- А, опять вы? Вам что, снова необходима моя помощь? - спросила язвительно, пряча испуг и последовавшую за ним злость, распаляясь от его кивка, которым он ответил на предложение о помощи. - А где же ваш почетный эскорт в масках - вот-вот появится? Я понимаю, что вам, наверное, у меня понравилось, но всему есть предел. К тому же я не в состоянии посвятить свою жизнь вашему спасению. У меня есть работа, ребенок и муж, так что, может, вам выбрать кого-нибудь другого, кто мог бы постоянно сидеть дома и прятать вас от милиции?
Она произнесла такой гневный монолог, а он улыбался. Сидел, опустив стекло, в большой черной машине, наверное, очень дорогой, и улыбался. И в улыбке не было обиды, и похоже было, что ему на самом деле весело - в отличие от нее. Она тут распиналась как дура - причем говорила так подчеркнуто вежливо, как обычно со студентами, с которыми привыкла держать дистанцию, выражаясь официально и порой даже, может, выспренно, - а он нагло улыбался.
- Кстати, а что вы вообще тут делаете?
- Дышу воздухом. Тихо тут у вас, воздух чистый, машины не ездят - вот приехал подзарядиться кислородом, врачи советуют.
Смотри какой остроумный! Ей захотелось сказать ему что-то такое - что-то такое едкое, что стерло бы улыбку с его лица. Которое кто-то, наверное, назвал бы интересным - Ольге, единственной подруге, с которой работали вместе, он бы точно понравился, - холеное, модно небритое, интеллигентное вроде, но одновременно наглое, с тенью самоуверенной ухмылки.
- Да, работа у вас нервная, о здоровье заботиться надо. Кстати, а бегать по чужим подъездам вам тоже врачи посоветовали?
Он неожиданно радостно кивнул, улыбка сделалась еще шире.
- Работа нервная, это точно. Но плюсы есть - с вами вот познакомился…
Сильный порыв ветра ударил ей в лицо, заставив схватиться рукой за чуть было не отправившуюся в свободный полет шляпу, и сумка тут же соскочила с плеча, и одна перчатка упала в снег, превращенный в грязь чьими-то шинами, может быть, даже его. Ей стало неприятно, потому что она была вынуждена проделывать перед ним столько неуклюжих лишних движений - а он наблюдал за этим, сидя в теплой машине, из которой чуть слышно доносилась музыка. И ни ветер, ни грязь его не беспокоили.
Ей вдруг надоел этот разговор. Впереди был длинный день, три пары в институте, а вечером еще два ученика один за другим - надоевшие до ужаса, но на преподавательскую зарплату не проживешь, а абитуриенты обеспечивали более-менее нормальный доход, выходило чуть ли не в полтора раза больше, чем у мужа. Так что три пары, потом два ученика, а сейчас еще надо было дойти до троллейбуса, а там доехать до метро, а там пройти минут десять по слабому снегу, прикрывшему кое-как предательский лед - так что совсем не до разговоров. Тем более с этим.
- Извините, мне пора.
Она повернулась сразу после сухих слов и пошла, чувствуя спиной, что он смотрит ей вслед. Смотрит, как она идет неуверенными мелкими шажками по изрытому оспинами скользкому тротуару, вытирая ладонью испачканную перчатку. Она почему-то была уверена, что он сейчас посигналит ей, требуя ее внимания, призывая остановиться. Словно она сопливая девчонка или какая-нибудь… с кем он еще может общаться? Про таких, как он, она слышала много - еще когда увидела на нем в подъезде белое пальто, поняла, что он не из бедных, совсем не из бедных, скорее новый русский какой-нибудь. Кто еще может позволить себе ходить в белом пальто?
Она о таком мечтала в свое время, лет пять назад еще или больше. Муж тогда по командировкам много ездил - говорил, что суточные небольшие, но и ей умудрялся привозить всего, и Светке. Вот она его и попросила как-то о белом пальто - сейчас уже не помнила, то ли в каком-то фильме увидела, то ли по телевизору на какой-то певице или актрисе. Оно тогда показалось символом роскоши, это пальто, синонимом женственности и элегантности, красоты и свободы, независимости и изящества.
Вот, целый гимн получился. Но это сейчас можно было смеяться, а тогда его хотелось так, как не хотелось ничего. И она выждала, когда Сергей собрался в очередную командировку, в Италию, кажется, и вечером ему сказала, накануне отлета. А он ее высмеял тогда - не грубо, конечно, просто сказал что-то типа "да ты, мать, рехнулась?" и начал объяснять, что по московской грязи только в белом пальто и ходить и что-то еще в том же роде. Было обидно, что мечту раскритиковали так безжалостно, - но наутро, уже после того как он уехал, она сказала себе, что он, конечно же, прав. Он всегда прав, и обижаться не стоит, потому что он мужчина, он более реалистичен. А вот воспоминания остались, хотя столько лет прошло.
Поэтому она и сделала сразу вывод, увидев этого в таком пальто. И сейчас, идя вдоль дома по узкой дорожке, на которой двум машинам не разминуться, мимо бесконечных дверей, больше напоминающих дыры, мимо облупленных дворовых качелей и полузасыпанных снегом кривых беседок, она вдруг подумала, что он едет за ней. Она идет, а он за ней едет, тоже вполне по-новорусски, неумно и дешево, и слишком броско - в фильме каком-то видела как раз такую сцену. Не любила она это современное кино - кругом кровь и секс, чернуха, как девчонки на кафедре говорят, - но как-то случайно посмотрела один фильм, как раз о новом русском и какой-то женщине. И лишний раз убедилась в том, что телевизор лучше не включать - и Светке не давать его смотреть, потому что ничего хорошего ребенок из этого не вынесет.
Что, интересно, подумают соседи, доведись им увидеть из окон, как за ней едет на машине какой-то новый русский? Правда, с соседями ни она, ни муж близко знакомы не были - так, кивали тем, кого знали в своем подъезде, и все. Она все же относила себя к элите - муж как-никак в КГБ, это сейчас звучит скромно, а раньше почет и уважение, но в любом случае генерал. Да и она не школьная учительница, а преподаватель Иняза, переименованного давно уже в Лингвистический университет. А дом у них был совсем не ведомственный, Бог их знает, кто они, эти соседи, - так что и мнение их не особо беспокоило.
Она быстро оглянулась, увидев, что его машина по-прежнему у ее подъезда. Что ж, по крайней мере на это у него ума хватило - чтоб не сигналить ей и подождать, пока она уйдет, а затем уехать самому. Это она оценила, тем более что выезд отсюда был все равно один, там, где она шла, - с другой стороны тупик, пешеходная дорожка, давно перегороженная бетонными плитами, чтобы не ездили тут.
Дорожка вывела на другую, перпендикулярную, пустынную и неуютную, по которой хозяевами разгуливали бездомные собаки и птеродактилево-хищные и жирные вороны, по которой вечно стлался дым от беспрестанно дымящейся помойки. Она всегда старалась пройти по ней побыстрее и сейчас ускорила шаг, чтобы выйти на проспект не через пять минут, а через четыре, чтобы пораньше увидеть троллейбусную остановку, пункт, так сказать, назначения.
Странный парень - то припирается нагло к дому, то сразу отстает, когда она говорит, что ей некогда. Зачем он приперся, хотелось бы знать? И чего ждал - что она расцветет от радости? Предложил бы хоть подвезти - она бы, естественно, отказалась, но мог бы из вежливости. Нет, правда странный - говорит воспитанно и грамотно, и лицо интеллигентное, но чувствуется в нем что-то такое…
Сапоги то и дело проскальзывали по припорошенному снегом льду, и она смотрела под ноги, не увидев, естественно, как большая черная машина проехала чуть вперед и затормозила, и вылезший из нее водитель встал у нее на дороге. Как раз там, где росли маленькие ненужные елочки, посаженные каким-то безвестным любителем природы.
- Может быть, я могу вас подвезти?
Она снова вздрогнула от неожиданности, как и в первый раз, снова разозлившись на себя за глупую реакцию - и на него.
- Нет, спасибо.
И, подняв глаза, увидела огромный букет красных роз, который он протягивал ей, и растерялась.
- Нет, нет, что вы…
"Господи, ну что ты как дура?! Взрослая женщина, сорок будет в следующем году, а ведешь себя как девочка!" Она не могла не признать, что чем-то он смущает ее, этот парень, - вроде молодой, лет тридцать, наверное, а умудряется каким-то образом ее смутить.
- Алла, так нельзя. Вы мне помогли, а деньги взять отказались. Я же не могу вас не отблагодарить. Красивые цветы для красивой женщины - что в этом плохого? Тем более Рождество сегодня - католическое, правда, но все равно праздник…
В голосе не было ни наглости, ни заигрывания - но твердость и уверенность в нем чувствовались. Стальной кулак в бархатной перчатке - так, кажется? Но то, что он сказал - про красивую женщину, - почему-то ей понравилось.
- Послушайте…
Она все еще придерживала одной рукой шляпу, и ветер рвал шарф и юбку, а он стоял и смотрел на нее, и тяжелые полы белого пальто едва шевелились. У нее чуть слезились глаза, и она еще подумала, что не очень стойкая тушь могла размазаться, лечь вокруг глаз грязными стариковскими синяками.
- Андрей, - вставил он. - Андрей.
- Послушайте, Андрей, оставьте меня в покое, - произнесла она резко, подумав о том, что такой, даже когда просит вежливо, дает понять, что отказывать ему не стоит. А ей все равно, кто он, - тем более что он не знает еще, кто ее муж. Может, сказать - разговариваете вы, любезный господин, с женой генерала ФСБ? Сразу убежит. Или, как Светка говорит - для понта покажет, что ему это безразлично, но тем не менее оперативно ретируется.
Он молчал, стоя перед ней, глядя на нее спокойно, и она смягчилась, вспомнив еще раз его слова по поводу красивой женщины - давно не слышанные, может, от мужа когда-то. Грубая лесть, понятно, но все же…
- Послушайте, Андрей. Мне ничего не надо, а к тому же я еду на работу, понимаете? Троллейбус, потом метро, кругом народ - а я с таким букетом.
- Ну так я вас подвезу, садитесь.
Она помотала головой, глядя ему в лицо, но не в глаза.
- Алла, вы меня не боитесь, надеюсь? Я же вам сказал - я не преступник, я бизнесмен. Поверьте, милиция бизнесменов трясет почище, чем все бандиты. Так что бояться меня не надо - я вас доставлю до вашей работы. Быстро, в целости и сохранности.
- А кто вам сказал, что я боюсь?
Она произнесла это гордо, едва не добавив, чья она жена, - но не добавила.
- Тем более. Так поехали?
Она посмотрела на цветы, на лед под ногами, на толпу на видимой уже остановке. Двадцать четвертое декабря, канун Рождества - с девчонками на кафедре всегда отмечали, кафедра английского языка как-никак, а сегодня она забыла совсем, закрутилась. А вчера она на работу не ходила и не позвонила никому, не узнала, не надо ли чего купить. Раз Рождество, значит, торт, даже два, или пирожные, и шампанского несколько бутылок - кому-то ведь это надо было купить. Надо же - забыть про Рождество!
Она решительно протянула руку.
- За цветы спасибо. И прощайте!
Он не настаивал, кивнул понимающе, и она была ему за это благодарна.
- Да, Алла, - окликнул он ее, когда она уже была к нему спиной, сделав несколько шагов. - Может быть… Может быть, сходим в ресторан - отметим, так сказать, мое спасение? Сегодня вечером, скажем? Или завтра?
Ей хотелось произнести что-то многозначительное - вроде того, что они слишком разные, чтобы ходить вместе в ресторан, что она не ходит в ресторан с такими, как он, что она предпочитает мужчин старше себя, что она слишком занята, чтобы ходить по ресторанам, потому что у нее есть семья и работа. Но все это показалось ей совсем неубедительным - может, потому, что все это было неправдой, потому что она не предпочитала никаких мужчин, а по ресторанам вообще не ходила, тысячу лет там не была, - и она постояла, задумавшись, а потом качнула головой и пошла вперед, не оборачиваясь. Веря, что он отстанет, и настраиваясь на привычную рутину, из которой он ее вытащил на мгновение - и в которую так хотелось побыстрее вернуться…
Андрей Семенов, известный в московском криминальном мире под кличкой Леший, посмотрел в спину удаляющейся женщине, подождал, пока она не перейдет через дорогу и не смешается со ждущей троллейбуса толпой. Мелькнула мысль, что, может, имеет смысл подождать минут пять и подъехать к остановке - должна понимать, что на двести двадцатом "мерсе", пусть и не с нуля, трехгодовалом, куда удобнее добираться до работы, чем на общественном транспорте.
"Боится, сто процентов боится, - подумал, усмехнувшись. - А чего бояться, нормальный человек же перед ней, не видит разве?" Он не сомневался, что произвел на нее впечатление цветами и сохранившимися остатками привитых в детстве хороших манер и что теперь, даже если она по-прежнему подозревает, что он вовсе не бизнесмен, уверенности у нее быть не может. Вот покажи ей Корейца, она бы с ходу заявила, что перед ней бандит - даже нынешний Кореец, американский такой, цивилизованный, а не тот громила в спортивном костюме и на вечно грязном джипе, каким был почти до самого отъезда в Штаты, - а по нему не поймешь.
Странновато как-то - всегда гордился своей, так сказать, профессией, никогда ее не стеснялся, наоборот, а когда-то, в самом начале, даже всегда и везде выставлял напоказ. А сейчас пытается скрыть, кто такой, - впервые пытается кому-то показать, что другой. Причем абсолютно чужой женщине, чье мнение ему, по идее, должно быть безразлично - как в принципе всегда было безразлично мнение подавляющего большинства.
Он еще раз посмотрел на остановку и, хотя не увидел ее - народу там было прилично, и все новые и новые подходили, а троллейбуса все не было, - подумал, что она-то его видит и наверняка смотрит в его сторону. Разве могло быть иначе? Но ему почему-то было немного жаль, что она отказалась поехать с ним, почему-то ему этого хотелось. Тоже странно - женщина как женщина, ничего особенного, и лет немало. И уж никак не в его вкусе - ему всегда нравились молодые, яркие, короче, те, кто привлекал всеобщее внимание. Особый кайф в этом был - трахать телку, которая нравится всем. Чтоб завидовали, чтоб понимали, что лучшее для него предназначено, для Андрея Семенова.
Но все же было жаль, что эта Алла отказалась поехать с ним - хотя на кой ему это надо, он не представлял. Чувство благодарности было ему не слишком свойственно - предложил ведь ей бабки, не взяла так не взяла, ее дело, хотя, судя по квартире, трешка бы ей совсем не помешала, - но что-то заставило приехать сегодня к ее дому, хотя, естественно, никакой уверенности в том, что он ее встретит, не было. Так что в принципе просто так заехал - утром себе сказал, что надо посмотреть еще раз на то место, где чуть-чуть не попал, потому что, если бы влип, херово было бы, особенно с учетом нынешней ситуации. Такой вот был официальный, так сказать, повод - а цветы купил на всякий случай.
Правда, цветов он женщинам не дарил лет несколько - но тут сказал себе, что случай особый. Еще долго раздумывал, взять охапку или один. Вспомнил, как на какой-то праздник Вадюха Ольге подарил одну розу. Смотрелось супер, длинная роза в ее руке, - необычно, потому супер. Вот и задумался, сколько взять, - но решил, что с одной может не понять, уж лучше побольше. И еще сказал телке, у которой покупал, чтобы упаковку эту ублюдочную сорвала на хер - фантики какие-то, бантики, мишура короче, несолидно.
Он все стоял на безлюдной почти дорожке, глядя в сторону остановки, но, словно почувствовав желание той, с кем говорил пять минут назад, побыстрее выкинуть его из головы, последовал ее примеру. Забывая о ней - и заодно о том, зачем все же приехал сюда, потому что не любил в себе копаться, - и возвращаясь к "мерседесу".
Он посмотрел в зеркало заднего вида, отметив, что пацаны указание выполнили правильно - джип с охраной, находящийся в начале Аллиного дома, пока он стоял у ее подъезда, медленно полз за ним, когда он выезжал, и сейчас, когда она ушла, парковался за "мерсом". Второй джип, темно-зеленый "чероки", стоял перед ним метрах в пяти. Охраны, бля, как у президента. И грамотно все сделали - она и не заметила, что он не один. Вообще не было желания их с собой брать - ни к чему, чтобы видели его с этой. Ладно бы там модель какая или просто броская красивая телка - пусть смотрят из машин да облизываются, пусть убедятся лишний раз, кто он такой, их старший.
Но чтобы кто-то видел его с ней, с Аллой, не хотелось. Специально даже пацанам сказал, когда сюда ехали, что надо отблагодарить ту, что спасла, - когда тормознул у "Октябрьского поля" и вышел за цветами, решил, что надо что-то им сказать, а то не поймут. Ненавидел объяснять свои действия, привык делать то, что хочется, еще с тех пор, как своя команда появилась, - и уж особенно с тех пор, как Кореец в Штаты отвалил и он главным стал.
Но все же молодцы пацаны, четко все сделали. А Генка все бубнит, что дисциплина ни к черту, распустил людей. А они молодцы, надо к Новому году деньжат подкинуть - им католическое Рождество по херу, как и ему самому, это Кореец о нем вчера напомнил. Он же иностранец натуральный, больше года уже как в Штатах живет - а у них там Рождество поважнее любого Нового года. Тем более с американкой живет - приятная девка, молодая, сразу видно, богатая. Ладно, надо будет устроить ему праздник - вечерком, после всех дел.
Выходить было лень, и он быстро достал мобильный, набирая номер.
- Сейчас в "Университетскую", там и похаваем. Все, вперед.
"Чероки" двинулся с места, и он медленно стартовал за ним, немного напрягаясь оттого, что нельзя поехать как всегда - обгоняя и подрезая всех и вся, не признавая никаких правил, кроме одного. Согласно которому ехать надо так, как тебе хочется. А теперь хер - Кореец настоял, чтобы он с охраной ездил, и, хотя пытался его переубедить, потом сдался. Кореец он и есть кореец, хитрый, черт, и осторожный - один джип впереди должен быть, один сзади, а ты, Андрюха, между ними, и чтобы не отрывались друг от друга. И ведь прав оказался - припаркуйся он тогда первым у офиса этого Германа, приняли бы, падлы, только так.
Может, навестить пидора? Он задумался всерьез, представляя, как вытянется рожа у этого урода, когда к нему в офис заявится тот, кого он сдал мусорам. Заманчивая идея, но если Кореец узнает… Достаточно того, что он сегодня уехал, пока тот спал, - первые три дня после того, как произошла эта история с Германом, так и сидел в доме в Переделкино, куда Генку перевез, и тот и слышать не хотел, что у Андрея дела. "Ты е…нулся, Андрюха, - тебя мусора ищут, а ты куда-то срываешься. Пошли кого-нибудь, и все дела. И про мобильный свой забудь, пусть пацаны другой возьмут".
С ним не поспоришь - так и сидел безвылазно. А сегодня смотался - решил, что хватит. Кореец озлобится, конечно, когда проснется, - ну да ничего, надо ему праздник вечерком устроить, он и отойдет. И причину придумать вескую для отсутствия. На самом-то деле смотался просто так, просто потому, что надоело сидеть на жопе, охота была покататься по городу, в кабаке попировать. Но ведь можно сказать, что дела были, надо ведь бабки зарабатывать. Это Кореец поймет, это важно - сейчас им все бабки нужны, какие можно поднять.
А Герман… Он даже не заметил, как пальцы стиснули руль, - рожа эта встала перед глазами. С красноватыми прожилками на носу, всклокоченной бородой. На "линкольне" ездит - а выглядит как свинья, рыло помятое, костюмчик узковатый, словно на сейле брал, где его размера не было, и кольцо бабье на мизинце, с камнем каким-то цветным. Он, кстати, и раньше такой был, Герман, неопрятный какой-то, и это презрение вызывало, потому что сам всегда огромное значение придавал внешнему виду.