С ужасом и омерзением чеченец ощутил чужую шершавую ладонь на своих ягодицах! Он рванулся изо всех сил, забился на столе, как пойманная рыба в сети. Металл наручников безжалостно рвал запястья, трещала на груди модная рубаха, раздираемая в клочки корявой столешницей, но только Ахмад ничего этого не чувствовал. В эту минуту он жил только одним стремлением – вырваться! Умереть к врагам лицом, а не голой задницей!
Но ему не позволили освободиться – навалились, плотнее прижали к столу, полностью лишая возможности двигаться.
– Ну, не дергайся, черножопенький! – сопел в ухо пристраивающийся сзади насильник. – Тебе понравится, бля буду!
Не имеющий возможности шевельнуться, Ахмаддо предела, до боли напряг ягодичные мышцы и во весь голос закричал:
– Не-ет!..
Сейчас "гордый" и "свободолюбивый" чеченец был согласен на все – целовать ноги своих мучителей и даже их следы; вылизывать собственным языком грязный, заплеванный пол подвала; часами стоять перед ними на коленях, умоляя только об одном – чтобы ему позволили умереть мужчиной...
Но только это никак не входило в планы людей Паленого. Крик жертвы перешел в клокочущий то ли вой, то ли стон – нашею Ахмаду набросили скрученную в жгут тряпку. Эта импровизированная удавка перекрыла дыхательное горло и пережала "сонники".
Лишенный притока кислорода мозг отключался, отказываясь контролировать мышцы, заставляя все тело расслабиться, как во сне.
И, погружаясь в этот "сон", Ахмад отрешенно, как сторонний наблюдатель, чувствовал немалое "достоинство" пристраивающегося к нему сзади здоровенного мужика, смазывающего анус чеченца чем-то холодным и жирным... Все это происходило вроде как и не с ним, а с кем-то другим... Шумело в ушах, перед глазами проплывали фантастические разноцветные картины...
Когда это началось, Ахмаду сначала даже не было больно...
2
Посещение места происшествия оставило у Сумина неприятный осадок. Это ведь только кажется, что за тридцать без малого лет службы можно привыкнуть ко всему. На самом же деле это далеко не так. Невозможно привыкнуть к смерти и начать относиться к ней легко.
Вид мертвого тела заставляет любого человека, даже самого прожженного циника, поневоле задуматься о смысле жизни, о бренности всего сущего. А такие вот размышления ой как далеко завести могут! Поэтому и не позволяют люди в погонах себе расслабиться, проявить свои чувства. Скрывают обычный и вполне понятный человеческий страх перед неизведанным под покровом бравады – мы, мол, и не такое видали! – и деланого равнодушия.
Пройдясь по квартире, Сумин понял, что раскрытие этого убийства не будет простым, если оно вообще не останется вечным "висяком". Учитывая привычки и склонности, а также образ жизни, который вела убитая, и ее "профессиональную" принадлежность, знакомых у нее была масса. Добрая половина мужской части населения города-"миллионера". И найти среди них одного-единственного... Хлопотно это, господа.
Тем более что не просматривался ясно и мотив. Конечно, это убийство могло быть продолжением той криминальной цепочки, что началась с похищения Мацкевича. Но в то же время это мог кто-то из старых знакомых вспомнить какие-нибудь прошлые обиды. И попробуй его найди.
Но только искать надо. И не потому, что сыщикам за это платят какие-то там деньги или "звездочки" дают. Любой более или менее опытный оперативник точно знает – вкусивший однажды безнаказанно человеческой крови подонок непременно захочет повторить этот опыт. И, обезвреживая одного убийцу, милиционер спасает еще несколько человеческих жизней.
Зацепок, с которых можно было бы начать розыск, в этом деле пока не было. Ну, разве что стена в прихожей, сверху донизу, до самого плинтуса, исписанная телефонными номерами, рядом с которыми были проставлены имена или клички. По большей части второе – покойная была наркоманкой со стажем, о чем недвусмысленно свидетельствовали застарелые "дороги" на ее худых как палки руках. А у наркоманов имен не бывает... У них вообще нет ничего связующего с нормальной человеческой жизнью, от которой они отказались, променяв ее на зелье...
Еще имелись показания соседки из квартиры напротив, старушонки шустрой, въедливой и любопытной. Она видела двоих мужчин у дверей квартиры Панкратовой. Хорошо разглядела, правда, только одного. "Высокий, здоровый, как бык, грубый..." Клялась, что сможет опознать. Но только надеяться на это нельзя... Все-таки старый человек, мало ли что.
Задерживаться на месте происшествия Сумин не стал – ни к чему давить на подчиненных авторитетом. Пусть работают спокойно.
За старшего оставил Михайлова – он обнаружил труп, он же начал работу со свидетелями. Ему, как говорится, и карты в руки.
В помощь старшему оперу начальник УУР области определил Решетилова. Сейчас Сумин уже не видел нужды в продолжении внутреннего расследования по зажигалке. Достаточно было одного-единственного взгляда, чтобы понять – гибель Панкратовой для молодого опера такая же неожиданность, как и для всех остальных. Только ударила по нему эта самая неожиданность сильнее. Как-то сразу заострились черты лица, в глазах появился немного сумасшедший отблеск вспыхнувшего где-то глубоко внутри пожара. Для него сейчас работа, особенно по этому делу, – лучшее лекарство от стресса. Ведь он искренне считает, что мог бы спасти свою старую приятельницу, и ощущение вины гложет его, разъедает, как кислота. Так что пусть работает.
Ну а сам Сумин спустился вниз и занял место в служебной "Волге".
– В управление, – коротко бросил в ответ на вопрошающий взгляд водителя. Машина плавно тронулась с места.
Сидя на переднем, "командирском" сиденье, Сумин вовсе не любовался красотами яркого и нарядного летнего города. Он работал. Думал.
Панкратова умерла очень удачно. Даже, можно сказать, слишком удачно. Для того, кто был заинтересован в ее молчании. И этот "кто-то" – явно не Решетилов. Но тогда кто же?
Молодой опер с того момента, как был скручен Скопцовым, никуда не выходил и не звонил, постоянно находился на виду, под контролем. Михайлов вообще вне подозрений. Давно полковник его знает. Причем только с хорошей стороны. Гнедков? Ну, это вообще глупость! Не тот профиль. Борцов с преступлениями в сфере экономики в большей степени интересуют коммерсанты, бухгалтеры и разные там менеджеры... "Заширянные" вусмерть проститутки нужной им информацией не располагают.
И кто же еще присутствовал тогда, когда была названа фамилия Панкратовой? Ну, он сам, полковник Сумин. А еще... некто Василий Скопцов и хозяйка квартиры, она же потерпевшая Анна Мацкевич.
"Интересно девки пляшут!" – полковник яростно потер переносицу. Из кухни, в которой и происходил разговор о Панкратовой, все менты во главе с ним самим направились в управление на этой самой машине. А Скопцов и Мацкевич остались. Вдвоем.
Неужели Гнедков прав? Да, конечно, в его версии имеется множество спорных моментов. Но постепенно она начинает все больше и больше походить на правду. И сейчас уже Сумин, прослуживший много лет и видевший то, что не укладывалось в рамки нормальной человеческой логики, тоже начинал сомневаться.
Если существует сговор между этой странной парочкой Скопцов, то у них после их отъезда было почти что два с половиной часа – именно столько времени прошло с момента расставания до физического устранения наркоманки. И если они действительно "при делах"...
"Но зачем же тогда "палить" Панкратову? Неужели нельзя было промолчать, не обратить на эту долбаную зажигалку внимания?!" – Сумин со злостью хлопнул себя по колену. Водитель покосился в его сторону, но ничего не сказал, руководствуясь священным принципом – старшим никуда не заглядывают...
Вся проблема в том, что преступник зачастую поступает алогично, делая совершенно непонятные и непредсказуемые ходы. Непонятные и непредсказуемые для тех, кто идет по его следу.
Сумин выдернул из кармана сотовый телефон. Набрал номер телефона квартиры Мацкевич. Гудок... Длинный, протяжный... Второй... Третий...
После пятого Федор Михайлович свой телефон отключил. Не было смысла больше ждать. В квартире явно никого не было...
– Вот что, Миша... – Сумин развернулся к водителю. – Поехали-ка на Красных Партизан... Туда, где утром были...
Водитель, уже не первый год работавший с начальником УУР, молча кивнул и резко выкрутил руль, бросая машину в правый поворот.
Дорога заняла не больше пяти минут. Некоторое время Сумин сидел в машине и просто смотрел на окна квартиры. За хорошо промытыми, блестевшими в солнечных лучах стеклами какие-либо признаки жизни не наблюдались. Что, собственно, полковника не удивило – он уже подпал под влияние предложенной ему версии, и теперь каждое событие вольно или невольно толковалось им только как ее подтверждение.
Еще даже не представляя толком, что он может сейчас предпринять, Сумин выбрался из машины, и к нему тут же направился старший наряда ОМОНа, охраняющего квартиру. Двигался старший с той немного тяжеловесной грацией, что отличает опытного бойца: быстро, но в то же время и без лишней, подобострастной торопливости. Знал себе цену.
Грубоватую мужественность загорелого лица несколько портил огромный синяк, всеми цветами радуги сверкавший под левым глазом. Про себя Сумин отметил, что еще вчера этого "украшения" на лице старшего не было.
Впрочем, его появление вполне объяснимо – командир областного ОМОНа славился своим крутым нравом и острой нелюбовью к разного рода бумажной волоките. Поэтому для наказания подчиненных ему бойцов использовал более простые и, по его мнению, эффективные меры. И прибегал к предусмотренным "Положением о прохождении службы..." наказаниям только в одном случае – когда не считал подчиненного за человека вообще. В таком случае наказание могло быть только одно – увольнение. Так что красующийся на физиономии старшего "финик" можно было считать своего рода "рекомендательным письмом" от его командира.
– Здражелаю, товарищ полковник! – говорил старший немного небрежным тоном – дескать, повидал начальников за свою службу! – и слегка развязно, но в то же время умудрялся не впадать в обыкновенное хамство, свойственное многим малообразованным и не блещущим умом сотрудникам милиции.
– Здорово! – протянул руку Сумин, признавший в этом старшине или прапорщике – с вое го.
– Случилось что? – поинтересовался старший, пожимая руку полковника.
– Да так, – неопределенно ответил Сумин и тут же, в свою очередь, спросил: – Подопечная-то как? Дома сидит и носа не высовывает?
– Да нет, – спокойно ответил старший. – Свалила она. То есть, прошу прощения, ушла куда-то! Вместе со своим... кхм... этим... которого порезали ночью!
– И давно? – Сумину стоило немалых трудов сохранить хотя бы внешнюю видимость спокойствия. Все шло "в цвет"!
– Давно! Минут через двадцать после того, как вы уехали! – Голос старшего звучал уверенно. – К ним еще какой-то типус тут прицепился было. Так парняга этот его в два движения спеленал! Грамотно. Ловкий, однако!
Наверное, на усталом лице Сумина все же что-то отразилось, потому что старший наряда перестал восхищаться Скопцовым и участливо повторил свой вопрос:
– А что, товарищ полковник? Случилось что?..
– Все в порядке, – ответил Сумин несколько рассеянно. Перед его глазами само собой возникло старушечье лицо. Губы шевелились: "Высокий, здоровый, грубый..." – Слушай, старшой, а во что женщина была одета?
– Обычные джинсы, рубашка, – озадаченно глядя на полковника, отвечал милиционер. – Или как там у них?.. Кофточка...
"Второй – ростом ниже и потощее, патлатый..." – услужливо подсказала невидимая окружающим бабка-свидетельница.
"Этого не может быть!" – отмахнулся Сумин от настырной старухи. Не бывает такого вот стечения обстоятельств! Не бывает таких вот случайностей! А раз это не случайность...
Сейчас Сумин уже не обращал внимания на то, что Скопцов, в отличие от предполагаемого убийцы, в настоящее время имел броскую примету – повязку на голове. Забыл об этом... Сейчас полковник подсознательно подгонял факты именно под фигуру Скопцова...
– Ладно, спасибо за помощь! – Сумин протянул старшему руку, прощаясь. Тот осторожно ее пожал. – В остальном как? Без происшествий?..
– Так точно! – Старший немного подобрался. Опытный служака что-то почувствовал. Что-то, чему бы он не смог дать названия.
– Ну ладно! Служи дальше! – Сумин повернулся к своей машине, стоящей за его спиной. Старший, в свою очередь, направился к иномарке, в которой сидели двое его бойцов.
Устроившись на своем месте в салоне, Сумин задумался. Скопцов... Скандально известный журналист, не связанный какими-то долговременными отношениями с одной из городских газет. Вот, в принципе, и все, что было известно об этом человеке.
Ну, разве что еще какие-то странные и мутные слухи. Было большое прокурорское расследование, проведенное в условиях строжайшей секретности. И закончилось это расследование ничем. А вот фамилия Скопцова там мелькала. И, хотя никто ничего конкретно не знал, все источники Сумина сходились в одном: этому "мирному журналисту" человека убить – что курицу зарезать.
Неужели Гнедков прав?! И вместо того, чтобы искать мифических чеченцев, надо брать в плотную оперативную разработку самого господина журналиста?
Хотя... Почему же чеченцы мифические? А машина Мацкевича, в которой оказались трое вооруженных бандитов ну никак не славянской национальности? Каким же боком они подвязываются к Скопцову?
Сумин вдруг почувствовал, что у него кружится голова – во всех происходящих событиях не наблюдалось даже намека на логику! Действия преступников были нестандартны и непросчитываемы! И тут уже одно из двух – либо им дико, по-сумасшедшему везет, либо против милиции с ее типовыми, рутинными схемами работает тонкий и изощренный криминальный ум.
Мог ли этот Скопцов выступать в роли такого вот мудрого и хитрого противника? Сумин еще раз вспомнил все разговоры с журналистом, вспомнил его глаза, выражение лица. Вполне мог – признался он самому себе.
Сумин слишком много времени посвятил оперативной работе, чтобы сохранить в первозданном виде наивную юношескую веру в то, что вся человеческая жизнь состоит из череды хороших и не очень случайностей.
3
Как известно, дурные вести распространяются очень быстро. Поэтому следственно-оперативная группа еще только начала работу на посту ГИБДД "Северный", а Салман Резаный уже знал о том, что менты постреляли каких-то чеченцев.
Захватив с собой пару бойцов-телохранителей, бесконечно преданных ему нукеров из числа дальних родственников, Салман прыгнул в свой джип – длинный, широкий, как сарай, "Шевроле Блейзер" – и помчался на пост. Ему необходимо было знать, не на е го ли людей посмели поднять руку.
Остановившись чуть в стороне, он направил бойцов на сбор информации. В этом, как правило, не было ничего сложного. Менты, даже те, что еще недавно принимали участие в боевых действиях на территории Чечни, здесь, у себя дома, с удовольствием принимали из рук недавних врагов бабки, оказывая посильную помощь в некоторых предприятиях, зачастую не совсем законных.
Только вот в этот раз привычный, отработанный метод не сработал. Стоящие в оцеплении менты денег брать не хотели. Наоборот, норовили проверить у посланцев Салмана документы и провести их личный досмотр.
Причин тому было несколько. Первая – на месте происшествия собралось слишком много начальников всех уровней, как своих, "родных", так и представителей гражданской администрации. Они бестолково метались взад и вперед, размахивали руками и щедро раздавали "ценные", но совершенно ненужные указания, внося дополнительную сумятицу и некий элемент нервозности в происходящее. Вполне понятно, что брать деньги и даже просто разговаривать с кавказцем в такой вот обстановке никто не собирался – могло выйти себе дороже.
Был и второй фактор, который, в совокупности с первым, делал какое-либо сотрудничество просто невозможным. Сегодняшнее происшествие напрямую касалось всех, кто в этом городе "ходил под погоном", – жертвой бандитов стал их коллега, офицер, чей-то сын, муж и отец... И, поглядывая в сторону все еще не убранного с проезжей части, хотя и прикрытого простыней тела, каждый из стоящих в оцеплении представлял на его месте себя... И это отнюдь не вызывало расположения правоохранителей к "лицам кавказской национальности" вообще, а к чеченцам – в частности.
Первым к джипу Салмана вернулся Ваха – угрюмый здоровяк, в избытке обладавший всеми внешними национальными признаками. Тяжело плюхнулся на сиденье рядом со старшим, виновато покосился в его сторону. Отвернулся и, растирая широкой ладонью слегка припухшую с одной стороны челюсть, негромко поделился своим мнением о родной милиции:
– Шакалы... – немного подумал и добавил: – Пидаразы...
Салман в ответ промолчал. Все и так было понятно – "поход" Вахи закончился полной неудачей. Ничего толком узнать ему так и не удалось. А когда он попытался проявить настойчивость, раздраженные и злые от одолевающего их страха менты установили настырного чеченца в позицию имени известного речного обитателя и провели личный досмотр по полной программе. И когда "свободолюбивый" нохчо попытался залупаться, не задумываясь сунули ему в челюсть кулаком, "берцей" или прикладом автомата, наплевав на его "гордость" и "независимость".
"Прикладом..." – определил опытный в делах такого рода Салман, искоса глядя на подручного.
Сейчас по Красногорску и области пойдет волна всяких там "Вихрей", "Иммигрантов" и простых "зачисток", в проведении которых местные менты изрядно поднаторели за то время, что им пришлось провести в командировках на Кавказе. Причем жертвами всех этих жестокостей станут в основном плотно привязанные к своим рыночным местам азеры и почему-то приезжие из Средней Азии и Китая. Может, потому, что по-русски плохо понимают и не осмеливаются спорить с "большим начальником", кумраисом, которым для них является каждый человек в погонах.
Конечно, самим чеченцам тоже придется на некоторое время свести свою криминальную активность до минимума. Впрочем, диаспора уже не один раз переживала такое и ранее. И ничего, выживали.
Придется утихнуть на тот период, пока не спадет ажиотаж, вызванный дерзким и необдуманным поступком юных земляков Салмана. А потом... Все плохое рано или поздно забывается, ощущение близкой опасности теряет свою остроту. А сиюминутные блага в виде всячески подчеркиваемого "уважения" и все тех же денег остаются...
Второму телохранителю, Халиду, повезло больше. Рыжий и голубоглазый, он говорил по-русски даже без малейшего намека на акцент и внешне был совершенно неотличим от любого российского колхозника из средней полосы. Ну, разве что характер... Так здесь, находясь в глубоком тылу врага, Халид научился свой характер скрывать, прятать за завесой показного простодушия.
Ящерицей скользнув на заднее сиденье автомобиля – свой джип Салман водил только сам, – Халид сообщил:
– Точно, чеченцы! Парни молодые, я их не знаю. Машину тоже не знаю.
– И сколько их? – не поворачивая головы, уточнил Салман.