– Я тебе не все сказал, когда доносил официальную версию. Не только Рита и не только Таранов, – Сергиевский снова улыбнулся, но на этот раз устало. – Представь себе – оперативная группа ведет дело. Гибнет один сотрудник. И не просто гибнет, а попадает в подготовленную ловушку. Второй получает пулю в спину плюс удар ножом. Группу свободно могут расформировать. Что бы ты там о начальстве ни думал. И каким бы оно на самом деле ни было плохим, но рисковать всей группой оно не станет. Это вредно для карьеры. Убрать нас, поставить других.
– И что здесь плохого?
– Плохо то, что и меня отстранят.
– А это так плохо?
– Плохо. Я тебе пытался объяснить в кафе. Если кто-то и найдет дракона, то это только я.
– Ошибочка, – засмеялся Шатов, – только я. Вы все – не в счет.
– Интересная версия. Это тот самый случай, когда наживка хочет сожрать рыбу.
– А хоть бы и так.
– У меня нет настроения спорить.
– И что это значит? И почему все-таки не убили мать Гремлина?
– После этого нашу группу расформировали бы со стопроцентной гарантией. Без сомнения, – майор замолчал, откинувшись в кресле и рассматривая Шатова.
Ну и что? Расформировали – кто опечалился бы? Сергиевский? Так Дракону плевать на мнение майора милиции. Шатов? Так его все равно бы воткнули в качестве наживки и добровольного помощника в новый состав группы. И это было бы, кроме всего прочего, выгодно и Дракону. Эта была бы та самая пауза, которой он добивается… Если Шатов правильно его понял. Так что, не желая убивать мать Гремлина, Дракон не желает расформировывать группу?
Почему он сегодня такой тупой? Майор вот, например, все понял сразу. Молодец. Быстро отреагировал. И понятно, почему начал секретничать, прятать информацию от своих.
Выходит, что он может на сто процентов сейчас доверять только себе и Шатову. Потому, что расформирование группы мешало Дракону только в одном случае – когда в группе кто-то работает на него, на Дракона.
Остается только выяснить – кто?
– Есть варианты? – спросил Шатов, стараясь оставаться спокойным.
– Рыжего можно вычеркнуть, – майор вынул из ящика стола лист бумаги и нарисовал на нем крест.
– И Таранова.
– И Таранова, – на листе появился еще один крест.
– И меня, – подсказал Шатов.
– И тебя, пожалуй, тоже, – третий крест.
– Гремлин?
– Не знаю. Может быть – да. А если история с матерью только прикрытие? Она ведь в этом случае ничем не рискует. А на нас это производит неизгладимое впечатление.
Когда сотовый телефон в кармане куртки зазвонил, Шатов не задумываясь вынул его, нажал кнопку и, не слушая, сказал:
– Мне некогда. Пошел к черту, и раньше чем через час не звони.
И Шатов выключил телефон. И замер, ошарашено разглядывая аппарат. Потом медленно перевел взгляд на Сергиевского. Словно в зеркало посмотрелся. Растерянность и удивление.
Шатов отключил телефон и осторожно положил его на край стола.
– Что это было? – спросил Сергиевский.
– Вы о звонке?
– Я об ответе.
– Не знаю, – Шатов растерянно пожал плечами. – Само вырвалось.
– Включи телефон, он перезвонит.
– Не включу. Я же сказал – через час, – Шатов спрятал телефон в карман.
– Он же кого-нибудь убьет.
– Он и так кого-нибудь убьет. Мы ведь в смешном положении – какое бы решение не приняли, он все равно убивает человека. У него на рулетке нет "зеро". И я думаю, что он позвонит именно через час, – Шатов говорил тихо, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. – В крайнем случае – перезвонит на другой телефон. На ваш, или на телефон в комнате у оперов…
Шатов замолчал.
Все это у него действительно вырвалось случайно.
– Да, – сказал Сергиевский, – это как в анекдоте о психиатре. Сегодня у меня оговорочка вышла, точно по Фрейду. Хотел за завтраком попросить жену подать чай, а сказал: "Сука, блин, ты мне всю жизнь изгадила!".
Странное тепло начало распространяться от телефона, лежащего во внутреннем кармане куртки. Тепло, переходящее в жар. Шатов слишком привык относиться к телефону и звонкам Дракона как к чему-то жизненно важному. Это не правильно – вот так вот обрывать разговор. Это ведь Дракон! Дракон!
Ну и что? Что из этого, спросил себя Шатов. Ну – Дракон. Ну, соизволил позвонить. Хочет продолжить игру? Подождет. Если ему хочется услышать реакцию на приезд старушки – подождет. Подождет…
– Что у нас дальше по личному составу, – как можно более спокойным голосом спросил Шатов.
– Пирог, Балазанов, Климов… – на листе бумаги появились три вопросительных знака. – Не знаю. Любой из них.
– Климов с меньшей степенью вероятности может работать на Дракона.
– Это почему?
– Он слишком провоцирует меня на конфликты. Слишком демонстрирует свою антипатию ко мне. Я, кстати, так и не понял почему.
– То, что он демонстрирует – это ничего не значит. Он для того может и отрываться, чтобы снять с себя подозрение. А тебя он не любит… Ты плохо относишься к ментам из-за того, что они тебя чуть не убили? А он не может забыть, как такой же, как ты журналист чуть не вышиб его из органов. Он нарвался на компанию пятнадцатилетних пацанов, здорово угашенных. Они полезли в драку. Малолетки с ножами – все, как положено. Он одному из них сломал руку. Второму организовал сотрясение мозга. Все, в общем, в пределах разумного. Но одного из мальчиков решили отмазать, а для этого нужно было затоптать мента. И журналист поднял кампанию против жестокости и превышения… Не с чего Димке вас любить, господин журналист.
– Не с чего, – согласился Шатов. – И кто же стучит Дракону? А, чуть не забыл, Барановского тоже можно вычеркнуть из списка подозреваемых.
– Что так? Неужто из-за того, что он только сегодня появился в группе.
– Ну…
– Он пришел из информационного центра. А там, понимаешь, можно получить данные на любого из нас. И, кстати, сводку Дракону там добыть очень даже просто. Нет?
– Да, – Шатову вдруг пришла в голову забавная мысль, – а ведь и я мог бы…
– Мог. Только в вашей истории, господин Шатов, слишком много эмоционального. Такое трудно придумать. Кроме этого, у меня есть другие источники.
– Кстати, об источниках…
– Без комментариев.
– Вот даже как? Тогда поясните мне, почему это не может быть майор Сергей Сергиевский?
Майор ответил не сразу, тщательно взвесил эту мысль и цыкнул зубом:
– Может. Совершенно спокойно может. А разговоры о "кроте" ведет только для того, чтобы запудрить мозги Шатову. Сергиевский вообще мог бы всю группу укомплектовать своими людьми, убийца к убийце. И выходит, что у меня положение чуть легче, чем у Евгения Шатова. Я могу верить себе и ему, а Шатов – только себе. Тяжело ему будет.
– Справлюсь, – резко ответил Шатов.
Снова – слишком резко. И снова кровь очень легко бросилась в лицо. И кулаки сжались. И заколотилось сердце. Что это с ним? Ведь не было никакого повода. Просто разговор. Просто обсуждение проблемы…
А какого черта майор прицепился? Что за намеки и ирония? Считает, что может все? Козел в погонах! Шатов торопливо отвел глаза. Не нужно, чтобы Сергиевский увидел их выражение. Совершенно не нужно. Да чего же Шатов так трясется перед майором? На фиг! Ни минуты. Ни секунды. Сейчас я выскажу Сергиевскому…
Спокойно! Спокойно, Шатов. Что с тобой? Это напоминает безумие. Ты бросаешься в драку по любому поводу, ты срываешься из-за пустяка. Сейчас успокойся, глубоко вдохни и выдохни. И разожми пальцы. Молодец. А теперь посмотри в глаза майору. Спокойно, уверенно. Ты сможешь.
– Что случилось? – спросил майор.
– Ни-че-го… – по слогам произнес Шатов.
– Я же вижу.
– Да!… – спокойно, – нервы. Просто нервы. Я в последнее время слишком близко все принимаю к сердцу.
Зазвонил телефон, не сотовый в кармане, а тот, что стоял на столе. Шатов напрягся. Дракон все-таки перезвонил?
– Майор Сергиевский. Да. – Сергиевский посмотрел на Шатова и еле заметно покачал головой – не Дракон. – Да, Пирог. Старший лейтенант. Да, с ведома Ознобишина. Да что ты ко мне прицепился. Перезвони генералу, узнай. Да. С вами не то, что в бутылку, в за… куда угодно полезешь. И не задерживай их там. Пока.
Не Дракон. Кровожадный безумный маньяк терпеливо ждет назначенного времени. Смешно? Очень. Обхохочешься. Изойдешь смехом.
– Перезвони своей жене, – сказал майор. – Чтобы подготовилась к приезду Пирога, вещи там собрала, самое необходимое.
Вещи… Вывезти ее вместе со всеми… Это будет забавно, подумал Шатов. Хорунжий будет биться в истерике, узнав, что его тщательно спланированная и скрупулезно исполненная операция прикрытия получит такое развитие.
– Нет, – сказал Шатов.
– В смысле? Тебе не жалко жены?
– Он ее не тронет.
– Откуда такая уверенность? Он что – предупреждал?
– Не знаю… Если сейчас исчезну я, или я спрячу ее, то Дракон отреагирует болезненно. Он хочет, чтобы я знал, чтобы я каждую секунду чувствовал свою уязвимость. Я себе даже представить не могу, что он сделает… Я… – Шатов почувствовал, что теряет мысль, что объяснение выходит путаное и невнятное.
Но не может же он, в конце концов, просто заявить, что Вика на службе и не может покинуть своего боевого поста. И самое главное – он не собирается отчитываться перед майором, пусть у него даже два высших образования и спецназ. Плевать! Он всегда сможет заткнуть пасть этому майору…
Стоп.
И еще раз – стоп. Что-то тут не так. Нервы. Он слишком издергался и срывается от малейшего толчка. Так нельзя. Нельзя. Нужно просто уйти отсюда. Выйти на улицу. Здесь слишком душно. Давят стены и потолок. Душно…
Шатов потянул ворот рубахи. Что-то треснуло. На улицу… Ему нужно уходить. Все бросить и уходить. Домой. Там нет Виты, но это и не важно. Просто уйти отсюда.
Шатов встал.
– Что случилось? – спросил Сергиевский.
– Ничего. Просто мне нужно идти домой. Ждет жена.
– Нельзя.
– А кто мне помешает? Ты, майор? Попробуй. Думаешь, твое спецназовское прошлое сможет меня остановить? Я тебе вобью его в глотку, только сунься, – Шатов засмеялся. – Я буду делать только то, что решил я сам. И лучше не становись на моем пути. Въехал?
– Въехал, – Сергиевский сказал это очень-очень тихо.
– Вот так, милейший, я пошел. Если что – звоните, но не на сотовый, а на мой домашний. И – все.
Шатов шагнул к двери. Остановился. Немного поколебался, потом оглянулся. Сергиевский смотрел ему вслед, и во взгляде его читался не страх. Нет. Напряжение? Настороженность?
– Извините, – сказал Шатов неожиданно для себя. – Не обращайте внимания. Это нервы. Это просто нервы.
Глава 9
Город затих. Еще густо светились окна домов, еще двигались тени по задернутым шторам, но на улицах уже почти никого не было. На пути к Центральному парку Шатову попалась только одна парочка, слишком увлеченная собой, чтобы бояться темных закоулков.
А Шатов еще помнил время, когда по вечерам Парк был ярко освещен, и до одиннадцати часов вечера в нем работали аттракционы. Сотни людей стояли в очередях на карусели и колесо обозрения. На танцплощадке, ее тогда называли "болото", было людно и шумно.
Куда все это подевалось? Кому это мешало? Прошло всего лет пятнадцать. И все. И не узнать парка.
Вот там, вспомнил Шатов, там, где сейчас стоит павильон автодрома, стоял старый, еще деревянный кинотеатр "Парк". А вот там, где сейчас автодром поменьше, было колесо обозрения. Не то здоровенное, которое поставили не так давно, с сидениями из металла и пластика, а уютное, с деревянными лавочками, как в парке. И поднимало это колесо не хрен знает куда, а только к вершинам сосен.
Шатов зажмурился и остановился – так ярко вдруг нахлынули детские воспоминания. Они пришли в парк. Они на каждый праздник приходили в этот парк, как тысячи и тысячи других горожан. Карусель с уютными и симпатичными лошадками, цепи, крутившиеся с умопомрачительной скоростью… А вот там, в самой глубине, два заветных аттракциона, мечта каждого мальчишки – крохотные самолетики, крутящие мертвую петлю и иммельман. Но там кататься нельзя, туда пускают только взрослых. А мальчишки могут только стоять и смотреть с завистью.
И еще печенье, слоеное печенье под названием "Союзное". Он очень любил это печенье, и ему всегда покупали его. Всегда, когда приходили в парк.
Сейчас он в парк не приходит. Сейчас ему некогда. Он может только пройти по старым аллеям для того, чтобы срезать расстояние. Шатов глубоко втянул воздух.
Хорошо! Осень – его любимая пора года. Наверное, это признак старости, раз он может точно сказать, какое именно время года ему нравится. Осень. Бабье лето и листопад, который следует за ним.
В воздухе пахло дымом. Жгут листья. Шатов принюхался и засмеялся. И это тоже запах его детства.
Шатов поднял голову и только после этого обнаружил, что с неба сеется мелкий безвкусный дождик. Мельчайший, легкий, словно пыль.
– Который час не подскажете?
Шатов вздрогнул, обернулся на голос. Еще одна парочка. Сопляки лет восемнадцати. Им наплевать на дождь, на темноту и на то, что в парке теперь можно нарваться на кого угодно. Они даже останавливают одиноких прохожих, чтобы спросить время. Безумцы.
– Двадцать два – двадцать.
– Спасибо, – пискнула девчонка и обвинительным тоном обратилась к своему кавалеру, – Я же говорила, что уже поздно. А ты…
Что там пробормотал в свое оправдание кавалер, Шатов выслушивать не стал. Потянуло зябким октябрьским ветром, и его холодная лапа размазала по лицу капли дождя. Прошло уже больше часа с того момента, когда он оборвал телефонный звонок Дракона.
Шатов вытащил из кармана телефон, взвесил его на руке. Сколько раз он уже хотел зашвырнуть проклятый аппарат подальше. Или растоптать. Или бросить его в огонь и смотреть, как пластик будет корежится, словно змея, попавшая в огонь, или Дракон, застигнутый всепоглощающим пламенем.
И каждый раз что-то останавливало. Шатов так и не придумал названия этому чувству. Не страх. Точно – не страх.
Телефон подал голос, как только Шатов его включил. Как Дракон хочет позвонить! Как он жаждет поговорить.
– Да.
– Вы ведете себя не корректно…
– И вы за это меня накажете?
– Я… Я не потерплю…
– Потерпите. Час же потерпели, потерпите и еще.
– Вы заставляете меня думать, что терпение мое слишком затянулось. А оно не безгранично, уверяю вас.
– Ну и что? Что произойдет, когда ваше терпение закончится? Вы начнете убивать всех подряд? Вы разрушите город, снесете каждый его дом, изнасилуете каждую женщину и девушку? И все для того, чтобы продемонстрировать мне свою ярость? Не смешите!
Шатову вдруг действительно показалась вся эта ситуация очень смешной. Что, в конце концов, происходит? Кто-то убивает людей? Какой ужас… Нужно теперь забыть обо всем и посыпать себе главу пеплом? Бросаться выполнять приказы Дракона, играть в его игру? Чушь.
– Что-то с вами произошло, – констатировал Дракон. – Это плохо.
– Конечно, плохо.
– Это плохо не для меня. Вы ведь обратили внимание – до последнего времени я максимально корректно вел себя по отношению к ближнему окружению и вашему, и ваших друзей. Я даже организовал для одного из них встречу с матерью. Представляете, он не встречался с ней уже больше двух лет! И еще я дал вашим друзьям возможность продемонстрировать своим родным заботу о них. Придется, правда, некоторое время пожить в общежитии, но это такая малость по сравнению с тем, что случилось с Анатолием Петровичем Изотовым…
– Я не знаю никакого Изотова…
– Это и не важно. Просто запомните эту фамилию. Остальное будет в сводках. И запомните, что это – цена часового перерыва в нашем с вами общении, – в голосе Дракона громыхнула сталь, – кстати, вы можете быть свидетелем последнего вздоха Анатолия Петровича.
– Что за… – начал было Шатов, но замолчал.
В трубке послышалось чье-то дыхание, стон, отдаленный голос Дракона: "Его зовут Евгений Шатов".
– Евгений Шатов… – сказал незнакомый голос в трубке.
Потом всхрип, что-то похожее на бульканье, какой-то шум. И тишина.
Ножом по горлу. Это не больно. Если вам доведется выбирать – попросите, чтобы ножом по горлу. Так ему говорил Дракон в комнате, освещенной белым мертвым светом и пропитанной запахом смерти. И снова… Он снова стал свидетелем. И снова ничего не мог поделать.
– Если вам кажется, что своим хамством вы сможете меня уязвить и заставить делать ошибки – ошибаетесь сами, – сказал Дракон в телефоне. – Не нужно прикидываться, что вы стали вдруг равнодушны к чужим смертям. Вам мало одной? Хорошо. Я вам перезвоню завтра и сообщу дополнительную информацию, кто еще умер с вашим именем на устах. А пока можете отдыхать. Спокойной ночи.
– Маша, ну еще полчаса! – просительно протянул парень неподалеку.
– Я обещала быть дома вовремя, – отрезала Маша, и пара быстро направилась к выходу из парка. Туда, где раньше стояла высокая колоннада, а сейчас просто зияла пустота между деревьев.
Изотов Анатолий Петрович. Он умер только что, Шатов слышал его предсмертный хрип и ничего не мог поделать. Даже сейчас он может только ждать. Только ждать.
Шатов набрал номер.
Длинный гудок. Еще один. Еще. Да где же ты, Сергиевский? Гудок.
– Майор Сергиевский.
– Это Шатов.
– Слушаю.
– Мне только что звонил Дракон. И только что он убил человека…
Пауза. Сергиевский ничего не сказал, просто молчал и ждал продолжения.
– Изотов Анатолий Петрович. Я слышал, как Дракон его убил. Прямо возле телефона. И еще он сказал, что до утра убьет еще кого-нибудь.
– Где он убил?
– Откуда я знаю? Он не сказал. Предложил читать сводки.
– Вы где?
– Это тоже не важно – я иду домой, – сказал Шатов. – А вы – ищите. Объявляйте "Перехват", "Сирену" или что у вас там положено объявлять в таких случаях. А я иду домой. К жене. А завтра я приду. Или не приду. И вообще, идите вы к черту!
К черту! Идите вы все к черту! Подохните все! Почему Шатов должен думать о всех вас?
Почему Шатов должен чувствовать себя виноватым в смерти и еще этого неизвестно мужика? Дракон. Неужели нельзя было все сделать проще? Просто убить. Просто заставить умереть.
Ты хочешь, чтобы я себе стер? Или ты…
Шатов сел на мокрую скамью на краю аллеи.
Он слишком много времени теряет на самокопание. Дракон беспрерывно подбрасывает ему пищу для самобичевания. Шатов уже захлебывается чувством вины. И эти нервные срывы.
Успокоиться. Слышь, Шатов, тебе нужно просто успокоиться. Не дергаться, а думать. Дракон ведь потому и лупит по тебе, что ты можешь его понять, можешь если не просчитать, то хотя бы почувствовать его душу. А почувствовав ты сможешь предчувствовать. Давай, Шатов. Давай.
Ты уже стоишь на грани. Либо ты все поймешь и сможешь остановить Дракона, либо сойдешь с ума.