Шатов почувствовал, как мелкий озноб начал трясти все его тело. Не сырость и холод, те пробирали бы его тело снаружи. Озноб шел изнутри, заставляя дрожать вначале сердце, а потом уж пальцы на руках.
Черт. Успокойся. Не ты их убиваешь. Не ты. Тебя просто делают виновным. Но ты чувствуешь, что это дело твоих рук.
Дело твоих рук. Ты убиваешь, не прикасаясь. Эта мысль уже приходила сегодня Шатову в голову. Охотник и свора собак. Собакой у Дракона Шатов уже был. Был. И знает, какая у того хватка. И знает, как может тот все просчитать и заставить действовать.
Он ничего не делал случайно. А теперь ведет себя, будто вынужден импровизировать. И вообще, зачем он вернулся?
Отомстить? Бред. Он мог убить Шатова, но вместо этого затеял игру. А ведь как все это было просто – убить. Или искалечить. Подранить, а потом сломать позвоночник. Или ослепить. Он бы смог. Он очень хорошо знает человеческую анатомию…
Шатов вздрогнул. След? Нужно искать человека с медицинским образованием? Бессмыслица. Где искать?
Итак, Дракон возвращается. Хотя мог продолжать прикидываться мертвым. Ладно, первый звонок по телефону он сделал сгоряча, просто от яростного желания напугать Шатова напоследок. Но потом… Зачем? Ведь он мог даже вернуться и продолжить свою охоту на людей, при этом не рискуя, не афишируя себя.
Ведь он так талантливо инсценировал самоубийства и несчастные случаи… И опять – стоп. Не он. Не инсценировал. Ведь убивал не он один. Или даже он вообще не убивал. Кроме редких случаев острой необходимости. Как с оперативно-поисковым отделом. Не убивал он. Он только планировал эти убийства.
Как хозяин псарни.
А потом говорил, что своими руками… Что убивал своими руками. И говорил правду. Все это было до их поединка возле болота.
Лес, туман, удар палкой в лицо, плеск болотной жижи и обещание вернуться…
Но после возвращения Дракон словно стал другим. Он не планирует убийства… Стоп. Планировал до тех пор, пока не убил своего помощника. Явно не единственного. И – как отрезало. Дракон начинает действовать самостоятельно. Своими руками. Охотник сам бросается из засады на дичь, не выпускает свору, а подстерегает самолично. И даже пытается выдать несчастный случай за дело своих рук.
Чем это вызвано? Безумием?
И то, что он прячет свое лицо… Прятал свое лицо от Шатова. Действительно изменил лицо? Деньги и место. Деньги ладно, похоже, это для него не проблема. А вот место…
Шатов знает только одно более-менее подходящее место для этого. Клиника "Гиппократ". Место, где не действуют никакие законы, кроме установленных братвой, а следит за выполнением этих законов некто Александр Гаврилин. Вернее, Михаил Хорунжий от имени Александра Гаврилина по кличке Наблюдатель.
И в свое время Гаврилин просил помочь найти Дракона. И аргументировал это тем, что Дракон, или тот, кто действовал под его видом, убил человека в клинике. Если бы Дракон появился в "Гиппократе" с разорванным лицом, то быстро попал бы к Хорунжему. Любое другое лечебное заведение сдало бы Дракона ментам.
Частник? Отчего-то Шатову кажется, что Хорунжий перетряс всех местных специалистов. И милиция также искала очень тщательно. Выходит, что Дракон выезжал после ранения за пределы города.
И вернулся. Из спокойного, надежного места вернулся туда, где его знают в лицо. Хотя, Шатов встал со скамейки и потер руки, новое его лицо никто не видел. Даже Шатов.
И убить Дракон успел многих. Или смог организовать убийство многих?
Пока это выглядит так – Дракон выбирает жертву, не подходя особенно близко, нацеливает на нее человека, чтобы тот все изучил, а потом дает команду этому человеку…
Почему именно этому человеку? Шатов сплюнул. Если предположить, что у Дракона целая цепочка исполнителей, то логичнее все выглядело бы так – один проводит разведку, а второй убивает. Потом следующий разведывает, а первый наносит удар. И так далее. Разведку проводит один, а убивает другой. И Дракон над всем этим в роли мозга.
Похоже. С одним только допущением, что очередь убийц не иссякнет. Очередь убийц.
Убийц. Очередь.
Шатов оглянулся в глубину парка. Там раньше стоял тир. Длинное каменное сооружение, с жестяными фигурками внутри. И маленький Женька выпрашивавший у матери денежки, на то, чтобы стрельнуть из воздушки в плывущих уток, или заставить жестяного медведя забарабанить в помятый барабан. И Женька был готов терпеливо ждать, пока освободится ружье, пока счастливчики, пришедшие раньше, получат удовольствие от стрельбы. Три копейки за пульку.
Вода с волос потекла за шиворот. Нужно идти домой, не хватало еще схлопотать простуду. И еще нужно обсудить с Викой некоторые моменты. Не хочет Хорунжий появляться – его дело. Но кое-что выполнить мы его заставим…
Телефон. Он подал голос неожиданно. Дракон ведь обещал позвонить только завтра. Завтра… Это не он. Это точно не его звонок.
– Да.
– Я не отвлек ни от чего важного?
– Нет, – слово далось трудно.
– Вот и хорошо. Просто у меня для вас новость. Не знаю – хорошая или плохая… Я вдруг подумал, что мы играем не совсем по правилам. Выбирает вы или нет – погибает всего один человек. Поэтому я предлагаю… Вернее, даже настаиваю. Или нет, я просто ввожу новые правила – если вы не угадываете или отказываетесь выбирать, то штраф с вас взимается в трехкратном размере. Это должно будет сделать нашу игру интересней и увлекательней, – Дракон засмеялся.
Шатов молча ждал продолжения.
– Молчите? И правильно. Вы же не знаете, за что я могу вас оштрафовать. Так вот, тут с вами решила поговорить по телефону милая дама.
– Кто?
– Вы ее не знаете. Я, собственно, тоже. Вижу ее первый раз в жизни и, я уверен, в последний. Зовут ее… как вас зовут, милая? – в сторону спросил Дракон. – Вот сюда, в телефонную трубку.
– Алена, – всхлипнул женский голос.
– Хорошее имя! – восхитился Дракон. А теперь – игра. Алена, вы хотите жить?
– Да.
– Вы слышали ее ответ, Шатов?
– Слышал.
– А вы хотите, чтобы она выжила?
– Хочу.
– У нее есть шанс.
– Какой, к черту, шанс? – вырвалось у Шатова. – Если она видела твое лицо…
– Ваше, – поправил Дракон.
– Ваше лицо. Если она его видела…
– Вы тоже его видели.
– Но не после пластической операции, – выдохнул Шатов.
Попал или нет? Попал или…
– Молодец, – практически без паузы ответил Дракон. – Сам догадался?
– Сам.
– Молодец. И что вы будете с этой информацией делать дальше?
– Не знаю.
– Ну, подумайте на досуге, а пока вернемся к нашей игре. Скажите нашему приятелю, Алена, вы видели мое лицо? Не стесняйтесь, честно скажите.
– Нет, он в капюшоне.
– Так что, шанс у нее есть. Вы готовы, Женя? Или просто ее убить? – из трубки донесся то ли всхлип, то ли стон. – Выбирайте, у нас все – по честному.
Шатов затаил дыхание.
– Смелее, Евгений. Вот и Алена просит.
– Пожалуйста, – почти выкрикнула Алена, – играйте.
Играйте. Шатов сжал зубы. Играйте. Пожалуйста, играйте. А если я не хочу, подумал Шатов.
– Вы, кстати, можете и не играть, – сказал Дракон, будто прочитав мысли Шатова, – откажитесь. Алена просто и безболезненно умрет, а я постараюсь выполнить свое обещание о трехкратном размере. Итак – считаем до трех. Два с половиной.
– Согласен, – Шатов сошел с аллеи и прислонился плечом к дереву.
– Я задаю вам десять вопросов, отвечать на которые вы будете без размышлений. Если вы наберете три неправильных ответа, то Алена… Вы меня понимаете. Да?
– Понимаю.
– Вот и хорошо. Вопрос первый – сколько лет Алене. Быстрее.
Сколько ей лет? Молодая. Голос достаточно взрослый, но интонации…
– Возраст? – напомнил Дриакон.
– Шестнадцать.
– Сколько нам лет, Алена? Сколько? Громче!
– В декабре – шестнадцать.
– У нас проблема, – сказал Дракон. – Засчитывать или не засчитывать этот ответ как правильный? С одной стороны – ей всего лишь пятнадцать лет и десять месяцев. С другой стороны, всего два месяца…
Шатов закрыл глаза и сглотнул.
– Хорошо, будем благородны. Зачтем. Вопрос номер два – какой рост у нашей красавицы?
– Метр шестьдесят пять… семь, – выпалил Шатов.
Дракон что-то невнятно спросил, засмеялся. Шатов ждал, затаив дыхание.
– Метр шестьдесят… пять. Нужно больше доверять своей интуиции, Женя. Если бы просто ошиблись на два сантиметра, я бы, честное слово, эту ошибку простил, но вы вначале назвали правильное число, а потом исправили его на ошибочное. Проигрыш. Цвет волос нашей милой Алены?
Шатов зажмурился. До боли в глазах и до появления огненных сполохов под веками. У него же получалось… Он же чувствовал Дракона. И в лесу, и в спорткомплексе он, кажется, видел его глазами, мог почувствовать то, что чувствует Дракон…
– Брюнетка, – прошептал Шатов. – Брюнетка, но…
– Что "но"? – быстро переспросил Дракон.
– Она крашенная брюнетка. А натуральный цвет – темно русый.
Сейчас все красятся в черный цвет. А русый – это часто встречающийся в наших местах цвет волос. Есть шанс, подумал Шатов, есть шанс.
– Ну, Женя, вы снова меня потрясли. Действительно – черный. И действительно – русый. Но – светло-русый, – Дракон сделал паузу, словно раздумывая, – ну, да бог с вами. Зачтено. Но вы не расслабляйтесь, времени мало. На Алене надето пальто. Симпатичное такое демисезонное пальто. Цвет?
– Черный.
– Правильно, черный, сейчас все носят черный цвет. А вот какой сейчас все носят цвет глаз?
– Серый, – светло-русые волосы – должны быть серые или голубые глаза.
– Не правильно. У нашей дамы глаза карие. Очень красивого оттенка. Возьмите себя в руки, Шатов. Еще одна ошибка – и вы проиграете. Сосредоточьтесь, от вас зависит жизнь девушки. Красивой, надо сказать, девушки. Изящной. Немного невезучей, но тут уж как судьба рассудит. Брюки или юбка?
– Брюки… Нет, юбка… Или… – Шатов понял, что потерял над собой контроль. Успокоиться. – Брюки. Да, брюки. Брюки!
Шатов выкрикнул это слово, как заклинание.
– Да, – сказал Дракон после молчания. – Да. Плохо вы знаете нынешнюю моду. Юбка с разрезом до бедра. Вы проиграли…
– Стойте, еще раз… Дайте еще шанс! Я просто оговорился. Я… – Шатов заторопился, сбиваясь на просительный тон, – пожалуйста.
– Извините, Евгений, но я не думал, что вы станете просить вторую попытку. Вы же у нас человек слова, решительный и несгибаемый охотник на драконов. Алена уже умерла. Извините еще раз. До свидания.
Шатов опустился на корточки. Сжал голову руками и застонал. Сколько можно? Сколько он еще может вытерпеть? Алена. Он ее не знает. И теперь он будет помнить только ее имя и возраст. И рост. И цвет волос. И цвет глаз. И то, что она была одета в черное пальто и юбку с разрезом до бедра.
За что?
Шатов выпрямился, опираясь о ствол дерева. Спрятал телефон в карман.
Просто жить дальше. Просто жить.
С тошнотой, кровью, ненавистью к себе… Жить. И увидеть Виту, стать перед ней на колени и извиниться за то, что… что… что он появился на свет, что не умер там возле болота.
Исчез запах паленных листьев и мокрой хвои. Только запах крови. Запах этот заполнил все вокруг. И капли усилившегося дождя пахли кровью. Шатов поймал несколько капель губами. И вкус у них, как у крови – солоноватый металлический вкус.
Ехать к Вике? Рассказать обо всем? Поплакать? А она потом все это расскажет Хорунжему. Или они уже установили парочку микрофонов у него в квартире, чтобы ни крошки информации не просыпать. Чтобы все заботливо сложить в корзину.
Словно на автопилоте Шатов вышел из парка. Остановился. Куда? Домой? А хоть и домой…
Шатов свернул налево и пошел к троллейбусной остановке. Тут недалеко, тут всего сто метров и перейти через улицу. Тут у нас останавливаются и троллейбусы, и автобусы. Даже маршрутки тут у нас останавливаются.
Мы можем остановить все, что угодно. Даже танк мы можем остановить. Только Драконов мы остановить не в состоянии. Шатов поднял голову, словно ожидая увидеть летящего над дорогой дракона с окровавленной пастью.
Темнота. Она непроницаемым сводом сомкнулась над уличными фонарями. Только стиранная и ношеная фата осеннего дождя свисала из темноты до самого асфальта.
Изотов. Алена. Это из-за тебя, Шатов. И выброшенная из окна проститутка тоже из-за тебя. Ты не смог убить Дракона тогда, когда была такая возможность. Не смог – и Дракон вернулся. Он сменил лицо, у него изменились повадки, но он все равно остался Драконом.
Шатов не заметил, как перешел дорогу и сел в подошедший автобус. Только когда кондуктор окликнул его во второй или третий раз, Шатов понял, что нужно заплатить за проезд и вынул из кармана деньги.
Полупустой автобус. Освещенный и теплый. Один из тех импортных обносков, которые постепенно заполонили улицы города.
Знакомых лиц нет. Шатов никого из пассажиров не знает. Или не помнит. Какая разница?
Им только по пути. Через пятнадцать минут он выйдет из автобуса, и остальные так и не узнают, что ехали со смертельно больным человеком. И что болезнь его – заразна. И что любой из них может в любой момент умереть.
Какого цвета глаза у той девушки справа? А рост у парня с книгой? А вес о дородного мужика на переднем сидении? Не знаешь, Шатов? Тогда они умрут.
Шатов прошел в самый конец салона и стал лицом назад, глядя в заднее стекло.
Ночь. Фонари. Пренебрежительные взгляды светофоров вдогонку. И редкие люди на остановках. Живые. Пока еще живые. Пока.
На них еще не обратил внимания Дракон. Еще не поставил их на кон.
Напиться и забыть обо всем. Проснуться утром – и снова напиться. И так изо дня в день. Напиться…
– Ало, Вика? – Шатов прижал телефон к уху. – Слышишь меня?
– Да, Женя. Ты где?
– Я еду домой. Извини, не предупредил, что опаздываю.
– Ничего. Ты голодный?
– Нет, – Шатов подавил приступ тошноты, – я не голоден.
– Ты скоро?
– Минут через десять, я уже в автобусе. Вика…
– Да.
– У нас в доме есть что-нибудь из алкоголя?
– Вроде бы нет. А что?
– Ничего, – сказал Шатов, – я скоро приеду.
Он скоро приедет.
Можно, конечно, зайти в кабак или бар и остограммиться там. Но Шатов не был уверен, что снова не ввяжется в потасовку. Он слишком легко начал срываться. Слишком издергал себя. Он на самой грани.
Не проехать бы свою остановку, автобус как раз свернул направо. Ночью он останавливается только по требованию. Значит, нужно вовремя потребовать.
– Водитель! – крикнул Шатов, подойдя к средней двери.
Открылась дверь, и Шатов вышел под дождь. Как в пропасть шагнул.
Через дорогу светилась вывеска магазина. Это хорошо, что есть в природе круглосуточные торговые точки. Это очень здорово. Вот сейчас он купит пойла, и ему станет легче. Даже мысль об этом погнала теплую волну по жилам.
– Добрый вечер! – поздоровался Шатов с продавцом.
– Добрый вечер, – ответила девушка.
Шатов так и не удосужился выучить ее имя, хотя покупал у нее часто.
– Водку, пожалуйста, – Шатов наугад ткнул в сторону полок.
Девушка поставила бутылку на прилавок, потянулась за кульком.
– Не нужно, – Шатов положил на прилавок деньги, и пока продавец выбирала сдачу, отвинтил крышку на бутылке. – Ваше здоровье!
Глоток. Еще. И еще.
– Сдача, пожалуйста.
– Потом, сейчас вы мне скажите, что, например, вы сами предпочитаете из выпивки?
– Крепкое?
– Крепкое, – Шатов снова отхлебнул из бутылки.
– Водку.
– Отличный выбор! – похвалил Шатов. – Тогда дайте мне еще пару бутылок такой же. А лучше – три. И коньяк. У вас как – коньяк не поддельный?
– Дам хороший.
– Отлично. И все это в кулек. И скажите, какую шоколадку вы предпочитаете? – Шатов с удивлением обнаружил, что в руках у него пустая бутылка. – Бывает. Сколько с меня? Сами выберите.
Шатов выгреб из кармана все деньги, высыпал их на прилавок и задумался, не открыть ли еще бутылку. Странно, но водка еще не подействовала. Она еще не могла подействовать, а Шатов убедил себя в том, что приятная легкость уже разлилась по всему телу. Хотелось… Бог его знает, чего ему хотелось. Хотелось жить.
Шатов забрал остаток денег, кулек, потом хлопнул себя по лбу и вынул из кулька плитку шоколада:
– Чуть не забыл – это вам!
– Спасибо, – засмеялась продавец. – Выиграли что-нибудь?
– Проиграл, – пробормотал Шатов. – Проиграл.
– Следующий раз повезет.
– Обязательно.
Следующий раз он обязательно угадает, какого цвета нижнее белье у очередной жертвы. И спасет ей этим жизнь. И всем спасет жизнь. И…
Шатов понял, что водка все-таки начала действовать. Он не ел с самого утра. И начал пить, когда поминали Рыжего. И ни чем не закусил.
Ну и что? Ну и напился. Ему есть, кого поминать. Он, правда, отчего-то не помнит, можно ли поминать умершего до похорон. И не важно.
– Не важно! – прокричал Шатов, запрокинув голову.
Чем скорее его развезет, тем быстрее он сможет забыться. Тем быстрее… Подавить желание прямо тут, на улице, откупорить еще одну бутылку оказалось непросто.
Становишься алкоголиком, Женя, вон как сосет под ложечкой в предвкушении. И руки трясутся от вожделения. Алкоголик. И трус, мелькнуло в голове, и это была последняя трезвая мысль.
Потом все вдруг как-то сместилось, в голове словно лопнула перепонка, и Шатова окатила волна покоя. Он даже остановился на мгновение. Раньше так моряки выливали масло на разбушевавшиеся волны, чтобы успокоить шторм.
Умиротворяли стихию. А он умиротворяет свои взбесившиеся мысли. И они послушно замирают. Ка-акие молодцы!
Все хорошо. Замечательно. Сказочно и волшебно. Он жив, Вита жива, Вика – тоже жива.
Вон, ты смотри, даже двое дежурных в машине перед домом – тоже живы.
– Привет, ребята! Меня зовут Евгений Шатов, это вы меня охраняете. Молодцы, – Шатова качнуло, кулек в руке ударился о дверцу машины. – О!
Шатов сунул руку в кулек и достал бутылку.
– Это, ребята, водка. Замечательная вещь, если вдуматься. Выпил – и уже хорошо. Если не стошнило. А от этой не стошнит. Девушка гаран… гарантировала, что хорошая… Или это она коньяк? Не важно, я одну бутылку уже приговорил – нормально. Берите. Как это – нет? Чо, с ума сошли? А помянуть? Рыжего помянуть? Изотова, Алену… Меня, в конце концов… Вы не помните, можно поминать еще не похороненного? А еще пока не убитого? Да берите вы бутылку! Или коньяку захотели? Берите коньяк… Ну, как знаете… – Шатов со стуком поставил бутылку на капот "девятки" и помахал оперативникам рукой. – Пока.
Вот такие дела! Не хотят пить – будут тренировать силу воли. Это не просто высидеть целую ночь, глядя на бутылку перед самыми глазами. А выбросить они ее не смогут, какой мужик сможет разбить бутылку водки?
Вывод почему-то развеселил Шатова. Разбить бутылку. Смешно. И то, что ступенька чуть не выпорхнула из-под ноги, тоже несказанно развеселило Шатова. Очень забавно забормотал лифт, открывая двери. Отлично. А теперь еще раз! Хорошо, молодец. Еще!