Турецкий успел раньше. Решетчатая дверь, ведущая в подвал, открыта, на лестнице свалены трубы, сам подвал практически неосвещен – ремонт в полном разгаре. Снизу – еще одна дверь, цельнометаллическая. Едва Турецкий закончил рекогносцировку местности, из подземелья появился, грязный как черт, Лось. Первым делом он закрыл нижнюю дверь обрезком тубы. Затем посмотрел на себя при дневном свете и стал спокойно подниматься наверх, стараясь по возможности отряхнуться. Подоспевшие "пацаны" забарабанили в дверь, даже выстрелили пару раз – безрезультатно. Лось, довольный как слон, помахал им с верхней ступеньки подвальной лестницы, как будто они могли его видеть, и хотел уже театральным жестом спрятать пистолет в карман куртки, но в этот момент Турецкий арматурным прутом выбил оружие у него из рук и заехал коленом в пах. Совсем нетеатрально получилось, а банально и даже пошло. Лось беззвучно, как рыба хватая ртом воздух, съехал вниз. Турецкий, следуя его же примеру, запер за ним дверь все тем же прутом, подобрал выпавший пистолет и спрятал в карман.
– Со времени нашей последней беседы, Лосев, у меня накопились кое-какие вопросы. – Турецкий поудобнее облокотился на перила, всем своим видом давая понять, что расположен к долгому разговору.
Лось, щурясь на свет, посмотрел наверх, в сторону Турецкого. На лице его было написано крайнее удивление.
– Ага. Вижу, ты меня узнал, – сказал Турецкий одобрительно.
– Да пошел ты! Я ни в кого не стрелял. А на оружие у меня разрешение.
– Да ты поэт, Лосев, – одобрил Турецкий. – Я тоже могу. Ты поэт, зовешься Лосев, получаешь в переносец. Ну как?
Раздался металлический грохот. Запертые в подвале "пацаны", похоже, нашли в полутьме увесистую трубу и теперь работали ею как тараном. Дверь заметно задрожала.
– Эй! – заволновался Лось. – Открывай! Слышь, ты! Открывай бегом!
– Куда спешить? – Турецкий полез за сигаретами, предполагая, что это движение останется незаконченным.
Лось кинулся к решетке и постарался выдернуть прут. Готовый к такому повороту событий, Турецкий хлестнул его валявшимся под ногами электродом по пальцам. Лось отступил на исходную и обложил "важняка" в семь этажей.
– Что ж, – рассудительно проговорил Турецкий, внимательно выслушав сказанное, – переходим на "ты", я не против. – И врезал ему в "переносец".
Тем временем двое в подвале делали свое дело с завидным упорством. Дверь начала поддаваться.
– Что тебе надо, мент?! – заорал Лось в истерике.
Видя, что дверь долго не продержится, Турецкий перестал тянуть резину.
– Кто убил Волкова, Реваза и Дырокола? Можно – по отдельности, можно – списком. Только живо.
– Эти! – Лось ткнул пальцем в сторону подвала.
– Конкретнее! – потребовал Турецкий, демонстративно берясь за прут.
– Лысый! Остальные в кабаке.
Дверь от очередного удара прогнулась и приоткрылась. В образовавшуюся щель можно было просунуть руку.
– Порешили их уже! – снова заорал не своим голосом Лось. – Или повязали!
"Пацаны" просунули в щель не руку, а трубу, еще раз поднажали – и дверь рухнула. Оба тут же взялись за пушки, но бивший в глаза свет на секунду ослепил их. Поэтому Турецкий не спеша, словно в тире, выстрелил каждому в правое плечо.
Круто, поздравил себя Турецкий, как в американском кино. Или еще круче? Только там пистолеты хлопнулись бы об пол с победным звоном, а у нас, увы, бездарно упали в грязь.
– Руки за го… – Довести торжество до логического завершения Турецкий не успел.
Кто– то сзади огрел его по затылку. И все погасло.
РЫБАК
Было без четверти шесть вечера.
К Зине возвращаться после этой нелепой истории с наркотиками теперь опасно. Нужно искать новое пристанище. И у него была одна наглая идея.
Но пока что он снова слонялся в центре города. До начала "Футбольного клуба" по каналу НТВ оставалось минут пять, но посмотреть его было негде. А ведь там наверняка будут последние сплетни про федерацию, про футбольные разборки…
Внезапно его осенило. Магазин бытовой техники!
Рыбак двинулся вперед по Солянке, свернул направо в переулочек, в котором как будто был магазин фирмы "Партия"… Так и есть. Придется сыграть роль покупателя телевизора.
В результате эту передачу он смотрел на двух телевизорах "Сони", одном "Шарпе" и трех – "Томпсонах". Рыбак имитировал придирчивого покупателя. Но все зря. О федерации не было сказано ни слова, поскольку весь выпуск оказался посвящен противнику "Буревестника" – мюнхенской "Баварии".
"Долго и упорно культивирующиеся слухи о смерти "Баварии" как суперклуба оказались сильно преувеличены. В домашнем матче "Бавария" произвела впечатление мощной и отлаженной команды. "Боруссия" же, по всей видимости, перегорела еще до игры. После ничьей с минимальным счетом в Москве "Бавария" в турнирной таблице чемпионата Германии семимильными шагами ринулась вверх, словно намерившись показать провинциалам, кто в доме хозяин.
Под стартовым натиском хозяев "Боруссия" (и это недавний победитель Лиги чемпионов?!) готова была пасть уже на седьмой минуте. Кингстон одним касанием направил мяч в центр штрафной, где Джорджевич не слишком расчетливо подставил под него голову.
Штанга!
Как сказал бы патриарх отечественного футбольного репортажа Степан Мефодьевич Переверзев, Джорджевичу не всегда хватает координации движений…
Но где тонко – там и рвется. "Бавария", мгновенно нащупав прореху в обороне гостей, дальше шагала уже по проторенной дорожке…
Затем к успеху был близок российский легионер Константин Бруталис. Естественно, речь идет о штрафном ударе. Вратарь "Боруссии" Харальд Хоффман умудрился так выстроить "стенку" напротив своих ворот, что совершенно не видел момента удара. А Бруталис в этот раз даже не пытался перехитрить голкипера. Мяч, пущенный им не на точность, а на силу, безо всякой подкрутки, угодил точно в Хоффмана, вернее, в его наугад выставленные руки. Результат: опасность была ликвидирована, мяч переведен на угловой, а Хоффман сломал три пальца на правой руке и был немедленно заменен!
Таким образом, Бруталис нулевой счет не изменил, зато изменил состав гостей. И это оказалось роковым обстоятельством. Ну а первое, что сделал резервный вратарь Сэмюэль Хорват, вступив в игру, – вынул мяч из сетки своих ворот.
При подаче углового спокойнее других оказался самый опытный игрок на поле – тридцатидевятилетний Рихард Шульц, почти не выходивший на поле последние полгода. "Баварии" просто повезло, что этот футболист еще иногда играет в ее составе. Удар, приведший к голу, мог нанести только такой опытный игрок! 1:0!
Посмотрите на замедленном повторе, как это произошло. Классический навес с углового никто не успел принять на голову, потому на угол вратарской площадки мяч уже заваливался, и подоспевший Шульц, казалось, тоже не был готов к удару. Он подставил правую ногу и, работая внешней стороной бутсы, отправил мяч едва ли не пяткой. При повторе это видно особенно ясно. Фантастический гол! Тренеры "Буревестника" наверняка сильно поскучнеют, увидев этот эпизод.
Все остальное время тайма команды упирались в позиционной схватке и голевых моментов не создали. Зато сразу после перерыва состоялся еще один гол. Пенальти сомнительного происхождения реализовал играющий под четырнадцатым номером Роберт Вайс.
Шпенглер, вратарь "Баварии", угадал направление удара, но отбил мяч прямо перед собой, и набежавший Вайс с перепугу каким-то немыслимым вертикальным ударом вколотил мяч буквально под перекладину. 1:1.
Неожиданный поворот! Вайс радуется и, естественно, не знает еще, что окончательный счет матча написан у него на спине. Будет 1:4.
Дело в том, что "Боруссия" умеет прекрасно удерживать, но не отыгрывать счет. Недолог был всплеск радости на скамейке "Боруссии". Реализованный пенальти оказался не более чем голом престижа. И вот здесь проявились лучшие качества мюнхенского коллектива. "Бавария" действовала по принципу "ни одного касания без пользы", и мяч с неимоверной быстротой добрался до ворот, где удачно лег на ногу Джорджевичу. 2:1!
А "Боруссия" совершенно развалилась. Отставать в счете с мощнейшей "Баварией" оказалось губительным. "Бавария" же, поменяв игровое построение – четвертый полузащитник полностью ушел на место центрфорварда, – увеличила успешность контратак. Мюнхенцы одним своим приближением вводили гостей в состояние столбняка, и последние сами отдавали им мяч в простых ситуациях. В результате ошибок защитников Кингстон трижды выбегал один на один с голкипером "Боруссии". Но Кингстон не искал легких путей и забил только с четвертого раза, зато пушечным дальним ударом, метров с тридцати! 3:1!
А на последней минуте матча мощный Шульц, разбросав оборону "Боруссии" как котят, установил окончательный результат -4:1!"
Рыбак вздохнул и вышел из магазина. Как там сказал ведущий? Тренеры "Буревестника" наверняка сильно поскучнеют, увидев этот эпизод? Да и не только тренеры. И не только журналисты. Только измайловская братва на все чихать хотела. Видимо, этот дегенерат Резо на полном серьезе считал, что если показать футболисту перед матчем золотой доллар размером с футбольный мяч, то от этого он станет лучше играть. А тренировки тут вообще ни при чем. У них, наверное, уже тренер с футболерами на фене разговаривает. Стоп-стоп. А ведь Мамонтов появился в "Буревестнике", когда он уже был в тюрьме. Заурядный тренер из второй лиги. Ведь пока Рыбак был президентом, он его на пушечный выстрел к тренировкам не подпускал…
ТУРЕЦКИЙ
Он очнулся на том же самом месте.
В голове гудело, словно с чудовищного перепоя. Стены и перила слегка колыхались. Человек в бронежилете с расплывающимся лицом подхватил его под руки. Турецкий поморгал и попробовал сфокусировать взгляд. На крыльце Сикорский распекал какого-то омоновца. Увидев, что шеф пришел в себя, он немедленно подбежал, присел на корточки и, заглядывая Турецкому в зрачки, озабоченно спросил:
– Как вы, Александр Борисович?
– Где этот… – пару секунд Турецкий вспоминал слово, – Лось? – Он осторожно ощупал затылок, вроде цел.
– Задержан. – Артур помог ему подняться.
– А те двое?
– Один ушел, другого взяли.
– Которого?
– Лысого.
– Отлично. Лысый нам и нужен. У второго отстрелена половина левого уха. Что остальные?
– Один труп, двое тяжело раненных. Алехин так лицо изрезал, меня чуть не вывернуло, глаз на ниточке висит… Трое измайловских смылись. Представляете, у них поблизости еще одна машина была! Остальные пока в райотделе.
– Ни хрена не понимаю! – Турецкий отчаянно боролся с тошнотой. – Они в павильоне метр на два вдесятером воевали – и всего один труп?!
– Да там же накурено! Собственного носа не видно! До сих пор, наверное, не выветрилось.
Турецкий, поддерживаемый Артуром, вышел на улицу. Молодой омоновец, которому Сикорский только что учинил разнос, с виноватым видом попятился, уступая им дорогу.
– За что ты его? – поинтересовался Турецкий.
– А кто вам по темени съездил, не догадываетесь? – Артур потупился. – И я тоже обалдуй!
– А ты почему?
– Мобильник-то в кабинете забыл.
В прокуратуре Турецкого ждала новость, не две, как это принято: одна хорошая, другая плохая. Только одна – хорошая и плохая одновременно. Отпечаток на патроне от пистолета, которым не убили Штайна, принадлежит Дыроколу. Отпечаток идентифицирован, и это очень хорошо, но Дырокол-то уже мертв, а значит, ничего рассказать не сможет, и это очень плохо.
Артур, фактически впервые столкнувшийся с подобной выходкой экспертов, готов был буквально волосы рвать на себе от досады. Или на ком-нибудь еще.
– Сан Борисыч, но у них же были отпечатки Дырокола, они же есть в картотеке, неужели нельзя было получить результаты два дня назад, когда Дырокол был жив?!
– Я не эксперт, не знаю.
– Но это же просто безобразие, они нам практически похоронили дело!
– У них наверняка есть сотня отмазок и оправданий. Мы у них не единственные, не Президента все-таки убили, платят им мало, оборудование старое и так далее. Кроме того, ничего они нам не похоронили. Сам же говорил, что патрон мог лапать кто угодно, это еще ничего не доказывает, – хладнокровно ответил Турецкий.
– И тем не менее этого нельзя так оставлять.
– Хорошо, пойдем устроим показательный разнос, – устало согласился Турецкий.
Показательного разноса не получилось.
– Молодой человек, у вас, очевидно, высшее образование, и я смею предположить, что вы знаете, что такое прямая и обратная задача. – Пухленький, жизнерадостный эксперт-криминалист с аккуратной шкиперской бородкой, казалось, пропустил мимо ушей обвинения Сикорского в нерасторопности. – Представьте себе: у вас есть преступление, которому соответствует определенная статья Уголовно-процессуального кодекса. Прямая задача: зная преступление, определить срок, на который осудят преступника. Эта задача тривиальна, если вы знакомы с кодексом или просто не поленитесь в него заглянуть. А вот вам обратная задача: преступник осужден на пять лет, потрудитесь теперь назвать мне статью, по которой его осудили. Это, по-вашему, также тривиально?
Артур пожал плечами, еще не до конца соображая, к чему этот разговор с применением математических терминов. Турецкий же только усмехался в сторонке. Он-то был знаком с инструкцией, сочиненной в незапамятные времена то ли самими экспертами, то ли обманутыми следователями. А инструкция эта гласила: 1) эксперт всегда прав; 2) если эксперт не прав, смотри пункт 1.
– Правильно, это отнюдь не тривиально, – продолжал лекцию криминалист. – Кроме гигантского списка статей, в которых оговорен такой срок наказания, вам придется учесть разнообразные возможности наличия смягчающих обстоятельств, которые могли изменить срок…
– Или, наоборот, отягчающих, – мрачно закончил за него Турецкий.
– Вот именно! В результате результата вы не получите, простите за неудачный каламбур. С этими так возмутившими вас отпечатками у нас классический вариант обратной задачи. Имеется смазанный оттиск. По некоторым характерным деталям можно определить, что это правый большой палец человека с не слишком крупными руками. Это мужчина среднего телосложения или плотный, но низкорослый или же гипертрофированная женщина, последнее почти невероятно. Предположим, мы отбираем из картотеки только людей с соответствующими параметрами и начинаем сравнивать. Отобранный отпечаток мы размазываем тысячами различных способов и ищем совпадения. В результате после многодневной работы мощного компьютера мы имеем список из нескольких десятков человек. Когда у нас появился отпечаток пальца вашего трупа, мы решали уже прямую задачу: мог ли этот палец оставить этот след? С вероятностью выше восьмидесяти процентов мог. Чего вы еще от меня хотите?
Пришлось уйти несолоно хлебавши.
– Нет, вы слышали? Восемьдесят пять процентов. Как это нужно понимать? По-моему, он над нами просто поиздевался. – Впрочем, в голосе Артура звучала уже явная неуверенность в собственной правоте.
– Расслабься, – порекомендовал Турецкий. – Хочешь получить сто и более процентов, дуй к Дыроколу на квартиру, а потом в морг, собери все, что на нем было или могло быть кожаного: куртки, кепки, перчатки, штаны. Нужно найти вещь, частички которой были под ногтями у Штайна.
– А эксперты опять скажут: восемьдесят пять процентов.
– Ну, восемьдесят пять и восемьдесят пять – это уже сто семьдесят, – похлопал его по плечу Турецкий.
– Теперь вы издеваетесь?
– Почему?
– Потому что у меня хоть и юридическое, но высшее образование, и я еще помню, что вероятности независимых событий нужно не складывать, а умножать.
– То есть? – Вот Турецкий-то был уверен, что не помнил этого совершенно.
– Экзамен устроили, – обиделся Артур, – ладно, ваше право. У нас есть два независимых события: отпечаток на пистолете и, скажем, куртка, найденная среди вещей Дырокола. Отпечаток и куртка подходят нам на восемьдесят пять процентов, значит, не подходят на пятнадцать. Возможные сочетания: другой человек в другой куртке, Дырокол в другой куртке, другой человек в куртке Дырокола, наконец, Дырокол в своей куртке. Другой человек в куртке Дырокола – ни в какие ворота. Исключаем. Остается один вариант, в котором Дырокол ни при чем: другой человек в другой куртке – 0,15 на 0,15 – будет чуть более двух процентов. Довольны?
– Ты не дуйся. Я, например, все эти премудрости давно и прочно забыл и теперь исключительно благодаря тебе, парень, вижу, что не зря. Поскольку, как ни крути, если ты куртку найдешь, значит, Дырокол и есть наш убийца, а это и без всякой математики понятно.
За считанные часы, проведенные в камере, в результате напряженной мозговой атаки Лось не смог придумать лучшей тактики поведения на допросе, чем полный и всеобъемлющий отказ.
– Не знаю я ничего. Стрелял, потому что по мне стреляли. Все в пределах необходимой самообороны.
– Значит, тебе и скрывать нечего, – сказал Турецкий. – Ты у нас пострадавший. Тогда давай по порядку, изложи, как все случилось.
– Ничего не помню, контузило меня, наверное, – предположил Лось.
– А до какого момента помнишь?
– А вообще ничего, как отрезало.
– Контузило сегодня в павильончике или вчера на стрелке? – невинно поинтересовался Турецкий.
– Какая стрелка, какой павильончик, не помню же я! Я вообще врача требую, у меня голова болит и в глазах двоится. – Лось демонстративно закатил глаза и, осторожно придерживая виски пальцами, издал жалобный стон, очевидно призванный символизировать жесточайшую мигрень.
– Могу предложить аспирин и сигарету, – усмехнулся "важняк".
Сигарету Лось взял, от аспирина отказался. Курил медленно, выпуская дым между колен в пол. Турецкий, привычный к таким ситуациям, терпеливо ждал.
– Помогло? – спросил он, когда Лось наконец закончил.
– Нет.
– Ладно, – согласился Турецкий, – оставим пока, этим пусть РУОП занимается, а у Генпрокуратуры есть все основания предъявить тебе обвинение в соучастии в убийстве гражданина Германии Штайна Гюнтера Отто. Что ты на это скажешь? Признаваться будем?
Лось настолько опешил, что даже забыл о контузии, при которой резкие движения противопоказаны.
– Какой Штайн? – подпрыгнул он вместе со стулом. – Пьяный я был. Ничего не видел, ничего не помню.
– Лосев, пребывание в состоянии алкогольного опьянения – это не смягчающее, а отягчающее обстоятельство. Так что рассказывай. И на отца-благодетеля своего Улыбабова не надейся, тут он за тебя не заступится, потому как убили вы с Дыроколом немца на его территории без его ведома, а по собственной глупости и непонятно ради чего.
– Да нет у вас ничего на меня, – неуверенно предположил Лось. – На понт взять хотите…
– Мы такими морально устаревшими методами не пользуемся, – вдохновенно соврал Турецкий. – Пистолет у Дырокола был?
– Был, но я-то тут при чем?
– А при том, Лосев, что этот пистолет засветился при убийстве Штайна и на нем твои и Дырокола пальчики. А поскольку Дырокол мертв, отвечать по всей строгости тебе придется. Одному.