Айя обжигает горло чаем, морщится и решает:
- Ладно, в конце концов, почему бы и нет? Скажи ей, чтобы зашла, хуже не будет…
Кристос улыбается.
- Замечательно, шеф. Ты не разочаруешься. Имельда - это такая глыба.
Он вытаскивает из кармана пакетик с травкой, делает самокрутку. Айя хмурится.
- Кристос, успокой меня, ты ведь не станешь курить здесь коноплю? Как-никак это полицейский участок. И тем более сегодня, когда вот-вот сюда явится управление в полном составе…
- Спокойно, Айя. Мы на веранде, рядом с морем, пассаты все унесут… И потом, это было доброе дело, травку я перед уходом конфисковал у ребенка!
Айя безнадежно вздыхает.
- Отстань. У меня нет ни малейшего желания еще и сегодня с утра с тобой ругаться.
Кристос затягивается.
- А больше ничего нового, дорогая моя?
- Как же, минуты без этого не проходит… Еще бы - план "Папанг", десятки людей к этому подключены, здесь и в метрополии.
- Ну тогда выкладывай с разбором. Только самые пикантные подробности.
- Насчет пикантных ты в самую точку. Среди самых свежих новостей - компьютерщики из управления немного покопали насчет Журденов. Эта парочка действительно не была знакома с Бельонами до того, как они несколько дней назад встретились на острове. Но зато…
Младший лейтенант ухмыляется, не выпуская изо рта самокрутки, он предчувствует, что продолжение ему понравится.
- Но зато?
- Им пришло в голову пошарить в сети, в частности, проверить, как там обстоят дела у Журдена. Угадай, что этот скрытник прячет у себя на Пикасе?
- Это такая штука, где хранятся фотографии, да?
- Бинго, Крис! Жак Журден коллекционирует сделанные тайком фотографии молоденьких и хорошеньких туристок в одних трусиках, от расплывчатых снимков, которые он нащелкал на пляже в упор своим мобильником, до других - в стиле папарацци, сделанных хорошей камерой с трансфокатором.
- Вау! Не ожидал от адвоката такого. А можно его за это посадить?
- Не так просто. Правда, среди прочих девиц, которых он там у себя выложил, не меньше десятка фотографий Лианы Бельон. Нашей красавице явно нравилось загорать так, чтобы не оставалось следов от купальника.
Кристос расплывается в улыбке, косячок чудом удерживается у него в зубах.
- Можно взглянуть на снимки? Я готов прямо сейчас этим заняться!
Айя хохочет.
- В управлении уже нашлось несколько таких же озабоченных, они раньше тебя вызвались добровольцами. Не надо было прогуливать, голубчик…
Кристос роняет самокрутку.
- Я не меньше твоего ненавижу этих типов из управления! Думаешь, Жак Журден положил глаз на Лиану Бельон?
- Как знать…
Капитан Пюрви допивает чай и только потом снова поднимает глаза на Кристоса.
- Я для тебя кое-что другое приготовила. Раз уж ты так рано встал, не хочешь ли с пользой потрудиться?
- Дорогая моя, я и встал только ради этого! И, если уж говорить все как есть, я даже от утреннего секса отказался…
Айя со вздохом отставляет чашку.
- У нас появилась еще одна зацепка, надо проверить! Сегодня ночью, после экстренных сообщений по телевизору, позвонила одна девица, Шарлина Тай-Ленг, она работает регистраторшей в аэропорту Сен-Дени. Судя по тому, что она рассказала нам по телефону, Марсьяль Бельон пять дней назад, за сорок восемь часов до двойного убийства, обращался к ней, хотел поменять билет на самолет. Если это подтвердится, ко всем обвинениям против Бельона вполне можно будет добавить заранее обдуманный умысел. Сегодня у нее выходной. Она живет в Рокфее. Сейчас она дома, ждет, чтобы кто-то из полиции пришел записать ее показания.
Айя протягивает ему бумажку с нацарапанным на ней адресом. Младший лейтенант давит ногой окурок.
- Ну, красавица моя, если ты решила играть на моих чувствах… Я просто о-бо-жа-аю стюардесс, - и, глядя на усталое лицо начальницы, прибавляет: - Ничего, Айя. Тиски сжимаются. Мы его возьмем, мы обязательно его возьмем.
22
Ястреб взлетает, все замирает
8 ч. 04 мин.
Я иду по широкой пешеходной улице, которая спускается к морю. Дома по обе ее стороны похожи на неярко раскрашенные кубики и на новенькие кукольные домики, у которых снимается крыша и разбираются стены. Стараюсь прочитать название улицы на табличке, прикрепленной под зеленым крестом аптеки. "Аллея Родригеса".
С той минуты, как папа закрыл за мной дверь, я делаю все в точности, как он велел. Я его слушаюсь. Не бежать. Идти по тротуару. Спуститься по лестнице. Перейти дорогу. Когда попаду на широкую аллею, по ней бежать тоже нельзя.
Я хорошо запомнила, что надо делать потом. В каждом магазине надо показывать продавцу список покупок.
Подождать. Заплатить.
Это легко, даже при том, что из-за больших темных очков я ничего не вижу, как только оказываюсь в тени.
Но папа очень строго сказал, что я не должна их снимать!
Там, внизу, в конце улицы, у самого пляжа, стоит полицейский в форме. Больше никого рядом нет. Он стоит прямо, неподвижно и только глазами водит туда-сюда, будто ленивый кот, подстерегающий воробьев.
Теперь он смотрит на меня. Наверное, я что-то такое сделала, что его удивило. Хорошо еще, что я не закричала, не побежала - я сдерживалась, как могла, хотя в голове у меня такое творилось!
Это я в газете!
Огромная фотография на первой странице - я с папой и мамой. Почти перед всеми магазинами лежат стопки газет. И все равно я должна идти спокойно, как папа велел. Мне надо их перехитрить. На газетной фотографии я в желтом платье, с длинными волосами и глаза видно. Никто не может меня узнать. И уж точно - не этот толстый полицейский котище.
Смело вхожу в лавочку.
- И чего же ты хочешь, деточка?
Молча, словно воды в рот набрала, протягиваю список тетеньке, стоящей среди деревянных ящиков. Мне надо хлеба, ветчины, печенья и бананов. Она целый час укладывает все это в пакеты, а потом еще целый час отсчитывает мне сдачу. Когда со всем этим покончено, я тихонько, почти шепотом, говорю:
- Спасибо, мадам.
Папа сказал, чтобы я не старалась изменить голос, просто надо говорить как можно тише, как будто я очень застенчивая.
Выхожу на улицу. Толстый полицейский котище все еще здесь, стоит неподвижно, но мне кажется, что он подобрался ближе, как в "замри-отомри".
Иду дальше как ни в чем не бывало.
Четыре магазина. Два с одеждой, один цветочный и блинная.
Прохожу мимо. Заставляю себя идти не спеша.
Книжный магазин.
Вхожу.
- Что ты ищешь, малыш?
Поднимаю глаза - и мне тут же становится страшно.
Китаец.
Я боюсь китайцев, после людоедов и карибских пиратов я больше всего на свете боюсь китайцев. Я даже в Париже, в ресторанах, их боюсь. Когда мы с мамой идем по магазинам, часто заходим в китайские рестораны, маме там еда очень нравится, а мне - нет. В школе Тимео рассказывал, что они едят всякие странные штуки: бездомных собак, пауков, безглазых рыб. А здесь вот - липучие огурцы. Я медленно разворачиваю папин список и молча обзываю себя идиоткой.
Я же прекрасно знаю, что Тимео болтает всякие глупости. И потом, этот-то китаец продает книги.
И газеты.
Опять натыкаюсь на свою фотографию, газета оказалась у меня прямо перед глазами. Читаю про себя, что написано большими печатными буквами.
У-БИЙ-ЦА В БЕ-ГАХ.
- Тебе газету, малыш? Ты уже умеешь читать?
Я опускаю голову, смотрю на свои мальчиковые сандалии. Мне надо купить всего одну вещь, но для того, чтобы сказать, что мне надо, я должна прочесть, а в магазине слишком темно, темнее, чем в пещере у троллей. Ничего не поделаешь, по-другому никак не получится, я снимаю темные очки и отчетливо говорю:
- Карту 1:25 000. 4406РТ.
Китаец, четверть секунды подумав, протягивает мне сложенную книжечкой голубую карту.
- Что, малыш, собираешься с родителями на пикник в горах?
Ничего не отвечаю, протягиваю деньги, не поднимая головы, - до чего же у меня уродские сандалии. Вообще-то это даже лучше, что мне попался китаец. Он, наверное, подумал, что я его боюсь. Он, наверное, привык.
Я все купила. Выхожу на улицу.
Полицейский сдвинулся с места. Он жульничает, он идет по пешеходной улице, сейчас он как раз надо мной. Я не смогу его обойти, мы обязательно встретимся, когда я буду подниматься к дому бабушки с голубыми волосами, где меня ждет папа.
Ничего страшного. Ничего страшного. Ничего страшного.
Он не может меня узнать!
Еще двадцать метров.
Так, в "замри-отомри" больше не играем, переключаемся на "цыплят и ястреба". В "цыплят и ястреба" я играю лучше всех, мне всегда удается перебежать через всю площадку, и никто не может меня поймать. Там вся хитрость в том, чтобы стать незаметной. Не носиться без толку, как мальчишки, которые воображают, будто бегают быстрее всех, а сами всегда раньше меня попадаются.
Я прохожу мимо жандарма с той же скоростью, не быстрее и не медленнее, чем шла, и даже головы не поворачиваю. Может, он на меня уставился, может, он смотрит мне в спину, может, он глаз с меня не сводит, а мне все равно, все равно, все равно - он не может меня узнать, этот толстый глупый ястреб.
Еще тридцать метров.
Мне осталось только перейти дорогу. Теперь я могу обернуться.
Полицейский далеко, на другом конце улицы, он идет в сторону пляжа.
Я же говорила, что играю лучше всех!
Как только я перейду дорогу, мне останется только подняться по лестнице, в ней двадцать ступенек, а потом можно будет побежать, бежать быстро, очень быстро, и до чего же мне этого хочется. Вот только сначала пусть проедут машины.
Машина вообще-то всего одна. Большая, черная, с очень высокими колесами, это чтобы ездить по горным дорогам. Она сбавляет скорость. Останавливается, чтобы меня пропустить.
Я начинаю переходить и машинально поворачиваю голову.
До чего же странный человек за рулем! У него смуглая, почти оранжевая кожа, на нем индийская рубашка, а на голове зеленая бейсболка с пришитым к ней большим красным тигром. Малабар - так папа их называет, в гостинице тоже был один такой, лужайки подстригал. И он тоже в темных очках.
Оранжевый человек оборачивается и все время смотрит на меня, пока я перехожу улицу и поднимаюсь по лестнице, огибая пальму. Мне страшно, у меня мурашки по всему телу бегают, ноги дрожат, я не вижу глаз этого человека, но… я почти уверена: он догадался, что я только переоделась мальчиком.
Он знает, что я девочка! Он не попался на удочку, как тупой полицейский или китаец-людоед из книжного магазина.
Вообще-то, если быстро-быстро подумать, малабаров я боюсь еще больше, чем китайцев.
Ноги у меня дрожат, как будто эта улица с ее тремя пальмами тянется бесконечно или как будто мне надо не по ней пройти, а через заколдованный лес.
Ну и дура же я. Я же почти дошла. Папа ждет меня там, за поворотом, вот-вот покажется наш дом. Теперь я бегу по тротуару не оборачиваясь, не глядя на большую черную машину, которая, наверное, уже тронулась с места.
Папа!
Входная дверь открывается, и я сразу узнаю папу, хоть он и выглядит странно с этой очень-очень короткой стрижкой, и рот без усов и бороды у него какой-то совсем крошечный. Я влетаю в коридор, папа закрывает за мной дверь, обнимает и целует меня.
Обожаю, когда папа меня обнимает и целует. Это случается нечасто. В общем-то мне нравится, что я осталась с папой одна. С ним интереснее, с мамой мы в такие игры не играли.
И я в этих играх побеждаю! Я отдаю папе свои пакеты, я все сделала как надо, я добыла сокровища и не попалась! А главное - мы уже сегодня после обеда поедем к маме!
Папа заглядывает в первый пакет, проверяет, что в нем лежит, видно, что он доволен, он мной гордится, он проводит рукой по моим волосам, как будто хочет их растрепать.
Мне только хочется поплакать из-за волос. Теперь мне кажется, что незачем было их отрезать. Вполне достаточно было бы надеть бейсболку, зеленую и с тигром, как у того малабара.
Марсьяль проверяет последний пакет, тот, в котором лежит карта.
- Солнышко, ты просто героиня!
- А теперь мы поедем к маме?
Марсьяль берет ее на руки.
- Софа, слушай меня внимательно. Я сейчас запру входную дверь на ключ. Включу тебе телевизор. Сделай звук как можно тише и, главное, никому не открывай. Не вставай с дивана. Теперь, раз ты уже дома, я хочу принять душ. Всего пять минут, а потом поедем…
8 ч. 21 мин.
Я минуты две посмотрела "Титефа", не больше, а потом слышу - прямо перед домом машина. Встать или лучше не надо?
Еще убавляю звук. Титеф мгновенно затыкается!
В гараже, который папа оставил открытым, какой-то шум.
Как будто туда заехала машина.
Мне бы хоть к окошку подойти, чтобы проверить. Мне, правда, кажется, что эта машина не на улице паркуется. Она здесь, совсем рядом, я слышу, как работает мотор.
Между домом и гаражом есть дверь. Может оказаться, что она открыта.
А вдруг кто-нибудь войдет?
Я почему-то вспомнила малабара с оранжевым лицом, в черной машине с большими колесами. Надо позвать папу, но он же сказал, чтобы я сидела как можно тише. А для того, чтобы он под душем меня услышал, надо громко кричать. Я не могу пойти в ванную, он мне даже с дивана вставать не разрешил.
Если только…
Я встаю. Тихонько подкрадываюсь к двери ванной, мои ноги тонут в толстом ковре.
Ничего. Больше ничего. Я больше никаких звуков не слышу.
Ни Титефа, ни Надю, они молча открывают рты в телевизоре.
Ни в гараже.
Я даже не слышу, как шумит вода в душе.
23
Кап-Шампань
8 ч. 32 мин.
- Полковник, вы что - не понимаете? Снять заграждения сейчас было бы предельной глупостью.
Айя вцепилась в телефон. Ларош позвонил ей сразу после того, как поговорил с префектом. Самое большее - десять минут. А префект непосредственно перед этим связывался с каким-нибудь министром - внутренних дел или по делам заморских департаментов. Самое большее - на две минуты. И потом все явно пошло по нарастающей. Бюрократический поток усиливался на каждом административном уровне и в конце концов выплеснулся на нее из уст полковника Лароша.
- У меня со вчерашнего вечера тридцать человек торчат в ваших дурацких заграждениях, капитан Пюрви… И единственный результат всего этого - бардак, какого Реюньон не знал с февраля 2006 года, когда завалило приморское шоссе.
- Полковник, поверьте мне! Бельон выберется из своей норы, ему пришлось где-то затаиться на ночь, чтобы его дочка могла поспать, у него не было выбора, но теперь он попытается что-то предпринять… Нам надо только набраться терпения.
Айя смотрит на проекцию карты Сен-Жиля на стене полицейского участка. Осмотрены уже не меньше трети домов.
- Если только Бельон не оказался к этому времени на другом конце острова…
Ларош произнес это спокойно. Хладнокровно. Без напора.
Айя взрывается.
- Этого не может быть! Мы набросили на Бельона лассо. И теперь достаточно потихоньку затягивать петлю. Я знаю эти места, полковник…
- Не сомневаюсь, капитан Пюрви. Знаете лучше, чем я, - вы ведь на это намекаете? Но одно другому не мешает: я знаю свое дело, и у меня толковые сотрудники. Сегодня понедельник после Пасхи, день традиционного креольского пикника в горах. Все население покидает города. Ваши заграждения, из-за которых нарушится местная гастрономическая традиция, войдут в историю острова.
- Вот именно, полковник. Бельону это известно. Он попытается воспользоваться моментом, чтобы уйти из сети.
Ларош делает паузу, как будто ему надо подумать. Вообще-то Айя должна была рассказать ему про девушку из аэропорта, к которой обращался Марсьяль Бельон. Скрывать такого рода сведения - профессиональное нарушение, и она это сознает. Но она-то на самом деле ничего не утаивает, просто дает себе небольшую отсрочку. Как только Кристос явится с отчетом, она сразу обо всем и сообщит. Если это действительно важно…
Ларош на другом конце провода вздыхает.
- Хорошо, капитан Пюрви. Мы еще на несколько часов оставим заграждения вокруг Сен-Жиля. Оглохнем, конечно, от воплей, но все равно у нас пока никакой другой версии нет.
Айя прислоняется к белой стене зала. Она победила.
- Спасибо, полковник. Люди уже совершенно выдохлись, они всю ночь не спали, но, если я попрошу их еще некоторое время продержаться, они останутся…
- Не перестарайтесь, капитан Пюрви.
- Что вы хотите этим сказать?
Ларош не раздражается. Айя подозревает, что у него заведены карточки на всех офицеров острова, и там должны быть указаны особенности характера капитана Айи Пюрви. И подчеркнуты красным.
- Как бы вам объяснить, капитан? Чтобы было проще, воспользуюсь вашей же недавней метафорой, помните, вы говорили про лассо и петлю? Хорошо сказано, но неверно. Точнее, она не полностью описывает ситуацию. План "Папанг" - операция предельно сложная, даже на таком острове, как Реюньон. Мы не накидываем лассо, мы раскидываем сеть, состоящую из многих связанных между собой нитей. Вот это-то и есть самое главное, капитан, то есть способ, каким они связаны. Речь идет не о простой сетке, а скорее о нескольких окружностях, вписанных одна в другую, от первой и самой простой, очерчивающей несколько сотен метров вокруг того места, где бесследно исчез Бельон, до более сложных, для которых требуется множество людей и транспортных средств, требуются системы наблюдения, специализированные бригады…
Куда он клонит, этот мудак?
- Можете не сомневаться, капитан Пюрви, мы полностью на вас полагаемся…
Снова пауза. На этот раз - хорошо рассчитанная.
- …в том, чтобы удержать в руках веревку первой окружности.
Айя представляет себе лицемерную улыбку Лароша. Вряд ли он догадывается, что в эту минуту она показывает ему средний палец.
8 ч. 36 мин.
Айя устроилась в гамаке, подвешенном между двумя казуаринами, поставила на колени ноутбук. Ей всегда казалось, что глупо было вешать гамак на парковке полицейского участка (еще одна дурацкая выдумка Кристоса), но не станет же она из-за такой чепухи восстанавливать против себя всех коллег… А сегодня, после почти бессонной ночи, ей нравится, вот так покачиваясь, просматривать почту.