Информация между глав
Варвара Петровна Остапченко, известная в кругах определенных как Трясогузка, в жизни своей нелегкой много чего повидала. Начинала она свою карьеру как бикса бановая, работая на пару с кондюками стоявших на отстое составов, затем даже путанила в "Прибалтийской", но, сведя знакомство с бандитом средней руки Васей Купцом, остепенилась и приобщилась к промыслу солидному и прибыльному, известному еще с времен древнейших, а прозванному цветасто и звучно - хипесом.
Из себя была Варвара Петровна дамой статной, с формами как у рубенсовских красавиц, и утомленным сыновьям демократических реформ нравилась чрезвычайно.
Вот и ныне, когда первое отделение веселухи, посвященной очередной депутатской тусовке, закончилось и, первым делом помочившись, все народные избранники потянулись в буфет, Трясогузка сразу врубилась, что глаз на нее уже положен.
Высокий усатый сын гор с влажными глазами навыкате, улыбаясь всеми своими золотыми фиксами, этих самых глаз с нее не спускал, и Варвара, прикинув, что клиент дозревает, одарила его на мгновение видением своих снежно-белых парцелановых зубок. Сейчас же кавказец, оказавшись при ближайшем рассмотрении не сыном гор, а скорее всего его папой, стремительно к Трясогузке подволокся и, представившись Асланбеком Цаллаговым - депутатом от какой-то там автономии, - по-простому пригласил девушку в кабак, видимо не забывая старинную восточную мудрость: кто ее ужинает, тот ее и танцует. Не сразу, конечно, но согласилась Варвара Петровна и, обозвавшись мимоходом генеральской дочкой, потащила народного избранника в свою "семерку", а по пути в "Асторию" все ненавязчиво убивалась по своему отъехавшему сегодня в Англию мужу-дипломату.
В кабаке было славно - под шампанское икорка проходила отлично, кавалер был галантен и все порывался сплясать, а Трясогузка просила его деньги зря не тратить и все повторяла:
- Ах, Асланбек, не надо "Сулико", прошу вас, не надо.
Наконец вышло само собой так, что поехали к Варваре, и, поднимаясь по широкой мраморной лестнице на пятый этаж в заангажированную специально для подобных случаев хату, папа сына гор к своей даме прижимался страстно, а та хоть и улыбалась призывно, но пребывала наизготове и помнила, что самое главное впереди.
Обычно хорошо работал вариант с супругом-рогоносцем, когда клиент уже лежал под одеялом, но пока еще не на Варваре, а та, услышав скрежетание ключа в замке, вдруг с койки вскакивала и, замотав свои девичьи прелести простынкой, шептала в ужасе: "О, это муж мой. Он этого не вынесет. Застрелит нас уж точно" - и крепко прижималась к партнеру, не давая тому надеть даже исподнее. Сразу же после этого распахивалась входная дверь и в комнату врывался Купец, в прикиде классном и при саквояже, - сходил с ума от горя, старался выпрыгнуть в окно, затем пытался застрелиться, а передумав, подносил волыну к виску клиента. Моральные издержки возмещались тем в мгновение ока, и любитель острых половых ощущений, прикрываясь своими собранными в один большой узел шмотками, обычно шустро бежал одеваться по лестнице вверх, а вечно недовольный чем-то Купец, шевеля губами, считал содержимое его карманов и фальшиво напевал: "Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути".
Еще неплохо работал вариант с братаном-чекистом, который уже замочил шестерых любовников своей легкомысленной сестры и останавливаться, похоже, не собирался, а вот тема с родным дядей Васей, больное сердце которого, подорванное на Курской дуге, не выдерживало увиденного позора, - иссякла, потому как времена настали тяжелые и клиент измельчал.
Между тем, оказавшись мужчиной страстным и в своих желаниях необузданным, Асланбек Цаллагов пристал к Варваре как банный лист и, в мгновение ока разоблачившись до замечательных голубых подштанников с красными кавалерийскими лампасами, принялся сдирать с нее фирменный прикид от Кардена.
- Я сама, дорогой, я сама, - зашептала Трясогузка, страшно переживая за дивное нежно-розовое платье, а народный избранник уже умудрился разложить ее на тахте и, исхитрившись, стянул колготки, намереваясь тут же перейти в атаку. - Безумный, безумный, - игриво отбивалась Варвара и, подумав: "Сволочь Купец, где он, падла", вдруг промолвила: - Подожди секунду, милый, - и, расстелив койку по полной программе, медленно сама разделась и нырнула под одеяло.
Не веря такому счастью, депутат скинул подштанники и едва вознамерился залечь, как спектакль начался. Как буря ворвался оскорбленный муж, долго плакал, потом тряс пушкой, затем выставлял клиента из денег, и внезапно Трясогузка почувствовала, как что-то мягко сжало ее мозг, в глазах потемнело, и от приступа бешеной злобы ее даже затрясло.
Ненавидящим взглядом она окинула широченную, обтянутую лайкой спину подельщика, потом посмотрела на волосатую грудь народного избранника и, коротко вскрикнув, внезапно со всего маху ударила Купца тяжелой металлической пепельницей по башке, стараясь попасть в висок. Крякнув, тот повалился на отца сына гор, и, услышав, как наган грохнулся об пол, Варвара Петровна не глядя подняла его и дважды выстрелила любителю женских прелестей туда, где его мужское достоинство начиналось.
Радость от содеянного бешено крутилась в ее душе, и, наставив ствол на уже лежавшие неподвижно тела, она нажимала на спуск до тех пор, пока курок не щелкнул сухо, и тогда, захохотав в последний раз в жизни, Трясогузка вскочила на подоконник и смело шагнула туда, где через мгновение ее охватил мрак и покой.
Глава восемнадцатая
Рыбное филе Сарычев все-таки пожарил, как и хотелось, с картошечкой и лучком, но случилось это только следующим днем пополудни. Выспавшийся и сытый, он нахально напросился в гости к Маше, решив по пути купить ей и медвежатнице торт, а котам по баночке рыбной "Пурины", потом, сообразно нынешнему своему статусу, нацепил кобуру с именным стволом, захватил содержимое овечьей шкуры и пошел к машине.
В парадной майор крыс шпынять не стал, а, сказав: "Счастливо вам, шелудивые", осторожно обогнул мусорные залежи стороной и открыл входную дверь. На улице заметно потеплело, на голых ветвях уже вовсю чирикали воробьи, а ветер обещался вскоре принести на крыльях весну. Щурясь от солнечных лучей, Сарычев нагрел двигатель и, скинув на заднее сиденье шапку, в которой стало жарко, начал выруливать со двора. Колеса лайбы расшвыривали во все стороны размокшее снежное месиво, а с огромных сосулек, нависших над головами прохожих, громко капало, и Александр Степанович подумал: "Скоро шиповку снимать придется".
А где-то через час, ощущая шершавые язычки на ладони, он уже кормил с руки котов и, глядя, как Маша, перед тем как поставить в воду, разбивает молотком стебли принесенных им роз, глубокомысленно думал: "Отчего все прекрасное в этом мире всегда дается путем страданий, а?" Никого же вокруг высокие материи не волновали, - наевшись, Лумумба со Снежком залегли на отдых, подтянувшаяся поближе Райка сделала стойку и торт одобрила, а в комнате зазвенела посуда, и майора позвали пить чай.
По телевизору занудно пели про глазки, а на экране почему-то виднелась средних кондиций женская попа, и, наморщив носик, Маша программу переключила. Тем временем Александр Степанович положил даме на блюдечко кусочек торта, но, на это внимания даже не обратив, она не отрываясь смотрела на ужасы телевидения, и лицо ее быстро вытягивалось.
Шел "Петербургский криминальный вестник", и когда показали обгоревшую внутренность сарычевской квартиры, зажаренных жмуров на полу и чудом уцелевшую фотографию майора на стене - молодого и красивого, с высоко задранной при исполнении маваси-дзедан-гири ногой, - то, не сказав ни слова, Маша молча съела торт, заперла дверь и начала к Александру Степановичу усиленно приставать. Время для них остановилось…
Когда Сарычев проснулся, был уже поздний вечер. Потянувшись, он осторожно, чтобы не разбудить Машу, встал и долго стоял под холодными струями душа. Когда кожа занемела, он растер ее как следует полотенцем и, чувствуя, что тело становится свободным и легким, принялся одеваться.
Потоки транспорта на улицах заметно поредели, снежную кашу уже отгребли к тротуарам, и до Института болезней мозга майор доехал быстро. Запарковав машину подальше от любопытных глаз, он повернул лицо к востоку и, зашептав веками потаенное, услышал далекий голос: "Не забывай, сегодня третья лунная стоянка".
Внимая древним, Сарычев отпил лишь половину питья Троянова из черного сосуда, снова произнес слова заклинания и медленно вылил остатки себе на голову. Минут десять Александр Степанович сидел совершенно расслабленно, чувствуя, как все тело его начинает вибрировать в унисон с неизмеримо могучими, неведомыми силами. Затем дыхание его сделалось частым и прерывистым, сердце бешено заколотилось в груди, и последнее, что майор увидел, был стремительный хоровод сверкающих огней перед глазами.
Очнулся он скоро. Сознание было кристально-ясным, органы чувств работали за всеми мыслимыми пределами обостренности, и все происходившее вне его казалось неподвижным, настолько ускорилось его восприятие окружающего. Где-то далеко-далеко майор сразу же услышал звук возвращающегося "мерседеса", и, когда горящие фары показались в начале аллеи, он из "девятки" вышел и направил меч на приближавшуюся иномарку.
Мгновенно раздался звук тормозов, свет погас, и, прижавшись вправо, машина остановилась. Засунув клинок под мышку, майор начертал Знак Гала и, удерживая его, распахнул заднюю дверцу лайбы.
Мир, оказывается, действительно был тесен - в салоне неподвижно пребывали уже хорошо знакомые Сарычеву бандитствующие элементы, которым он не так давно устраивал массовый заплыв в "Незабудке", сразу же хором отозвавшиеся: "Повинуемся, господин". Кроме них в машине присутствовала дама, была она в состоянии бессознательном, руки ее соединялись со специальной скобой в сиденье посредством наручников, и майор сразу заметил, что жизнь ее неумолимо подходит к концу.
- Где Шаман? - поинтересовался он с ходу, стараясь выговаривать звуки как можно медленнее, чтобы сидящие в салоне понимали его.
- Нам знать это не дано, господин. - Сарычеву показалось, что фраза эта никогда не закончится, но он дотерпел до конца и, услышав: - Черные не допускают нас дальше Круга Внешнего, господин, - приказал:
- Поехали внутрь.
- Повинуюсь, господин. - Водитель запустил двигатель и, нажав на акселератор, тронулся с места. "Мерседес" был с коробкой передач автоматической.
Когда докатили до ворот и бибикнули, створка медленно отползла в сторону, и, зарулив внутрь, машина оказалась в тамбуре. Здесь ее разглядывали с минуту, затем проход открылся, "мерседес" выехал на залитое светом прожекторов огороженное пространство и, свернув направо, замер перед закрытым массивной металлической плитой проездом во второй стене. Сарычев щелкнул пальцами, и в ту же секунду его экипаж вздрогнул и, как бы сразу проснувшись, железо ворот узрел и с быстротой молнии "мерседес" покинул. Майор остался с дамой в одиночестве, но ненадолго - из калитки в стене неторопливо вышел кто-то одетый в черную накидку с капюшоном, и Александр Степанович сразу заметил, что щупальце, внедрившееся в его живот, по цвету полностью соответствует одежде.
Очертив рукой Круг-охранитель, Сарычев повторил Слово Могущества, и, не обратив на него никакого внимания, обладатель средневекового прикида уселся за руль и нажатием на печатку своего перстня заставил ворота подниматься вверх. "Да у них здесь будет покруче, чем на "особняке"", - невольно подумалось майору, а между тем лайба уже вкатилась за второй периметр и, проехав совсем немного, оказалась в небольшом бетонном боксе, расположенном в глубине фундамента массивного, отделанного гранитными плитами здания. Как видно, производственный процесс здесь был отлажен четко, и сейчас же к "мерседесу" подскочили двое шустрых обладателей черных капюшонов на голове и того же цвета щупалец в брюхе.
Пока один из них размыкал наручники, в руках другого оказалась сверкающая сталь, и, глубоко засунув клинок пассажирке за воротник, он одним движением разрезал все ее одежды вдоль спины, и из машины ее выволокли практически совсем обнаженной - в сапогах и спущенных до колен чулках. Сейчас же в ее руку вонзилась игла шприца, и глаза пленницы стали широко раскрываться, наполняясь осознанием происходящего, а уже через минуту сильными ударами плетей обладатели капюшонов погнали свою жертву по проходу в глубь здания.
Постепенно ее истошные крики начали слабеть, и, неслышно двигаясь в их направлении по узкому, слабоосвещенному коридору, Сарычев очутился наконец в мрачном, облицованном черным кафелем помещении. На его глазах пленницу, прямо в сапогах и чулках, бросили в бассейн с горячей, пузырящейся водой, и уже через минуту, оставляя на выложенном плиткой полу мокрые следы, она под ударами плетей двинулась дальше.
Наконец вся процессия остановилась перед массивной каменной плитой, а когда та медленно начала отходить в сторону, изнутри полился багряно-ржавый свет, и майор почувствовал, что пахнет за стеной, как на бойне. Он совсем уж было собрался последовать за всеми, но, прислушавшись к предкам, передумал и, перед тем как проход закрылся, успел только заметить, что огромный снежно-белый камень в центре зала был сплошь залит чем-то красным. Мгновенно Александр Степанович осознал, что это кровь, а из-за стены послышался ослабленный кирпичной кладкой женский голос, полный муки и отчаяния, и, внезапно на секунду стихнув, сразу же превратился в протяжный, животный крик. Даже не верилось, что так может кричать человек, но где-то через полчаса вопли стихли, и все вокруг окуталось ощутимо плотным покрывалом тишины, однако Сарычев чувствовал, что главное - впереди, и не ошибся.
Откуда-то из глубины послышались глухие, стонущие звуки, будто разверзалась земная твердь, все здание мелко задрожало, и своим до крайности обостренным восприятием окружающего майор ощутил, как под самые облака стремительно вознесся гигантский угольно-черный гриб, шляпка которого накрыла город подобно колоссальному зонту. Было видно, что множество живущих составляют с ним единое целое, и, содрогнувшись внутренне, Александр Степанович понял предназначение щупалец, внедренных в плоть человеческую. Не шевелясь, дождался он момента, когда опять разверзлась земная твердь и порождение мрака убралось в глубины, и только на один миг он вдруг узрел человеческий силуэт на кровавом фоне жертвенного камня и понял явственно, что это Шаман.
В то же самое время плита, закрывавшая проход, поднялась, пропуская двоих черных в капюшонах, которые катили на тележке обнаженный труп замученной. Рот ее был распялен в последнем предсмертном крике, на запястьях и лодыжках виднелись следы ремней, а на месте сердца Сарычев увидел огромную рваную рану.
Докатив погибшую до "мерседеса", обладатели капюшонов сноровисто уложили ее в специально установленную там емкость и, не замечая усевшегося на свое место майора, начали перегонять машину во Внешний Круг.
Здесь они иномарку покинули, а пока на их место загружался бандитский экипаж, Сарычев заметил только что прибывшую лайбу с новой жертвой и понял, что дело здесь поставлено на поток.
Между тем срок действия зелья Троянова подходил к концу, и, с трудом удерживая Круг-охранитель, майор чувствовал, что сердце колотится бешено и страшно хочется спать. Едва лишь "мерседес" проехал внешние ворота, майор из лайбы с трудом вышел и, приказав водиле на первом же мосту резко повернуть направо, уселся в свою "девятку". Сил не хватило даже на то, чтобы пустить двигатель, глаза Сарычева закрылись, и он вдруг почувствовал тяжесть острого бронзового топора в своих покрасневших от холода ладонях.
Часть третья
ЗЛО ГОЛИМОЕ
Malum necessarium - necessarium.
Est quaedam flere voluptas.
Очень древнее наблюдение
Глава первая
- Деда, а ты шаман?
Погруженные в оцепенение вековые ели, ветви и стволы которых были сплошь покрыты свисающими зеленовато-серыми бородами лишайников, наконец расступились, и, когда вышли на полянку, старый саам Василий Зотов хитро глянул на внука и, задумчиво улыбаясь, сказал:
- Что ты, парень, все хорошие нойды уже умерли и превратились в сейдов, а плохие шаманы равками стали, ночами встают из могил, знаешь, зубы какие у них - во. - И перед глазами Юрки возник огромный медвежий клык в заскорузлых старческих пальцах.
- Врешь ты, деда, - обиженно вскрикнул мальчик, - пионервожатая говорит, все это сказки, чтоб пугать трудовой народ…
- Тихо, парень, тихо, - голос охотника стал строг, - не кричи, а то придет Мец-хозяин - черный, мохнатый, с хвостом - и заведет тебя в чащу, или явится властительница Выгахке и утащит за высокую гору.
Ему было стыдно, что обманул внука, - не все нойды превратились в священные камни, его отца, прадеда Юркина, например, красные комиссары просто утопили в Сейд-озере, и наверное, живет он теперь у Сациен - белокожей, черноволосой повелительницы водоемов.
Некоторое время шли молча - прозрачные воды озера Имандры были тихи и задумчивы - и скоро очутились около места впадения в него ручья Мертвых. Пройдя немножко по тропинке, саам свернул с нее и, указав на склон, сплошь пронизанный корнями могучих сосен, спросил тихо внука:
- Видишь пещерку, парень? - и, не дождавшись ответа, сказал: - Это вход в подземный мир Тшаккала-гах, где живут карлики, промышляющие добычей серебра и золота. Как только найдут они самородок, так глотают сразу. И чтобы стать богатым, средство есть верное. - Он замолк и, увидав округлившиеся от удивления глаза внука, тихо добавил: - Нужно в морозный весенний день оставить котелок с кашей, но поставить его непременно надо на свободное от снега место. Карлики, наевшись до отвала, замерзают, животы у них лопаются, тут-то и нужно самородки хватать.
Приехавший из большого города на каникулы внук закрыл широко открывшийся от услышанного рот и спросил:
- Деда, а почему ты знаешь это все, раз ты не шаман?
- Мне отец рассказал, - сразу помрачнев от воспоминаний детства, сказал саам, - ему - его отец, а первому в нашем роду охотнику повстречался дух-помощник - Сайво-куэлле, посланный живущим на горных вершинах покровителем чародеев Сайво-олмаком, и научил его петь волшебную песню. - Посмотрев на внука, неожиданно ласково он глянул вверх на плывущие по голубому небу облака и сказал: - Часа четыре уже, наверное, будет, домой пора. Бабка пироги печет, вкусные пироги, с брусникой да с морошкой, на обед печенка жареная будет, пошли.
Ночью бог ветров Пьегг-ольмай пригнал из-за горы Яммечорр набухшие влагой тучи, на небе с грохотом пронеслись стрелы могучего Айеке-Тиермеса, и полил сильный дождь. Поутру сияющий Пейве все еще скрывался за его мутной пеленой, и когда в небе появилась радуга, дед глянул на внука и, хмуро улыбнувшись, сказал:
- Из этого лука и посылает Айеке-Тиермес свои стрелы-молнии. Гоняется он по небу за большим белым оленем с черной головой и золотыми рогами по имени Мяндаш, а когда убьет его, упадут с неба звезды, погибнет солнце и наступит конец мира. Вот так, парень.