- Где-то между шестью и семью, точно не знаю. Судя по голосу, он был пьян. Нес какую-то чушь. Чтобы отвязаться, я сказал ему, что Наталия уехала из Парижа. Он пригрозил, что зайдет к ней и проверит. Сейчас я вспоминаю, что тон у него был агрессивный, во всяком случае возбужденный.
- Настолько агрессивный, что вы почувствовали в нем желание причинить зло Наталии?
- Не знаю. Нормальным его состояние, во всяком случае, назвать было нельзя.
Сара мысленно отметила предполагаемое время звонка Кантора. Кемп удачно выкручивался, переводя подозрения на того, кого считал своим соперником. Кантор и Кемп друг друга не выносили, это было совершенно очевидно. Единственной точкой их соприкосновения была Наталия. Конфронтация между двумя мужчинами обещала стать кровавой.
- Теперь я могу уйти? Я сказал вам все, что знал.
- И что я хотела услышать... - добавила Сара. - Господин Кемп, мне нельзя терять время. Помогите мне еще немного, прошу вас. Может быть, вы решитесь рассказать мне то, что я, так или иначе, все равно выясню?
Агент остался сидеть на диване, прямой как палка. Только рука слегка дернулась, и это свидетельствовало о том, что он нервничает.
Следовательница играла с ним, как кошка с мышью. Она вонзила коготки в хвост своей жертвы, надеясь, что та расстанется с его кончиком, лишь бы вырваться. В подобных случаях лучше прикинуться мертвым и выждать, пока противник совершит ошибку.
Непроизвольным жестом Кемп поправил галстук. Он чувствовал проницательный взгляд Сары Новак. Она ждала любого знака, малейшей дрожи.
Он решил оставаться спокойным и сосредоточенным до самого конца. Его глаза встретились с глазами собеседницы.
- Я ничего не скрываю, от вас, капитан. Для начала вам следовало бы повидаться с Алексом. Прошлой ночью он искал встречи с Наталией, вот и все. Если вы мне не верите, проверьте сами. Вряд ли вам будет сложно получить распечатку моих телефонных звонков. В остальном - я не знаю, удалось ли ему найти Наталию и виноват ли он в ее смерти.
Он встал, надел пальто и выждал, чтобы Сара тоже поднялась.
- Я хочу сказать вам еще кое-что, капитан. Я назвал вам имя Алекса не для того, чтобы отвести ваши подозрения от собственной скромной персоны. В молодости мне довелось испытать на себе последствия клеветнических наветов. Мне, лучше чем кому бы то ни было, известно, как они опасны.
Выходя из квартиры своей подопечной, Кемп подумал о соседе, выдавшем его "Штази" всего за несколько месяцев до падения Берлинской стены. В те времена судьбу человека, жившего с худшей стороны этой стены, мог решить один телефонный звонок.
Чтобы оправдать собственное существование, секретная служба распространяла идею о том, что совершенно невинных людей не существует. Уже никто не удивлялся, увидев, как рано утром возле дома останавливается патрульная машина. Это было почти в порядке вещей. "Штази" подозревала всех - от простого рабочего до высокого партийного функционера.
У каждого человека было что скрывать, и многие секреты ждали разоблачения.
Разумеется, свои тайны имелись и у Кемпа. Впрочем, его нельзя было упрекнуть ни в чем серьезном, за исключением разве что интереса к мужчинам и французским писателям, этим грязным представителям упадочного Запада. Поэтому его в конце концов отпустили.
После пяти дней, проведенных в сырых подвалах "Штази", Томас Кемп вернулся домой разбитым, с истерзанным телом и еще более истерзанной душой. Стукач уже исчез. Накануне за ним пришли два человека, им явно не терпелось рассчитаться с ним за зря потраченное время.
Через неделю, глубокой ночью, перед небольшим домом, в котором находилась квартира Кемпа, остановился армейский грузовик. Даже не заглушая мотор, водитель залез в кузов и приподнял угол брезента. Показались две ноги, обутые в грубые рабочие башмаки. Солдат потянул за них - так тянут тушу быка - и сбросил труп на землю, потом сел за руль своего грузовика и уехал.
Томас Кемп, разбуженный шумом мотора, наблюдал за всем этим. Ему не понадобилось много времени, чтобы понять.
Он простоял у окна до рассвета, не сводя глаз со скрюченного тела того, кто заложил его. Он не испытывал ни удовольствия, ни злорадства, а только своего рода облегчение. Потом он уснул в кресле возле окна.
Утром крики соседки вывели его из забытья. Тело стукача, валявшееся на мостовой за грязным окном, превратилось в бесформенную массу. Нескольких часов хватило, чтобы оно полностью утратило прежние очертания.
Тогда Кемп провел рукой по стеклу, запотевшему от его дыхания. От его пальцев на влажном стекле осталась прозрачная полоса. Проскользнув в нее, лучи утреннего солнца робко коснулись его щеки.
Однако Томас Кемп не ощутил солнечного тепла. Он еще дышал, но он тоже умер.
9
Ничто так не бесит меня, как внезапное пробуждение. Я не люблю просыпаться рано утром, а впрочем, и днем. Я - настоящий ночной зверь, жестокий и безжалостный с врагами, преданный и искренний с друзьями. Я готов до рассвета бродить по самым гибельным местам в поисках хоть каких-то проблесков человечности. Алкоголь и наркотики помогают мне подниматься до неизведанных высот познания.
В таком дьявольском ритме я уже прожил несколько жизней. Я могу предаваться самым страшным излишествам и держаться годами без отдыха.
Но в общем-то это все теория... На деле мне становилось все труднее приходить в себя после бессонных ночей, вроде той, которую я только что пережил.
В то утро звонок никак не умолкал. Чертова Лола. Чертова "Кукарача"!
Одной из главных причуд Наталии было желание иметь музыкальные часы, которые играли бы "Кукарачу" в мексиканском стиле, с оглушительными трубами и нестройными гитарами. Мне хотелось порадовать ее, но не ценой перелета в Мексику и обратно, и поэтому в поисках этого загадочного предмета я прочесал все экзотические магазины Парижа. Я спрашивал всех - от латиноамериканцев до индийцев, не исключая китайцев и испанцев. Но помочь мне не могли даже перуанские музыканты, игравшие в Лез-Аль.
После нескольких месяцев безуспешных поисков я случайно заглянул в крохотную лавчонку, где продавалась поддельная ацтекская керамика. Закрывая за собой дверь, я с наслаждением услышал желанную мелодию.
Хозяин согласился отдать мне собственный звонок в обмен на покупку полудюжины чудовищных статуэток, "подлинных, с гарантийным свидетельством", только что вышедших из обжига на Тайване. Этот каприз обошелся мне в кругленькую сумму. Но это укрепило мою угасавшую семейную жизнь, по крайней мере, на несколько недель.
В могучем порыве нежности Наталия настояла на том, чтобы я установил звонок у себя. Лучше бы я убедил ее забрать его в собственную квартиру. Но в то время я не мог ни в чем отказать ей. Итак, я согласился, чтобы моих друзей встречала эта жуткая мелодия. Наверное, я был страшно влюблен. Впрочем, и после разрыва я не сменил звонок. Это, безусловно, означало, что моя любовь еще не до конца улетучилась.
Я проснулся совершенно разбитым. Честно говоря, мне казалось, что марьячос расселись вокруг кровати и врубили свои гитары на полную мощность. Это была все та же "Кукарача", но в исполнении группы "Clash" в лучшей ее форме. Я представил себе пузатого Джо Страммера, неистово потрясающего маракасами над моим ухом, и окончательно очнулся.
Когда я открыл глаза, Джо Страммер снова обрел покой в своей позолоченной гробнице в Зале славы рок-н-ролла. На ковре у кровати валялось только несколько фотографий, стояли чашка с остывшим кофе и переполненная пепельница.
Однако "Кукарача" не смолкала. В том же приступе ненависти я стал проклинать Наталию за ее идиотские музыкальные вкусы и Лолу за ранний приход. Только она могла выбрать такой момент, чтобы ворваться ко мне. Я повернулся к будильнику, решив воспользоваться им как доказательством в безжалостной отповеди всем ранним пташкам в ее лице.
Жидкокристаллический экран показывал время: тринадцать двадцать две. Прости, Лола.
Однако, подумал я... Если посчитать, сколько времени ей потребовалось на то, чтобы затащить в постель этого журналиста, вымотать его и отправить домой, станет ясно, что она вряд ли легла раньше пяти часов. Лола молода и полна сил. Но между этими понятиями и тем, чтобы встать раньше полудня после подобной ночи, все-таки существует какая-то разница.
Чтобы оправдать свои грешные мысли, я подумал, что если она хотела сообщить мне что-то важное, то можно было бы и позвонить. Я пошарил вокруг себя в поисках телефонной трубки. Напрасно. Она валялась в углу комнаты.
А в этом виноват Кемп. Он меня разозлил, и я отыгрался на своем несчастном телефоне, которому не пошел на пользу удар об стену. Начало девяностых ознаменовало окончание эпохи старых добрых телефонных аппаратов с большими дисками, на которые можно было в сердцах швырнуть трубку без особых последствий. Чертовы современные технологии.
Наталия все время издевалась над моими неискоренимыми воспоминаниями юности. Когда мы жили вместе, она ругала меня за пристрастие к японским мангам и бесконечным старым сериалам. Она обожала упрекать меня в том, что я никак не повзрослею, особенно если я проводил все выходные у телевизора, неотрывно наблюдая за подвигами героев моего детства.
Я не мог не признать, что она была в чем-то права. Действительно, когда-нибудь мне придется сходить к психиатру.
Отогнав эту мысль к прочим благим намерениям, которые я никогда не осуществлю, я подвел первый итог наступившего дня. С самого начала он сулил одни неприятности. Телефона у меня больше не было, а "Кукарача" уже всерьез действовала мне на нервы. Я надеялся, что Лола устанет раньше меня, но она продолжала упорствовать в желании проникнуть в мою квартиру.
Я вскочил одним прыжком, с твердым намерением положить конец этому гвалту, оторвав проводы от звонка.
Вероятно, я оказался слишком самоуверенным. Стоило мне поставить ноги на пол, как стены закружились вокруг меня. Под ковром навстречу мне словно бы прокатилась гигантская волна. Я ухватился за штору, чтобы не упасть, и в глаза мне ударил яркий свет. Ослепленный сиянием дня, я зашатался и рухнул на пол, свернувшись в позе зародыша.
Сомнений уже не оставалось: я стал жертвой такого чудовищного явления, как завихрение времени. Я видел нечто подобное в фильме "Звездный путь". Следуя рекомендациям доктора Спока, капитан Керк справился с этим, смастерив маленький телепортатор, скрытый в потайном кармане его обтягивающего комбинезона.
Поскольку у меня под рукой не было ничего подобного, я дополз до ночного столика, открыл ящик и схватил косяк, заранее скрученный умелыми руками Дмитрия.
К счастью, зажигалка тоже лежала в ящике. Ценой неимоверных усилий я донес ее до рта и нажал на колесико. Соприкоснувшись с огоньком, бумага затрещала, потом комната наполнилась ободряющим запахом конопли. Я глубоко затянулся и понял, что жизнь налаживается.
Резкое проникновение наркотика в мозг пробудило нервные окончания, утратившие всякую чувствительность под влиянием алкоголя, и ко мне понемногу стала возвращаться ясность ума. Верчение стен прекратилось. Интенсивность света уменьшилась, чего нельзя сказать о головной боли. Тем не менее я ощутил в себе готовность к встрече с неприятелем.
Зажав чудодейственную сигарету между большим и указательным пальцами, я прошаркал через гостиную. На полпути я сделал еще одну затяжку, чтобы придать себе мужества, потом еще одну, на сей раз просто для удовольствия. И наконец, я ринулся к входной двери, выставив плечи, словно спринтер, рвущий финишную ленточку.
Испытывая определенную гордость за то, что мне удалось одолеть временной вихрь, я открыл дверь, растянув губы в самую сияющую улыбку. "Кукарача" тут же смокла.
И именно в этот момент я понял, какую совершил глупость.
- О, черт! - выдохнул я, не выпуская окурок изо рта.
Передо мной стояла совершенно незнакомая женщина. Я молниеносно прокрутил в голове всех девушек, с которыми кадрился после разрыва с Наталией, потом тех, с которыми имел дело во время своей непродолжительной карьеры соблазнителя, и, наконец, тех, совсем уж немногочисленных, с которыми я просто спал, не спрашивая, как их зовут.
Эту я точно никогда не видел. Или, что еще хуже, я ее не помнил.
- Здравствуйте, это вы - Алекс Кантор? - спросила она, не сводя глаз с моего бычка.
Ее взгляд медленно описал дугу, потом спустился вдоль моего торса и задержался на весьма интимных частях моего тела. Только тут я сообразил, что одет лишь в трусы. Мне не требовалось смотреться в зеркало, чтобы представить собственные опухшие глаза и блестящие от геля волосы, не говоря уж об исходившей от меня вони перегара. Чудное состояние для первого знакомства.
- Ну, да...
Черт бы тебя побрал, Алекс, ты всегда найдешь умный ответ в нужный момент.
- Я сотрудница уголовного розыска. Мне надо с вами поговорить.
Эта женщина обладала настоящим талантом сразу переходить к сути дела. Я, словно бы невзначай, сунул косяк за спину. Одновременно я пытался припомнить, чем из сделанного мной за прошлую ночь я мог заслужить подобное посещение.
В голову не приходило ничего, кроме царапин, оставленных на машине фотографа, и небольшой, не имевшей последствий ссоры с каким-то пьянчугой. Честно говоря, память отказывалась воскрешать некоторые события, особенно произошедшие между тремя и шестью часами утра.
- Что касается царапин на внедорожнике, я вам объясню. Этот кретин их действительно заслужил.
- Я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать царапины, господин Кантор. Я могу войти?
Что-то не складывалось. Я решил потянуть время, чтобы немного прийти в себя. В памяти всплыли кадры, снятые в Киншасе: Мухаммед Али, еле стоящий на ногах после четырех с половиной раундов бойни, учиненной над ним Джорджем Форманом, еле добирается до своего угла, а потом чудесным образом выпрямляется и бросается в пятую схватку. Если Али сумел сделать такое (хотя в тот момент он находился в куда менее опасной ситуации, чем я сейчас), то и я смогу.
Быстро привести себя в порядок, подобрать нужный одеколон, надеть чистые джинсы - и я снова буду способен преодолеть любые трудности.
- Вы дадите мне пару минут? - спросил я. - Садитесь вот тут, на диване. Я сейчас вернусь.
- Конечно. Не торопитесь.
Через десять минут, приняв душ и одевшись, я вернулся. Фруктовые нотки последнего аромата от Дольче и Габбана придавали мне уверенности. Я чувствовал себя обновленным, готовым к борьбе.
Инспекторша спокойно ждала меня, сидя на диване. Она листала журнал, посвященный Наталии. Когда я вошел, она положила его на низенький столик, сделав вид, будто не замечает готовых к употреблению косяков, которые я даже не потрудился убрать.
Помимо того что в отношении друзей Дмитрий проявлял услужливость и не заламывал цен, он был еще и остроумным дилером. Одним из величайших наслаждений для него было раскладывать самокрутки в пакетики из-под сигарет, не сняв с них разные предупредительные надписи. В удачные недели я мог рассчитывать на простое "Курение убивает". В прочее время, в зависимости от его настроения, Дмитрий подсовывал мне то "Курение наносит серьезный вред здоровью вашего окружения" , то пошлое "Курение приводит к импотенции".
В любом случае, после того как Наталия меня бросила, мое окружение сократилось, как шагреневая кожа, да и перспектива потери мужских способностей меня не пугала, уже не пугала.
Я протянул инспекторше чашку с кофе, потом подтащил стул и уселся напротив нее:
- Чем могу быть вам полезен?
- Прошу прощения, что потревожила вас во время отдыха, - начала она, и в ее голосе не прозвучало ни малейшей иронии. - Я пришла, чтобы сообщить вам грустную новость, господин Кантор.
- Бертена застрелили? - спросил я с улыбкой, испытывая определенную гордость за свою находчивость.
Ну конечно, она никогда не слышала о Сэмюэле Бертене. Моя шуточка ее совершенно не рассмешила. Я попытался объясниться:
- Вам трудно понять. Я имел в виду одного приятеля с мазохистскими наклонностями.
- Ваши знакомые меня не интересуют, - ответила она холодно. - Нет, речь не о нем. Я пришла, чтобы сообщить вам о смерти Наталии Велит.
На мгновение я застыл с разинутым ртом и выпученными глазами. Когда я, наконец, смог реагировать, ничего умного мне в голову не пришло.
- Наталия умерла? Вы шутите?
Судя по виду инспекторши, это была не шутка. Она покачала головой:
- К сожалению, нет. Как это ни прискорбно, я должна сообщить вам, что мадемуазель Велит сегодня утром нашли мертвой в собственной квартире.
Меня словно по голове ударило. Последние воспоминания о спиртном и конопле улетучились в одно мгновение.
Я никогда ни на одну минуту не мог представить себе, что Наталия может умереть. Тот простой факт, что ее лицо еженедельно появлялось на глянцевых страницах, делал ее бессмертной в моих глазах. Она была такой же, как супергерои комиксов - нестареющей и непобедимой.
Наталия не могла умереть. Я категорически отметал саму мысль об этом.
- Вы, наверное, ошибаетесь. Я видел ее прошлой ночью, мне показалось, что она в отличной форме. Вы нашли в ее квартире труп и решили, что это она. Я хорошо знаю Наталию. Она любит подразнить людей. Она вдруг возьмет и появится как ни в чем не бывало, губки бантиком. Это удивительная девушка. Она...
- Господин Кантор, - сказала инспекторша, ставя чашку на столик, - я понимаю, что вам трудно осознать эту новость, но ваша бывшая подруга действительно умерла. Ее агент опознал тело. Нет никаких сомнений, что это именно она.
Я почувствовал, как по моим щекам покатились слезы. Удар был слишком тяжелым. Последний раз я плакал, когда мне было пять лет, а потом решил, что больше ни одно горе не сравнится с тем, которое я тогда пережил. И я просто исключил слезы из арсенала своих эмоций. Даже когда Наталия бросила меня, я не сумел показать ей, насколько это для меня горько. Впрочем, она постоянно упрекала меня в безразличии. Она говорила, что я холодный и бесчувственный, что моего эгоизма ничем не прошибешь.
Я не сердился на нее за это. Она ничего не знала о моем детстве.
Я думал, что за двадцать пять лет воздержания мои слезные железы полностью высохли. Создавалось впечатление, будто эмоции, накопившиеся за это время, внезапно хлынули через край.
Я даже немного обрадовался, что смог так расслабиться.
Инспекторша казалась смущенной. Она отвела глаза и терпеливо ждала, чтобы я успокоился.
- Как она умерла? - спросил я между всхлипами.
- Мы еще не уверены, но, судя по всему, она была убита.
Я не сразу отреагировал. Я прокрутил в голове все слова этой фразы и в конце концов вычленил нужное. В моем мозгу вспыхнули огромные, мигающие неоновые буквы: "убита".
- Ее кто-то убил? - перевел я, стремясь убедиться, что все понял правильно.
Следовательница кивнула. Я начинал понимать причину ее прихода. Она приехала не просто для того, чтобы сообщить мне о смерти Наталии. Многолетний опыт просмотра теледетективов подсказывал кое-что другое.
Инспектор Коломбо не тратит времени на распивание чаев с семьей жертвы. Он не делает ничего бесполезного. Он - сторонник рационального планирования и жесткого руководства персоналом.