– Кто им деньги дает… – задумчиво произнес Воловиков, догоняя ее и шагая в ногу.
– Так и не докопалась, – сердито сказала Даша. – Вряд ли кто-то серьезный – деньги небольшие, только на экипировку и хватает. Не более того. Да и с формой жены возятся, точно знаю… Какой-то богатенький Буратино развлекается от нечего делать, только и всего. За шашечку бы его привлечь, но у них все железки затуплены напильниками до полной законопослушности…
– А тех двоих видела?
– Наших?
– Ага.
– Видела, – сказала Даша. – Чему тут удивляться – у них состоит пара ребят из Центрального РОВД и один из Советского, что тут поделаешь, если законом не запрещено в свободное от работы время… А если честно – своя сермяга в этом есть. Во всем, что пузатый говорит.
– Дарья…
– Да я же – чисто теоретически, – вздохнула она. – Без малейшего сочувствия к экстремистски настроенным личностям. Вот только почему мы, область-донор, в такой заднице?
– Ты на президентских выборах за кого голосовала, если не секрет?
– За Бориску, понимашь…
– Вот и терпи.
– Терплю, товарищ начальник…
Она ускорила шаг – до родного крыльца оставалось метров пятьдесят, и, хотя в кабинете ждала масса тягостной работы, под крышей веселее, нежели на зябком ветру.
– Погоди, – сказал вдруг Воловиков. – Постоим, покурим…
– Пришли ведь…
– Погоди, – повторил он совсем серьезно.
Даша остановилась, вытащила из кармана сигареты, прикрыла сложенными ковшиком ладонями огонек зажигалки. Вопросительно повернулась к шефу – уже прекрасно понимала, что дело не в перекуре.
– Не надо, – отмахнулся он от протянутой сигареты. – И так в глотке дерет… – Воловиков надул щеки, медленно выдохнул воздух, явно пребывая в некотором колебании. – Вот что, Дарья… Ты в ком из своих уверена на все сто двадцать? Чтобы положиться безоговорочно?
– Славка, – сказала она, не особенно раздумывая. – Я с ним поработала, дай бог… А что? Это не значит, что он такой единственный, просто его-то я по жизни проверила так, что на все оставшееся бытие достаточно…
– Отлично, – сказал Воловиков, вроде бы даже с облегчением. – Совпадаем по фазе… Я сам о нем в первую очередь подумал. Так вот… Вы оба мне сегодня понадобитесь. В десять вечера у меня одна хитрая встреча… хитрая, но необходимая. Нужны два человека.
– Для чего?
– Честно говоря, и сам пока не знаю. Там будет видно. Ты не блести так глазищами, не блести – никакого крутого боевика не ожидается. Ни пальбы, ни беганья по крышам. Просто-напросто потребуется кое-что быстренько уточнить, выявить слежку… И не более того, в таком разрезе. Можешь, конечно, отказаться, это не на все сто служебное поручение…
– Да ладно вам, – сказала Даша. – Уж на меня-то всегда можете положиться… Когда и где?
– Давай прикинем… Если не произойдет ничего непредвиденного, отправишь своего шофера домой согласно трудовому законодательству, а сама со Славкой к восьми вечера сидите у тебя в кабинете. Загляну и распишу диспозицию…
Глава четвертая
Непонятки
– Поехали… – облегченно вздохнула Даша, когда воловиковская "Волга" плавно отчалила от тротуара.
Аккуратненько выжала сцепление, выждала немного: когда меж ней и машиной шефа оказались три посторонних (а может, и не вполне посторонних) автомобиля, тронулась. Славка расстегнул куртку, чтобы рукоятка "семьдесят первого" была под рукой.
– Не дрыгайся, – сказала она, не поворачивая головы. – Тебе же говорили, пальбы не предвидится.
– Береженого Бог бережет.
Ведущая машина, не дергаясь из ряда в ряд, спокойно катила по бывшему проспекту Сталина, Даша то висела у нее на хвосте в должном отдалении, то пару раз вырывалась вперед, имитируя полную якобы непричастность к той "Волге". Хвоста пока что не наблюдалось.
– Кассету достал? – спросила она мимоходом.
– Ага.
– Врубай потихонечку.
Через несколько секунд из динамиков у заднего стекла послышался хрипловатый голос Маргариты Монро, и Даше, как не раз уже было, показалось, что в этом голосе таится легкая насмешка над всем сразу – над окружающими, над жизнью, над собой:
– Нас с Мельпоменой лихо сблизили,
творя картонное добро.
Комедиант с похмельной физией
нас уверял, что он – Пьеро.
Он что-то пел с тоскливой миною,
как ставни, душу затворя.
Но все спасала Коломбина
с глазами цвета сентября.
Гаишник издали махнул им жезлом, но Даша преспокойно проехала мимо, не сбавляя скорости, он кинулся было на проезжую часть, но разглядел милицейский номер и попятился.
– Во что-то грешное одета,
развращена чужой весной,
она не рвалась стать Джульеттой,
но оставалась неземной.
И стало тихо в темном зале…
Мы, о несбыточном моля,
покорно ситцы принимали
за горностаи короля.
Не было хвоста. Светофор на Карабанова врубил красный, но Даша успела проскочить, перекинула рычаг на четвертую – здесь все гонят, как черти, подозрений не вызовешь…
– И чьи-то сказки стали былью,
и меч фанерный был в крови,
и ангелы теряли крылья,
а черти пели о любви…
Но занавес закрылся чинно,
на части сказку разрубя.
Тебе спасибо, Коломбина, -
за то, что не было тебя.
И кто-то важный хлопал сонно,
здесь скоротавши два часа.
И забывали почтальоны
навеки наши адреса…
Машина Воловикова замигала левым поворотом, целясь на кривую, извилистую Тиксонскую – в темное время мало кто имел охоту считать тамошние рытвины и колдобины, а посему больше шансов узреть хвост…
– Действительно, – сказала Даша. – Стишки на пару порядков выше "юбочки из плюша". Песенка провалилась?
– Не одна песенка, а весь концерт. Восемь песен. Все – на стихи Стребкова. Меценат, который собирался было дать денежку на выпуск кассеты, после такого пассажа передумал. Меж творческими людьми приключилась нешуточная ссора с хватанием за грудки.
Вообще-то, сама Маргарита выступала чуточку меньше, чем Роберт, но в выражениях все равно не стеснялась. От женщины, сама понимаешь, обидные эпитеты выслушивать гораздо унизительнее. Вдобавок на столе у них было… Короче, Стребков встал на дыбы, обложил и красавицу, и ее менеджера самыми последними словесами, Роберт полез в драку, но получил по ушам весьма даже качественно. Поэты, знаешь ли, не обязательно – кучерявые хлюпики. Стребков – мужик в расцвете, косая сажень, карате балуется который год… Набежал народ, Роберта спасли, поэта утихомирили, но он, гордо уходя, пообещал непременно пристукнуть и Марго, и Роберта… Пьян был на совесть. И грянул инцидент три месяца назад. Конечно, это ни о чем еще не говорит, но, во-первых – нешуточная обида, а во-вторых – приличное владение приемчиками…
– Ладно, – сказала Даша. – Уговорил. Отрабатывай и эту ниточку. Отметать не стоит – это для нас с тобой мотив прямо-таки смешной, а у творческого народа свои заморочки…
Машину подбросило на колдобине, Даша чуть не прикусила язык и надолго замолчала. Не было хвоста. Так и не объявился и в следующую четверть часа, пока они ехали по Беговой, по Маркса, по Каландаришвили. С проверкой, кажется, покончено. Даша прибавила газку, уже в открытую держась за машиной шефа – во исполнение точных инструкций. Оба автомобиля свернули налево, во двор, стандартной девятиэтажки на Короленко. Остановились. Воловиков неспешно вылез, прихватив памятную Даше желтую папочку из кожзаменителя, выглядевшую пустой. Оба сыскаря тут же оказались рядом с ним.
– Пошли, – сказал он и первым двинулся в подъезд – без железной двери и кодового замка.
Внутри оказалось довольно чисто, если не считать надписей на стенах, возвещавших, что Светка – блядь, Явлинский – козел, а "Шемрок" – чемпион. Судя по сей наскальной живописи, интересы у обитателей дома были самые разносторонние. Лампочки горели на каждом этаже. Даша хорошенько рассмотрела шефа и сделала для себя вывод, что он нисколечко не волнуется, но определенно озабочен. Она и не пыталась угадать, в чем им выпало участвовать, – не хотелось лишний раз ломать голову.
Меж третьим и четвертым этажами Воловиков неожиданно остановился:
– Вот здесь и постойте, – сказал он тихонько. – Минут несколько. Влюбленную парочку изобразите, что ли. Слав, куртку можешь застегнуть, меня там резать никто не будет…
– А потом? – спросила Даша так же тихонько.
– Если понадобится что-то предпринять, выйду и скажу, что именно. А может, и отправлю по домам. Там видно будет.
Он постоял, ожидая, пока Славка застегнет куртку, скрыв кобуру от нескромных взглядов, кивнул, поднялся по ступенькам и позвонил в дверь квартиры справа. Даша не видела ее номера, но, судя по тому, что на соседней красовались вычурные цифирки "45", Воловиков направлялся в сорок шестую – тут не нужно быть Эркюлем Пуаро…
Дверь приоткрылась почти сразу же, ничьего голоса Даша не услышала. Видимо, открывший моментально отступил в глубь прихожей – Воловиков тут же вошел, уверенно, не оглянувшись.
Они остались ждать. Закурили для скоротания времени. Этажом ниже орал телевизор, прогудел лифт, уплывая вверх. Чуть погодя этажом выше хлопнула дверь, щелкнул ключ, застучали уверенные шаги. Оба прислонились к стене, приняв раскованный вид самых что ни на есть здешних людей.
Спускавшийся оказался субъектом лет пятидесяти в хорошем пальто, дорогой шапке и при очках в тонкой позолоченной оправе. Проходя мимо, покосился опасливо и ускорил шаг.
– Неужели у нас вид такой? – хмыкнула Даша.
– Нынче народ всего боится…
Неспешно тащились минуты. Выкурили по второй, давя окурки подошвами и старательно зашвыривая их в угол, за шахту лифта. Снизу примчался небольшой эрдель, поплясал рядом, потыкался носом, крутя жалким обрубочком хвоста, унесся наверх. Следом гораздо медленнее тащилась хозяйка, определенно разменявшая вторую полусотню дамочка в неплохой шубе, со склочной физиономией.
И тут же оправдала Дашины догадки – приостановилась, поджала губы:
– А вы другого места не нашли, где курить? Всю площадку загадили, молодежь…
Пожалуй, не имело смысла притворяться перед этой Горгоной влюбленной парочкой – получилось бы только хуже, можно было нарваться на лекцию об упадке нравов нынешней молодежи, как пить дать…
– Я вам, девушка, говорю!
Даша обаятельно улыбнулась, освежила в памяти парочку фраз из разговорника, проштудированного во время парижской одиссеи, чуть развела руками:
– Же не компран па, же сюи этранже… У э ле салон де куафюр ле плю прош, мадам?
Мадам обозрела ее в некотором замешательстве, но, судя по всему, французскою мовой не владела совершенно. Пожала плечами, скривилась и пошла себе восвояси.
– Голову даю, супружница очкастого, – прошептал Славка. – Совершенно тот же звук ключа в замке. Жалко бедолагу…
Дверь загадочной квартиры отворилась, к ним спустился Воловиков – без пальто и шапки, без папочки, все с той же озабоченной миной на лице.
– Отбой, – сказал он тихо. – Можете отправляться по домам. Михалычу скажите, чтобы тоже уезжал. Меня потом отвезут. Ну, живенько! Так уж вышло… И возле дома не торчать, понятно? Приказ.
Повернулся и, чуть ли не прыгая через две ступеньки, поднялся к двери, громко захлопнул ее за собой.
Оба, переглянувшись, побрели вниз. Ни особого разочарования, ни любопытства Даша не испытывала – случались ситуации и заковыристее. Если шеф посчитает нужным что-то рассказать, расскажет. Если нет – перетопчемся…
Передав Михалычу распоряжение шефа, она первой пошла к машине. Вставив ключ в замок, не удержалась, все же задрала голову. В кухне свет погашен, горит только в комнате, выходящей на балкон. Самые обычные занавески, задернуты плотно. Ничего интересного или зловещего…
Глава пятая
Когда умирают свои
Машина летела в нелюдском завывании сирены и мертвенном, бледном полыхании сине-красных огней – так, словно сидящие в ней задались целью предотвратить конец света. Даша терпеть не могла выезд "под фанфары", но сейчас, забыв о прежних пристрастиях, понукала водителя чуть ли не матами. Шофер, как ему и полагалось, творил чудеса, швыряя машину в любой наметившийся промежуток, вылетая на тротуары. Дашу мотало, как лягушку в футбольном мяче – привязалось читанное где-то или слышанное сравнение, – она, уцепившись за петлю над дверцей, вся подалась вперед, словно могла этим прибавить машине прыти.
И постепенно то, чего она подсознательно боялась, становилось реальностью. Сначала, когда в дверь отчаянно затрезвонил шофер, времени думать не было – наспех оделась, пристегнула кобуру и понеслась по лестнице, подгоняемая всего двумя словами, которые водитель чуть ли не проорал: "Воловикова замочили!"
Потом, когда машина помчалась, появилось время, чтобы подумать. Потому что они неслись по вчерашнему маршруту – на Каландаришвили, мимо магазина автозапчастей, мимо магазина джинсовых шмоток с горевшей круглосуточно сине-красной неоновой вывеской… Сначала можно было убаюкивать себя отчаянным стремлением к тому, чтобы все оказалось диким совпадением, что это произошло в другом месте. Однако, когда машина под отчаянный визг тормозов свернула на Короленко, метнулась к стандартной панельной девятиэтажке – той, вчерашней, – не осталось надежды…
Тот самый подъезд. Из-за того, что асфальтированная дорожка была узкой и тесной, казалось, будто машин там стоит немеренное количество, хотя, если прикинуть наспех, не более полудюжины…
Даша кинулась в подъезд, загрохотала по ступенькам, локтем отшвырнув незнакомого сержанта, дернувшегося было заступить дорогу. Дверь той квартиры – в самом деле, сорок шестая – была приоткрыта, на площадке хмуро курил долговязый проводник в форменном бушлате без погон, а рядом сидела его овчарка со столь равнодушным видом, словно прекрасно понимала, что работы для нее не предвидится.
Прихожая – чистенько, уютно, никаких особенных выкрутасов. Краем глаза Даша заметила на вешалке рядом с ярко-желтым пуховиком, женским, похоже, пальто Воловикова, а рядом с черно-бурой ушанкой – его коричневую формовку. Заглянула в полуоткрытую дверь. В комнате кучковались человек восемь, в форме и в штатском, она узнала некоторых, а среди незнакомых наметанным глазом моментально выделила понятых – по особой, неповторимой скованности. Здесь его не было.
Вторая дверь, слева. Даша схватилась за круглую ручку, сверкавшую фальшивой позолотой, потянула, толкнула, когда это ни к чему не привело, повернула направо. Ручка не поддалась.
– Налево, – подсказал кто-то сзади. – И на себя.
Мельком оглянувшись через плечо – ага, Витя Вермуш из районного угро, – она повернула ручку влево. Эта комната – поменьше, особенного беспорядка незаметно, разве что там и сям разбросана одежда, мужская и женская. Две почти пустых бутылки на столе, пара тарелочек с убогой закуской, посреди стола – длинная нагайка из темно-коричневых кожаных полос. Гильза от пистолетного патрона, еще гильза, еще…
Потом только она набралась духу взглянуть на труп, который она никогда в жизни не рассчитывала увидеть. Видеть шефа таким отчего-то казалось столь же противоестественным и нелепым, как если бы она узрела вдруг со стороны собственное остывающее тело.
Крови было не так уж много, и она давно успела подсохнуть. Воловиков, сыскарь от Бога, лежал на спине, подогнув голые ноги, в одной рубашке, застегнутой на пару нижних пуговиц.
Сознание раскололось надвое. Одна половинка выла в дикой, нечеловеческой тоске, другая деловито и профессионально оценивала увиденное. Одна пуля попала в лоб над правым глазом, еще две угодили в грудь – но, судя по длинному, узкому подтеку, видневшемуся из-под спины, была еще и четвертая. Вполне возможно, она-то, четвертая, как раз и была первой выпущенной: выстрел в спину, человек, еще не успев ничего осознать, всего лишь раненый не особенно тяжело, разворачивается к стрелявшему, получает еще три пули – раз, два, три, в упор!
Почувствовав, что сейчас и в самом деле завоет в голос, она шарахнулась, налетела спиной на Вермуша, тот торопливо посторонился, и оба вышли в коридор, тщательно притворив за собой дверь.
Даша не успела ничего спросить у старого знакомого – в прихожей застучали сапоги. Прямо на нее, целеустремленно, слепо шагал полковник Галахов в распахнутой шинели. Даша дернулась в сторону. Полковник одним движением повернул ручку влево, рванул дверь на себя. Вошел. За спиной у него тут же встали еще двое, заглядывая через плечо, – затылки были знакомые, но в нынешнем своем состоянии Даша никак не могла их опознать.
– С тобой все нормально? – озабоченно спросил Вермуш.
В глотке у нее стояла какая-то кислятина, и она, неопределенно махнув рукой, выскочила на площадку, выхватила из кармана пачку сигарет, затянулась, чтобы вытравить эту кислятину.
Вермуш с непроницаемым лицом стоял рядом. Овчарка, вывалив широкий розовый язык, пытливо разглядывала Дашу.
– Рассказывай, – сказала она, не узнавая собственного голоса.
– Психушка приехала раньше нашей машины…
– С самого начала, – сказала Даша так, что его невольно передернуло.
– Ночью соседи ничего особенного не слышали – временами взревывала музыка, но ненадолго. Выстрелов они, конечно, не привязали к конкретному времени, вообще не поняли, что были выстрелы – "что-то трещало", "что-то падало", один вообще решил, что это откупоривали шампанское. Так, кто-то что-то слышал сквозь сон… А около шести в сорок пятую принялась звонить эта девица – в одних плавках, чем-то красным измазанная, они сначала решили, что кетчупом, с пистолетом в руке. Тихо, спокойненько, вежливо стала просить подсолнечного масла, чтобы смазать пистолет, и так же спокойненько объяснила, что пистолет, когда из него кого-то убьешь, надо смазать непременно подсолнечным маслом. В сорок пятой дверь открывала жена хозяина, у нее от такого зрелища мгновенно язык отсох и наступило общее оцепенение организма, пролепетала что-то и захлопнула дверь. Девица опять стала названивать – теперь и в сорок пятую, и в сорок четвертую. В сорок четвертой живет отставник, даром что интендант, а быстренько определил, что пистолет у нее настоящий. Попросил девку подождать, схватил телефон и стал названивать в психушку – у них по подъезду уже шатались наркоманы, один почти так же выглядел… Девчонка тем временем преспокойно пела на площадке что-то веселое, плясала себе, народ выходил на работу и тихо офуевал, кто-то еще начал накручивать ноль-три, начиналось оживление… В общем, психушка все-таки приехала, не особенно и припоздав, а поскольку им с самого начала сказали по телефону про пистолет, а времена нынче сами знаешь какие, эскулапы решили не рисковать, заскочили предварительно в райотдел, взяли двух ребят из дежурной части… Ничего особенного не было. Девка и у них вежливо попросила постного масла, не дергалась, не сопротивлялась. Прямо на лестнице у нее тихонечко вынули пистолет из руки, оттеснили в квартиру, там стали пеленать, сержант заглянул в другую комнату, увидел труп, нашел удостоверение в кармане…
Отметив краешком глаза легкое движение, Даша обернулась. Рядом стоял Галахов и внимательно слушал. Кивнул:
– Продолжайте.