправду бизнесмен, а вовсе никакой не бандит. И неприятен он ей не был - она не испытывала к нему неприязни, брезгливости, отвращения. Просто было в нем что-то такое, что выбивало ее из колеи, заставляло терять неколебимое прежде внутреннее равновесие. Может, именно то, что он оказывал ей такое пристальное внимание?
У нее не было мужчин, кроме мужа, и никто к ней никогда не приставал вот так, если не считать какого-то полупьяного дурака, привязавшегося года три назад в троллейбусе, несшего ахинею и отвязавшегося, только когда она встала и вышла. Ну были так называемые ухажеры - из числа институтских преподавателей, человека три-четыре за все долгие годы ее работы в Инязе, но они лишь оказывали ей знаки внимания, ненавязчиво, ненастойчиво, и отпадали сами собой, понимая, видимо, что ей это не нужно.
Может, действительно именно в этом было дело - он был навязчив, но не бестактен, настойчив, но не чересчур, комплименты были откровенные, но не глупые. К этому она не привыкла, она никогда не реагировала на мужчин, и мужское внимание было ей в принципе безразлично - и сейчас, столкнувшись с ним, она не знала, как себя вести.
- Да он тебе просто нравится, - заявила Ольга, когда начала допытываться, от кого духи, и получила ответ. Тоже странный был поступок - выставить их на стол, придя на работу. Знала, что Ольга наверняка увидит и начнет задавать вопросы, и ведь не хотелось ничего объяснять, но выставила их зачем-то, и Ольга, конечно, спросила и настаивала, и Алла нехотя как бы рассказала ей историю про молодого парня, который не дает ей покоя, приезжая к дому то с цветами, то с духами, и все зовет куда-то - но вроде понял наконец, что ей это совершенно не нужно.
- Он тебе нравится. Точно, можешь мне поверить. - Ольга сказала это безапелляционно, с видом искушенной в амурных делах дамы, каковой и являлась в общем-то - но Алла, безапелляционности не любившая, равно как и того, что кто-то по-своему истолковывает ее поведение, не обиделась. - Слушай, а может, ты влюбилась, а? У меня так бывало - появляется рядом мужик, вроде ничего в нем такого, вроде даже злит чем-то, а потом понимаю, что влюбилась как девчонка, потому и злит. Нет, Ал, я серьезно…
- Да Господь с тобой, Оль. - Она отмахнулась от нее со смехом. - Ну разве похоже, что я могу в кого-то влюбиться? Нет уж, увольте…
Ольгин вопрос действительно показался ей смешным - кроме мужа, никто из мужчин ей никогда не нравился. Ну могла отметить, что приятный, что держится солидно и одет хорошо, но максимум, что он мог вызвать, так это симпатию. А насчет того, чтобы влюбляться - это для нее было слишком сильно. Она и к Сергею ничего такого не чувствовала, когда выходила за него замуж, - это его была инициатива, он влюбился. Да и дальше, если задуматься, ничего такого не испытывала к нему - знала, что он ее любит, что у них хорошая, крепкая семья, этого было достаточно. И даже ни разу не задалась вопросом, могло бы быть ей лучше с кем-то, - слишком абстрактно.
- Ну, значит, он в тебя влюбился, - сообщила, подумав немного, Ольга. - Или хочет? А что, запросто - ты у нас хоть куда, на тебя и студенты косятся, и наши институтские мужики сколько с тобой заигрывали. Увидел - и захотел, обычное дело…
- Оль, да он младше меня лет на десять!
- Много ты понимаешь! - Подруга села на любимого конька, и остановить ее уже было невозможно. - Что, по-твоему, только молодых хотят, что ли? Да что ты краснеешь - никто ж тебя не заставляет с ним сразу в постель ложиться. Пусть подарки дарит, по ресторанам водит - а там посмотришь. Молодой человек-то явно не из бедных - духи, между прочим, сто долларов стоят, муж такие небось не подарит. И цветов он тебе тогда преподнес баксов на пятьдесят, если не больше. И машина дорогая, иномарка. У таких, как он, девиц молодых - только пальцем помани. Им что - урод, не урод, бандит, не бандит, лишь бы деньги были. А он к тебе приезжает - значит, нравишься ты ему. А что - зрелая женщина, в самом соку, можно сказать. Видишь, духи какие двусмысленные подарил - "Дольче вита", "Сладкая жизнь". Как тебе намек?
Слава Богу, пора было на консультацию, а Ольга уходила, она свою уже провела, - а то бы разглагольствовала на эту тему битый час. Да ну ее, Ольгу, - лет немало, а одни глупости в голове, сразу видно, что ни мужа, ни детей. А этот - этот совсем не в ее вкусе и слишком молодой. И что бы он там ни хотел, никакая сладкая жизнь ей не нужна - потому что та жизнь, которой она живет, ее вполне устраивает.
Но сейчас, в три часа ночи, она снова вспомнила утреннюю встречу и разговор с Ольгой и вдруг подумала о том, что и в самом деле могла бы с ним куда-нибудь сходить, тем более что это ее ни к чему не обязывало. И что именно из-за его появления праздник показался ей скучным - потому что подсознательно она думала о том, что вполне могла бы встретить Новый год совсем по-другому. Ну не с ним, естественно, с Сергеем - где-нибудь вне дома, не важно где.
Ей жутко не нравились эти мысли. И она в который раз повторила себе, что очень любит свою квартиру, и мужа, и дочь, и все их праздники - пусть и вправду немного скучноватые и обыденные, но тем не менее родные и свои. А сладкая жизнь - на черта она ей нужна? Да и что это такое - сладкая жизнь?
И, вспомнив, что так и не загадала никакого желания, когда били с телеэкрана куранты, - если честно, давным-давно уже ничего не загадывала, потому что вышла из того возраста, когда верят в осуществление загаданных желаний, да и ничего такого сверхъестественного от жизни не хотела, - сделала это сейчас. Загадав, чтобы этот тип никогда больше не появлялся - ни-ког-да…
- А у меня первый нормальный Новый год был, как в Москву перебрался. - Кореец поднес к губам бутылку пива и, сделав глоток, медленно и аккуратно поставил ее рядом с креслом на пол, так что видно было, что движение дается ему нелегко, хоть он это и скрывает. - А до этого одна х…йня была. Не, на зоне как-то нажрался - года полтора уже отсидел тогда. Старому - ну тому вору, который меня за себя оставил, когда откинулся, - ханки передали, я и нажрался с непривычки, чуть не сдох. А еще - когда вышел и домой вернулся, за мной как раз тридцатого декабря мусора пришли - а я в окно, двоих вырубил, что у дома дежурили, и свалил. Новый год в машине встречал, с дальнобойщиком одним…
- Послезавтра к Вадюхе съезжу, - произнес после паузы Андрей. Он пожалел уже, что начал этот разговор. Махнул граммов двести виски - пришлось с пацанами принять немного за праздник - вот и расслабился. Подумал, что впервые Новый год встречает в таких вот нолевых, можно сказать, условиях, и ни с того ни с сего вдруг вспомнил, какими были Новые года в детстве.
Обычно к бабушке ездили - она строгая такая была, неулыбчивая, хотя единственного внука обожала, и квартира у нее была огромная, на Смоленской, трехкомнатная. С такими высокими потолками, что, если приходилось у нее ночевать, он подолгу не мог заснуть, лежа на спине и пытаясь увидеть что-то в далекой черноте над собой. А на Новый год отец всякий раз покупал ей самую большую елку, и все равно она не доставала до потолка. И игрушек на ней помещалось огромное количество - старых, очень красивых, причудливых, у родителей таких не было. И еще под самой большой елкой скрывалась куча подарков - он специально всматривался всякий раз, перед тем как его укладывали спать, но там ничего не было, длинные густые иголки прятали все.
А вот утром… Чего там только не обнаруживалось утром - железная дорога, какой не было ни у кого из приятелей по детскому саду или школе, разноцветные солдатики, каких не увидишь в "Детском мире", машинки, рыцарский замок и всякие прочие чудеса.
Короче, ни с того ни с сего вспомнилось - и начал вдруг рассказывать об этом Корейцу. Забыв, что это у него, Андрея, было обеспеченное детство, богатые по тем временам мама с папой, любовь, забота и вечные подарки по поводам и без. А Кореец совсем другой, он из глубинки, из какой-то дыры под Кемеровом, что ли, мать - уборщица в школе, папаша - рабочий на заводе, вечно пьяный. Кореец давно еще рассказал - в тот год, когда рулил тут после смерти Вадюхи перед своим отъездом в Штаты, сказав Андрею, что хочет оставить его вместо себя, и они автоматически стали самыми близкими.
Вот тогда они как-то махнули прилично, Кореец и рассказал. И Андрей слушал внимательно, удивляясь откровенности всегда скрытного кореша. Про то, как тот рано начал заниматься боксом, поняв, что это единственный способ свалить из заброшенного городишки. Про то, как по вечерам после тренировок шатался по разбитым и стремным улицам во главе компании таких же пацанов - отличаясь от них не только тем, что был сильнее, умнее и хитрее, за что и стал главным, но и тем, что они курили вовсю с малолетства и жрали водку, а Кореец не пил, для него бокс был важнее. Недаром стал чемпионом России среди юниоров.
Генка рассказывал еще, что девок любил и они его, а женился на однокласснице. Которая привлекла именно тем, что не трахалась ни с кем, что училась хорошо - словом, была другая. Прямо сразу после окончания школы и женился. А денег не хватало - ну и связался со взрослыми уже бандитами, которые давно к себе звали. Тем более что боксу это не мешало, они поощряли только, что пацан не водку жрет, а в зал ходит. А потом сел Генка - стоял на стреме, когда магазин брали, а мимо дружинники шли, ну и докопались. Он их и уложил в два удара - а один помер потом.
Выяснилось, правда, что под градусом приличным были мусорские помощники, и мусора, просекшие, в чем дело, Корейца вообще предлагали отпустить, если сдаст тех, кто магазин взял. Но тот, понятно, в несознанку - и девять лет в итоге, от звонка до звонка. В авторитеты вышел - вор, выходя, его смотрящим сделал, тоже на вора прикинуться предлагал, рекомендации давал. Видать, родственную душу увидел - а Корейцу хотя и близки были понятия, но все же решил, что, раз сел молодым на такой срок, надо хоть после зоны хорошо пожить, для себя лично. И мотанул домой. И за старое взялся. И чуть-чуть опять не попал через пару месяцев, еле свалил. И толком-то жить начал уже здесь, в Москве, после того как с Вадюхой случайно познакомился.
А он, Андрей, ему начал про слюнявое детство лепить, про бабушкины подарки. Лажанулся, в натуре.
Кореец молча потянулся за бутылкой "Короны". Андрей специально пацанов озадачил, помня, что Генка его в Штатах пил. Генка, впрочем, не особо выпить-то любитель - но пиву даже обрадовался, видно, озверел уже от лежания, уколов и таблеток и особой еды, всякого мягкого, протертого, жидкого. И бутылку опустошил в два глотка, потянувшись к новой. Их у него штук пять у кресла стояло - все заранее открытые, у каждой лимон в горлышке, по-американски так.
- Проверь пацанов - если эти пробили, могут заявиться сегодня…
Андрей кивнул охотно - минут двадцать уже искал повод выйти, и тут он наконец появился. Но, оказавшись за дверью, пошел не к выходу, а наверх, в комнату, в которой обосновался, как только переехали сюда. Быстро достал из кармана висевшего в шкафу пальто пакетик, сложил пополам стодолларовую бумажку, повозился чуть-чуть, действуя аккуратно и быстро, вставил ее в ноздрю, зажимая другую и делая резкий вдох. И так же быстро повторил операцию. Доза, конечно, была невелика, пары дорожек хватало минут на двадцать - тридцать кайфа, но кокс всегда накладывался на спиртное, усиливая эффект. А к тому же куда было торопиться - вся ночь впереди. По крайней мере сейчас, после дозы, давшей, как всегда, резкий подъем, показалось, что спать он сегодня не будет, а отметит праздник как полагается.
- Ну что, Голубь, тишина?
Пашка Голубь, здоровенный бычина, прибившийся к Андрею еще в девяносто первом, можно сказать, самый первый боец его личной бригады, осклабился.
- Да полный порядок. Пацаны там, в домике гостевом, оттуда до ворот ближе, видно лучше, а я тут с Мелким. Он жрать готовить пошел - повар такой, что в любом ресторане с руками оторвут. Да ты не волнуйся, сам знаешь - через забор х…й перелезешь, да и в ворота так не войдешь, если кто сунется, перешмаляем только так.
Дом и правда был как крепость - к тому же обнесен двухметровым, а то и повыше, каменным забором. Так что беспокоиться было не за что - но Кореец всегда говорил, что лучше перебдеть, чем недобдеть.
- Смотри только, чтоб не нажрались.
- Обижаешь, пацаны дело знают.
- Ладно, в двенадцать по соточке махнем. А завтра возьмешь их и съездишь куда-нибудь отметишь. Только дел не натвори, знаю я тебя…
Он подмигнул Голубю, пошел обратно к комнате Корейца. Время было только пол-одиннадцатого, а такое ощущение, что глубокая ночь. Может, потому, что в доме тихо - в девять еще отпустил восьмерых, решив, что семи человек для охраны хватит. Плюс он сам еще и Кореец - точно хватит. Это было бы, конечно, лишнее, если бы кто рискнул, - на стрельбу менты бы приехали, и объясняй им потом, кто и зачем сюда лез. Ни автоматов, ни гранат не нашли бы - все вроде под рукой, но спрятано так хитро, что хер найдешь, предметный шмон нужен. Но внимание привлекать все равно нечего. Да плюс Генка раненый - по нему, может, и не просечешь, может, болеет, но в комнате столько всякой херни медицинской, что сразу понятно. Не, ну их, мусоров, подальше - хер отвяжешься быстро. Даже если бабок дашь, они ж на стрельбу реагировать обязаны. А уж если завалить кого из тех, кто полезет - вообще зае…ешься отмазываться.
Впрочем, сомнений в том, что сюда никто не полезет, почти не было - ну не идиоты же. Поэтому в девять сказал пацанам, чтобы ехали - и завтра к девяти вернулись, а лучше пораньше. И Наташку отпустил - до двенадцати Сама сказала, что ей только к родителям съездить, чтобы не беспокоились, а больного, в смысле Генку, она на ночь оставить не может. Он еще подумал, что молодец телка - дал бабок на тачку, чтобы обратно вернулась, до Москвы-то ее пацаны докинули. А сейчас при мысли о Наташке испытал возбуждение - кокаин всегда так действовал, что жутко трахаться хотелось. Даже мысль о том, что она здесь не для траханья, а по работе и что ему худые нравятся, а не такие, как она, в голову не пришла.
- Слушай. А я вот все думаю… - произнес, возвращаясь и падая в кресло напротив, беря стакан с виски и делая глоток. Через полчаса после дозы начинался спад, и усталость легкая чувствовалась, и подъем сменялся если и не падением, то по крайней мере расположенностью к философским размышлениям, но никак не к действиям. - Второго три года уже будет - прикинь. И два как Ольку…
- Ты, когда поедешь, пацанов побольше возьми, - неожиданно жестко произнес Кореец. - Ху…вые шутки, Андрюха, - мотаешься х…й знает где, подставляешься ведь, а дело с серьезными людьми имеем. Это со мной они облажались, а второй раз не ошибутся.
Он вспомнил узкую дорожку, ведущую к Аллиному подъезду вдоль длинного дома - еще в первый раз показавшуюся ему ловушкой, потому что заканчивалась она тупиком и при всем желании никуда там на тачке не деться. Натуральная ловушка. С Демьяна Бедного сворачиваешь на боковую улочку, обсаженную деревьями, такими разросшимися, что даже зимой за каждым спрятаться можно - а там еще поворот и по дорожке до самого конца. Если захотят завалить и будут пасти - лучше места не придумаешь. Подстерегут, когда от нее выезжает, у начала дома или у выезда на ту улочку, что к Демьяна Бедного ведет. Там пусто, машин никаких, людей мало, деревья вокруг. Ладно, пусть попробуют - тем более ездить туда смысла больше не имело.
- Да ладно. Я ж не один, а дела все равно делать надо. - Он посмотрел на Корейца, гадая, не знает ли тот, куда он ездит. Вроде пацаны-то его, Лешего, Кореец вроде как бы и не местный - но тем не менее, еще как только Генка вернулся, он заметил, с каким уважением смотрят на него пацаны, заметил, что ведут себя так, словно Кореец, вернувшись, автоматически стал главным. Ну, может, не совсем так - просто Генка для них типа легенды, особенно для молодых. Но все равно могли случайно сказать, что два раза уже старший ездил к тому дому, в котором прятался от мусоров, и ждал ту женщину, у которой и спрятался тогда, - и придется объяснять Корейцу, зачем без явной нужды таскался в город, когда такая ситуация. Генка в курсе был, что он и отсюда мог всем руководить - мобильный под рукой, пацаны, кого сюда не задействовал, ездят, куда он скажет, так что как бы и смысла в Москву мотаться не было. Но Кореец тактично промолчал, словно понимал, о чем думает Андрей.
- Слушай, Генах, я ж про другое начал - про Вадюху с Олькой. Его ж второго, верно, а когда он умер, уже начало первого было, то есть третье, - а отмечаем почему-то второго…
Вопрос был риторический, и Кореец не ответил, и по опустевшим глазам Андрею показалось, что он там, во втором января девяносто четвертого. И быстро нырнул за ним туда. Он тогда на старой своей квартире съемной, в Раменках, с телкой одной сидел - лежал, точнее. Ленка, кажется, худенькая, темная - он с ней у ЛИС'Са познакомился накануне, а второго сходил с ней днем в кабак, вернулись только часов в пять и сразу в койку. Он кончил уже к тому моменту пару раз, но как будто ни разу - телка молодая, умелая, страстная, тело супер, орет, царапается. Ну полный улет. В общем, акт в самом разгаре был - и тут мобильный. Он его не сразу услышал - так увлекся, но звонил настырный кто-то, отказывавшийся верить в то, что ему не ответят. Раз, второй, третий - и он, осознав, что перезвонят сейчас еще, в три секунды довел телку до оргазма и кончил сам, мощно и глубоко, крепко сжимая горячее содрогающееся тело. И выдохнул только: "Ну что за падла в такой момент!" И тут мобильный зазвонил снова.
Хохол это был, сразу слышно, что нервный. Сказал, что всем сбор у Склифа, и он переспросил еще - шутишь, Серега? И услышал, что Вадюха ранен, а в больнице никого, только Кореец на подъезде, а он сам, Хохол, минутах в сорока. И Андрей тут же начал одеваться, даже в душ не пошел, забыл, что мокрый насквозь, и про телку забыл. Вспомнил, только когда она спросила обиженно: "Тебе не понравилось?" Но не объяснять же ей. Заорал, чтобы одевалась быстро, так она обиделась, такая вот чувствительная. Чуть не пинками подгонял, сунул на лестничной клетке двадцать баксов на такси и даже лифта не стал дожидаться, пешком вниз побежал.
А позвонил ей потом через месяц где-то - многие тогда на дно залегли, не знали, откуда и за что прилетело, боялись, что и их, а он с Корейцем везде мотался, искали концы, кто мог такое сделать. Позвонил, короче, а она даже разговаривать не хочет. Жалко, телка классная была - но не рассказывать же, почему и как. Потом как-то увидел ее, летом уже, в "Титанике" - любительница, видать, потусоваться - заметил, что и она его увидела и косится, ждет, видно, что подойдет. И он бы и подошел - но вдруг подумал с мрачным смешком, что сейчас повезет ее к себе, а тут опять не дай Бог звонок по поводу кого-нибудь из близких. И не стал.
Кажется, где-то полдевятого он уже в Склифе был - запомнил потому, что все время на часы смотрел, пока гнал. Гололед жуткий, а у него "мерс" без зимней резины, поленился поставить, а тачка легкая, заносит. Прилетел - у входа в реанимацию несколько Генкиных пацанов, чужой хер пройдет. И наверху тоже свои, начиная от лифта. Всех уже забашляли, все куплены, никто ни слова по поводу того, что по больнице куча народу бродит.