Я рухнул как мешок. Мой затылок снова стукнулся о землю. Благодаря вмешательству провидения мне удалось не раскроить черепную коробку о бордюр какого-то надгробия. Но от этого боль в виске, куда меня ударил Кемп, не стала меньше.
Да, по части ударов милашка Томас мог соперничать с Максом Шмелингом. Не прошло и семидесяти лет, как Германия снова обрела тяжеловеса, достойного такого сравнения. Из осторожности я решил оставить свои соображения о его великолепных природных данных при себе.
Я с трудом поднялся. Я никогда не любил драк, в которых перевес сил был настолько не в мою пользу. В таких случаях сами собой напрашивались короткие переговоры.
- Спокойно, - сказал я на всякий случай. - Мы можем нормально поговорить?
- Я проверил счета Наталии за последние два месяца, - ответил мой добрый тевтонский друг. - Она не переводила никаких сумм, достаточных, чтобы купить твою картину. Зачем ты мне наврал?
- Ошибаешься. Видимо, ты что-то пропустил. На днях я покажу тебе счет. Он у меня в сейфе.
- Мать твою! - заорал Кемп. - Мне осточертели твои идиотские игры, Алекс. Если и дальше будешь продолжать в том же духе, то долго не протянешь. Ты плохо кончишь, я это тебе гарантирую.
Он сделал шаг в мою сторону, вид у него был угрожающий. Я попятился и наткнулся на какой-то памятник.
- О'кей, ладно... - произнес я, стараясь удержать равновесие. - Я все тебе объясню. Я хотел зазвать тебя в галерею, чтобы поговорить. Я не придумал другого предлога. Признайся, ты же клюнул. А если подумать, это же было забавно, правда?
- Нет.
Ладно, согласен, Кемпа эта выдумка позабавила меньше, чем меня. Но, насколько я знал, его чувство юмора нельзя было считать эталонным. Если кто-то собирал компанию, чтобы повеселиться, о нем вспоминали в последнюю очередь. Его присутствие часто просто замораживало людей.
- Точно? - настаивал я.
- Точно.
- Правда?
- Да.
Этот немногосложный диалог напомнил мне сборник афоризмов Сильвестра Сталлоне. Чтобы выдержать роль, я чуть было не начал подпрыгивать на месте, делая вид, что бью кулаками по развешанным вокруг бычьим тушам. Последние крохи здравого смысла уберегли меня от этого.
Кемп действительно был готов спустить с меня шкуру. Этот мерзавец вполне мог проделать такое, во всяком случае, физически. Его просто распирало от желания причинить мне какой-нибудь вред.
Я понимал это по его покрасневшему лицу и по всполохам ненависти в глазах.
В отчаянии я огляделся, надеясь привлечь внимание какого-то неведомого спасителя. Я никого не увидел. Казалось, на кладбище не осталось ни одного посетителя.
Кемпу не составит труда меня уничтожить. Я уступал ему килограммов двадцать в весе и сантиметров десять в росте. Несколько правильно рассчитанных ударов кулаком, и все расхождения между нами разрешатся сами собой. Потом ему будет достаточно взломать кованую дверь какого-нибудь старого склепа и сунуть туда мой труп.
Идеальное убийство. Найдут меня только в следующем веке. Мое исчезновение сочтут побегом. Сара Новак выпустит международный ордер на мой арест, в течение какого-то времени полиция будет делать вид, что ищет меня, а потом обо мне все забудут.
Эта перспектива меня совершенно не устраивала, причем по очень простой причине: я не хотел закончить свои дни в чужой могиле. Я хотел получить собственную могилу, на которой будет установлен памятник с моим именем и с фотографией в обрамлении фарфоровых цветочков. Я хотел, чтобы Лола приходила туда поплакать каждую неделю и чтобы она до ломоты в спине протирала мрамор влажной тряпкой.
Мне хотелось, чтобы она помучилась. Она этого заслужила.
И даже при таких условиях я еще не был готов к смерти. Значит, требовалось как можно скорее урезонить этого фанфарона Кемпа. Может быть, его умиротворит музыка? Повинуясь какому-то инстинкту, я начал насвистывать мелодию из "Глаза тигра".
"Дух Рокки, - думал я, сосредоточиваясь на каждом слове, - помоги мне. Молю тебя. Я по двадцать раз посмотрел каждый эпизод. Я ревел, как девчонка, когда Аполло Крид умер на ринге. Хотя бы за это я заслуживаю помощи".
- Заткнись! - занервничал Кемп.
Не желая подчиняться натиску грубой силы, я продолжал свистеть так громко, на сколько хватало силы в легких.
Наступил торжественный момент. Я превратился в последний оплот свободы, противостоящий угнетателю-кровопийце. Мелодия "Глаза тигра" с удвоенной мощью взвивалась в весеннее небо неподалеку от того самого места, где каждый год гремел "Интернационал" в исполнении хора последних коммунистов.
Этого Кемп больше вынести не мог. От его могучей затрещины я перелетел через памятник, на который опирался.
"Спасибо, дух Рокки, дело того стоило..."
Как ни странно, мой кульбит, казалось, успокоил Кемпа. Он опустился на колени возле меня. Я вытянул руки навстречу ему, чтобы защитить лицо.
- Ну, ладно, - сказал он. - Хватит ребячиться. Давай сядем и поговорим, а?
Я кивнул. Во рту еще все горело от удара.
- Драться больше не будешь? - жалобно проскулил я.
- Буду держать руки в карманах.
Брюки у меня были разодраны в клочья, пиджак порван на локте, тело превратилось в сплошной синяк, но свобода мнений восторжествовала. От прилива героизма у меня даже порозовели щеки. Я мог вести переговоры, ничего не стыдясь.
Я решил играть с Кемпом по-честному.
- Тем вечером я хотел заманить тебя в ловушку. Разговорить тебя и записать твои признания, чтобы передать их в полицию. Я приготовил "магнум", чтобы тебя напугать.
Моя исповедь произвела на Кемпа странное впечатление. Он побледнел и сел на могилу напротив меня. Я воспользовался этой минутной слабостью, чтобы закрепить свое преимущество.
- Я не верю, что ты никак не причастен к смерти Наталии, - обвинил его я. - Я убежден, что ты что-то скрываешь.
- Например?
- Почему Наталия меня бросила? У нас все шло хорошо. Разрыв спровоцировало что-то извне. Думаю, что ты приложил к этому руку. Рано или поздно, но я выясню, что ты скрываешь.
Кемп заколебался. Он отвел глаза, потом закрыл лицо ладонями. Он долго сидел в полной прострации, прежде чем снова отважился взглянуть на меня.
- Ну, раз уж мы откровенничаем, я тоже буду честен. Теперь, когда Наталии уже нет, ты имеешь право все знать. Она забеременела от тебя. Убедившись в этом, она сразу позвонила мне. Она была вне себя от радости. Она думала о том, чтобы закончить карьеру и окончательно связать свою жизнь с тобой. Я не мог вынести этого. Я запаниковал.
Это признание застало меня врасплох. Я ждал чего угодно, только не этого.
- И ты уговорил ее бросить меня? Только ради ее проклятой карьеры топ-модели?
- Мы положили на это столько сил! У нее впереди было еще несколько лет прекрасной работы. Она могла бы достичь еще большего!
- А ребенок?
На лице Кемпа появилось смущенное выражение. Он вдруг утратил всю свою уверенность. Я понял, что соотношение сил изменилось.
- Она... она сделала аборт, - пролепетал он. - За месяц до смерти. Я сказал ей, что резкий разрыв упростит ситуацию. Она не хотела, чтобы ты узнал.
Это открытие окончательно добило меня. Я недоверчиво смотрел на Кемпа.
- Ты манипулировал ею, скотина! Ты загубил наши отношения, чтобы они не вредили твоим собственным интересам! Не понимаю, почему Наталия тебя слушалась. Она была не из таких.
- Я знал о ней такое, чего не знал никто, включая тебя. То, что следовало держать в тайне. Я пригрозил, что выступлю с разоблачениями в прессе.
- Ты ее шантажировал? Чем?
- Тебе лучше оставаться в неведении. Правда.
Я уже не мог контролировать себя. Одним рывком я вскочил на ноги. Меня охватила безумная ненависть, меня просто трясло от бешенства.
- Говори...
- Алекс, я думаю, что...
- Я попросил тебя сказать все, - перебил я. - Давай покончим с этим раз и навсегда.
- Ну, как хочешь... Я встретился с Наталией не так, как об этом писали в газетах. Девочка-подросток, гуляющая с матерью, агент, случайно заметивший ее в торговом центре и уговоривший приехать на пробы в Париж... Все это ложь. Мы придумали для публики красивую историю, правда была слишком гадкой. Я увидел ее на улице. Когда я ее окликнул, она отнеслась ко мне как к очередному клиенту.
- Я что-то не понимаю...
- Я ее нашел на панели. Она с четырнадцати лет занималась проституцией, чтобы заработать на кусок хлеба. Сирота, спала где придется. Чем еще она могла жить? В то время на улицах Будапешта шлялись десятки таких девчонок. Она была всего лишь одной из многих несчастных. Она держалась благодаря героину и водке. Меньше чем за десять долларов она соглашалась на все. Настоящая находка за такие деньги.
- Я тебе не верю. Это невозможно.
- А как ты думаешь, почему она так и не познакомила тебя со своей семьей? У нее не было семьи, вот и все.
Он погрузился в воспоминания. На его губах показалось подобие улыбки.
- Я спас ее, Алекс. Я подарил ей настоящую жизнь. Без меня она сдохла бы, как последняя шавка, на своей панели! Видел бы ты ее... Зима, всюду снег. Она тряслась в дрянном пальтеце. Кожа да кости. Она обслуживала клиентов на грязной лестничной площадке. И, несмотря на это, она была восхитительна. Я сразу же понял, что в ней заложен огромный потенциал. У меня она бросила все - траханье, наркотики, выпивку. Вначале было трудно, но к моменту встречи с тобой она уже была чистой.
- Невозможно, - повторял я, мотая головой.
- Можешь прятать голову в песок, если тебе так легче. Наталия была шлюхой, а я сделал ее звездой. Я вкалывал как лошадь, чтобы добиться этого. Я собрал ее по кусочкам. Я придумал ее лицо, тело, стиль. Благодаря мне она стала эталоном для всего мира. Я работал днем и ночью в течение пяти долгих лет, чтобы слепить ее, но результат того стоил. Я был рядом с ней с самого начала, когда у нее были ломки, и потом, когда пришел успех и нужно было составлять расписание всех этих съемок, и давать интервью, и вести переговоры с модельерами. Я не считался со временем, можешь мне поверить. И делал это не ради денег, а потому, что любил Наталию, как отец любит дочь. Она не имела права покинуть меня.
Не дожидаясь команды мозга, мой кулак врезался Кемпу в губу. По его подбородку потекла струйка крови. Он даже не шевельнулся, чтобы закрыться. Просто поднялся и встал передо мной.
- Можешь думать обо мне что угодно, Алекс, но я любил ее больше всех на свете. Если сегодня кто-то и должен оплакивать Наталию, то это я. Я не знаю, кто ее убил. Более того, мне наплевать, я не хочу знать, кто это сделал. Моя Наталия умерла, и никто не вернет мне ее.
- Бред сивой кобылы! Тебя интересовала только собственная выгода. Ты хоть на минутку подумал о ней, о том, чего она действительно хотела?
- Бедный мой Алекс... - вздохнул Кемп. - Ты так и остался ребенком. Ты мыслишь примитивно. Добро против зла, победа или нокаут, и все, что из этого вытекает... Если бы жизнь была устроена так просто, ни от кого бы это не укрылось.
Кемп пожал плечами и медленно побрел к выходу. Я не сделал ничего, чтобы помешать ему. Я остался один на этом огромном кладбище, в окружении теней всех тех, кого потерял, так и не успев узнать.
33
Тяжелая стальная перекладина поднялась на тридцать сантиметров, замерла на несколько секунд, а потом медленно пошла вниз. Сара следила за опускающейся штангой, пока та чуть ли не коснулась ее плеч. Тогда, выдохнув весь воздух из легких, она отжала ее в последний раз и закрепила на держателях. На сегодняшний вечер гимнастики хватит.
Она не вставала со скамьи для силовых упражнений, пока к ней не вернулось ровное дыхание. Пот широкими полосами стекал по ее щекам, капал на покрытие пола. Сара приблизительно подсчитала, какой же вес она подняла.
Сорок раз по пятьдесят килограммов. Две тонны за полчаса. Неплохо. Во всяком случае, достаточно, чтобы прочистить мозги.
Где-то далеко, в гостиной, зазвонил ее мобильный. Сара с трудом выпрямилась. Все тело ныло. Уже год или два она чувствовала, что оно не повинуется ей, как прежде. Теперь к концу каждого сеанса гимнастических упражнений она ощущала себя совершенно разбитой.
Пришло время подумать о смене рода деятельности. Бегать за злоумышленниками с одышкой и негнущимися коленями - это лучший способ получить пулю. Сара понимала, что момент выбора неотвратимо приближается.
В глубине души она вовсе не хотела до последнего цепляться за эту сумасшедшую работу, как Лопес. В отличие от комиссара, она не находила удовольствия в бесконечных неприятностях.
Телефон звонил не переставая. Сара решила, что растяжкой займется позже, и бросилась к своей сумке.
На экране высветилось: "Лопес". Скверный знак. Когда он позвонил в прошлый раз, ей пришлось провести бессонную ночь.
- Чем могу быть полезна, комиссар? - спросила она, взяв трубку. - Вы решили проверить, сколько я могу выдержать без сна?
- У меня плохая новость, - сразу же уточнил Лопес. - Кантора только что арестовали у него дома.
- Алекс опять напроказничал? Я думала, что его "магнум" конфисковали?
- Я имею в виду отца. В восемнадцать часов его задержали ребята из Национального управления по борьбе с терроризмом.
- На каком основании?
- Официально он представляет собой угрозу для национальной безопасности. Как бывший террорист, он, несмотря на свое раскаяние, может создать проблемы на территории Франции. Учитывая теперешнюю ситуацию, министерство якобы не хочет никакого риска. На самом же деле его арест был произведен по настоянию итальянского правительства. Они жаждут любой ценой заполучить его обратно. Для него уже подготовили камеру в тюрьме с повышенной системой безопасности. Целая программа: минимальные удобства, из окна - вид на крепостные стены с колючей проволокой...
- А где он сейчас?
- В нашем ведомстве. Как только я узнал о возбужденном против него деле, я сообщил руководительнице уголовной полиции, что до высылки его совершенно необходимо допросить по делу Велит. Она куда-то позвонила, и мне выделили два часа. Министр уже подписал приказ об экстрадиции. Она назначена на завтра, на шесть утра. У нас во дворе Кантора ожидает машина Управления по борьбе с терроризмом. Как только мы с ним закончим, его немедленно отвезут в Руасси.
- Да, это сильно, - призналась Сара. - Правда.
- Если бы ты умела обделывать такие делишки, ты сидела бы на моем месте, девочка. Поторопись, если не хочешь его упустить. И советую тебе по пути захватить его сына. Может быть, оказавшись вдвоем, Канторы захотят нам рассказать больше.
- Я выхожу.
- Не тяни. Отсчет времени начался десять минут назад.
- Поняла. До скорого.
Сара положила трубку. Вытерев полотенцем пот с затылка, она кинулась одеваться.
Полицейские, суетившиеся в коридорах Управления уголовной полиции, пребывали в явном напряжении. Присутствие бывшего террориста в доме на набережной Орфевр действовало на всех возбуждающе, тем более что Лопес по этому случаю приказал повысить меры безопасности.
Сара провела Алекса Кантора через лабиринт кабинетов и доставила к комиссару. Последний коротко обрисовал ситуацию.
- Предлагаю вам сделку, - заключил он. - Вы рассказываете мне то, чего я не знаю, а я даю вам возможность попрощаться с отцом. В противном случае вам придется ждать разрешения на посещение от итальянской администрации. И, как мне кажется, ждать надо будет долго. Год или два, это в лучшем случае.
Метод Лопеса. Все четко и прямо. Сначала сказать, а потом уже думать. То, что он предлагал Кантору, далеко выходило за рамки его законных полномочий.
Сара попыталась протестовать:
- Комиссар, вы уверены в том, что делаете?
Лопес знаком велел ей замолчать и вопросительно взглянул на Алекса:
- Ну?
- Вашего мертвеца зовут Марио Монти. Мой отец хорошо знал его.
Алекс говорил около четверти часа. Он описал фотографию, найденную в обувной коробке, и повторил то, что запомнил из рассказа отца. Закончил он откровениями Кемпа о прошлом Наталии.
Алекс ждал строгого внушения за то, что он прихватил с собой копию записей с видеокамер, но Лопес не стал комментировать это сокрытие улик. Когда Кантор-младший умолк, комиссар просто пометил что-то в блокноте и покачал головой:
- У вас есть пять минут. Сара, проводи его.
34
Вид отца меня взволновал. Измученное лицо и смятая одежда свидетельствовали о том, что его бесцеремонно подняли с постели.
Его заперли в крохотной комнатке. Когда я вошел, он сидел в углу, на табурете. Увидев меня, он встал и показал мне стоявший в углу маленький чемоданчик:
- Вот все, что мне разрешили взять с собой. Немного одежды, туалетные принадлежности, больше ничего... Мне пришлось даже оставить дома моего Данте. А я-то думал, что таких книг боятся только тоталитарные режимы!
Он притворился, будто это открытие его развеселило. При виде его грустной и разочарованной улыбки я чуть было не заплакал от бессилия. Я попытался как можно лучше скрыть свою боль и обнял его.
- Алекс...
Никогда прежде мое имя в его устах не звучало как прощание.
- Не волнуйся. Тебя вытащат. Я позвоню Дмитрию. Он знаком с лучшими парижскими адвокатами. Завтра утром ты будешь на свободе.
Мне претила эта лицемерная игра. И отцу тоже. Мои слова его даже обидели.
Он строго посмотрел на меня. Мои попытки корчить из себя крутого раздражали его, как ничто другое.
- Не пытайся разыгрывать эту дурацкую комедию. Мы оба прекрасно знаем, что будет. Завтра утром я вернусь в Италию, и меня бросят в самую поганую тюрягу, какую только найдут. Давай искать во всем этом положительную сторону: по крайней мере, я умру на родине.
- Я не понимаю, что они имеют против тебя. Почему вдруг такая срочная высылка? Тебе давали спокойно жить здесь двадцать пять лет... Твое прошлое уже так далеко.
- Речь идет не о прошлом, Алекс. Они не стали бы возиться, если бы это, так или иначе, не было связано с настоящим. Пока в мои легкие будет поступать хоть немного воздуха, я буду представлять для них опасность. Не знаю почему, но кто-то в Италии очень заинтересован в том, чтобы я исчез. Ну, ждать ему недолго. Я чувствую, что жизнь уходит из меня, вытекает изо всех пор. И я никак не могу этому помешать.
- Не говори глупостей. Они там будут тобой заниматься. Я потребую, чтобы сразу по приезде тебя осмотрел врач.
Отец дотронулся до моей щеки и ласково сжал ее пальцами. Он не делал так со дня смерти мамы. Он глубоко вдохнул, и этот вдох вызвал сильный приступ кашля.
- Я устал от всего этого, Алекс, - сказал он, когда его отпустило. - Я больше не хочу драться. Даже если бы я мог прожить дольше, я уже этого не захочу. Мне пришло время выйти из игры.
Из громкоговорителя в углу стены послышался голос Сары Новак:
- Простите, что прерываю вас... Агенты Национального управления по борьбе с терроризмом настаивают на том, чтобы забрать вас, господин Кантор. Комиссар Лопес задержал их у себя в кабинете, но это ненадолго. Они не должны застать тут Алекса.
- Спасибо, что дали нам несколько минут, - ответил отец безликому голосу. - Она права, уходи скорее.