В вагоне за все время никто не счел возможным высказать своего отношения к происходившему. Да и где было набраться смелости обывателям, у которых из-под носа украли страну, их Родину, а они и рот не открыли, чтобы хоть со стороны и в спину бросить ворам ругательство?
За два года, которые Андрей не видел Николку, брат вытянулся, раздался в плечах, возмужал. Его взгляды на жизнь обрели четкость и логическую определенность. Убийство отца наложилось на катастрофу, в которую государство ввергла перестройка, приведшая к распаду старых связей. В одночасье рухнуло все: уверенность в завтрашнем дне, надежда на возможное благополучие, вера в силу закона, в могущество армии, в офицерскую честь и гордость. Но это не сломило юношу, он лишь укрепился во мнении, что обрести и утвердить свои права можно только в борьбе за них. Всякий, кто не принимал этой мысли, по его мнению, не заслуживал уважения. Об этом Андрей был поставлен в известность без особых предисловий.
- Вы, господа офицеры, - сказал Николка, когда они возвращались в город, - можно считать, Россию профурыкали. Это всем вам публично навалили на макушки дерьма и прикрыли форменным маршалом Шапошниковым. Порядок вроде бы соблюден, а пахнет от вас сильно.
- Круто судишь, курсант, - без особых эмоций оценил выпад брата Андрей. - При чем тут мы, офицеры? Что может сделать Ванька-взводный, если колонна под руководством генералов поперла не в ту степь?
- Ванька-взводный многое может, - возразил Николка. - Важно только почувствовать себя на острие. Пересвет никогда взводным не был, а с его подачи началась Куликовская битва. Битва за Русь.
- Что предлагаешь?
- Начать.
- Что именно?
- Если наше государство не в состоянии решить по закону отцовское дело, давай поставим в нем точку сами.
- Я этим в последние дни только и занимаюсь.
- Пока не поставлена точка, твоим стараниям грош цена.
- В такой игре, как эта, на кону двоеточие. И решит все тот, кто поставит свою точку первым: я или они.
- Почему "я"? Ты не один.
Андрей притормозил у светофора. Не поворачивая головы к брату, негромко, будто боясь, что его подслушают, сказал:
- Тронусь, ты незаметно обернись. Мне показалось - за нами "хвост".
Минут через пять Николка сделал вывод:
- Очень похоже. Главное, жмет без огней.
- Хорошо, я покручу по переулкам. А ты глаз с него не спускай. У следующего перекрестка, не обозначая маневра мигалкой, Андрей свернул направо. Промчался два квартала, сделал левый поворот в Путейский переулок и снова выскочил на шоссе. Те же маневры, хотя и с некоторым опозданием, проделал преследователь.
- Точно, - сказал Николка. - Это за нами.
- Хорошо бы выяснить, сколько их в машине.
- Один, - доложил Николка уверенно. - Водила.
- Опустись пониже и не маячь, - распорядился Андрей. - Попробуем разыграть комбинацию. Въедем во двор, я уйду, а ты останься в машине. Приляг, чтобы не было видно. Вот тебе пистолет. Держи наготове.
- Ты думаешь?
- Уверен. Я запру дверцу, поднимусь домой и зажгу свет. Если кто-то полезет в машину, пистолет к затылку...
- А если?..
- Нажми курок. Патрон в патроннике.
- Но...
- Не выстрелишь - выстрелят в тебя. Три дня назад я бы и в ум не взял такое, сейчас не имею сомнений.
- А ты?
- Зажгу свет и сразу спущусь.
Николке пришлось ждать минут десять. Это ему порядком надоело, тем более что устроился в засаде он не очень удобно. В один из моментов хотел привстать, чтобы посмотреть, что там снаружи, как вдруг чья-то тень заслонила стекло левой передней дверцы. Николка замер, инстинктивно передвинув палец со скобы на спусковой крючок. Послышалось царапанье ключа в замочной прорези. Должно быть, делом занимался человек исключительно опытный. Ему не потребовалось и минуты, чтобы открыть дверцу. Не влезая в машину, он присел перед ней на корточки. Николка резко поднялся, перегнулся через спинку переднего кресла и уперся стволом пистолета в стриженую макушку.
- Сидеть!
Из подъезда выскочил Андрей. Подбежал к машине.
- Вставай! Давай, давай, подонок!
- Руки на капот! - приказал Николка, вылезший наружу, и воткнул пистолет между лопаток неизвестного.
- Что это? - спросил Андрей, носком ботинка указывая на небольшую упаковку, лежавшую на асфальте возле открытой дверцы.
- Э, осторожно! - прохрипел задержанный, впервые за это время подавший голос.
Андрей поднял упаковку к свету.
- Мина, - бросив на нее взгляд, определил Николка. - Противопехотная, нажимная.
- Куда собирался ставить? - спросил Андрей и тряхнул боевика за плечи. Тот не издал ни звука.
- Мог куда угодно воткнуть, - высказал мнение Николка. - Под коврик в салон, под педаль акселератора. В любом месте рвануло бы дай бог как.
Боевик молчал.
- Андрей, - попросил Николка, - я сейчас чеку выну, а мину ему в штаны суну, а?
- Отставить! - прикрикнул Андрей. - Я бы его и сам шлепнул. Прямо здесь...
Примериваясь, он приставил пистолет ко лбу боевика. Придавил так, что тот откинул голову. Его смуглое лицо стало мучнисто-бледным.
- Жаль, это в мои планы не входит.
Андрей отнял пистолет, и на бледной коже отпечатался кружок ствола. Не скрывая облегчения, боевик глубоко вздохнул.
- Обыщи его! - приказал Андрей Николке.
В нагрудном кармане оказался маленький "жилетный" пистолет "фроммер-лилипут", а в заднем брючном - документы на имя Гранта Шагеновича Барояна. Все это Андрей забрал себе. Потом ухватил боевика за грудки и сильно тряхнул, давая выход ярости.
- Сейчас я тебя отпущу, могитхан! Найдешь дружков, передай им:
я их осудил и приговорил к исключительной мере. Всех. В том числе и тебя. Так что не радуйся. Бегать осталось недолго. Теперь иди!
28 апреля. Воскресенье. пос. Куреневка
Акоп Галустян-Траншея - кипел злостью. Удачно начатое дело трещало по швам. И не потому, что проснулось вдруг и обрело дееспособность великое государство. Как многое на Руси, все на себя взвалила русская самодеятельность, и получалось у нее неплохо. Трудно сказать, какие еще результаты даст сделка с майором Мудраком, а уже потеряно то, что с таким трудом было наработано раньше. В конце концов, можно было смириться с ущербом, если бы речь шла только об имуществе АСАО, но вместе с ним на складе сгорело и то, что сулило немалую прибыль самому Галустяну. И прибыль не в рублях, а в заветных зеленых бумажках. Но и это, судя по обстановке, не все. Теперь приходилось опасаться даже за свою дачу, на которой, к несчастью, побывал Андрей Бураков. Галустян не сомневался, что этот офицер сумеет отыскать дорогу сюда и явится обязательно. А кто во всем виноват? Конечно же этот тупой полковник Радамес. Должно быть, не зря в свое время русские командиры поперли его взашей из военной школы.
Галустян свирепствовал. В светлой гостиной, насквозь пронизанной ярким утренним солнцем, перед ним, вытянув руки по швам, повинно опустив голову, стоял Радамес.
Размахивая руками, будто дирижируя оркестром, Галустян изрыгал проклятия на неудачливого полковника.
- То, что этот русский подонок сбежал, - полдела. Страшно, что он нанес нашему делу миллионный ущерб. Ни у тебя, ни у твоей родни, полковник, не хватит жизни, чтобы возместить убыток.
- Мелик, - попытался вставить слово Радамес, - я предлагал пристукнуть его, а ты приказал оставить в живых...
- Свою вину хочешь переложить на меня? Я приказал его отпустить, да? Какой ты, к черту, полковник! Какой ты, к черту, армянин! Дешевый грузин с тбилисского рынка в Сабуртало! Эдуард Шеварднадзе, вот кто ты!
- Мелик! Такие слова оскорбляют мое достоинство.
- Ва! - вознес руки к небу Акоп. - Он еще помнит о достоинстве! Да за тот ущерб, который случился по твоей вине, тебя положено сейчас же отдать под суд. Чтобы кровью смыл вину...
- Мелик!
- Я освобождаю тебя от должности, Радамес! Командовать группой будет Погосян. Капитан!
- Да, Мелик, - густым басом откликнулся Погосян, стоявший за спиной Радамеса, и сделал шаг вперед, чтобы оказаться поближе к начальнику. - Я готов!
Внешне Погосян напоминал бегемота - огромный, тучный, с тяжелым, неповоротливым задом, с лицом багрово-пламенным - то ли от постоянных возлияний, то ли от повышенного давления, определить мог только врач. Ходил Погосян косолапо, при каждом шаге его тело переваливалось с ноги на ногу. Как ни удивительно, но в этой нелепой с виду фигуре заключалась огромная взрывная сила. Разъярясь, Погосян превращался в тупой, разрушающий таран, не знающий страха и преград. Позже, успокоившись, он просил товарищей рассказать ему, что он делал и как вел себя, потому что сам ничего не помнил и объяснить своего поведения не мог. Именно необузданная взрывчатость не раз ставила Погосяна в конфликты с милицией и в конце концов обратила его в стойкого правонарушителя. По достоинству оценив эту могучую, темную мощь, Акоп приветил громилу и сделал его в своей группе главной ударной силой налетов и террористических актов. Наконец, добился присвоения боевику звания капитана.
- Нужен тебе Радамес? - спросил Галустян, кивнув в сторону обиженного полковника.
- Да, Мелик, - отважно заступился за товарища новый командир. - Радамес честный боец. Он предан делу. В отряде такие нужны. А промахи бывают у каждого.
- Пусть служит! - вынес приговор Акоп. - Рядовым. До решения штаба.
В дверь постучали.
- Да, - отозвался Галустян.
В комнату, осторожно ступая, или, как говорят в армии, "на цырлах", вошел молодой армянин, тот, которого тряс за грудки Андрей у дома Наташи.
- Мелик, - доложил он, - Бароян явился.
Уже по виду вестника шеф понял: что-то неладно.
- Сделано? - спросил он, и сомнение прозвучало в вопросе.
- Нет, Мелик. Они его прихватили.
- Ва! - взорвался Галустян. - Еще одна новость! Зачем он пришел?! Лучше бы они его убили.
- Я бы сам себя убил, - сказал уныло появившийся на пороге Бароян. - И сделаю это, когда передам тебе, Мелик, все, что сказали эти подонки.
- Что же?
- Этот Бураков заявил, что всех нас уничтожит... Говорит, он нас приговорил...
- Он что, псих?! - загораясь такой же яростью, как и шеф, заорал капитан Погосян. - Кому грозит, а? Да я его прямо сегодня раздавлю, как мокрицу.
Галустян усмехнулся:
- Нет, дорогой, он не псих. Ты, Погос, привык иметь дело с русскими на базарах. Там они другие. А этот настоящий Иван.
- Он Андрей.
- Верно, но настоящий Иван. И если он сообщил нам свой приговор, будь уверен, нас он не боится. Во всяком случае, уверен, что сегодня ты его не раздавишь.
- Он просто нас пугает, - сказал Бароян. - Не боялся бы убить, убил бы меня сразу.
- Оставь, - оборвал его Акоп. - Если он сделал вызов, значит, надеется подловить нас на чем-то. Поэтому если его брать, то надо прямо сейчас. Уж чего-чего, а быстрого ответа он не ожидает.
- Я поеду в город, - выставился Радамес. - Сам...
- Ты что, предлагаешь начать в городе бой? - спросил шеф иронически. - Не торопись. Где сейчас Хачатур?
- Мелик, - испуганно произнес Бароян, - Хачатур сгорел...
- Как?! - Восклик отразил все: непонимание, ярость, испуг.
- У него в руке взорвалась граната.
- Готферран! - выругался Галустян. Костяшки домино, так умело расставленные им, начали вдруг падать, опрокидывая одна другую.
- Сегодня надо со всем кончить! С Бураковым, с этим дурным милиционером! И сразу работать с Мудраком. Без задержек. Пока не поздно!
Тот же день. г. Придонск
- Ты хоть понимаешь, что объявил им войну? - спросил Катрич, выслушав рассказ Андрея о ночном происшествии. Андрей невесело хмыкнул:
- Будто они этого не поняли, когда увидели пепелище.
- Ладно, кум, не журись, - успокоил его Катрич. - Я уселся точно в такую же ситуевину.
По смешливому тону Николка понял - произошло что-то неординарное, и потому ударился в дедукцию:
- Вам, Артем, тоже мину подкладывали?
- Как в воду глядел, курсант. Только не мину, а гранату.
- Шутишь? - недоверчиво спросил Андрей.
- Хотел бы...
- Как это случилось?
- По тем же правилам, что у тебя. Я возвращался из города и заметил у дома под окнами лестницу. Никакого ремонта у нас не предполагалось. Раньше ее во дворе не было и вдруг...
- Вы даете, капитан! - восхищенно воскликнул Николка. - Вот так шли и сразу заподозрили? Я бы ни в жизнь!
- Очень плохо, - выдал оценку Катрич. - На войне положено видеть каждую мелочь.
- И что потом? - спросил Николка заинтересованно.
- Потом? Пришел домой, взял окно под наблюдение. В первом часу слышу - во дворе возня. Пригляделся: лестница уже приставлена к стене и кто-то лезет вверх. Когда он добрался, до второго этажа, я толкнул лестницу. И сразу закрыл окно. На улице тут же рванул взрыв.
- Ты даешь! - ахнул Андрей. - Гранату пульнул, что ли?
- Я?! - Катрич деланно возмутился. - Ни в коем случае. У того, кто лез, была своя. С выдернутой чекой. Он не успел откинуть, и она рванула у него в руке.
- И что? - спросил Николка.
- Амба! Тут же прикатила милиция.
- А вы?
- Я-то при чем? - усмехнулся Катрич. - Ниже меня проживает директор торговой фирмы. Он и поднял хай. Выскочил во двор с ружьем. Сделал заявление, что конкуренты хотели его подорвать. В таком разе я молчу как рыба об лед.
- Может, и в самом деле к фирмачу лезли? - усомнился Андрей.
- Может. Особенно, если учесть - убитый Хачатур Хачатуров. Голова круглая, шеи нет, руки как у орангутьяна...
- Наш друг, - подвел итог Андрей.
- И еще, мужики, - голос Катрича был полон значения, - я докрутил до точки дело Коли Шаврова...
Братья взглянули на него с интересом.
- И что?
- Тоже работа Траншеи. Исполнители - Хачатур и Бегемот Погосян. С одним расчет уже состоялся. Второй с их князем, Меликом Галустяном, - на очереди.
- А кто, - спросил неуверенно Николка, - кто... отца?
- В полковника стрелял некий Грант Бароян. Кличка Баро.
- Ё-кэ-лэ-мэ-нэ! - пуганул соленым матом Николка. - Да он же вчера у нас в руках был! Говорил я тебе, Андрей, дай мне его урыть! Я бы ему эту мину в зад воткнул.
- Надо бы, - поддержал Катрич, - одним гадом меньше.
Андрей, не обращая внимания на их упреки, вернулся к заботе, занозой сидевшей в памяти.
- Слушай, Артем, может, все же пойти к Джулухидзе? Нам обоим. Раз у тебя железные доводы, должен же быть закон!
Катрич неожиданно взорвался яростью, какой Андрею в нем еще не доводилось наблюдать. Он вдруг пнул свой черный чемоданчик, стоявший у ножки стула. Тот отлетел в сторону и раскрылся. Наружу веером вылетели бумаги. Не обращая на них внимания, Катрич еще раз наподдал ногой. Выругался по-черному.
- Да навалил кучу этот грузин на наши русские дела! Он их просто бросил и уже умотал в Тифлис. Там получит от своих уголовников высркий полицейский чин, станет произносить в их честь тосты и начнет давить абхазов...
- Успокойся, - посоветовал Андрей. - Я все понял, а эта сволочь не стоит того, чтобы на нее тратить нервы.
Катрич вышел на кухню, налил из крана воды. Вернулся со стаканом в руке, выпил все одним махом.
- Может, ты и прав - тратить нервы незачем, но как-то не привык ощущать себя бараном, которого то и дело продают все - от президента до начальника милиции. - И сразу заговорил о другом: - Нужно оружие. Руками с этой шушерой не совладаешь.
- Оружие я достану, - сказал Андрей, вставая. - В понедельник. И привезу сюда.
- Добро, - согласился Катрич. - Слышу речь не юноши, но мужа.
В прихожей задребезжал телефон. Андрей недовольно поморщился.
- Николка, послушай. Мне это уже надоело. То в гастроном звонят, то в цветочный магазин, и все попадают к нам.
Николка вышел, прикрыв за собой дверь. Спустя несколько минут вернулся.
- Кто? - спросил Андрей.
- Старик Шумихин, - и, поясняя Катричу, - сосед по даче. Говорит, нам стоит туда приехать.
- Что случилось? - Катрич явно встревожился.
- А-а, - махнул рукой Николка. - Слышно плохо, знаю одно: сосед паникер. Уже не раз бывало: поднимет шухер, приедешь - там все в порядке, только свет в прихожей забыли выключить. Шумихин извиняется, руками разводит: "А я думаю, к вам кто забрался..."
- Все же надо съездить, - сказал Андрей и пропел шутливо: - Нынче времечко такое: без огня и дыма нет...
- Вы, ребята, поосторожней там, - предупредил Катрич.
- Это как положено, - откликнулся Николка. - Ружьишко захватим. Курок - на взвод.
Дачный поселок Никандровка - наглядная иллюстрация того, кто, как и на какие средства на Руси живет. Среди яблоневых садов, на тщательно отгороженных друг от друга участках, высятся дачные домики, одни похожи на курятники, сколоченные из досок, собранных по свалкам и стройкам, другие блистают широкими зеркальными окнами и вздымают на два этажа прочные бревенчатые стены, покрытые золотистым лаком. Третьи - вообще кирпич и бетон - полудворцы-полукрепости с круглыми башенками и острыми шпилями...
Медленно ведя машину по узкому пыльному переулку, Андрей издалека заметил свою дачу. Домик полковника Буракова располагался на Вишневой улице в конце квартала и по архитектурным достоинствам относился к сооружениям среднего достатка - стандартный сборно-щелевой домик, купленный на лесотоварной бирже без переплат за доброжелательное отношение пауков местной торговли. Обшитый вагонкой и два года назад покрашенный в веселый зеленый цвет, он уже изрядно пооблез и теперь выглядел избушкой, невзначай потерявшей куриные ножки. На большее у гвардии полковника, участника войны в Афганистане, слуги Отечества и отца солдат, средств, отложенных из казенного жалованья, просто-напросто не хватило. Ему бы, чудаку, прислуживать и подворовывать, а он, наивный, служил и помнил о какой-то чести мундира. Как могли бы изменить его жизнь два миллиона, предложенные Акопом-Траншеей!
Должно быть, такая мысль пришла в голову и Николке. Он неожиданно спросил:
- Может, стоило отцу взять те чертовы деньги? Разве хуже быть живым подлецом, чем честным, но мертвым?
- Ты всерьез? - спросил Андрей.
- А почему нет? Вон Горбачев подлец, пробы ставить негде, всех продал, предал, унизил, однако поплевывает на все, живет, улыбается. Ельцин, пьяная дубина ничем не лучше, а посмотри на него…
- Завидуешь? - взъерошился Андреи так, что даже нажал на тормоз.
- Нет, - успокоил его Николка. - Просто размышляю, почему так много подлецов среди наших политиков.
- Да потому, что только жополизы пробиваются на уровень, который дает выход в политику.
Андрей отпустил тормоз, прибавил газу и свернул направо, к своей даче.
- Скажи, у тебя всерьез? - Вопрос прозвучал столь неожиданно, что Андрей поначалу не понял, о чем спросил брат. Тому пришлось уточнить: - С Наташей.
- Если у меня, то да, - ответил Андрей твердо. - Закончим эти гнусные игры, сделаю предложение.
- Ну-ну, валяй! - философски изрек Николка. - Одну твою дочь бабка уже воспитывает, а ее законную мамашу черный кобель на хвост надел и уволок неизвестно куда.