- Алла, если бы ты могла оценить, какая грудь у тебя, ты бы не спрашивала…
- Перестаньте, пожалуйста! - В голосе ее было больше кокетства, чем возмущения и настойчивости. Но он выставил вперед ладони, смеясь.
- Ну хорошо, хорошо. Кстати, тебе как больше понравилось - когда я был сверху или сзади? Мне - и так, и так, но вообще у тебя такая фантастическая попка…
Он говорил это негромко, но ей показалось, что его слова слышат все, - и она осмотрелась поспешно. Но вместо того чтобы сказать ему что-то строго и резко, сжаться, подумать, что он специально это говорит, напоминает про гостиницу и про это, - вместо этого она откинулась назад, поднимая высоко голову. Усилием удерживаясь в роли светской дамы, из которой чуть не выскользнула, чуть не оставила ее на стуле, как скинутую полинявшей змеей кожу, оказавшись серой и невзрачной под переливавшейся блестящей чешуей, в которую влезла не по праву.
Но она была светской дамой, сидящей за столом с мужчиной, с которым у нее было это… но больше никогда не будет. И она может лишь пожурить его за фамильярную дерзость - но не более. Потому что его восхищение ею - пусть и слишком откровенное, но ведь искреннее - заслуживает снисхождения.
- Андрей, - произнесла с укоризной, - Андрей, мы ведь договорились…
Сразу после того как она села в машину, еще перед тем как отдать галстук, она выдала ему первую пришедшую на ум фразу. Что принимает его приглашение в последний раз и едет с ним ненадолго - и только потому, что он вынудил ее его принять. И взамен на ее согласие он должен обещать ей больше никогда ей не звонить и встреч с ней не искать. И он кивнул - просто кивнул, вцепившись в ее глаза своими глазами, серьезными и задумчивыми. Которые сейчас улыбались.
- Извини, я повторяюсь. Признавайся - тебе ведь это все твои мужчины говорили? И ведь после меня тоже будут говорить, верное дело…
- Мужчины?
Она чуть не поперхнулась вином. Не сразу догадавшись, что он шутит, платит ей так за ее разговоры насчет его консультанток. И испытала облегчение, когда догадалась.
- Андрей, о чем вы говорите? Я замужем, у меня ребенок…
Он скептически покачал головой, как бы соглашаясь, и она поняла, что ее слова звучат глупо, - ведь наличие мужа и ребенка не помешало ей сделать это с ним. Пусть и не по ее воле это было, все случайно произошло - но она ведь не отталкивала его, не кричала, не протестовала. И еще она поняла, что он всерьез считает, что у нее были мужчины, кроме Сергея… и кроме него. И ей показалось что ее слова насчет семьи прозвучали двусмысленно - словно она кокетничала, прикрываясь семьей и творя под этим прикрытием, существующим для посторонних, все что угодно. Словно своим многочисленным любовникам она всегда говорила именно так - как настоящая светская дама из тех, о ком пишут любовные романы.
- Давайте сменим тему, пожалуйста… - попросила, почему-то чувствуя себя польщенной, что он так про нее подумал. Может, потому, что это подходило к играемой ею сегодня роли. И пусть она никогда не пробовала играть до недавнего времени, когда неудачно попыталась сделать это с Сергеем, пусть вторая попытка закончилась для нее плачевно, но сегодня ей ничего не грозило, во-первых, и она видела, что ему нравится ее роль, во-вторых, причем он убежден, что это не роль, и всячески ей подыгрывает, не догадываясь об этом. И в-третьих, она ей самой нравилась, эта роль, играемая в последний раз.
Эта роль, с которой ей сейчас было жаль расставаться - как, наверное, было жаль Золушке превращаться из принцессы в жалкую замарашку. И она отметила, что сравнение корректное - потому что она, как и Золушка, вынуждена возвращаться из сказочного мира в реальный. И пусть она сама была своей волшебницей, но против будней и быта никакие чары не могли ничего поделать.
Было уже начало второго, когда они вышли. Он уговаривал посидеть еще, но она напомнила про данное им слово. А на улице шел снег, засыпав ждавший их на стоянке "мерседес", и она вдруг подумала, что впервые в жизни идет в тонких туфлях по снегу - но в последнее время многое в ее жизни произошло впервые. И в последний раз. Наверное, не стоило торопиться - ей было хорошо сегодня, и она чувствовала себя великолепно, и вообще все было так… как не было никогда. И ей стало жаль, когда они вышли, что она сама призвала остановиться это чудесное мгновение - действительно мгновение в длинной жизни, в которой дальше не должно было быть никаких чудес.
Он молчал - не намекал на ночь в отеле, не предлагал больше никуда поехать, не убеждал вернуться. И промерзшая машина грелась, наполнялась теплом, заставляющим сползать осевший на стеклах снег, и огромная щетка, одна почему-то, расположенная в самом центре, в два движения расчистила видимость и продолжала заученно сметать крошечные снежинки, осмелившиеся оказаться у нее на пути.
- Я испортила вам вечер? Просто уже поздно… Но я ведь могу доехать сама, поймаю такси и доеду. А вы можете вернуться. Нет, правда, вы же говорили, что так любите старый Новый год, - а из-за меня…
Она не знала, почему произнесла это - почему ни с того ни с сего расчувствовалась. Или знала - хотя бы догадывалась?
- Люблю. - Он улыбнулся, но без особого веселья. - Смотрела "Последний бойскаут"? Там Уиллис говорит все время - небо голубое, вода мокрая, а жизнь дерьмо. И в общем, следует признать, что он прав - особенно когда праздники кончаются…
Машина тронулась с места, и уже через две минуты Смоленская площадь показалась впереди, и, хотя он ехал очень медленно, явно не торопясь никуда, еще через две минуты должна была показаться Пресня, а там налево, к зоопарку, и еще пятнадцать минут, и…
- Если хотите, - начала она нерешительно, не зная, как лучше это сказать, чтобы он правильно ее понял. Торопясь - потому что вот-вот они должны были свернуть к "Баррикадной". Не встречая никакого внутреннего сопротивления - и этому не удивляясь. - Если хотите, мы можем заехать куда-нибудь еще - совсем ненадолго. Я бы не хотела, чтобы вы портили себе праздник из-за меня - так что, если хотите, я… я с удовольствием…
Он посмотрел на нее внимательно, и "мерседес" рванул вперед, проскочив левый поворот на площади Восстания, свернув во дворы, не доезжая площади Маяковского, поплутав по переулкам, останавливаясь у какого-то дома с яркой вывеской.
- Еще полчаса у тебя есть? Тогда с меня бутылка шампанского - гарантировали, что лучшего. "Дом Периньон", какой-то там невероятной выдержки. Это тут я номер заказывал - вместе с шампанским. У них тут тусовка на всю ночь - ресторан, шоу-программа, ну и номер в придачу, а я еще сказал, чтобы две бутылки в номер отнесли. Но номер мы им подарим за ненадобностью, а вот шампанское заберем - и выпьем его в ресторане. Как мысль?..
Она чуть не выпалила, что у нее есть не только полчаса, но, может, даже целый час. Потому что… потому что некуда было торопиться. И был Новый год, пусть и старый - хотя куда более праздничный, чем тот, который она встречала тридцать первого декабря. И ей, как и ему, не хотелось, чтобы праздник кончался так быстро. Впервые за много лет не хотелось - впервые за последние пятнадцать лет, а может, вообще впервые. И хотя сейчас, две недели спустя, идя по Арбату, она верила, что, разумеется, не догадывалась, чем все закончится, - тогда она сама поднялась в этот номер, объясняя себе, что ей просто любопытно. Она ведь никогда не была в гостинице, тем более такой - как в западных фильмах и книгах. Он не убеждал ее вовсе - наоборот, попросил подождать, пока он поднимется и вернется. И взял ключ у стойки, и уже пошел к лифту, и, спохватившись, вернулся обратно.
- Сигару забыл в машине - одну секунду, я сейчас…
Ей на какой-то момент стало неуютно в холле - она вспомнила, как говорила ему, что не проститутка, чтобы приглашать ее на ночь в гостиницу, и как подумала, перед тем как поехать с ним, что, стоило бы ей зайти в этот отель, на нее сразу весь персонал начал бы коситься, думая, что рехнулась тетка, в ее возрасте о другом надо думать. Но никто из персонала на нее не косился - вообще никто, хотя куча народу дефилировала внизу, несмотря на позднее время, но они были слишком заняты, чтобы на нее коситься, а может, она естественно тут смотрелась. Тут и рядом с ним - потому что ей казалось уже, что они хорошо смотрятся вместе.
Откуда-то доносился шум, и она подумала, что это ресторан. Ощущая, что с непривычки устала сегодня от шумных сборищ - ресторан, многолюдное казино, потом клуб с громкой музыкой, яркой сценой, мельканием девиц, людьми вокруг. И когда он появился, держа в руках металлический футлярчик, поблескивая тающим в коротких красивых волосах снегом, заметила тихо:
- Знаете, я подумала, что мы могли бы выпить шампанское в номере - если вы обещаете…
Он ничем не показал, что удивлен - или что торжествует, потому что ему кажется сейчас, что удался очередной его план, хотя он еще не догадывается, что ошибается. И просто сделал жест рукой в сторону лифта.
Там было так… по-заграничному, что она даже растерялась немного. Двухкомнатный номер - полулюкс, как он сказал, извинившись, что люксов не было уже, - с огромной кроватью в одной комнате и креслами и столиком в другом. Бар, телевизор, шкафы, ослепительные туалет с ванной - кусок заграницы, которой она не видела никогда. И пахло так же - иностранно, необычайно вкусно, как-то очень празднично.
Она осматривала все, пока он ушел - сказал, что на секунду. Которая затянулась минут на десять. Это оказалось кстати - ей так хотелось в туалет, давно уже, и она озиралась, пока они сидели в клубе, но не увидела ничего, никаких потайных дверей. Может, они на первом этаже были, может, где-то еще - спрашивать его было неудобно.
Так что, когда он вернулся, она успела все сделать и все осмотреть - восхитившись гигантской кроватью, которая была даже побольше, чем у него. Сказав себе не слишком трезво, что все-таки в гостиничном номере есть что-то порочное - и пусть она знает, что в соседней комнате стоит кровать, и это будет самым порочным ее ощущением в эту ночь. А потом он открывал шампанское, и появилась официантка с подносом - икра, сыр, сухарики, пирожные, ваза с фруктами. А она сидела в кресле, радуясь полутьме - сама включила торшеры и ночники, избегая люстр, убрав верхний свет. Автоматически убрав, словно была настоящей покорительницей мужских сердец, знающей, что неяркость выгодно оттенит лицо, сделает более нежным, гладким и загадочным.
И видела, как свет преломляется в его глазах, населяя их огоньками, заставляя сверкнуть, когда он посмотрел на нее, ставя перед ней бокал и садясь напротив нее за накрытый официанткой столик, на котором горели зажженные ею свечи.
Они молчали оба, он смотрел на нее, и она, отводя глаза, первая нарушила тишину:
- Ну что ж, давайте выпьем за Новый год. Должна признаться, что у меня давно не было такого праздника…
Он закурил, выпустив густой дым, кисловатый и ароматный, - еще больше напомнив ей иностранца, каким-то образом оказавшегося рядом с ней. Точнее, это она каким-то волшебным образом оказалась рядом с ним в чужом, но таком красивом, таком манящем мире, пахнущем духами "Дольче вита". В котором ходят по ресторанам, казино и клубам и дарят дорогие духи и цветы. В котором снимают номера в отелях и ездят на хороших машинах. В котором говорят красивые слова и поднимают женщину на ту высоту, на которой она даже не рассчитывала оказаться. В нем все было по-другому, в этом мире, который живет такой сладкой жизнью, и хотя это был не ее мир, он стал ее на этот вечер и на эту ночь. До той секунды, пока она не скажет, что ей пора.
- Я рад, что тебе понравилось. И даже не буду говорить, как понравилось мне. Ты ведь еще не торопишься - праздник продолжается?
Она кивнула, глядя, как он откладывает сигару, небрежно намазывает икру на тост - так, словно каждый день ее ест, притом без особого удовольствия, - а потом берет в руку бокал, наполненный необычного цвета жидкостью. К которой она не притронулась пока, помня, что он сказал про фантастическую какую-то выдержку, и представляя себе потемневшие бочки и замшелые подвалы, мрачные замки и ослепительно зеленые луга.
- Знаешь, не люблю говорить на такие темы, но… - Он был серьезен, очень серьезен, и она слушала внимательно, не боясь услышать то, что он скажет, зная, что ей это понравится. - Давай за прошедший год. Не за новый, а за прошедший - мы же не знаем, что будет в новом, а что было, знаем. Так что давай выпьем за тот год, в котором мы с тобой познакомились - если честно, это самое памятное из всего, что в нем было. Деньги, бизнес, консультантки, как ты их называешь, - суета все, мусор. А ты… Короче - за то, что было…
И, подмигнув ей, как бы показывая, что не надо воспринимать его слова слишком всерьез, протянул к ней бокал…
Когда она в следующий раз посмотрела на часы, было уже почти три. Она машинально на них посмотрела - и тут же отвела взгляд. Они так хорошо сидели, ей было так приятно, и шампанское было необычайно вкусным, и еда, и он угостил ее сигарой - правда, она закашлялась, случайно втянув дым, но все равно было здорово. И она сказала себе, что в конце концов ей и правда некуда спешить и можно досидеть так до утра. Матери она позвонила - с его телефона из машины, когда он вышел тактично, а она быстро протараторила, что все здорово и ей так весело, и на слова "ну так и оставайся там" ответила "наверное".
Так что никто ее нигде не ждал - кроме приближающегося утра, которое должно было возвестить об окончании праздников и возвращении к прежней жизни. Прозаичной и будничной, в которой каждый день похож на другой. И ей совсем не хотелось, чтобы это утро наступало побыстрее, - ей хотелось пожить еще в этом мире. В который она больше не должна была возвращаться, в котором она чувствовала себя так, как никогда.
Она быстро подняла на него глаза, отведя их от часов, заметив, что он смотрит на нее задумчиво. Ей как-то неловко стало за то, что случайно совершенно поглядела на циферблат - словно ей скучно с ним.
- Нет-нет, Андрей, я не тороплюсь - если хотите, мы можем посидеть еще…
- А? - Он потряс головой, словно отвлекся. - Извини, задумался…
- О чем же? - спросила, чуть кокетничая, думая услышать очередной комплимент - потому что он точно смотрел на нее, пока думал о чем-то.
- Да… - Он махнул рукой с той дерзкой ухмылкой, которая так не понравилась ей сначала, но которая сейчас казалась неотъемлемой его частью, а значит, нравилась ей, как и он сам. - Ничего такого…
- Так нечестно. - Ей вдруг жутко захотелось узнать, о чем он думал, это важным показалось необычайно. - Вы должны сказать…
- Без обид?
- Без обид, - ответила твердо.
- Ну если без обид… Если без обид, то думал о том, что сижу с такой красивой сексуальной женщиной, и хочу ее жутко, хорошо, пиджак все скрывает, и представляю, как мы с ней идем вместе в ванную… Кстати, тебе нравится секс в ванне? А потом мы в постели - в этой, в соседней комнате, - и я сверху, сзади, сбоку, как угодно и куда угодно. Сидя, лежа, стоя, много и по-разному. И ей это нравится. А когда устаем, пьем шампанское, курим, едим и начинаем снова. Но самое печальное, что эта женщина меня совсем не хочет…
Она не отводила глаз, слушая его, и если и покраснела, то этого не заметила - потому что в том, что он сказал, не было пошлости. Это было честно и искренне - и в конце концов она сама вытягивала из него ответ. Вот только что ответить ему, она не знала - а он молчал, кажется, даже не ждал ее слов, и наконец серьезность ушла с лица и он подмигнул ей, подливая шампанского, снова раскуривая потухшую сигару.
- Вы не правы, Андрей… Я вам очень благодарна за праздник - за все. И… и вы мне очень нравитесь. Просто…
Она замолчала, не зная, что должно быть за этим "просто". "Просто я не могу" - честно, но глупо. "Просто я равнодушна к сексу" - тоже честно, но лишнее совсем. "Просто я замужем" - но она промолчала, когда он уверенно заявил про ее многочисленных любовников, а к тому же у них это уже было. Скомканно, правда, и она стеснялась, не чувствовала ничего. Впрочем, она и с Сергеем почти ничего не чувствовала - так, изредка, а если учесть, что у них это вообще было очень редко…
Он курил, и дым почти скрывал его лицо, затягивал его еле проницаемой завесой - интеллигентное, красивое, умное лицо мужчины, которого она проклинала еще три дня назад. И которому была так благодарна сейчас - за то, что почувствовала себя совсем другой. За то, что пережила это, как говорит Ольга, приключение - первое и последнее в ее жизни приключение, которое должно было закончиться уже утром, через каких-то два-три часа, как только она скажет, что ей пора. Приключение, которого ей хватит на всю оставшуюся жизнь, которое даст ей возможность ощущать себя по-другому, когда при ней будут говорить о любовниках и поклонниках и мужчинах вообще. Немного незавершенное, немного неполное, без логической концовки - неотъемлемой части любого любовного романа или мелодрамы, - но все же приключение.
- Просто… Просто я предпочитаю принимать душ в одиночестве… - закончила внезапно, не виня в этом ни его комплименты, ни сильно опьянившее ее шампанское, потому что в глубине души догадывалась, что все кончится этим. - Если вы не возражаете…
Она не знала, сколько это длилось. Знала только, что в душе была недолго - задержавшись там лишь на то время, которого хватило на тщательное, но суетливое мытье, а то, чтобы рассмотреть себя в зеркале, злясь немного на чересчур яркий свет, делающий заметным тонкий слой непривычной пудры на лице. На то, чтобы еще раз убедиться, что все в порядке, судорожным движением вывалив на столик, причудливо оторочивший розовую раковину, все содержимое предусмотрительно захваченной с собой сумочки, запихнув обратно проездной, скомканный Светкин носовой платок, таблетки от головной боли. На то, чтобы заново замазать сеточку вен на ноге пудрой - и решительно натянуть на влажное местами тело черное белье. И, поколебавшись, открыть дверь.
Он был уже раздет, и она старалась не смотреть вниз, глядя ему в лицо, замечая его восхищенный взгляд. И как только он ушел, села в кресло, делая еще глоток, набираясь смелости, которая, в общем, была ей не нужна. Сказав себе, что в конце концов это же действительно последний раз - а значит, она должна почувствовать все, не мешая себе смущением, стеснением и стыдом. И так и сидела, когда он вошел - в сильно оттопыривающемся полотенце вокруг бедер - и встал перед ней на колени, чуть приподнимая комбинацию, запуская под нее руки. И, не успев поставить на стол бокал, почувствовала его губы, язык и пальцы на шее, груди, животе.
Сергей тоже так делал - но он просто касался губами. А сейчас - сейчас ее покусывали, влажно и жадно водили по ней языком, как-то очень откровенно и оттого стыдно. Это было не глупо и нелепо, как бывало давно с Сергеем - как-то неловко, так что было неудобно и ему, и ей, как-то по-дурацки, - а именно откровенно.
Она только вздрогнула, когда он потянул вниз штанишки, и, пролив на себя шампанское, все содержимое бокала, откинула голову, опуская вниз руки, роняя бокал на ковер, боясь разбить, говоря себе, что потом надо не забыть, что он там, не то наступит еще. Но тут же забывая, постанывая, когда его губы и язык перешли ниже, на внутреннюю сторону бедер, пытаясь стыдливо свести ноги, чтобы он не смог коснуться как-то того места. И охнула, когда он развел их одним движением, мягким, но уверенным, так что они оказались на подлокотниках, а через мгновение был в ней, большой, горячий, твердый.