20. МАКС ЛАПТЕВ
Седая высохшая американка окинула пристальным взглядом мою одежду и решила, что я недостаточно беден. А следовательно, не могу рассчитывать на милостыню.
- Ноу, - сказала она. - Сорри, мистер.
- Йес, - проникновенно возразил я. - Май нейм из Макс Лаптев. Ай уэк ин... ин...
Английским языком я владею значительно лучше, чем японским или фарси. Тех я просто в упор не знаю, а по-английски хоть с трудом, но могу представиться по имени и объяснить, что живу я в Москве. Сильно напрягшись, я даже сумею сформулировать вопрос: который час?
К сожалению, этих языковых познаний было явно недостаточно для общения с суровой дамой из Фонда Кулиджа. Фонд этот, названный в честь всеми забытого американского президента, помещался в старом двухэтажном особняке на Большой Молчановке.
Сам особнячок я нашел довольно быстро - вскоре после того, как сообразил, что сувениры для вьетнамских ветеранов совсем не обязательно должны вручаться именно вьетнамским ветеранам и именно в США. Фонд Кулиджа считался международным и специализировался на содействии бывшим воякам независимо от нацпринадлежности: важно, чтобы подопечный был болен и неимущ. Уже в первой половине 90-х годов Москву наводнили такие фонды и фондики, при помощи которых великодушные бабульки с миссионерскими комплексами хотели обустроить дикую Россию путем раздачи недорогих подарков. Мы для этих старушек ничем не отличались от африканских туземцев. Только что не носили пальмовых юбочек и колец в носу.
- Ай уэк ин... - Я все пытался растолковать пожилой даме, что я работаю не где-нибудь, а в Федеральной службе безопасности. Однако никак не мог вспомнить, как же по-английски будет "безопасность".
Сжалившись над туземцем, старушенция все-таки вытащила из ящика с яркой наклейкой жестянку пива и протянула мне.
- Ноу, - в свою очередь сказал я. - Сеньк ю. - Пиво вдобавок оказалось теплым и безалкогольным.
Вместо слова "безопасность" в моей голове вдруг промелькнуло английское название ЦРУ. Я знал, что конторы на Лубянке и в Лэнгли именуются по-разному. Но, может, мне хоть таким способом дать понять бабушке из Фонда, что я, Макс Лаптев, - боец невидимого фронта, законный представитель русской секретной службы?
- Ай уэк ин... - предпринял я четвертую или пятую попытку, - ... ин Сентрал Интеллидженс Эйдженси... Рашен, - прибавил я.
Старушенция сморщилась, что-то с неприязнью проговорила и сухоньким пальцем указала мне на дверь. Я запоздало догадался, что Сентрал Интеллидженс Эйдженси не пользуется чрезмерной любовью у американских налогоплательщиков и пожилых миссионерок в том числе.
Как, собственно, и моя контора - у наших граждан.
- Ноу, миссис! - Я торопливо замахал руками. - Вы меня неправильно поняли. Ноу Цэ-рэ-у. Ай уэк ин... КГБ. Кей-Джи-Би. Андестенд?
- О-о, Кей-Джи-Би! - мигом заинтересовалась американка. - Андропоу?
На счастье, слово "Кей-Джи-Би" американская бабулька все-таки поняла: сказались долгие годы "холодной войны", когда нашей конторой пугали домохозяек. Теперь здание на бывшей площади Дзержинского обещало стать частью туристического набора для любознательных янки: аэропорт - Красная площадь - Большой театр - Лубянка - аэропорт.
- Йес. - Я немного погрешил против истины.
Честнее было признаться, что Юрий Владимирович давно умер и у меня другое начальство. Однако с моим английским растолковать американке смысл наших кадровых изменений и переименований - гиблое дело. Я и по-русски затруднился бы это внятно объяснить... Ладно, Андропов так Андропов. Хорошо она еще не вспомнила про Лаврентия Палыча.
Американская старушка торопливо надавила лапкой на кнопку интеркома и принялась звать в микрофон какого-то Майкла. Я, было, вообразил, что Майкл - это здешний Рокки-IV, которого миссионерши специально держат для поединков с местными капитанами ФСБ Иванами Драго. Но вместо супертяжеловеса с физиономией Сильвестра Сталлоне из внутренних комнат вышел махонький старичок. Лицо у него было доброе и сморщенное. Еще одна высохшая мумия.
- Здрав-тфуй-те! - приветливо проговорила мумия. - Тчем могу ус-лу-жи-вать?
Добрый старичок знал по-русски! Русскому языку его наверняка учил какой-нибудь белоэмигрант, поскольку дедушка Майкл перемежал свою речь не только американскими словечками, но и древними выражениями вроде "поелику возможно", "покорнейше благодарю" и "милостивый государь". Тем не менее после продолжительных расспросов и бумажных раскопок мне все-таки удалось узнать у двух благообразных мумий три вещи.
Ветеранские подарки, которые я искал, действительно пришли в Россию через Фонд Кулиджа.
Всего в Москву попало около сотни комплектов с тетрадками и бейсбольными кепочками.
Непосредственным распределением гуманитарной помощи среди русских ветеранов занимались не они, а мистер Федотов.
Кто такой мистер Федотов? О-о, милостивый государь, это есть главный гуманитарный заботник об увечных и нездоровых воинах, оставшихся без попечительства и призрения. Фонд Кулиджа не первый раз имеет дело с комитетом мистера Федотова.
Фраза о комитете меня несколько успокоила. Я-то боялся, что указанный заботник существует в единственном экземпляре и сам разносит гуманитарную помощь нуждающимся. А то и продает ее на Рижском рынке, облапошивая доверчивых американцев. Увы, такие случаи сегодня сплошь и рядом.
Получив заверения в честности мистера Федотова, я немедля полюбопытствовал, где находится его Комитет Добрых Услуг. Не в парке же на скамеечке?
Оказалось, что мистер со товарищи пребывают не в парке, а в доме на улице Лео Толстого. Вот, извольте, голубчик, - адрес и телефон.
- Премного вам благодарен, - сказал я, невольно заражаясь от пожилого Майкла нафталинными словечками. - Честь имею кланяться.
- Бай-бай! - ласково попрощалась со мной старушка, напоследок одарив меня американским гуманитарным леденцом в красивой глянцевой упаковке. Пожилая миссис обогатила свой опыт встречей с живым чекистом и была довольна.
- Ска-тер-тью дорога, - тщательно выговорил старичок, любезно улыбнувшись.
Им обоим и в голову не пришло выяснять у меня, для чего Лубянке понадобился мистер Федотов. Когда-то им отлично внушили, что в Советском Союзе агентам Кей-Джи-Би до всего есть дело. Мысленно я выразил горячую признательность американской пропаганде...
Дом под указанным номером стоял не на самой улице Лео Толстого, а был задвинут в глубь двора, между хилой детской площадкой и монументальной мусоркой. На табличке у входа в подъезд я прочитал: "ОКПИМВ. Общественный Комитет поддержки инвалидов малых войн".
- Малых? - задумчиво пробормотал я.
В школе и в институте меня учили подразделять войны на справедливые и несправедливые. Как видно, теперь войны делятся по-другому. По величине. Должно быть, историки считают трупы с обеих сторон и после выносят решение: что считать войной, а что - так, войнушкой.
Я открыл обшарпанную дверь подъезда и дернул за ручку следующей двери... Нет, не дернул - успел разжать пальцы. Когда много лет занимаешься террористами, приобретаешь кое-какие саперские навыки. В последний момент я заметил тонкую стальную проволоку, которая тянулась от ручки куда-то вниз, к скомканной газете, лежащей в уголке на полу.
Ай-яй-яй, подумал я, приподнимая за уголок газету. Под ней между двух кирпичей была аккуратно уложена граната-"лимонка". Стоило кому-то беспечно войти в подъезд либо выйти, как нехитрое устройство сработало бы.
Мне везет сегодня на опасные приключения. Сперва автоматчики из "Меседеса", теперь - милая штуковина по имени "Ф-1". Даже интересно, кто и что встретится на моем пути дальше. Неужели Собака Баскервилей с огнеметом? Да-а, тяжела и неказиста жизнь российского чекиста.
Я не стал дожидаться, пока кто-нибудь приведет взрывной механизм в действие, и, приперев дверь ногой, поскорее освободил гранату от привязи. Шестое чувство подсказало мне, что едва ли эта "лимонка" предназначалась мне. Скорее всего роль беспечных граждан была все-таки уготована сотрудникам мистера Федотова. Возможно, подумал я, фокус с проволочкой устроил обиженный ветеран-инвалид, которому не досталось бейсбольной кепочки и дармового пива. Обычный пенсионер, оскорбленный в лучших чувствах, садится писать заявление в мэрию, на имя самого господина Круглова. А у бывших воинов свои причуды; чуть что - и рука тянется к "лимонке". Обидел ветерана? Получи, фашист, гранату. Примерно такая, наверное, логика.
Внутри Комитет оказался вовсе не обшарпанным и бедным, как снаружи. Для благотворительного заведения интерьер выглядел даже роскошно. Понятное дело, ветеранскому Комитету совсем не обязательно ютиться в деревянной хибаре с одинокой лампочкой под потолком, но тем не менее... Общественная организация, призванная тратить деньги на бедных и больных, должна поменьше тратить на себя. Это правило хорошего тона. Между тем светильники, панно, отделка стен - все стоило, мягко говоря, недешево. А ковер? А позолоченные решетки на окнах? А кондиционеры экстра-класса? Поднимаясь вверх по широкой лестнице, я уже почти уверился в том, что мистер Федотов не такой уж альтруист, каким его расписали наивные американские миссионеры.
Во всяком случае, альтруисты не держат на службе плечистых охранников с помповыми ружьями.
Стоило мне подняться наверх и ступить в просторный коридор, как два дула оказались наведенными на меня. Два дула и четыре подозрительных глаза.
- Салют, ребята, - сказал я, предпочитая не делать резких движений. - Мне бы увидеть ваше руководство.
- Ты кто? - с угрозой спросил один из парней, поводя стволом. - Тебе чего надо?
Должно быть, здешняя охрана набиралась из подопечных инвалидов, и этот паренек был глух, как тетерев. Я ведь ясно сказал, что мне здесь надо: увидеть руководство. Только и всего.
Чтобы быть до конца понятым, я решил воспользоваться азбукой для глухонемых - и тут лишь вспомнил про "лимонку" в руке. Угораздило же меня захватить ее с собой!
- Глянь, у него граната, - страшно забеспокоился второй охранник, вжимаясь в стену.
- Сам вижу, не слепой, - отрезал его напарник и тоже стал медленно пятиться назад.
Так опытным путем я выяснил, что охрана инвалидского Комитета состоит не из инвалидов. Не из слепых, глухих или безруких - просто из малоопытных ребят с помповиками. Оба дула их ружей были по-прежнему нацелены на меня.
- Мне хотелось бы повидать мистера Федотова, - объявил я. - По важному делу... - После этих слов я сделал шажок вперед, весьма и весьма осторожный.
- Не двигаться! - тут же воскликнул первый охранник. - А то стреляю!
- Назад! - во весь голос проорал его напарник. - Пулю в лоб схлопочешь!
Парни были заметно напуганы и, похоже, сами не знали, чего от меня хотят: чтобы я замер или чтобы я попятился? До них еще не дошло, что правильнее вызвать сюда руководство, и пусть оно разбирается с пришельцем - карает либо милует. Я очень понадеялся, что какое-нибудь ответственное лицо рано или поздно высунется на шум.
Лицо высунулось.
- Что там за базар? - недовольно поинтересовался коренастый хорошо одетый джентльмен, появившись из-за ближайшей к нам двери. Слово "мистер" вполне гармонировало с его костюмом. Вдруг это и есть тот самый Федотов?
- Герман Семеныч, он вас спрашивает, - доложил первый охранник. Тот, которого я принял за глухого. - Вы не беспокойтесь, мы держим его на мушке, шлепнем в момент...
Моя догадка, таким образом, сразу подтвердилась. Мистер Федотов, обретя имя и отчество, посмотрел на меня. Затем посмотрел на "лимонку". Вид гранаты в моей руке не испугал его, а, казалось, только немного расстроил.
- Славчику мы не платим, - неторопливо проговорил он. - С Антоном - по нулям. С Кирой и Боруном - в расчете. Дуксину ничего не должны, а Толян спекся... Друг, ты кто, по жизни? Ты от кого будешь?
- Май нейм из... - машинально начал я. - То есть меня зовут Максим Лаптев. Я капитан Федеральной службы безопасности. От нее и буду.
- Эфэсбэшник - с гранатой? - покачал головой Герман Семеныч. - Неубедительно. Мы не в кино.
- Когда бы она рванула в подъезде, было бы намного убедительнее, - согласился я, протягивая ему свою находку. - Кто-то из ваших друзей приготовил вам внизу сюрприз на проволочке. Может быть, мне не следовало ее отвязывать? Тогда пардон.
Мистер Федотов бережно взял у меня из рук гранату, осмотрел ее вместе с проволочкой и, по-моему, начал проникаться ко мне доверием. Изучив мое служебное удостоверение, он сделал знак охранникам, чтобы те опустили помповики. Потом изъявил благодарность за разминирование подъезда. И даже перешел при этом на вежливое "вы".
- Не сердитесь на мальчиков, капитан, - попросил он. - Дерганые они стали, от простой "лимонки" теперь шарахаются. Читали в "Листке" про наши напряги? Троих моих заместителей грохнули за последние две недели. Первого из трех снайпер уделал, второго разнесли из базуки на похоронах первого, а третьего, Серегу, - на поминках по второму.
- Ваш Комитет прямо нарасхват, - выразил я соболезнование. - Никогда бы не подумал, что инвалидские дела у нас - в такой зоне риска.
- Льготы, капитан, - развел руками мистер Федотов, словно бы извиняясь. - Благотворителям положены налоговые послабления от Минфина. Всякая стрекоза хочет к нам в муравейник, да мы не всех хотим... Так что же надо большой Лубянке от моего маленького Комитета? - без всякого перехода поинтересовался Герман Семеныч. - Нашими заморочками как будто занимается РУОП, а не ваша фирма.
- Большой Лубянке нужна только маленькая справка, - в тон ему ответил я. - По поводу ста комплектов гуманитарной помощи из Америки. Меня направили к вам из Фонда Кулиджа.
- Ах, вы от этих божьих одуванчиков? - Мистер Федотов заулыбался. - Господи, а я-то подумал... Пройдите до конца коридора, в третью комнату. Там Воробьев даст вам любую справку, хоть в двух экземплярах!
Собственно, инвалидными проблемами в федотовском Комитете ведал всего один человек - щуплый чернявый юноша в очках с сильными линзами. Небольшая его комнатка была доверху заставлена ящиками и шкафами, завалена эверестами картонных папок, а сам юноша Воробьев, прижатый в углу, довольствовался табуреткой и письменным столом размером с тумбочку.
Я изложил юному аскету свою просьбу. При упоминании Фонда Кулиджа Воробьев первым делом ругнул американцев за скаредность, потом разрешил называть себя просто Ваней и, наконец, по-обезьяньи шустро выкарабкался из-за стола-тумбочки.
- К личным делам всех ветеранов фиг теперь подберешься, - огорошил меня просто Ваня и показал на одну из бумажных гордо потолка. - Тут неделю придется раскапывать, и то если экскаватор дадите.
Ни экскаватора, ни тем более недели у меня не было. О чем я сразу поведал юноше Воробьеву.
- Вообще-то я делаю краткие выписки из дел, - признался очкастый Ваня. - Неофициально, для быстроты... Хотите?
Я хотел. Тут же оказалось, что один из шкафов плотно набит связками библиотечных карточек.
- Так-так-так, - забурчал себе под нос юноша, ловко перебирая карточки. - Сейчас найдем ваши подарки, они у меня расписаны по группам... Здесь у нас "афганцы", "корейцы", "египтяне", "сомалийцы", "сирийцы"... "Кавказцев" я пополняю, они у меня ближе к краю...
- Много их у вас, - с сочувствием сказал я. Даже в этих связках и стопках немудрено было запутаться.
- Естественно, много, - не поднимая головы от картотеки, отозвался Ваня. - После семнадцатого года наша дорогая страна вела кроме гражданской и Отечественной еще тридцать девять малых региональных войн. Сорок, считая последнюю, на Кавказе...
Про себя я прикинул, что такое количество небольших войнушек запросто можно суммировать в парочку мировых.
- Инвалидам ВОВ все-таки легче, - между тем продолжал юноша. - О них государство хоть делает вид, что заботится. А малые войны именуются конфликтами. Вот представьте: вы потеряли ногу или руку на войне, которой не было.
Я помедлил, прежде чем задать один важный вопрос. Быть может, Ванин ответ поможет мне быстрее отыскать неуловимого "Мстителя".
- Не хочу обижать ваших подопечных, - наконец проговорил я. - Но, как вы полагаете, Ваня, сколько среди них людей... скажем так, с неустойчивой психикой?
- Какие уж там обиды! - Юноша по-прежнему вылущивал нужные карточки из связок и, похоже, ничуть не удивился моему любопытству. - Обычный медицинский вопрос, я и сам бывший медик... По моим расчетам, процентов десять из них страдают легкими неврозами, еще процентов десять время от времени переживают депрессии...
- А остальные восемьдесят? У них все в норме?
- Остальные - это уже готовые кандидаты в психушку, - не задумываясь ответил Ваня.
21. РЕДАКТОР МОРОЗОВ
Я наорал на привратника, обозвал бестолочью секретаршу, хлопнул что есть силы дверью своего кабинета и минут десять у стены с наслаждением забивал дротики в пористый резиновый лоб Президента...
Только после этого ко мне вернулась способность рассуждать логически.
Отойдя от стенки, я плюхнулся в кресло, закурил "Данхилл". С самим собой надо быть откровенным, подумал я. Пора признать, что меня, Виктора Ноевича Морозова, редактора авторитетной "Свободной газеты" и будущего докладчика на Совете Европы (если Карлуша не соврал!), обвели вокруг пальца, как пацана. Разумеется, Президент и не собирался сегодня со мной встречаться. Меня пригласили в Кремль лишь для того, чтобы изругать и выгнать. Специально провели в Сиреневую гостиную, дождались, пока я разложу на столике диктофон, текст вопросов, бумагу для заметок, приготовлюсь, настроюсь... А после этого - указали на дверь.
Я-то, глупец, радовался, когда мне удалось выколотить из пресс-службы согласие на интервью. На самом же деле они играли со мной в кошки-мышки. Если бы они заранее ответили отказом, эффект был бы гораздо слабее. Мало ли кому отказывают? А так я нахлебался унижений по самые уши: даже выпроводить меня поручили не пресс-секретарю, а какому-то безусому референтику из администрации. Дескать, знай свое место. До такого изощренного издевательства способен додуматься всего один человек - ясновельможный пан Болеслав. Сколько его ни гнали из Кремля, он неизбежно опять прорастал там, словно мухомор после дождя.
Гадский фаворит гадской власти.
Власти, которая показала свой оскал: и тогда, в девяносто третьем, и позже, на Кавказе, и сегодня, в Сиреневой гостиной. Все это - звенья одной цепи.
Дымные колечки от "Данхилла" поплыли по комнате и окутали мишень, всю истыканную дротиками. Вид расправы над резиновым Президентом, как ни странно, вносил в мою душу некоторое успокоение.
Мы слишком долго либеральничали с ними, сказал себе я. Мы по наивности давали им полезные советы, как лучше управлять Россией. А надо было колоть, бичевать, клеймить, выводить на чистую воду. Как они к нам, так и мы к ним. Должна быть не фига в кармане, а горькая пилюля. Не мир, но меч.
Дотянувшись до телефона, я набрал номер Казакова, своего первого заместителя.
- Вадим Юльевич, - сообщил ему я. - Через пять минут - внеочередной сбор редколлегии в моем кабинете. Оповестите сотрудников, сделайте милость.
- На какую тему будем заседать? - полюбопытствовал Казаков.
- Тема - завтрашний номер, - скупо ответил я.